По ту сторону Рождества

      На город опустился зимний вечер — морозный, разбавленный мерцанием гирлянд и ярким шлейфом приближающегося волшебства. За окном, купаясь в желтоватом свете придорожных фонарей, неторопливо вихляли снежные хлопья.       — Ма-а, у меня не получается написать букву ц!       — Тогда напиши без неё, — донеслось из коридора под аккомпанемент торопливо цокающих каблуков.       Лидия нахмурилась, болтая в воздухе коротенькими ножками. На задумчивом детском личике разноцветными переливами игрались блики гирлянд, висящих вдоль стен детской. Из кухни, через коридор, доносился приятный аромат только-только подрумянившегося картофеля. Как же попросить у Дедушки Мороза плюшевого зайца, если не умеешь писать букву ц? Нет, кролика она не хотела — у них мордочки плоские и уши короткие, по крайней мере, так было написано в огромной энциклопедии, стоящей на полке у старшего брата. Такую же книгу, только о цветах, Лидия тоже хотела попросить, но и без того сложное слово «энциклопедия» нельзя было написать без заветной буквы. Да и «цветы» не облегчали задачи.       — Но я не могу без нее, ма! Помоги!       — Лида, я ухожу. У меня нет времени, — невнятно пролепетала мама, проводя помадой по тонким губам. — Напиши, как получается, Дедушка Мороз обязательно поймет.       — Не поймет, — разочарованно прошептала малышка, смотря на чистый лист бумаги.       Блестящая красная туфелька неожиданно слетела на пол, не удержавшись на оттопыренных пальцах. Скучающе вздохнув, Лидия наклонила другой носок, и вторая ножка тоже осталась без обуви. Из коридора донеслись последние мамины наставления, а затем звук закрывшейся двери и щелчок замка. Не забыть выключить духовку, не сидеть в темноте… Конечно.       На полке, чуть выше стола, в ряд были выставлены короны: две пластмассовые и одна металлическая, украшенная мелкими стеклышками-кристаллами. Последняя сказочными оттенками блестела в свете предновогодних огоньков. Неужели, на праздники снова придется просить корону? Но ведь так хотелось в этом году получить что-нибудь особенное…       Заяц не подходит. Энциклопедия — тоже. Платье принцессы, билет в цирк, апельсиновые цукаты — Лидия перебирала все, чего бы ей хотелось. Как назло, везде была эта несчастная буква, выходившая похожей то на «и», то на «у», но никак не на саму себя.       — Цианид, — буркнула Лидия, с комичной обреченностью падая на сложенные руки.       В огромном совещательном зале воцарилась оглушающая тишина. По резным заиндевевшим стенам бегали цветные отблески голографических экранов — они отражались от кристаллов потолочной люстры, тонули в узорах высоких овальных окон… Раскатом тихого возмущенного грома зашуршали подолы темно-зелёных и насыщенно-алых одеяний, заскрипели колёсики по древнему тёсаному полу. Все волшебники разом развернули офисные кресла в сторону Деда Мороза, не менее шокированного ситуацией.       — Русские… — только и смог выдавить низкорослый сухой старец, на экране которого светилась надпись «Шань Дань Лаожен*».       Он отставил миску с лапшой на стол, подобрал запутавшуюся в ногах редкую поседевшую бороду, забрался на спину лежащего рядом ослика — своего верного спутника — и удалился на вынужденный перерыв.       — Это он куда собрался?       — Ему-то к середине февраля только подарки разносить, — отозвался Бальтазар, рассевшийся на широком диване вместе с Мельхиором и Гаспаром*, — а ты, Санта, не отвлекайся, тебе ведь к Рождеству. И все же, Мороз, — он вальяжно развалился в кресле, пуская руки вдоль спинки и закидывая ногу на ногу, — что это было?       — А все вам расскажи, — Дедушка провел морщинистыми ладонями вдоль ворса своей синей шубы и одобртельно улыбнулся. — Девчушка-то энциклопедию прочитала, вот и набралась слов заумных.       — Скучно, — щелкнул Мельхиор.       — Вы бы, волхвы, делом занялись, — Мороз многозначительно повел бровью в сторону их экрана.       Гаспар сразу же подскочил, хватая коллег за руки, и потянул их к рабочему месту, где только что задребезжала голограмма. Внизу кружилась подпись: «Армандо Диес, двенадцать лет, город Тихуана». Тот самый Армандо не успел продолжить своё заветное послание, потому что в комнату ворвалась она — неудержимая бабуля Джо с копной бигуди в голове и десятком вязаных пончо в руках:       — Mi amor, примерь же, — приговаривала она, кружась вокруг мальца и буквально натягивая на него одну ткань за другой.       В комнате Армандо чего только не было: и гора футбольной атрибутики, и гитара со скрипкой, и флаги самых разных стран, и куча книг, правда, весьма потрепанных. Армандо как раз хотел попросить себе новую, о приключениях, только в красивой обложке, а не старую и ободранную. Из объятий бабули он выворачивался, как мог, недовольно ворча, но напора горячей южной крови не выдержал, и идею с письмом пришлось отложить.       — Ты прекрасен, mi razón de vivir, — напевала бабушка Джо, умиленно глядя на растрепанного и раскрасневшегося внука.       Затем картинка пропала, сменившись экраном загрузки: ожидание следующего письма.       — Обожаю мексиканцев! — воскликнул Бальтазар.       — Это да, — синхронно протянули Гаспар и Мельхиор.       — Жаль, что взрослые писем не пишут, эта бабуля выкинула бы что смешное, освещенной звездой клянусь.       — Как бы ни так, — отозвался клекочущим голосом Йоулупукки*, почесывая маленькие рожки, выступающие из-под копны кудрявых седых волос. — Мне вот пишут. И совсем не радостные вещи.       Троица волхвов, не расцепляя рук, переметнулась к финскому волшебнику, склонившись над его рабочим столиком. Старик в красной шубе — таких, как он, тут было немерено — начал что-то листать на интерактивном экранчике, отыскивая среди сотен записей ту самую. Неуклюжие гномики, снующие вокруг да около и непрерывно верещащие, тоже заинтересовавшись историей, взобрались наверх по его одеждам да бороде, цепляясь крючковатыми пальчиками, и хлюпнулись кто на стопки документов, кто на голову и плечи деда.       Голограмма замерцала, показывая мутное искаженное изображение. Из динамиков донеслось тяжелое хрипловатое дыхание и неравномерный скрип рыхлого снега. В непроглядной темноте терялись контуры, ничего толком не получалось разобрать, как вдруг волшебная камера выхватила и подсветила обмороженное красное лицо. Испугавшись, три царя отскочили назад, но, поняв, что это всего лишь человек, вернулись на место. На густых орлиных бровях незнакомца толстым слоем осели капли льда и снега, его волосы, выбивающиеся из-под шапки, примерзли к мелким синюшным ранкам, рассыпавшимся по скулам. Особо ярко горел нос: нежная кожа вот-вот готова была потрескаться, отдаваясь колючей болью под каждым порывом свистящей вьюги.       «Ааро Васса, тридцать семь лет, город Порвоо».       Ааро медленно полз, пробираясь сквозь сугробы. Наконец, добрался до крупного валуна, из последних сил перевернулся, припадая к камню спиной. Волна горячего дыхания вылилась прямо на невидимую камеру, парящую перед лицом Вассы, но маленькие дворники мгновенно очистили запотевший объектив. Ааро устало начал чертить что-то на снегу, но из-за толстой перчатки линии получались смазанными, да и их сразу заметал горный ветер. Пришлось стянуть меховую защиту с пальцев, чтобы написать на ледяном полотне единственное желание.       — Вие… — пробормотал Мельхиор, щурясь и изворачивая голову в попытке разобрать слова на незнакомом языке, — Йоулупукки, вие минут… Что он пишет?       — Ааро — летчик, — объяснил волшебник, — приборы в горах дали сбой, самолет разбился. Парень чудом выжил, теперь просит, чтобы я, Йоулупукки, вернул его домой к праздникам. Я подумал, что до праздников ждать нет смысла, отправил к нему поисковую группу уже сейчас. Хорошо, что додумался мое имя на снегу написать, иначе наш радар бы его не засек…       — Ого-о, — задумчиво и снова синхронно произнесла троица, затем отмахиваясь от предложения старого финна взглянуть на остальные праздничные письма, написанные взрослыми.       Так и кипела работа волшебников. Чем ближе к праздникам — тем больше волокиты. В офисах все сильнее концентрировался запах имбирного печенья и мандаринов, печеного картофеля и глинтвейна. Всюду сияли гирлянды и блестела мишура. У каждого волшебника на столике стояло по стеклянной сфере, внутри которой разноцветными всполохами мерцали фейерверки.       После Рождества волшебники вздохнули с облегчением — первый критический рубеж был пройден, все подарки доставлены в срок, а некоторым теперь полагался заслуженный отпуск. Санта Клаус крепко спал, развалившись на диване и нахрапывая праздничные мотивы, в то время как Шань Дань Лаожен только-только начал регулярно заглядывать в офис. Три царя путались в бесконечных бумагах и отчетах, попеременно отчитывая друг друга за безответственную подготовку к шестому января, а Дед Мороз спокойно крутился в низком овечьем кресле, принимая редкие заказы: Новый год был на носу, и большинство писем уже давно было написано и отправлено.       До главного праздника оставалась минута. Волшебники столпились у главных высоких окон, чтобы насладиться новогодним салютом. Больше всех радовался Дед Мороз: в этом году он выполнил всю работу вовремя, значит, сможет спокойно отдохнуть, а не отрабатывать сверхурочные, как в прошлый раз, помогая китайскому коллеге.       И вдруг за их спинами послышался тихий, но характерный писк. Мороз даже мысли не допустил, что звук исходит от его экрана, пока по широкому старческому плечу не похлопал взволнованный Гаспар:       — Дед, это тебе пишут! Быстрее!       Вырвавшись из блаженного забытья, русский волшебник широкими шагами помчался к рабочему месту, нервно потея. Сразу за ним, толкаясь и падая, понеслись и остальные, чтобы узнать, кто же пишет письмо в последние секунды уходящего года.       Под звон курантов, сидя за накрытым столом в шумной компании, восемнадцатилетняя Анита из Ижевска упорно строчила что-то на обрывке тетрадного листа. Написанные слова дублировались одно за другим на голографическом дисплее, и, конечно же, начиналось письмо с обращения к растерявшемуся волшебнику: «Дед Мороз, пусть они будут счастливы».       Анита сидела в кругу друзей и родственников, вероятно, желая счастья им, но письмо из-за недостатка времени было сформулировано не по правилам.       — Кто «они»?! Кто, Анита?       Мороз весь вспотел, лихорадочно стуча пальцами по столу и кусая губы. Коллеги, стоящие позади, старались просунуться как можно ближе к экрану, не переставая пихаться.       — Мне нужны имена! Нет-нет, только не жги!       Но было поздно: Анита щелкнула зажигалкой рядом с бумажным обрывком и поднесла его к бокалу искрящегося шампанского. Под громкий обратный отсчет, стрекотание бенгальских огней, чью-то песню и грохот хлопушек письмо осыпалось пеплом в пенящуюся игристую жидкость.       — Исполняй! — рявкнул Бальтазар на ухо старику.       Дернувшись, Дед Мороз щелкнул пальцами и сразу зажмурился, задержав дыхание. Изображение пропало, в офисе повисла тишина, а спустя мгновение за окнами чуть приглушенно разразился стрекот салютов и радостные крики людей. На экране неприлично долго крутился значок загрузки и надпись «обработка желания». Спустя бесконечные секунды, последний заказ в списке подсветился зеленым, и из динамиков донесся одобрительный писк. «Желание выполнено».       — И что в итоге? — прервав молчание, кто-то задал интересовавший всех вопрос.       Дед Мороз, молча поднявшись с кресла, снова направился к окну. За ним верным хвостом потянулись и остальные. В это время где-то в русской глубинке звонко засмеялась маленькая Лида, достав из-под ёлки большого плюшевого зайца, а через океан, в Мексике, вечно насупленный Армандо горячо поцеловал в обе щеки свою любимую бабулю. Финский лётчик Ааро Васса прижал к груди свою хрупкую ненаглядную жену, а за две тысячи километров от них, в Ижевске, Анита широко улыбнулась, глядя на свою счастливую семью. Дед Мороз задумчиво почесал серебристую бороду, торжественно помолчал и оглядел главную площадь, кипящую всеми оттенками радости: люди искрились любовью, словно лампочки на самой прекрасной в мире ёлке.       — Кажется, — неторопливо произнес русский волшебник, — я случайно пожелал счастья абсолютно всем.       Затем он обернулся, разглядывая удивленных коллег, выдохнул и по-доброму захохотал:       — Ну что, с Новым годом, друзья! Будем же счастливы!