And sooner or later, in ways we can't always fathom, the consequences come back to us.
— аудиограмма, найденная в запертой каюте Билли Лерк на борту «Падшего Дома»
Корво Аттано сидел на камнях чуть дальше причала и смотрел на плескавшуюся внизу тёмную воду. В саду аристократы продолжали наслаждаться тёплым вечером. Для них сегодня случилось всего лишь небольшое недоразумение. Двойник герцога сошёл с ума. Мелочь, ничуть не значительнее вырвавшегося из железного контейнера волкодава или механического солдата с заискрившей проводкой. Стража со всем разберётся, а пока можно продолжить пить вино и вести светские беседы. Пятнадцать лет назад Корво не задумываясь убил бы герцога Серконоса и залил бы Большой дворец кровью. За светский приём посреди задыхающегося от серебряной пыли города, за то, что кто-то посмел покуситься на его семью, за то, что в сердце из стекла, металла и человеческой плоти вместо его дорогой Джессамины поселилась насквозь прогнившая душа Делайлы. Теперь же он прошёл через весь дворец, как тень, не потревожив почти никого. Королевский Защитник тщетно искал хоть каплю ненависти, и не находил в себе никаких сил судить всех этих людей. «Давай сбежим отсюда. Пожалуйста!» — говорила женщина в красной офицерской форме, нервно расхаживая по крыше. Заслуживала ли она смерти? Заслуживали ли смерти те, чьи портреты были пришпилены к доске в кают-кампании «Падшего дома»? Александрия Гипатия вряд ли сможет простить себя за то, что совершала под действием своей чудодейственной сыворотки. Для Брианны Эшворт Делайла была единственным шансом хоть как-то изменить свою судьбу. После визита в Королевскую Кунсткамеру Корво часто думал, что стало бы, если бы его дочь тоже родилась не наследницей престола, а очередной маленькой аристократкой, птичкой в золотой клетке, которую никто никогда не послушает. Корво представлял, как из тела Эмили растут шипастые розы, а из карих глаз глядит на него Бездна, и от этого по утрам просыпался в липких объятьях кошмаров. Герцог Лука Абеле обожал Делайлу. В ней он нашёл что-то, чего ему всегда не хватало среди беззаботной жизни, пиров и балов. Теперь ради самопровозглашённой императрицы он был готов на всё. Лука Абеле был мерзавцем. Вот только Корво Аттано, пришедший по его душу, пятнадцать лет назад оставил на улицах Дануолла не сильно меньше трупов, чем эпидемия крысиной чумы. Ради покойной Джессамины Колдуин, законной правительницы империи. «А вы, Корво, быть может, худший из нас». Лодочник Самуэль Бэчворт тогда поплатился жизнью за эти слова. Корво убил и его. Где-то стрекотали цикады. Защитник Короны разглядывал блики на чёрной воде, и ему ужасно хотелось курить.***
Ждать Меган пришлось недолго. — Ну как, Лорд-Защитник, — спросила она, — удачно? Можем отправляться? Корво только кивнул и запрыгнул в лодку. Для того, чтобы разговаривать, он слишком сильно устал. Меган направила лодку дальше от берега, чтобы ни у кого из дворца не возникло подозрений. Скоро совсем стемнело, на окружавших гавань склонах зажглись огни, и море, горы и город окутала тёплая и ласковая ночь. Последняя ночь здесь, в Карнаке, месте, которое Корво когда-то считал домом. Меган наконец немного расслабилась, достала из внутреннего кармана спички и портсигар. — Можно? — спросил Корво, сняв маску. — Уж не думала, что вы курите, Лорд-Защитник. Он лишь неопределённо пожал плечами.***
Ночь в затопленном квартале пятнадцать лет назад тоже была полна табачного дыма и сожалений. — Уходите. Это наше с ним дело. Я разберусь, — приказал убийца Джессамины своим китобоям. Те послушались, но Корво чувствовал, как они прячутся за стенами, готовые напасть. — И что ты собираешься делать? Отомстишь за свою императрицу и убьёшь меня? Корво только отложил в сторону клинок — если бы его хотели убить, то уже убили бы — и тяжело опустился на перевёрнутый ящик. Потом начал расстёгивать защёлки своей механической маски. Ей уже начали пугать детей. «Когда я стану императрицей, это меня все будут бояться! Прямо как тебя, Корво!» — говорила ему Эмили. Корво и сам себя иногда боялся. Его всё ещё мутило — то ли от яда, то ли от осознания того, что он оказался слепым дураком. Что он выбрал быть лишь бессловесным орудием, ножом, которым наносят смертельный удар и который потом выбрасывают в реку, чтобы скрыть своё преступление. Что глаза ему застилали боль и ненависть, и потому он утопил Дануолл в крови. Убийца, всё это время молча за ним наблюдавший, тоже сел и зажёг сигару. От дыма Корво замутило ещё сильнее. — Не думал, что она может хоть чем-то отличаться от всех тех аристократов, которых я прежде убивал. Чуть раньше Корво без сомнений перерезал бы ему горло. Джессамина всегда была особенной. Но теперь он слишком устал от убийств, а от самой Джессамины остался лишь бесплотный призрак, заточённый в жуткой игрушке Чужого. — А потом я увидел твои глаза. Что-то во мне тогда сломалось. Всё, чего я теперь хочу — навсегда исчезнуть из этого города, — продолжил убийца, делая очередную затяжку. Корво видел на родине, в Карнаке, умирающих китов, чьи истерзанные тела вытягивали на берег. Должно быть, в его собственных глазах в тот проклятый день можно было увидеть такое же страдание. Убийца говорил ещё долго. О том, как брал один заказ за другим, о метке Чужого, о его рунах и алтарях, напевающих свою тихую мелодию, о том, как думал, что станет кем-нибудь значимым. Что изменит хоть что-нибудь в этом мире. Говорил он с лёгким серконским акцентом. Это почему-то успокаивало. Корво молчал. Он никогда не любил праздные разговоры, и не понимал, почему, из всех людей на свете, убийца Джессамины решил излить свою душу именно ему. Потом он жестом попросил закурить. Дым с непривычки обжёг лёгкие, и Корво закашлялся. Убийца посмотрел на него и беззлобно усмехнулся. — Так что же? Решай, — он указал взглядом на забытый клинок. — Дай мне ключ и убирайся отсюда. Я не стану тебя убивать, — прохрипел Корво. — И всё же ты выбрал милосердие. Потрясающе, — и действительно отдал ему ключ. — Надеюсь, мы больше не встретимся, — ответил защитник короны, делая шаг в ледяную пустоту переноса. Позже, много позже, Корво думал, что это были весьма опрометчивые слова. «Пятнадцать лет назад убийца по имени Дауд предупредил бы тебя, потрудись ты спросить, — шептал из Бездны Чужой. — Но ты был слишком сильно занят». Корво спросил бы не только о Делайле. Как можно жить с такой болью? Как можно спать по ночам, зная, что ты натворил? — Лорд-Защитник? — голос выдернул Корво из оцепенения. Меган Фостер протягивала ему сигарету.***
По палубе «Падшего дома» барабанил мелкий дождь. Удивительно — Корво провёл в здешних краях, под этим самым серым небом и бесконечным дождём, большую часть своей жизни, но в такую погоду у него всё равно ныли все кости. Что тридцать с лишним лет назад, когда он только-только сошёл с корабля, который прибыл с Серконоса, что сейчас. Или, быть может, теперь это просто старость. Корво закрыл свой дневник и убрал его за пазуху. До Дануолла оставался день пути. Скоро придёт время сделать последний рывок. Вернуть себе дом. Вернуть Эмили трон. Вернуться к прежней жизни, будто последних недель и вовсе не было. «А из чего сделаны кубки в Башне Дануолла, а, Лорд-Защитник?» — слова Антона Соколова всё не шли из головы. Корво не знал, что на них ответить. Наверное, как ни пытайся, забыть последние недели он не сможет никогда. Сам Соколов — как обычно, в кают-компании — заканчивал его портрет. Его — и портрет Делайлы. Было в этом что-то пугающе справедливое. Чужой очень любил рассуждать об историях, которые рассказывают друг другу люди. «Они лишь скажут, что юная Эмили Первая взошла на престол в дни страха и разрушений и что сделала всё, что могла, в мире, который не щадит ни маленьких девочек, ни императриц». Но не каждому повезёт стать героем истории. Не каждой маленькой девочке суждено родиться в Башне Дануолла, и не каждому бедняку с Серконоса — стать телохранителем, любовником и лучшим другом императрицы. Кто-то похоронит мать в детском гробу. Кто-то, ища лучшей жизни, начнёт отнимать жизнь у других. Кто-то будет смотреть, как та, с кем они с детства были неразлучны, корчится посреди дороги в предсмертной агонии. — Меган хотела с тобой поговорить, Корво, — заметив его, произнёс Соколов. — Что-то она сама не своя в последнее время. Меган Фостер нашлась на палубе: она стояла и курила, облокотившись о фальшборт. Мелкий дождь заливал всё вокруг, и её сигарета грозила вот-вот погаснуть. — Меган, — позвал Корво. Она наконец обернулась. — Меня называли так очень долго, но это ложь. Меня, — она сделала долгий вдох, как ныряльщик, готовящийся прыгнуть в море, — меня зовут Билли Лерк. И она рассказала всё о своём прошлом, о голодном детстве на улице, об отчаянии и о том, как стала убийцей. Лишь на словах о своём последнем заказе она запнулась, не решаясь сказать последнюю, самую страшную правду. — Ты помогла Дауду убить Джессамину, — произнёс Корво. Это не было вопросом. — Да. Что уж тут скажешь. Я бы хотела повернуть время вспять, да только это никому не под силу. Что уж тут скажешь, действительно. Что в тот день, над остывающим телом Джессамины, умерла и какая-то часть его самого? Что он сам тогда превратился из защитника в убийцу? Что он, повинуясь какому-то одному Чужому ведомому порыву пощадил Дауда? Что он, наверное, многое бы отдал, чтобы поговорить с ним ещё один, последний раз? — Что… что ты будешь делать дальше? Меган — или Билли, теперь, должно быть, стоило звать её так — ждала явно не этого. Клинка в живот или пули в голову — да, но не вопроса о будущем. Корво и сам не знал, зачем задал его. — Вернусь в Карнаку, наверное. Там ещё есть незаконченные дела. Корво кивнул, потом подошёл ближе и заглянул ей в глаза. — Я не забуду того, что ты сделала, и уж точно не смогу простить тебя. Да что там, я думаю, ты и сама себя не простишь. Но не мне судить тебя. Я тоже убивал. Тоже тех, кто, наверное, этого не заслуживал. — Корво провёл рукой по не скрытому маской лицу. Говорить было трудно. Он привык решать все сомнения делом: мечом, кулаками и пистолетом, а не словами. — С тех пор прошло слишком много лет. Может быть, я стал другим человеком, Билли. Может быть, ты тоже. Билли смотрела в одной ей известную точку посреди моря. Корво неловко похлопал её по плечу.***
Ключ валялся в машинном отсеке, и выглядело это так, будто его оставили там специально. По ночам, когда Корво не спалось, он бесцельно шатался по всему кораблю — слушал писк крыс, шум доживающего свои последние дни двигателя, скрип старой обшивки, ветер, гудящий в металлических трубах. Был и ещё звук — едва слышное пение костяных амулетов. Не его — все свои он всегда носил при себе. На «Падшем Доме» была лишь одна дверь, которую Билли всегда держала закрытой, и Корво никогда не видел, чтобы кто-нибудь туда заходил. Положа руку на сердце, Корво и так знал, что там найдёт. Маски китобоев. Амулеты. Два плаката с наградой за головы Дауда и Билли Лерк. Аудиограф. Пластинка была очень старой — Корво давно не видел таких. — Никто никогда не узнает, чего стоило не дать Делайле сделать Эмили Колдуин едва ли живой марионеткой в своих руках. Корво невольно вздрогнул. Этот голос невозможно было не узнать. На мгновение Корво показалось, что его обладатель сейчас где-нибудь появится во плоти, как делал это в его снах и видениях Чужой. Но наваждение прошло. В крохотной каюте был только сам Корво — и потрескивающий аудиограф со старой пластинкой. — Все наши решения что-то да значат. Где-то. Для кого-то. И рано или поздно, иногда так, как мы и помыслить не можем, их последствия настигают нас. Что-то да значат, — механически повторил про себя Корво. Кто знает, чем могло бы всё обернуться, если бы пятнадцать лет назад он сделал бы всё по-другому. Может быть, Эмили выросла бы чуть лучшей правительницей. Может быть, её не боялись бы до полусмерти её же подданные. Может быть, о Защитнике Короны не ходили бы такие жуткие слухи. Может быть, его родной остров не пришёл бы теперь в печальное запустение. Может быть, не нашлось бы никого, кто решил бы помочь узурпаторке Делайле свергнуть его дочь. Может быть… Теперь этого уже никто не узнает. Время невозможно повернуть вспять. Убийца Джессамины, даже будучи просто записанным на старую пластинку голосом, всё никак не давал ему покоя. Корво вышел на палубу. Дождь закончился. Приближался рассвет. Сквозь густой утренний туман уже можно было разглядеть высокие крыши Дануолла.***
— Я полагаю, мы больше не увидимся, — сказал Антон Соколов. Оба портрета были дописаны до конца. — Береги себя, Корво. Так уж вышло, что я стал сильно о тебе беспокоиться. Корво лишь кивнул и направился было к дверям, чтобы выйти к лодке — долгие прощания он, как и разговоры, никогда не любил — но потом всё же развернулся и обнял старика. — Ну-ну, Корво. Подумай лучше, какой у тебя план. Билли уже ждала у лодки, готовая, как и всегда, везти его к берегу. — Я обещала никогда не возвращаться в Дануолл. И вот, пожалуйста, уже дважды. Ради вас, — чуть слышно пробормотала она. — Я возьму лодку и пойду дальше один. Прощай, Билли. — Это может пригодиться, — Билли достала из кармана свой портсигар и кинула ему. Корво поймал его в воздухе. — Удачи, Корво. Он едва заметно улыбнулся.***
Нос лодки мягко коснулся берега. Башня Дануолла скрывалась в тумане. В голове всё звучал слегка искажённый старой пластинкой голос с серконским акцентом. —… я убил императрицу, но спас её дочь, и она однажды станет править империей. Таков был мой выбор. Я готов к последствиям. А ты, Корво Аттано? Корво спрыгнул на песок, промочив сапоги, и перенёсся на ближайшую крышу.