Вечер

— Если Ваши глаза — Преисподняя, то я готов понести наказание перед Господом за свои грехи.       Ида сидела одна, на кухне было непривычно тихо, что, в прочем, не мешало ей заниматься своими делами. Не спеша, она вышивала иголкой витиеватый узор по ткани платка. Ещё будучи маленькой девочкой, она попросила мать, чтобы та научила её шить. Со временем это переросло в скромное хобби, стежки складывались в линии, линии складывались в узоры, а узоры у неё получались особенно хорошо. Услышав над собой голос, она нехотя подняла взгляд. Не потому, что не желала смотреть на собеседника, а потому что чувствовала, что может за этим последовать.       Глаза, кристально-серые, словно мутный лёд, смотрели на неё с высоты своего роста. Уродливый шрам, занимающий половину черепа и родимое пятно на приличную часть лица всё равно не могли скрыть аристократичной красоты мужчины. Прямой нос, впалые щёки, поджатые тонкие губы. Ида действительно находила внешность Альберта интересной. Он отличался от своей семьи. Всем. Ростом, характером, внешне и внутренне, словно не от мира сего. Зачастую молчаливый, особенно рядом с рыжеволосой гадалкой, сейчас он решил начать диалог.       Ида отметила лёгкий румянец на щеках мужчины. Такой бывает только от алкоголя, следовательно Альберт ещё и пьян.       И он и правда был пьян, но не от вина, которое ему давала в детстве мама и далеко не от дешёвого виски у них дома. Его пьянила одна только мысль о женщине, чей цвет волос обжигал не хуже огня и чей томный взгляд преследовал его в самых сладких снах. — Извините?. — Всё же ответила она, — Я, кажется, не расслышала. — Если бы я мог украсть все звёзды с ночного неба, оставив лишь чёрное полотно, даже оно не сравнилось бы с чернотой ваших глаз.       Ида замерла. Эти слова действительно ставили её в тупик. Она не была глупа и давно замечала, как взгляд Альберта задерживался на ней дольше обычного. Даже при всём своём хладнокровии, предательская краска приливала к щекам, стоило ей осознать из-за чего привлекает к себе столько внимания. Раньше она избегала Альберта, не выглядя при этом бестактно. Они действительно не имели возможности пересечься с глазу на глаз, однако рано или поздно это должно было случиться. — Вы пьян. — Ровным голосом сказала она. Альберт продолжал стоять, молча смотря в глаза Иды. — Не алкоголь туманит мой разум последние месяцы. — Должно быть, вам нездоровится? — Должно быть я влюблён.       Тишина повисла на кухне. Ида думала, что ответить, Альберт продолжал стоять в ожидании.       Впервые за свою жизнь женщина отвела взгляд. Ей было стыдно. Или неловко. Одно другому не мешало, Альберт не был плохим человеком, она знала, что он в жизни её не обидит и в какой-то степени гадалка испытывала к нему что-то сродни сожаления. За тяжёлое детство, за неприятие миром, за то, что не в силах дать ему то, что он хочет.       Закусив губу, она отложила вышивку, ладони легли на стол, ей было трудно произносить это вслух, но этот разговор должен был произойти. — Боюсь, я не могу ответить взаимностью.       Мужчина всё так же молчал, пока не опустился перед ней на колени. Длинные пальцы мужчины притянули к лицу тонкую женскую ладонь, оставляя губами незримый поцелуй на костяшках, выцеловывая каждую веснушку на руке Иды. Она молча наблюдала, чувствуя, как сердце сжимается в тисках. Альберт был нежен, искренне любя и желая подарить ей то, чего она заслуживала, чего, он уверен, не сможет дать его непутевый брат. — Я так люблю Вас. — шёпотом произносит он, прижимаясь к ладони щекой, зная, что не получит желанной ласки. — Я готов отдать свою жизнь за одну только вашу улыбку. Вы очаровательная женщина, Ида. Боюсь, я никогда не смогу полюбить кого-то так же сильно.       Она молчала. Лишь смотрела на сидящего перед ней на коленях мужчину, так любяще державшего её за руку. Она действительно никогда не сможет полюбить его. Ида была замужем за прекрасным человеком, которого любила всей душой, более того, она носила под сердцем его ребёнка. Чем дольше она смотрела на Альберта, тем обиднее за него становилось. Отвратительная ситуация, она сама чувствовала себя отвратительно, отказываясь от чувств, чистых и искренних, но Ида не могла поступить иначе. — Не молчите. — Он уже не смотрел на неё, склонив голову, словно провинившийся щенок. — Христа ради, не молчите.       Но женщина молчала. Молча она притянула свою руку к груди и надела обратно чёрные перчатки. Вышивать уже не хотелось, находиться здесь и физически ощущать боль сидящего перед ней человека тоже. Подобрав подол юбки она встала из-за стола и двинулась к выходу. Лишь подойдя к двери, Ида обернулась. Альберт так же сидел, не двигаясь, от жалости к нему на глаза начали накатываться слёзы. Дрожащим голосом она ответила: — Мне жаль.