Обладать

Тёмная каюта плывёт перед глазами, будто Алекс глядит на окружающее сквозь толщу мутной воды. Холодный морской воздух, что задувает в дыры меж худо пригнанными корабельными досками, солью оседает на губах. Голова кружится. Уши будто заложило, как случается, когда ныряешь на предельную глубину. Поворот ключа, щелчок, и запертая изнутри дверь приглушает музыку, пьяный хохот и крики, что доносятся снизу. Чуть покачиваясь на хмельных волнах, Алекс на ощупь пробирается к комоду и, чиркнув спичкой, зажигает свечи. Робкие огоньки не способны полностью рассеять царящую в каюте густую тьму. Могут лишь ненадолго отпугнуть её. Тяжёлые синие тени, сторонясь света, неохотно расползаются по углам, чтобы затаиться там до поры до времени и, как только представится шанс, вновь затопить пространство. — Алекс... — шепчет Марго, нервно заламывая руки. — Тебя не было целых семь дней… Она приближается к нему, словно к опасному хищнику. Осторожно, неторопливо. Выверяет каждый шаг. Благоразумно останавливается на расстоянии вытянутой руки, не смея подойти вплотную, пока он сам не подзовёт. Знает, что с ним шутки плохи. — Я так скучала... На миг Алексу чудится, что с ним говорит живой труп. Густо подведённые чёрным глаза Марго кажутся пустыми провалами в черепе. Нос и скулы заостряются. Ввалившиеся в беззубый рот карминовые губы беззвучно шепчут проклятья. Конечно, это всего лишь игра светотени. Портрет, написанный талантливым художником в технике кьяроскуро. Подобная картина ужаснула бы кого угодно, но только не его. Несколько долгих секунд Алекс бесстрастно вглядывается в то, чем Марго суждено стать после смерти. Косая уже давно кружит вокруг них. Он чует её гнилостное дыхание. От неё не сбежать и не спрятаться. Её не обмануть, не перехитрить. Когда придёт время, она заберёт его самого и всех тех, кто ему принадлежит. Но сейчас, в эту минуту, они здесь. Они живы. Их час ещё не пробил. И Алекс намерен взять от этой жизни всё. — Подойди. — Он едва заметно кивает сюрреалистическому видению. Марго делает шаг, и наваждение рассыпается в прах, как только тусклый свет падает ей на лицо. — Скучала, говоришь? Обхватив утянутую корсетом талию, он мягко привлекает её к себе, лицом зарывается в смоляные локоны. В нос бьёт удушливо-приторный аромат дешёвого парфюма. Но даже он не способен перекрыть кислый душок забродившего пива и терпкого табака. Так пахнет её кожа, когда Алекс, едва касаясь, скользит губами по напряжённой шее. Спускается к ключицам. Прикусывает белую грудь над кромкой корсажа, ставя своё клеймо — красноватый след зубов. Марго лишь полувсхлипывает-полувскрикивает, выгибаясь навстречу его рту. — Что ж… — Нащупав кончик атласной ленты у неё на пояснице, Алекс тянет за него, ослабляя шнуровку корсета. Хотя оба они одинакового роста, Марго всегда умудряется смотреть на него снизу вверх. Чуть подаваясь вперёд, он заглядывает в её глаза-колодцы, где глубоко на дне плещется подобострастное обожание. Так побитая собака смотрит на несправедливо наказавшего её, но по-прежнему горячо любимого хозяина. Говорят, нет существа преданнее суки. У него же целая свора бешеных псов, готовых перегрызть глотку любому, кто кинется на их хозяина. Хозяина, которого они по наивности считают вожаком. — Покажи мне, как сильно ты скучала, милая. — Алекс давит на обнажённые плечи Марго, понуждая её присесть. — И имей в виду: у меня была тяжёлая неделя. Послушно выполняя команду, она опускается на колени и ловко расстёгивает на нём брюки. Алекс выдыхает, расслабляясь. Запрокидывает голову, прикрывает глаза. Дальнейшие указания не нужны. На время можно забыться и плыть по течению. Марго всё сделает сама. Он подхватывает с комода гроздь жёлтого винограда, и в самый тот момент, когда влажные губы Марго накрывают член, втягивает в рот крупную виноградину, отрывая её от плодоножки. В смерти ли, в жизни, в преступлении или в любви — эстетика должна быть во всём. Язык Марго привычным движением сдвигает крайнюю плоть, обнажая головку. Играючи проходится по щели. Алекс переворачивает виноградину во рту. Кончиком языка оглаживает сочащуюся сладостью дырочку, оставшуюся от плодоножки. Щёки втягиваются, мягко касаясь члена, когда Марго вбирает его глубже. Усердно сосёт, подлизывая снизу. Гладкая ягода легко перекатывается на языке, касается зубов, дёсен, упирается в нёбо. Не прекращая ритмичных движений, Марго умело расслабляет горло, берёт всю длину. Верхняя губа упирается в лобок. Алекс лихорадочно толкается в тёплую глубину её рта и, посасывая тугую виноградину, по капле выдавливает сахарный сок. Вкусовые и тактильные ощущения заливают тело, и он мычит от удовольствия. Зародившийся внизу живота оргазм стремительно набирает силу. Прищуривщись, он бросает быстрый взгляд на Марго. В мерцающем свете свечей её чёрные волосы отливают медным. Безумные глаза горят синеватой зеленью. Зеленью сонного Финского залива, что, скованный толстой коркой льда, неспешно катит свои воды в дюжине метров под ними. Зеленью бездонных глаз Матвея, того щенка, которого Алекс подобрал на улице. Щенка, что считает себя чистеньким и боится испачкать белую шёрстку. Щенка, что вот уже месяц не идёт у него из головы. Покорно исполняет его волю, но не желает отдавать душу. Вцепившись пальцами в короткие каштановые кудри, Алекс стонет, исступлённо трахая Матвея в рот, и тот, повинуясь его рукам, ускоряется. Сжимает тонкие губы, обхватывая член плотнее. Гордый прямой взгляд глаза в глаза обжигает ледяной зеленью. Истерзанная виноградина лопается во рту, разбрызгивая сладкую влагу, и в ту же секунду мощный оргазм девятым валом обрушивается на Алекса, смывая его в открытый океан. — Алекс, ты… Тебе понравилось? — неуверенно спрашивает Матвей пару минут спустя. Кончик языка деликатно слизывает из уголка губ размазавшуюся помаду и молочную каплю семени. — О, да! — Удовлетворённо выдыхает тот, с усилием выныривая на поверхность. Мелкая дрожь бьёт всё тело. Он крепко зажмуривается. Моргает раз, другой. У его ног снова сидит Марго. Тушь осыпалась, подводка растеклась, в глазах всё то же жалкое преклонение. — Очень понравилось, милая. Ты себе даже не представляешь... — Правда? — Все ещё стоя на коленях, она с благоговением касается губами его пальцев. Религиозная фанатичка, целующая кольцо рыбака на руке своего апостола, ловца человеческих душ. Словно вознося ему истовую молитву, жарко шепчет: — Я так тебя люблю!.. Я так тебя люблю!.. Я люблю тебя! Алекс, люблю! — Я знаю. — Он лишь усмехается в ответ. Помогает Марго встать и, пальцем приподняв её подбородок, снова всматривается в черты лица. В потемневших от страсти антрацитовых радужках нет и намёка на зелень. Чёртова шавка! Ледяная ярость вымораживает нутро. Он прямо сейчас может оттолкнуть её, избить, сломать нос и рёбра, задушить её же корсетным шнуром и выкинуть ещё тёплый труп на мороз. Пока соблазнительные картинки проносятся в голове, он окидывает придирчивым взглядом её полуобнажённую фигуру и всё же решает повременить. Развлечься с тем, что есть. Ведь нет вины Марго в том, что она не может утолить зверский голод обладания мальчишкой. Никто смог бы. — А знаешь что… — наконец милостиво изрекает Алекс, прищёлкивая языком. — Пожалуй, я позволю тебе остаться на ночь.