Целитель

      Осознавая своё неприятное положение, а конкретно — отсутствие какого-либо понимания того, куда мне, собственно, идти, я задумался о довольно простой вещи. А у кого узнать? Ещё раз глянув на пустые коридоры вокруг, пришёл к единственно правильному выводу, если вообще хочу попасть на занятия — спросить в учительской.       Не теряя больше ни мгновения, скорым шагом направился к уже знакомому мне кабинету, где проходила практика ЗоТИ. По пути мне почти никто и не встретился, но и тут удивляться нечему — без пяти минут начало очередного занятия.       Добравшись до нужных дверей и постучавшись из вежливости, открыл их и вошёл внутрь просторного кабинета, не изменившегося с прошлого моего посещения, разве что шкаф с боггартом отсутствовал. По моей вине, конечно же, но хотя бы новый не принесли.       — Мистер Грейнджер? — раздался голос МакГонагалл, стоявшей рядом со столом и что-то объяснявшей долговязому рыжему старшекурснику в форме Гриффиндора. — Что-то случилось?       — Банальное незнание того, где будет проходить моё следующее занятие.       — Насколько я помню, — профессор поправила свои небольшие очки. — У вас сейчас должны начаться дополнительные занятия по Древним Рунам?       — Вам известно? — немного удивился я.       — Разумеется, мистер Грейнджер, — кивнула профессор. — Как замдиректора, я отвечаю в том числе и за составление расписания, как и за заверение заявлений разного рода. В том числе, и на дополнительные предметы. Мистер Уизли.       МакГонагалл перевела взгляд на долговязого рыжего. Парень и так стоял, что говорится, по стойке смирно, но сейчас вытянулся пуще прежнего, а ведь это казалось решительно невозможным.       — Да, декан?       — Вы ведь уяснили суть моего поручения?       — Конечно.       — Отлично. Тогда, будьте так любезны, проводите мистера Грейнджера до кабинета Рун. Ваше же занятие на том же этаже?       — Да, декан. Сделаю, — кивнул кудрявый рыжий Уизли, бодро развернувшись ко мне лицом и направившись на выход.       Благодарно кивнув профессору, я покинул кабинет вслед за Уизли, на лацкане мантии которого виднелся значок старосты. Мы шли молча, не проронив ни единого слова. Но слов и не нужно было, чтобы понять типаж этого парня — исполнительный офисный работник. Из него бы вышел отличный помощник, правда, он ценит лишь тех, кто выше его по статусу. Ну и наверняка есть личный список наиболее важных персон.       Довольно быстро мы добрались до нужного кабинета. Старший Уизли остановился у открытых дверей и обернулся ко мне.       — Здесь проходят занятия по Древним Рунам, — сухим строгим голосом сказал он, подражая МакГонагалл. — Заходи, время ещё есть.       — Благодарю…       — Перси Уизли, — кивнул он.       — Гектор Грейнджер.       — Знаю.       Перси отправился дальше по коридору, а я зашёл в класс.       Всего пять учеников с разных факультетов, не считая меня — немного юных волшебников на нашем курсе выбрали себе Древние Руны дополнительным предметом. Сам же кабинет был вполне обычным, без каких-либо деталей, по которым можно понять, что это — кабинет рун. Хотя, есть одно отличие — стены не каменные, как везде, а с очень приличной деревянной отделкой, выгодно выделяющей кабинет среди прочих.       — Хм? Ещё один? Что же…       Голос принадлежал черноволосой женщине средних лет, что сидела за столом преподавателя. Её мантия была густого тёмно-красного цвета, а сама ткань отдавала ощущением «тяжести» — такое впечатление обычно производит бархат. В руках она держала пергамент, и каждая мелочь в том, как она сидела, держала этот самый пергамент, смотрела на него, всё это выдавало некое неудовольствие и безысходность. На меня же эта волшебница посмотрела лишь пару мгновений, вернувшись к изучению пергамента.       — Вы проходите, молодой человек, присаживайтесь. Сейчас уже начнём…       Просить меня дважды не нужно — я споро направился к одному из свободных больших столов. Достав из рюкзака всё необходимое в виде учебника, тетради, пергамента, перьев и остальной канцелярии, я быстренько осмотрел присутствующих. Три мантии Рэйвенкло. Одного из парней зовут Энтони Гольдштейн, кажется. За самой ближней к преподавателю партой сидит Гермиона, единственная с Гриффиндора, и старательно что-то вычитывает в книге. Занятно. Похоже, моё согласие пообщаться, наряду с приглашением за стол факультета на обед, сбило её с мысли, и она пропустила мимо сознания то, что у меня будут Руны. Как и у неё. А нет, оглянулась, нашла меня взглядом и как-то даже облегчённо выдохнула.       Сбоку от меня сидела Дафна, которой я поспешил приветственно кивнуть. Во взгляде девочки читалось: «И тут он…». Надо было сесть поближе. Зачем? Я нахожу забавным лёгкую неприязнь, как и столь же лёгкую доброжелательность, причём это справедливо для всех возрастов. Не переходя границы, можно раскачать таких разумных до забавных реакций. Но главное — не переходить границы.       А ещё я заметил, что у Дафны аж пять книжек на столе — учебник, и четыре поменьше форматом, но потолще. Словари? А может быть ещё что-то ценное и интересное? Если верить слухам, что на Слизерин попадают только чистокровные волшебники, ну или максимум полукровки, возможно ли, что у девочки есть более интересные источники информации по предмету? Ну или хотя бы понимание того, какие книги лучше брать, а какие — игнорировать?       Дафна не могла не заметить мой взгляд на её книги, нахмурила бровки, посмотрела на меня, на книги, снова на меня, и до ужаса забавным, милым и одновременно гордым движением попросту сграбастала свои книги, придвигая поближе к себе. При этом даже полный профан в невербальном общении смог бы прочитать в её взгляде простую фразу: «Да черта-с-два!».       — Итак, — преподаватель обратила на себя внимание, встав из-за стола. — Что-то вас многовато…       Ученики недоумённо заозирались, но каждый мог увидеть лишь пять человек помимо себя. Видать, все ещё помнят слова МакГонагалл о том, что приходилось ей вести классы и побольше, чем весь поток третьего курса.       — Простите, много? — Задала вопрос Гермиона, не забыв и руку поднять.       — Мой предмет никогда не был популярен среди школьников. О чём они, несомненно, жалели после выпуска. Это позволяло разбивать курс на две-три группы по два-три ученика и проводить занятия чуть ли не индивидуально. Отличный подход, ведь понимание Рун — очень индивидуально. Кто скажет, с чем это может быть связано?       У меня были мысли, но я решил пока что притормозить с высказыванием оных — хватило и Трансфигурации. Но вопрос не остался без ответа — Энтони Гольдштейн, как и Гермиона, подняли руку.       — Да, мистер… — профессор указала скупым жестом руки в сторону парня.       — Энтони Гольдштейн, профессор.       — Ах, да, я — профессор Бадшеда Бабблинг. Итак, мистер Гольдштейн?       — Причина индивидуальности понимания Рун кроется в том, — уверено заговорил парень, — что в первую очередь Руны — языки. Языки древние, и дословного перевода не имеющие.       — Именно, мистер Гольдштейн. Отсюда вытекают и все сложности.       Энтони сел на место, а профессор начала медленно выхаживать перед классом, рассказывая.       — Можете записывать. В учебной литературе слишком много лишнего, порой даже, художественного описания. Избавимся от этого.       Мы дружно раскрыли тетради и приготовились писать под диктовку.       — Каждая руна информационно самодостаточна, несёт нагрузку на уровне слова, а порой и фразы, имеет множество смысловых значений, а вместе с этим — множество магических эффектов. Как смысл рунического текста можно понять лишь по контексту, так и магический эффект даже одной руны зависит от множества внешних факторов.       Тихий скрип перьев заполнил кабинет, а профессор выждала пару мгновений, давая время на запись.       — На моём предмете мы будем изучать несколько рунных языков, разбирая все смысловые грани. Вместе с этим мы будем изучать на примерах принципы построения магических цепочек с помощью рун, разбирать их вариативность и учиться их составлять с нуля. Очень важно понимать, что несколько рун на письменности могут значить одно, по смыслу самих рун получалась совсем другая фраза, а магическое воздействие — вообще иное…       Краем уха я слушал и записывал слова профессора Бабблинг, но большей частью сознания погрузился в распутывание внезапно выползших отрывочных ассоциаций-воспоминаний гнома. Выползших, из-за темы занятия, самого предмета. Эти отрывки, огрызки воспоминаний, словно кадры из фильма вели меня по смутным образам, создающихся на их основе.       Гномы, великие ремесленники и мастера добычи всего ценного из земных недр. Их навыки взрастили в них непомерную гордость, а драгоценности в земных недрах, как и шедевры собственного производства — непомерную жадность. Но это же заставляло двигаться вперёд, ведь недопустимо, чтобы «ушастые» вдруг создали что-то лучше, а такое бывало. Гном из осколков помнит воспитательные розги отца, когда не мог заучить и составить рунную цепочку, или когда не уследил за температурой в печи.       Но были и более конкретные воспоминания. Первая правильная рунная цепочка, первый боевой молот, что был лично выкован и зачарован этой цепочкой. Первый и последний Личный Шедевр — секира. Но куда важнее было то, что слова о Рунах и языках на их основе, находили свой отклик в этом осколке. Руна может дать один из нескольких эффектов в зависимости от окружающей среды, магии вокруг, магии в конструкте, от других рун — факторов множество. Убрать вероятность срабатывания ненужного эффекта можно с помощью других рун и цепочек, а также подавая определённую магическую энергию, плохо совместимую с ненужными эффектами. Но контролирующие рунные цепочки так же состоят из рун, и у них так же есть ненужные эффекты. Чтобы всё это учитывать, нужно очень хорошо знать рунные языки. Жаль, что вспомнить их не позволяет «дырявость» осколков.       Однако, именно эти жалкие крохи, не несущие практически никаких знаний, позволили окончательно сложить паззл под названием «Местная Магия». Всё предельно просто!       Всё, что я видел, и всё, что возможно ещё увижу, за некоторым исключением, не является привычной мне школой магии, и этому есть объяснение — все эти сложные вычисления, чудовищный контроль энергий, монструозные конструкты из рун и прочих структур… Они просто не нужны! Из-за того, что местные волшебники все поголовно, как я вижу, обладают внутренней нейтральной энергией, они никогда не сталкивались с дефицитом энергии, им не приходилось учиться её накапливать, собирать крохи разнообразной внешней энергии из мира вокруг и его проявлений, не приходилось ради крошечного увеличения энергоэффективности конструктов усложнять их на порядки, и прочие «не приходилось».       Даже более того, местные волшебники пошли по пути психологических ограничителей для предотвращения спонтанного волшебства, но при этом найдя свой, уникальный и совершенно мне непонятный метод создания чар, заклинаний и прочего колдовства на основе жестов, слов, воли и фантазии. И ведь работает, я точно знаю, хоть и не понимаю, как именно. Словно программа или ритуал… Хм, а вот последнее нужно будет обдумать.       — Ты выглядишь отвратительно воодушевлённым, — донеслось до моего слуха замечание Дафны, пусть и сидела она не так уж и близко.       — Я понял магию.       Дафна закатила глаза к потолку.       — Разговоры, пожалуйста, оставьте для перемен, — профессор обернулась к нам.       Воспоминания гнома пробудили острое желание что-нибудь сделать, но по этим же воспоминаниям я могу с уверенностью сказать, что ничего толкового не сделаю — просто не знаю нужного.       От понимания того, насколько неполноценны и обрывочны воспоминания осколков, мне стало как-то досадно. Ну, ничего. Зато местная рунная магия хотя бы привычна мне своей сложностью, что растёт по экспоненте при усложнении цепочки. А ведь если подумать, именно рунная магия как дисциплина должна быть неразвита здесь. Просто привычные осколкам рунные цепочки и контуры довольно узкоспециализированы в плане требований к типу энергий, и тому есть причина. Например, энергия огня в рунном контуре крайне существенно подавляет вероятность срабатывания эффектов, например, воды, которые заложены в рунах. Местные же лишены подобной радости, а в цепочке придётся полностью просчитывать все взаимодействия, ведь нейтральная энергия равнозначно хорошо подходит для всего и ничего не подавляет. Подобные сложности волшебникам не особо и нужны, ведь они могут колдовать и без этого, а как следствие — отсутствие необходимости развивать это дело.       Но всё это не отменяет того, что я обязательно буду изучать местное колдовство. Крупицы знаний и навыков осколков точно помогут мне если не изобрести что-то новое, то может быть узреть то, что местные упустили, пусть и не из-за невежества, а из отсутствия необходимости «смотреть»?              ***       Обеденное время — чудная пора «столкновений» и совершенно, абсолютно неожиданных встреч. Конечно же я иронизирую, но то, как порой враждующие ученики смотрят друг на друга, встречаясь в коридорах, это, конечно, м-да.       На этот раз мне пришлось добираться до большого зала не в компании других ребят с факультета, а вместе с теми, кто присутствовали на Древних Рунах. Ученики с факультета воронов держались обособленно как на занятии, так и после. Дафна быстренько собрала свои книжки и, помня моё к ним внимание, малодушно сбежала от греха подальше. В итоге весь путь я проделал, по сути, в компании изрядно спешащей Гермионы.       — Извини, что раньше не подошла, — говорила Гермиона, пока мы шли.       — Да ничего страшного.       — Я даже не знала, что ты уже очнулся. А потом эти дементоры в поезде, распределение, только на котором узнала, что ты очнулся, профессор МакГонагалл сказала, когда я заверяла утром после пира расписание, что ты очнулся вполне самостоятельным, а не младенцем, как все боялись, а потом учёба эта, расписание, предметы один за одним до самого вечера…       Гермиона ускорила темп своего рассказа. Если мне не изменяет память уже этой жизни, то так она себя вела, когда волновалась или была, наоборот, на подъёме. Под монолог девочки мы добрались до дверей Большого Зала, где группы учеников сливались в один поток.       — Проще говоря, ни ты, ни я не знаем, с чего вообще начать, — покивал я, когда мы, наконец, зашли в Большой Зал вместе с потоком других ребят. — Тогда, давай всё по-простому. Как-то так совпал момент моего пробуждения, что все возможности знакомиться пропали.       Развернувшись к Гермионе, что тут же остановилась, протянул руку.       — Гектор Грейнджер, твой брат.       Глупо моргнув один раз, Гермиона тряхнула копной непослушных, но уложенных в подобие причёски волос и пожала руку.       — Гермиона Грейнджер, твоя сестра. Старшая, между прочим, — слабо улыбнулась она.       — Пошли за наш стол, поговорим. Старшая, — ухмылку я не скрывал.       — Разве это не так?       Сев за свободное место рядом друг с другом и тут же получив пустые тарелки со столовыми приборами, начали накладывать нечто мясное и гарниры с общих тарелок, поданных «в стол» — нечастая манера сервировки, ведь обычно порции индивидуальны. Ребята с моего факультета не придали особого значения тому, что за столом сидит гриффиндорка, ведь к нам порою захаживают гости с других факультетов.       — Ну, несмотря на моё прошлое состояние, я всё помню.       Гермиона посмотрела на меня с очевидным сомнением не только во взгляде, но и в выражении лица в целом.       — Не веришь? Я вот помню, как в пять лет ты услышала где-то, что ещё слишком маленькая для использования ругательств.       Сестра уставилась на меня с сомнением и неверием, а садящиеся за стол коллеги по факультету старались подвинуться поближе под предлогом наполнения своих тарелок блюдами из общих.       — Где-то месяца два ты этаким важным пушистым хомяком ходила по дому, и если родители не видели, вставляла крепкое словцо с поводом и без, — я действительно это помнил. — И с каждым, абсолютно с каждым словом ты становилась всё более важной и «взрослой». Пока мама не применила к тебе воспитательного ремня.       — Точно! Вспомнила, — просияла Гермиона, но тут же уставилась на меня осуждающе. — Мог бы и другое что вспомнить.       — Ага, как ты прятала от родителей «взрослые» книги в моей комнате? — доброжелательно ухмыльнулся я. — Или, как в девять лет устроила мне, учитывая моё состояние, трёхчасовую лекцию-репетицию собственной речи о том, что я «неправильный» больной и болею не по книжке?       — Ой, всё, я поняла, хватит, — с лёгкой улыбкой Гермиона вскинула руки в защитном жесте, держа в одной из них вилку. — А ты… Ты…       — А вот и нечего сказать, — подытожил я, отпив тыквенного сока из стакана. — До выздоровления я делал всего несколько вещей. Смотрел в стену, чертил или рисовал, писал неведомые формулы и ходил по нужде.       — Да… — куда более понуро кивнула сестра, начав как-то неловко колупаться в тарелке с едой.       Ученикам же вокруг, что говорится, респект и уважение, ведь несмотря на любопытство, они не нарушали личного пространства и не лезли с вопросами прямо вот сейчас.       Без особого аппетита съев обед, Гермиона неловко крутила кружку с соком в руках.       — Очень неловко получилось. Я имею в виду, летом. Мне нужно было вместе с родителями тебя встретить. Но самые оптимистичные прогнозы мадам Помфри говорили, что ты будешь болен ещё полгода минимум. Вот я и решила, что будет здорово встретить тебя под Рождество в больничном крыле. И не очень здорово, если ты бы оказался психологически и по навыкам слегка…       — Недоразвит?       Взглянув мне в глаза и не увидев там никакой насмешки или издёвки, Гермиона кивнула. Ну, а что? Может быть и жизненного опыта у меня не так уж и много, ведь осколки крайне неполноценны в этом плане, но мне и не «чистых» тринадцать лет, чтобы обижаться на пустяки.       — Да, — кивнула сестра.       Словно очнувшись, она осмотрелась вокруг и заметила, что ученики-то уже начали покидать большой зал. Да, обеденный перерыв — он долгий самый, но время, как ни крути, не резиновое.       — Нам, пожалуй, нужно бежать. Кстати, не обижайся на родителей, что они перестали посещать тебя, пока ты был в больничном крыле. Я читала, что магглам крайне тяжело находиться в местах скопления активно колдующих волшебников. Они начинают психологически искать повод туда не возвращаться.       На это я кивнул и быстро допил оставшийся сок. В принципе, подобное наблюдалось и в некоторых кусочках воспоминаний осколков. Взять хотя бы того же эльфа. Около двадцати лет он преподавал в Имперской Академии Волшебства, что была в столице. Вокруг неё была своеобразная зона отчуждения, образовавшаяся сама собой — обычным людям было просто некомфортно находиться рядом. Жаль, как же жаль, что этих воспоминаний у меня почти нет, лишь десяток смутных образов.       — Ты всё время в такой спешке, суматохе, бегаешь туда-сюда, — подметил я, так же вставая из-за стола.       — Я взяла все дополнительные предметы. Даже хорошо, что из-за дементоров изменили расписание, сделав его довольно линейным. По старым вариантам расписания со множеством групп я бы, скорее всего, не смогла посещать некоторые предметы.       Мы покинули большой зал и отправились обратно в кабинет Древних Рун. Да, сдвоенное занятие. Об этом я и решил спросить.       — А раньше сдвоенных занятий не было?       — По рассказам старших курсов, обычно для дополнительных занятий отводятся отдельные часы. Разные предметы проходили зачастую в одно время, потому и посетить их практически невозможно. Было.       — Хм, ясно-ясно, — покивал я, пока мы прогулочным шагом шли по коридорам.       Из-за угла очередного коридорного перекрёстка вырулила Дафна, только-только махнувшая рукой на прощание полноватой рослой девочке в цветах Слизерина, нашей однокурснице. Девочка та пошла в другую сторону, а Дафна оказалась практически рядом с нами. Собственно, как и три рэйвенкловца, что шли довольно далеко впереди.       — Гринграсс, — тут же кивнул я с лёгкой улыбкой.       — Грейнджер… и Грейнджер.       Гермиона сходу приняла вид обиженный и отстранённый, выказывая своё «Фи». К слову, Дафна сделала то же самое, и её «Фи» было не показательным, но при этом и куда более качественным, что ли. Но, помимо этого, она плотнее прижала к себе школьную сумку, что свисала с плеча.       — Я заметил у тебя переизбыток книг по рунам…       — Не дам, моё, конец истории.       — Ты разбиваешь мне сердце.       — Тогда тебе нужно поспешить в больничное крыло. Мадам Помфри большой специалист в разного рода травмах.       — Не понимаю, — мотнула головой Гермиона. — Как ты, Гектор, можешь быть таким разным?       — Разным?       — Да. То понимающий, то умный и серьёзный, то надменный, затмевая этим даже Малфоя. А с ребятами с Хаффлпаффа вообще простой, свойский, словно с самого начала с ними учился. Как-то даже лицемерно со стороны.       — Ты не улавливаешь суть, Грейнджер, — вместо меня заговорила Дафна. — Он ведёт себя так, как того требует ситуация. С его точки зрения. Преследуя свои цели. Лицемерно ли? О, да!       Дафна ухмыльнулась, на миг глянув на нас.       — Но жизнь — вообще сложная штука.       Мы подошли к дверям кабинета, а внутри уже расселись по местам пришедшие немного раньше рэйвенкловцы.       — Весь мир — театр, — продолжила монолог Дафна, заходя в кабинет. — В нём женщины, мужчины — все актёры. У них свои есть выходы, уходы…       Дафна хитро взглянула на Гермиону, пока мы шли между рядов столов к своим местам, но Гермиона лишь удивлённо смотрела на брюнетку.       — И каждый не одну играет роль, — закончил я.       — Шекспир, — констатировала факт Гермиона.       Я занял свой стол слева от прохода, Дафна — справа. Гермиона же стояла, глядя на нас.       — Не думала, что ты знакома с классикой, — обратилась она к Дафне. — Мне казалось, что чистокровные ненавидят всё маггловское.       Дафна с лёгким и почти незаметным удивлением посмотрела на Гермиону.       — Со стороны ты кажешься умнее, Грейнджер. Бесплатный совет, который я однажды получила от родителей. Закрой книгу и раскрой глаза. Мы ездим на поезде, каретах, используем радио, коллекционируем огнестрельное оружие, фотоаппараты и плёнки для них, архитектура, да те же лифты в Министерстве, сантехника в Хогвартсе. Хотя…       Дафна показательно отмахнулась.       — Никто и не ждёт от вас какого-либо понимания.       — Вас? — в Гермионе просыпается агрессия.       — Не задавай вопрос, на который не хочешь знать ответ.       Гермиона вздёрнула носик, и посмотрела уже на меня.       — Если у тебя возникнут какие-то вопросы, обязательно обращайся ко мне. Я тут, всё-таки, уже не первый год и многое знаю. И ещё, Гектор, не рекомендую общаться со слизеринцами. Ни к чему хорошему это не приведёт.       Она развернулась и пошла к своему столу. Рэйвенкловцы спокойно сидели и делали вид, что заняты, но как только Гермиона отошла в сторону, ко мне обернулся сидящий впереди Энтони Гольдштейн.       — Учитывая то, как ты вступился за сестру перед Малфоем, я ожидал подобного и здесь. Почему?       — Не лезь в ссору двух женщин, если не хочешь остаться крайним. У них свои методы, сами разберутся.       Энтони кивнул и отвернулся, а спустя миг в кабинет вошла профессор Бабблинг. Что же, продолжим урок.              ***       За дневной суетой я и не заметил, как пришёл вечер, прошёл ужин, и я уже сидел в гостиной факультета, к которой до сих пор не могу привыкнуть.       — Гектор, — ко мне подошёл довольный и улыбающийся на свой манер Седрик. — Вот ты где.       Староста без лишних предисловий приманил соседнее кресло и сел напротив, подавшись чуть вперёд.       — Хочу тебя обрадовать. Мы собрали полный состав команды и готовы к тренировкам. Правда, до конца первых двух недель тренировки запрещены — это время мы, по задумке профессоров, должны тратить на помощь поступившим в адаптации. Но это касается тренировок именно на поле и именно в квиддиче. Лётные тренировки никто не запрещает.       — Ясно, — кивнул я с улыбкой. — Это здорово. Когда? Завтра? Утром?       — Воу-воу, парень, не гони коней, — Седрик остановил мой энтузиазм. — Но да, ты прав. С утра, но послезавтра. И вообще, каждый день, по часу. Нужно привыкнуть к манере полёта друг друга. А уже потом, с пятнадцатого сентября, перейдём к тренировкам по два раза в неделю уже именно в квиддич. Как, нормально?       — Безусловно, — я не скрывал радости.       — Вот и отлично, — Седрик встал и направился к ребятам постарше.       Сидевший на диване рядом Джастин решил, что тишина — непозволительная роскошь в такой ситуации.       — Квиддич? На какой роли?       — Охотник.       — А ты не говорил.       — Я не специально. Само как-то позабылось в этой суете.       — Понимаю, — улыбнулся парень в ответ. — Я сам первое время никак не мог привыкнуть ко всему этому…       Джастин многозначительно обвёл рукой всё вокруг.       — …Бедламу.       — Сравниваешь Хогвартс с психушкой?       — Ты просто не был тут в прошлые годы. Иначе и не скажешь. Но, может быть, это лишь на мой, «маггловский» взгляд?       — Кто знает, Джастин, кто знает… Мне ещё слишком рано делать выводы.       — Главное, чтобы однажды не стало слишком поздно.       — Глубокомысленно.       — Глубокомыслие в меня вбивает отец, — скривил лицо Джастин, явно вспоминая что-то неприятное. — На словах получается неплохо. На деле… Так себе.       В нашей скромной компании воцарилось молчание, но продлиться ему суждено было недолго — однокурсники быстренько собрались за столиком, и мы начали проверять, всю ли домашку сделали, ведь завтра будет особенно сложный день.              ***       В рабочем кабинете, деревянная и каменная отделка которого так и говорила о богатстве владельца, сидели за столом два волшебника, казавшиеся противоположностями друг друга. За окном уже была ночь, а крохотные огоньки звёзд почти не давали света. Лишь пара неярких светильников освещали кабинет. Мрачный профессор зельеварения Северус Снейп, весь в чёрном, с чёрными же волосами, что из-за специальных средств казались сальными. Его собеседник, платиновый длинноволосый блондин, известный меценат, в недавнем прошлом — глава попечительского совета Хогвартса, и просто богатый человек, Люциус Малфой.       Оба волшебника сидели с изящными бокалами огневиски в руках, вели непринуждённую беседу о бренности бытия и различных перипетиях.       — Как дела у моего сына, Северус? — Люциус задал, наконец-то, вопрос, ради которого и был приглашён старый товарищ, а по совместительству, декан факультета Слизерина.       — Посредственно, Люциус, — сухо ответил зельевар. — Я тебе уже не раз говорил, что он не подходит на роль лидера.       — А я тебе не раз говорил, что пусть даже он будет лидером лишь фиктивным, публичным для остальных, — Люциус слабо улыбнулся, блеснув стального цвета глазами. — То со временем остальные привыкнут видеть там именно его. Хогвартс — самое время для подобного.       — И тем не менее, — Северус сделал небольшой глоток крепкого напитка, позволив этим каплям отдать каждою нотку вкуса. — Я вынужден вновь акцентировать внимание на его недостатках, с которыми ты, как отец, просто обязан поработать.       — Изволь. Вряд ли ты скажешь что-то новое. А Драко слишком упёрт и труслив. Как только дело пахнет наказанием, он сразу же делает вид, что урок усвоил.       — А ты покупаешься на это.       — И я, и Нарцисса. Каждый раз мы думаем, что теперь-то Драко всё сделает правильно. А в результате?       — Как говаривал Антонин: «Никогда такого не было, и вот опять», — Северус прикрыл ухмылку бокалом.       — Именно, — так же поступил и Люциус. — Так что там с его отрицательными качествами? И не ввязался ли он в очередную авантюру?       — Как всегда упёрт, непоследователен, поступки его глупы и недальновидны, а попытки интриг не то что на пару шагов вперёд не продуманы — отводят назад.       — Предсказуемо, — кивнул Люциус. — Я подумаю о воспитательных мероприятиях на рождественских каникулах. Какие-то новые конфликты?       — Ты даже не сомневаешься в способностях Драко эти конфликты найти?       — Его несдержанность однажды сыграет с ним злую шутку. Я хочу, чтобы этот урок случился в Хогвартсе, под присмотром мадам Помфри и в относительной безопасности.       — Хм… — Северус сделал очередной глоток, поудобнее устроившись в кресле. — Новый ученик, третьекурсник, брат Гермионы Грейнджер.       — Да, помню. Ты, кажется, упоминал несколько раз о больном мальчике, что лежал в больничном крыле Хогвартса.       — Драко умудрился создать с ним конфликт в первый же день. Конфликт с хаффом, Люциус. Братом подруги Мальчика-Который-Выжил. В ответ этот мальчишка очень колко высмеял твоего сына. Драко это не понравилось, и он решил подловить его и проучить.       — Судя по твоему тону, ничего не получилось. Но, зная тебя, ты наверняка выставил мальчишку виноватым, так?       — Процедура отработана годами практики, Люциус. Так делал Слизнорт, так делал я, и делать собираюсь. Но этот мальчишка всех обвёл вокруг пальца.       В глазах Люциуса появилась искорка интереса, и даже ухмылка на лице выдавала эту заинтересованность.       — Продолжай, — кивнул блондин.       — Каким-то магическим трюком он вынудил Драко и его товарищей считать, что вместо товарищей их атакует этот Гектор и его однокурсник. Люциус, они попросту перебили друг друга, искренне веря, что колдуют в Грейнджера. Более того, во время происходящего этот мальчишка действовал так, что смог честно сказать, что ни к чему не причастен. Честно умалчивая. Чист. Вообще. И даже палочка.       — И ты не догадался?       — Догадался, но не сразу. Было уже поздно что-то менять. Кстати, хотел у тебя спросить. Не ты ли посоветовал Драко получить травму, чтобы не играть в квиддич, пока у школы дементоры?       — Не совсем. Я лишь говорил ему перед отъездом, что это — один из вариантов.       — И, как обычно, просил устроить какую-нибудь диверсию на уроке Хагрида. Ты ведь знал, кто будет преподавателем Ухода?       — Конечно же знал, Северус…       Люциусу надоело сидеть в кресле и встав, он подошёл к окну, держа в руке бокал с огневиски.       — Пусть я больше и не в попечительском совете, но связи никуда не делись. Конечно же я попросил Драко, по возможности, сорвать урок этого лесника, но так, чтобы виноватым был именно лесник.       — Поздравляю, Люциус. Твой, без сомнения, гениальный сын, решил подставиться под когти гиппогрифа.       — Ерунда, — отмахнулся Люциус. — Драко прекрасно знает, как с ними обращаться, и как подставиться безопасно. Гиппогриф никогда не нанесёт первый удар слишком сильно. Поцарапает — да. Неплохая идея, если не боишься немного боли. Удалось? Это же должно было быть сегодня?       — Да, сегодня, и нет, не удалось, — Северус так же встал с кресла и подошёл к тому же окну, глядя на ночные поля вокруг мэнора. — Грейнджер сорвал представление. Более того, он на ходу сопоставил все факты, предположил всё, и в слизеринской манере опрокинул ушат этих помоев на Драко.       — Дай угадаю. Мой сын скорчил недовольное лицо, гордо вздёрнул голову, высказал ругательство и несдержанно убежал прочь. Так?       — Именно. Люциус. Он теряет даже надуманный авторитет. Куда хуже то, что он постоянно и при всех грозится «написать папа́», и тот разберётся. С грязнокровкой, Люциус.       Оба волшебника несколько секунд молча смотрели в окно. Люциус с вопросом во взгляде повернулся к хмурому Северусу.       — Ты же не думаешь, что я действительно буду что-то с этим делать? Школа — это школа. Пусть набивает свои шишки сам. А вот уже ты можешь ему помочь. Посоветуй что-нибудь, а если что — прикроешь. Уж твой-то план, взрослого и опытного слизеринца, должен увенчаться успехом.       — Люциус. Я. Устал. У меня целый факультет таких вот… Недалёких детишек с завышенным самомнением. Ты отец, ты и советуй ему. А я уже прикрою. И хватит уже об учениках. Я имею сомнительное удовольствие решать их проблемы каждый день и даже ночь. Лучше скажи — есть подвижки с министром?       — Фадж — глупый трусливый идиот.       — Ты тоже не храбрец, — ухмыльнулся Северус, допивая остатки огневиски в бокале.       Люциус допил свой и поманил магией бутылку, исправляя такую несправедливость, как пустые бокалы.       — Я — рационально избегаю излишне сложных ситуаций. Фадж — боится собственной тени. Он так боится, что Сириус умудрится подорвать репутацию его и министерства, что готов убить его на месте без суда и следствия. Под предлогом того, что тот охотится на Поттера, он согнал этих проклятых тварей к Хогвартсу и ни за какие деньги, услуги и обещания не желает менять их на авроров.       — Ведь люди умеют разговаривать, и не дай Мерлин, заговорят с Блэком.       — Именно. Будь любезен, передай Драко мою настоятельную просьбу. Пусть даже не думает шляться по замку в одиночку и даже в небольшой компании.       Тут Люциус, кажется, что-то вспомнил и с хитрой улыбкой посмотрел на зельевара.       — Говорят, тебя видели разговаривающим с некоей леди на Косой Аллее.       — Тебя удивляет, что я умею разговаривать? А наша сейчас беседа — продукт воспалённого от алкоголя разума?       — Разговаривал, дольше обычного, и даже изображал что-то большее, чем ухмылка, но меньшее, чем улыбка. Рассказывай…