Без сна в твоих объятьях

Тецуя не считал себя чувствительным по отношению к ужастикам. Или, точнее, в своей жизни он не смотрел достаточно ужастиков, обычно из-за их заурядности и сильной занятости другими делами (читать: баскетбол, баскетбол… и, ох… баскетбол). Однако сегодняшний вечер, должно быть, был тревожным звоночком. Он разговаривал с Ханамией о классике, и диалог, начавшийся с обсуждения книг, свернул совсем в другую сторону, и вот уже Ханамия превозносил те «классические в будущем», в чём он был уверен, фильмы ужасов, просмотренные им в юности. Когда он понял, что Тецуя не знал ни об одном из них, их вечер превратился в ночь фильмов, — которая, тем не менее, не продлилась долго, потому что уже после первого ужастика Куроко чувствовал себя сломленным. Всё начиналось как нельзя лучше: он сидел рядом с Ханамией, с чужой рукой на плече; но чем дольше шёл фильм, тем ближе он прижимался к боку парня, пряча лицо в его шее каждый раз, как музыка становилась напряженнее, и держа его руку всё крепче и крепче. Примерно через полчаса Ханамия даже поставил фильм на паузу, говоря, что «всё в порядке, если Куроко не хочет смотреть дальше, хоррор не для всех», но Тецуя, по глупости, отказался. И вот они здесь, с одним просмотренным ужастиком за спиной. — Придурок, если тебе так трудно выдержать просмотр ужастика, ты мог просто сказать об этом. Нет нужды весь вечер мучить себя, — насмешливо поддевает Ханамия — ладонь, расчесывающая волосы Тецуи, даёт понять: тот не хочет быть грубым, лишь чувствует себя виноватым в том, что заставил своего парня пройти через всё это. Голова Тецуи покоится на груди Макото, ноги перекинуты через его колени, руки держатся за чужую. Его тело всё ещё будто деревянное и раздражённое ото всех тех шорохов вокруг, но Тецуя не может найти смелости проверить, откуда они исходят. — Я не думал… что так получится. Я не такой взрослый и опытный, как Макото-кун. У меня, если честно, не было пока времени смотреть такие фильмы. Куроко оправдывается, прекрасно понимая, что его парень действительно прав и эта ночь безнадёжно испорчена только потому, что он не смог рассчитать своих сил. Он, очевидно, младший среди них, из-за чего простая мысль показать свою слабость, свою боязнь придуманной истории вызвала в нём порыв досмотреть фильм до конца. А это определённо было не лучшим выбором, судя по тому, что сейчас он чувствует себя более уязвимым, чем когда-либо до этого. Тецуя вздыхает. — Прости. — Боже, эй, это не твоя вина. Не извиняйся. Давай просто пойдём спать, тогда, под одеялом, мы будем в безопасности. Хорошо? Голос Ханамии становится мягким: таким, о котором знают немногие и который ещё более немногие вообще слышали. Он несколько раз чуть похлопывает по голове младшего и шаркает по дивану, чтобы заставить Куроко встать на пол, и не отпускает руки Куроко, пока они идут в ванную. Чистя зубы, стоя бок о бок с Ханамией, Тецуя намеренно избегает взглядом зеркало, словно может увидеть в отражении кого-то за своей спиной, а потом, пока Макото ходит в туалет, зарывается в простыни, включив свет и телефон, чтобы отвлечься. Когда они наконец располагаются в кровати, голова Тецуи снова покоится на груди его парня, а рука обнимает того за талию, Куроко признаёт: — Я не уверен, что смогу заснуть сейчас. И под этим подразумевается, что, если они выключат ночник и лягут спать прямо сейчас, он будет нервничать, пока не провалится в кошмарный сон. Ханамия мурлычет в макушку: — Конечно нет, ещё только десять. Возьмём от вечера всё, да? — и его пальцы вновь и вновь гладят руку Тецуи. — Да. Так и сделаем, — Куроко соглашается, не зная, что ещё сказать. Хотя он пытается расслабиться, мысли о фильме не хотят покидать головы — словно чем больше он старается, тем более тревожно ему становится. — Хэй. Я когда-нибудь рассказывал тебе, как увлёкся химией? Тецуя поднимает взгляд на Ханамию и чуть морщит брови, удивляясь внезапности темы, — сам Ханамия смотрит на него сверху вниз со своих приподнятых подушек. — Не думаю, — допускает Тецуя. — Хочешь сказать, что тебя завлекло что-то круче, чем хороший учитель и любовь к взрывам? — Если бы только это, — усмехается Ханамия. Он поднимает голову и смотрит в потолок, начиная историю: — Всё было чуточку интереснее… Так они лежат на протяжении нескольких часов, просто разговаривая друг с другом. Или, вернее, говорит Ханамия, а Тецуя лишь чуть мычит в ответ или в знак протеста, если история кажется совсем откровенной ложью. Почти рассвет: за жалюзи медленно, но верно светает. Веки Тецуи опускаются, мозг кажется настолько сонным и тяжелым, что он, возможно, не понял ни единого слова, сказанного Ханамией в последние пятнадцать минут. За ночь они поменяли позы: оба лежали на своих сторонах кровати, и теперь их лбы почти соприкасались. Ханамия почти беззвучно посмеивается, не получая ответа на свою последнюю историю. Дыхание Тецуи медленное, лицо расслаблено. Макото вытягивается и аккуратно целует кончик носа Куроко, из-за чего тот чуть улыбается в полусне и прижимается к парню поближе. — Пора спать, — почти мурчит Ханамия со смешком и натягивает на себя одеяло. В голове Тецуи бродит последняя одинокая мысль: он не думал о вечере последние несколько часов - его парень помог забыть о тревоге. Сейчас Тецуя слишком устал, чтобы хоть сколько-нибудь бояться своих несуразных мыслей, и он лишь блаженно выдыхает, бормоча, прежде чем провалится в сон: — Спасибо, Макото.