The kids from yesterday

это последняя из наших поездок он начал выгорать. да, его волосы, одежда и в принципе внешний вид становились всё ярче, но эмоционально он уже давно выгорел под ярким, но холодным светом сафитов. он хочет жить вечно в свете этих искусственных огней, которые сам же и зажег. возможно он уже давно позабыл о существовании боли. его сердце больше не разбито - он свободен. эти раны прошлого больше не кровоточат. Но помнит ли он, что именно боль открыла ему второе дыхание и только эта боль сделала его тем - кто он есть по сей день? ведь когда-то, мы с ним сами, сидя на крыше говорили о том что, музыка, получает значение только тогда, когда твое сердце в дребезги разбивается. только тогда ты начинаешь по настоящему слышать то, о чем на самом деле в ней идет речь. тогда ты не знал сладость величия и славы. ты знал только горечь утраты и поражения. ты гнил сидя в углу своей маленькой комнаты, и никому не было до тебя дела, пока ты не поднялся и не рассказал о своей боли. но теперь тебе нельзя говорить о слабостях и невыносимо ноющем сердце, ведь абсолютно все камеры повернуты на тебя и они только и делаю, что ждут твоей крохотной слабины, что-бы мусолить и мусолить ее. рассказать о ней всему миру. и напоминать о ней в самые не подходящие моменты. теперь ты глушишь свои эмоции таблетками, названия которых я так и не запомнил. ты разрушаешься. ты выгораешь. ты не хочешь ничего менять. тебе нравится запирать эту жуткую боль в себе на замок и ничего не чувствовать. просто признай это, Джерард Уэй. ты ничего не чувствуешь и не хочешь ничего чувствовать потому что, это легче. легче чем сталкиваться с реальностью и болью. вновь. ты просто трус. и тебе нравиться греться под этим искусственным солнце в окружении камер. ты давно не чувствуешь боли, которая разрушает тебя изнутри. ты выгораешь. похоже, это наша последняя поездка.