***
Когда Гарри услышал, как Волдеморт говорит на парселтанге во второй раз, окружающая обстановка бесспорно не соответствовала тому, о чём говорилось. Стоять на могиле его отца во время этого было действительно романтично, верно? Волдеморт появился из котла как какой-то монстр из магловского фильма ужасов, освещённый мрачным сиянием полумесяца, тьмы и клубящегося дыма. Но Гарри сосредоточился не на этом. А на том, что Волдеморт был голым. Очень, очень голым. Гарри не знал почему он был удивлён этим фактом. Разумеется, он не ожидал, что новое тело Волдеморта вдруг окажется одетым в мантию. Ему стоило освежить свои знания в зельеварении. Что ж, Волдеморт был обнажён, что возбуждало мальчика — Гарри был подростком и проявлял интерес к наготе независимо от того, чьей она была. Ну на самом деле нет, он бы никогда не захотел увидеть таким Хвоста. Или Снейпа. Или, не дай Мерлин, Дамблдора. Но Гарри определённо мог оценить в какой хорошей форме сейчас Волдеморт. Для 70-летнего мужчины Волдеморт выглядел великолепно. Если забыть о его змеиной коже и о том факте, что у него нет носа (Гарри задумался: это облегчило бы поцелуй). А потом, наконец, мягким шипящим голосом Волдеморт попросил у Хвоста мантию — слава Мерлину, потому что сейчас не время отвлекаться — не отрывая от мальчика взгляда, будто хотел поиметь его здесь и сейчас. Или убить. Или сделать и то, и другое. Обязательно чтобы проявления двух этих эмоций были так похожи? Потому что Гарри действительно получал довольно смешанные сигналы. А потом Волдеморт, чёрт бы его побрал, прошептал: — Ты выглядишь просто очаровательно. И Гарри почти перестал дышать, забыв сделать вид, что не может говорить на парселтанге. — Жаль мне придётся убить тебя, хотя ты бы выглядел потрясающе, растянувшись на моём троне. Гарри мог это представить: себя обнажённого, ловко развалившегося на тёмном троне Волдеморта, и Тёмного Лорда входящего в высокие двери, какое-то время не замечающего его, а затем, когда это всё же произойдёт, видеть как расширятся от удивления его глаза, прежде чем сузятся от очевидной похоти и забавы. Эти красные глаза смотрели бы только на него. Затем он бы направился к Гарри своей могущественной, чувственной походкой, а когда он наконец дошёл бы до мальчика, он… Нет, Гарри, сейчас не время. Он должен был сосредоточиться, чёрт возьми! Послушать о чём говорил Волдеморт: что-то о том, чтобы прикоснуться к нему… Гарри закричал, когда Волдеморт дотронулся до его шрама. Его боль была почти невыносимой, но сквозь крики Волдеморт шептал ему: — О, Гарри, я бы опустошил тебя, метил, развратил тебя. Я бы заставил тебя кричать как и сейчас, но по совершенно другой причине. О, эти звуки, которые бы ты издавал. И Гарри ничего не мог с собой поделать — не смотря на боль, не смотря ни на что, он застонал. Волдеморт прекратил, и на кладбище воцарилась тишина, которая нарушалась только тяжёлым — наполовину от боли, наполовину от возбуждения — дыханием Гарри. Он хотел стукнуть самого себя из-за того, что позволил этому стону вырваться, но потом подумал, что раз уж он заварил эту кашу, то нечего и масла жалеть. Слегка ухмыльнувшись, Гарри задрал голову, чтобы встретиться с красными, сузившимися глазами Волдеморта и сказал: — Всё, что я слышу — это пустые обещания. Докажи. А затем, используя глубочайшее удивление Волдеморта (и разве это выражение лица не для первой полосы Ежедневного Пророка? Это был бы знаменательный день) против него самого, вырвался из его рук и — Мерлин, это были потрясающие руки, созданные для того, чтобы пришпиливать людей к себе и совращать их — побежал к Седрику и чаше, схватил их обоих и утащил в Хогвартс. Но, прежде чем он это сделал, он увидел восторженные, довольные глаза Волдеморта. Тёмный Лорд выглядел как хищник, который внезапно осознал, что его добыча намного дороже, чем он думал. Приземлившись на территории Хогвартса, Гарри не слышал криков ни учеников, ни родителей, а лишь мрачное, прошёптанное обещание Волдеморта — такое же опасное как и сам человек: — Я — Тёмный Лорд, Гарри, и я никогда не отступаю от своих обещаний. Беги, Гарри. Беги пока можешь, потому что спрятаться тебе негде. Гарри чувствовал себя так, будто ходил по острию ножа, где один неверный вдох отправит его к смерти. И всё же Гарри не мог дождаться. Он не мог знать наверняка, но полагал, что их следующая встреча будет намного, намного приятней.Часть 1
5 февраля 2021 г. в 23:42
В первый раз Гарри услышал, как Волдеморт говорит на парселтанге на втором курсе.
Увидев Джинни в Тайной Комнате, Гарри поспешил к ней, но, будучи чертовски напуганным за её жизнь, не стал оглядываться и проверять есть ли там кто-то ещё, что, если думать об этом сейчас, было достаточно глупо, но ради Мерлина ему было всего двенадцать лет. Это чудо, что после всего произошедшего он остался жив.
В любом случае Гарри немного отвлёкся.
В первый раз Гарри услышал, как Волдеморт говорит на парселтанге, когда склонившись над Джинни тряс её за плечи, отчаянно надеясь, что она откроет глаза, и услышал как Реддл сказал:
— Она не очнётся.
Это было не удивительно, вовсе нет. Удивительной была его следующая, с шипящим оттенком, который Гарри научился слышать, чтобы различать английский от парселтанга, фраза, которую Реддл пробормотал себе под нос:
— Проклятье, конечно Избранный будет таким горячим.
Затем он продолжил говорить будто ничего не произошло, пока Гарри приходил в себя, думая, что за херня эта была.
А потом, разумеется, Реддл натравил на него 60-футового Василиска и если это не было сильным отвлекающим манёвром, то он не знал, что им вообще может быть.
Тогда 12-летнему Гарри пришлось подумать о чуть более важных вещах, чем о том факте, что Том Реддл признаёт его горячим. Например, сбежать от чёртовой змеи, не умереть, спасти Джинни Уизли и уничтожить молодого Волдеморта (который, как Гарри впервые признаёт, выглядел гораздо лучше по сравнению с тем разом, когда был на затылке Квирелла. Мерлин, о чём думал Реддл, когда так изменил лицо?) Всё что угодно ради того, чтобы разобраться с Избранным, а?
И Гарри почти забыл те слова, за исключением некоторых случаев, когда он, краснея, просыпался с этими словами пылающими в его сознании.