Поменял мнение, да и вообще, не твое дело...

- Киса, ответьте мне на одну простую вещь. Ваши карманы пусты? Великий комбинатор, как обычно, пребывал в состоянии скепсиса, именно поэтому Ипполит Матвеевич не сразу понял, что обращаются к нему. Но, когда понял, поспешно обшарил карманы. - Нет. А, простите, почему вы спрашиваете? - Просто подумалось, что в самом финале вам захочется избавиться от конкурентов. Остался один стул, друг мой, и он стоит внизу. В интонации Бендера не было ни малейшего намека на сарказм, но Воробьянинов нервно нащупал лезвие бритвы в разорванной ткани и, незаметно вытащив руку, отшвырнул ту в кучу белья в углу. "Коллега", безучастно раскачивающийся на стуле, вздрогнул. - Вы слышали это? - Совершенно ничего. - Только что шансы на то, что комбинатор покинет бедного и теперь нищего Кису с богатством из стула, повысились до шестидесяти процентов. Бендер поднялся со своего места и вальяжно прошел к окну. За ним была глубокая ночь, сквозь которую в далеком родном городке слышались печальные ностальгические завывания мадам Грицацуевой, у которой вновь карты не сложились. Киса волнительно ждал: завтра их обоих ждет конец. Они поделят сокровища, и тогда пути их разойдутся. Бендер наверняка осуществит свою мечту всей жизни - посетит Рио-де-Жанейро. Сам же Ипполит Матвеевич вернется в свою унылую тесную квартирку и будет доживать свои убогие, скучные дни... - Киса, вы меня слышите? Я, кажется, с вами говорю. - Лицо комбинатора было настолько близко от его собственного, что Воробьянинов испуганно отпрянул. - Чем вы собираетесь заниматься после того, как мы разрежем последний стул? - Уйду в запой. - Сам не веря в свою серьезность, буркнул Киса, поправляя пенсне. - Недурно, хотя и необнадеживающе. А вот я, мой дорогой Киса, собираюсь остаться здесь. Остались кое-какие незавершенные дела... Да какие у этого аферюги могут быть дела? Разве что душевно попрощаться со своей "наилюбимейшей" супругой, махнуть на прощание бежевым беретиком и отчалить за свою границу. Но намерения Остапа Бендера были куда более легкомысленными, чем ожидал Ипполит Матвеевич. - Вы даже не представляете, как будет жаль мне с вами расставаться. Вы прекрасный человек, Киса, хотя и немного робкий. Такие в люди обычно не выбиваются, но нам с вами открыты все пути. - Великий комбинатор торжественно поцеловал ошалевшего Кису в густые усы, немного замедлил дежурный поцелуй и откинулся на спинку старого грязного дивана. Ипполит Матвеевич призадумался. Сегодня - их последний вечер, проведенный вместе. Полгода с этим ярким, странным и в то же время очень общительным человеком внесли свой вклад в, казалось бы, уже завершенный жизненный путь Кисы. Мужчина ещё раз поблагодарил уже почившую тещу за такой шанс внесения в жизнь разнообразия и за знакомство с этим складом крылатых фраз, который, кажется, задремал. Гусарские усы его слегка подрагивали, и даже во сне Бендер ухитрялся сохранять своё невозмутимое выражение лица. Ипполит Матвеевич, пошатываясь от усталости, поднялся. Подошел к вороху одежды, в котором несколько минут назад исчезло лезвие. Он поднял его и протер от налипшей пыли. Ещё раз повернулся к беззаботно сопящему спутнику. Одно движение - и конкурента нет. А конкурента ли? Быть может, друга. Три шага до дивана - как путь до эшафота. Дрожащей рукой Киса откинул лезвие и приставил его под дрожащий кадык комбинатора. "Нет, Киса. Нельзя". Бритва во второй и последний раз улетела по своему пути. И дело даже не в том, что это был бы грех на душу. А в том, что это именно Остап Бендер.