Serein

Нынче я б не пришёл, Завтра бы всё облетело, Словно сыплется снег. Не тает он, но ужели Это вправду вишнёвый цвет? Аривара Нарихира

Собственные шаги отдавались громким стуком в голове, грязные волосы слиплись, лезли в глаза, все тело болело. Теплый вечерний воздух щекотал израненное лицо, опавшие лепестки сакуры путались в длинных волосах, оставались на бледной коже. Цикады пели как-то слишком громко, а лучи заходящего солнца были уж слишком яркими для воспаленных глаз Чонгука. Любимая японским народом весна прошла для него слишком быстро. В бесконечных войнах и сражениях он изнурял себя, год за годом, время для него летело так стремительно, как летят на ветру лепестки вишни сейчас. Ветер крепчает, день близится к концу, уступая место прохладной ночи. Он слышит чье-то пение. Вполне возможно, что это всего лишь плод его фантазии, игра воспаленного мозга, но голос этот так чёток, так прекрасен. Нежный бархатистый тембр завораживал. Чонгук как слепой котёнок шел на звук, внимательно смотря по сторонам. Вглубь лесной тропы, по которой он свернул, выглядывалась небольшая хижина. Почти со всех сторон её окружали цветущие деревья, возле входа слабо горел фонарь. Чей-то силуэт бросал тень на большие лоскуты ткани, которые развевались на ветру. Казалось, что он танцует с ветром, а поёт заходящему солнцу. – Так красиво…– он медленно опустился на прохладную землю, опираясь на немного дрожащие руки. В этот момент все вокруг будто остановилось: цикады пели тихо-тихо, будто их и нет вовсе, а листья на ветру шелестели как-то по-особенному красиво в этот вечер, создавая мелодию для столь волшебного голоса. Воину казалось, что он совсем один, где-то в поле возле дома, что он вновь маленький и может вот так лежать на перине из трав, закрыв глаза и думая, когда же прибежит его маленькая сестрёнка. Так легко на душе становится, глаза закрываются сами, тело будто невесомое, будто вся боль исчезла вмиг. Впервые так спокойно… Он просыпается как всегда резко, быстро открыв глаза и положив руку на клинок. Сердце заходится в груди, потому что, во-первых, он в совершенно незнакомом месте, а во-вторых, на него с лёгким испугом смотрят, большие как для азиата, синевато-серые глаза. Юноша, сидящий прямо перед ним, держал в руках небольшую керамическую мисочку с какой-то зелёной кашицей внутри. Загорелое тело было облачено в небесно-голубое кимоно, наверное, самое простое, которое есть в этом мире, и слишком лёгкое для весны. Длинные светло-русые, как выжженная пшеница, волосы ниспадали на плечи из высокого хвоста, украшенного шелковой голубой лентой. Будто немые, они просто смотрели друг на друга. – Кхм, кто вы? – первым спросил Чонгук, неловко прокашлявшись. Юноша улыбнулся самими уголками губ, смотря воину прямо в глаза, от чего тот немного смутился. – Моё имя Ким Тэхён, господин, – он склонил голову в небольшом поклоне, опустив глаза. – Я увидел вас без сознания лежащим на земле возле моего дома. Вы были ранены, организм был истощён и ослаблен, поэтому я немного подлечил ваши раны за то время, что вы спали. Чон осмотрел себя и место, в котором он находится. Немного сломанная перегородка сразу кидалась в глаза, комнатка была небольшая, но довольно уютная, из окон утреннее солнце освещало даже самые темные уголки. На нём была его чистая и пахнущая травами юката, тело не так болело, да и чувствовал он себя намного лучше. – Вы, случаем, не божество? – воин сразу же пожалел о своем спонтанном вопросе, когда Тэхён начал искренне и громко смеяться в ответ. В уголках его глаз выступили слезы, которые он даже, наверное, и не заметил, солнце выплясывало на смугловатой коже, нежные хрупкие руки прикрывали рот. – Господин, и как только такое вам могло прийти в голову? – он кончиком пальца вытер слезы, ласково и по-доброму улыбаясь. На щеках появился еле заметный румянец. Его чудный смех одновременно и смутил воина, и заставил улыбнуться. «Просто никогда не видел никого красивее, вот и подумал, что не человек передо мной». – Что это у вас в руках? – от смущения и полного наивного восторга Тэхёном, мужчина еле выдавил из себя слова. – Это лечебная мазь, господин, – юноша перемешал зеленое нечто в мисочке, – она поможет вам выздороветь. Не могли бы вы… Он запнулся, смотря на пояс юкаты Чонгука. Воин неспешно развязал его, смотря куда-то вдаль через открытое окно, пока смущенный Тэ обрабатывал его раны на груди, плечах и животе. – Я сразу понял, что вы из гвардии императора, – молвил юноша, закончив свое дело и ещё раз обводя взглядом рубцы и ссадины. – Что же меня выдало? – Чон улыбнулся самими кончиками губ, подперев щеку рукой и согнув колени, немного болезненно сморщившись. – Ваша одежда и доспехи, – он поднялся, обтряхивая кимоно от сухих веточек и листиков, которые часом ранее растирал для мази, – а еще на вас живого места нету. Чонгук горько улыбнулся, утыкаясь лбом в согнутые колени, думая о том, что если бы мог, то выбрал бы для себя совсем иной путь. Слал бы торговцем или обычным фермером, в конце концов, любая работа была бы лучше этой. Через час он был полностью собран и даже чувствовал себя чуточку лучше, но никак не мог сдвинуться с места, наполняя лёгкие ароматами трав, цветений и самого Тэхёна, нежный запах которого растворялся на языке сладким мёдом. Он пах молоком, персиками и опавшими сухими листьями, прелой травой и пшеницей, свежей мятой и рисом. Он пах его, Чонгука, детством. – Прощайте, господин воин, – Тэхён стоял возле него, до этого поставив возле двери корзину с тканями, – ваше тело не вечное, заботьтесь о нем, не изнуряйте войнами и сражениями. Юноша совсем невесомо дотронулся до его плеча, посмотрев в глаза и по-доброму улыбнувшись. На нём было всё то же кимоно, все та же шёлковая лента в волосах и воин видел, как мелко его пробивает дрожь. – Спасибо за оказанную помощь, просите у меня всё, что душа пожелает, – почему-то подсознательно Чон знал, что тот ничего не попросит, и этого он никак не мог понять. Юноша промолчал, опустив глаза. – До скорой встречи, божество Ким Тэхён. *** Ускользающее перед вечером тепло ласкало кожу, пока ветер трепал полы юкаты. Деревья закрывали его дворец почти со всех сторон, небольшой пруд подпитывал их, дарил силы. Молодой генерал чувствовал одиночество, звенящее в тишине, даже ветер, что путал его длинные волосы, был тише. Вот-вот наступит ночь, что для него мучительнее смерти, ведь тогда он уже не один: все его кошмары сползаются змеями, напоминая о том, что он так хочет забыть. У Чонгука нету страхов. Только кошмары, душащие его каждую ночь. «Скучал по нам?» - змеиное шипение в ухо. Холодная чешуя касается рук, ног, шеи. Сдавливает, валит на холодный пол, дарит фантомную боль. От этой боли он уже не корчится, как раньше, не орёт в пустоту, не прячется по углам и не зовёт слуг. От неё не уйти. С огромной, всемогущей силой даётся и проклятие, такая себе оплата. Только вот не он дьявола за руку держал, не его кровью договор подписан. Его предок не учёл тот факт, что проклятье это из поколения в поколение передаваться будет, пока, как гласит легенда, не родится тот, кто, жертвуя собой во имя любви, разрушит его. Чон горько улыбается. За всю жизнь не найдется такой дурак, который полюбит монстра и отдаст за него жизнь. Лежа на холодном полу, обездвиженный и поглощенный мраком, он слышит, как тихо звенят колокольчики возле ворот его дворца, как шепчут свои колыбели бамбуковые стебли, как взмахивает крыльями журавль. Ещё немного, и наступит рассвет. Он рассеет всю тьму, заберёт боль. Чонгук любит рассветы, тогда он на несколько часов засыпает, не видя ни снов, ни кошмаров, ничего. Будто проваливается под воду. Течение подхватывает его, колышет, нежно, как когда-то делала мама, поглаживает по голове и бледным щекам. Становится совсем тихо. Он просыпается в полдень, просит слуг наполнить ванную. День такой же, как и вчера. Краски на лице мужчины сгущаются, рана ноет, руки совсем немного дрожат. Глубокие тени залегли на совсем ещё молодом лице, тело все в шрамах, сердце будто сжато в тисках, а лёгкие проколоты иглами – тяжелые последствие десятилетних войн и поединков. Их история мечами и стрелами была расписана на его теле. Молодой господин медленно опускается в горячую воду, пахнущую разными маслами. От него исходит пар, поднимаясь от татуированной спины к самому потолку. Чон откидывает голову назад, закрывая глаза и погружаясь в свои мысли. Там он снова в той небольшой хижине, смотрит на красивого юношу, подносит руки к его лицу и проводит самими кончиками пальцев по носу, что весь в веснушках, по трепещущим ресницам и нежным губам. По всему телу пробежали мурашки, он сильно зажмурился, пытаясь запомнить этот образ. – Увижу ли я вас снова, божество? Тихие слова, брошенные в пустоту, каплями пара оседали на потолке.