Узы Дубровские

Обычный урок Истории Магической России. Братья Дубровские жгли не по-детски, раздражая учительницу. — Дубровские! Минус 20 баллов с каждого! — За что? — спрашивать в унисон было их «визиткой». — Знаете больше чем должны знать! Она это прокричала так громко, что в кабинете алхимии было слышно. Но она проговорила это зря. Варвара, которая терпеть не могла такие фразы, побагровела в миг. — Почему они что-то должны знать в меру, по вашему мнению?! — Орлова, вы не встревайте, — сказав угрожаюшим голосом, Вера Вячеславовна поматала головой. — А вот сейчас вы зря мне указываете, то есть вы ограничиваете мою свободу выражения мысли и мнения, а это уже нарушение с вашей стороны Конституции Магической Российской Федерации, точнее статья 15 части 1! — Молчать! — но Варвара уже не слушала Веру Вячеславовну. — Вы не можете ограничивать права на изучение чего-либо более школьной программы, так как ограничения этого сулит Вам 3 года тюрьмы и еще 2 года после выхода из нее без преподавательской деятельности! — Я вызываю директора! — Вызывайте! Можете и родителей вызвать! Нечего было спорить с человеком, в котором живет сущность магического юриста! — Минус 70 баллов с тебя, «юрист»! — И за что с меня целых 70 очков сняли? — ехидность прям сияла из Варвары. — Много уж знаешь! — Вера Вячеславовна, это не запрещено. И как я знаю, поощеряется даже управлением образования правительства Магической РФ. — Меня это достало! — от крика учителя у всех зазвенело в ушах, — Экспекто Патронум! Татьяна Игоревна, зайдите ко мне, пожалуйста. Ситуация 011а. Сияющий голубь упорхнул в неизвестность. Учительница стала мрачнее тучи. Шумно сев за стол, она гаденько улыбалась, надеясь, что Дубровских и Орлову накажут. По классу шли одобрительные шепотки в сторону братьев и Варвары, что они «поставили училку на место». Дубровские об этом и не думали, держась за руки под столом. Им были безразличны высказывания учителей, если они оказывались в глупом положении и начинали наезжать на близнецов. Только Лосев Илья Викторович так не делал. Ждал весь кабинет около минут 5 в шепотках, пока не раздался скрип двери. — Что вновь не поделили, Вера Вячеславовна? Скучающий тон директора показался ученикам ложным, она прижала большие пальцы к ладони. — Да вот умничают больно! — Минутку. Татьяна Игоревна надела очки, через которые видела количество очков, их историю, как историю операций в банковской системе простецов. Брови её поползли вверх, как только она взглянула на -20 очков у близнецов по тупейшей причине. — Так. Плюс 20 очков Роману и Виталию Дубровским. — Что?! — У нас расширенное знание чего-либо должно поощаряться, так как это тяга к знаниям. Дубровские погладили друг друга по коленям, переплетая ноги под столом. — Я так ей и говорила, Татьяна Игоревна! — Так, Варвара… -70 очков. Вера Вячеславовна, это что за произвол? — Да она… Пока Вера Вячеславовна распиралась в объяснениях, директриса вернула Варваре 70 очков и наградила каждого сидящего по 10 очков, за терпение и выдержку. — Вот! Думаю родителей вызывать! — Да-да. Конечно. Трель звонка обрадовала ребят, и они без зазрения совести начали хвалить Дубровских и Варвару в слух. Пока внимание было на Варваре, братья сбежали под шумок в заброшенный кабинет, где, с разрешения директрисы сделали библиотеку свою. — Варвара — молодец! — Согласен, Ром. Виталий сел на одно из синих кресел и взялся за книгу. Роман ставил заглушающие чары на комнату и закрыл дверь на ключ. Повернувшись, он осмотрел комнату. Сколько в ней произошло: первая ссора близнецов, разгром комнаты в надежде найти тетрадь по праву Магической России, первая их драка, потоп и восстановление книг, признание в любви Линде, или Лизе, как звала её только Варвара, точнее репетиция. Поцелуй Виталия в щеку брата. Как только этот момент вспыхнул в голове, Рома почувствовал себя неловко. Присев в единственное серое кресло, он немного передернул плечами, что заметил Виталя: — Что нос повесил, солнце? — Да вспомнил ситуацию с твоим поцелуем мне в щеку. — Понимаю. Они замолчали. Все остались при своих мыслях: Виталий о неразделенной любви своей по отношению к брату, а Рома об абсурдности ситуации.