Пленники Гантуа

– Как ты сюда попала? – Не дождетесь! Я знаю, что будет, если я скажу. – И если не скажешь…

– Может лучше возьмем девчонку? – грубый голос великана раскатистым эхом отражается от высоких каменных сводов. Изабель приглушенно всхлипывает, а Элмонт с утроенной силой дергает веревки, тщетно пытаясь освободиться. – Она быстро загнется, – отмахивается двухголовый генерал. – Пусть лучше принцесса полюбуется, как пытают ее верного подданного, – с издевательской усмешкой добавляет он. Изабель готова поклясться, что Элмонт вздыхает с облегчением, услышав приговор. Ей самой же хочется съежиться в комочек на полу клетки, закрыв глаза и зажав руками уши – только бы не видеть и не слышать того, что будет сейчас происходить. Лишь гордость не позволяет принцессе рухнуть на колени, задыхаясь от отчаяния и осознания собственной беспомощности. – Все будет хорошо, ваше высочество, – слышит она ободряющий шепот Элмонта. А в следующее мгновение один из великанов небрежно подцепляет веревку, стягивающую руки и ноги рыцаря, и уносит его в центр зала, где остальные уже разжигают гигантскую жаровню. Изабель стискивает зубы и выпрямляется в полный рост. Нельзя давать волю страху! Она – наследница Эрика Великого. Она должна быть храброй. Элмонта освобождают от веревок, но на смену им тут же приходят цепи: рыцаря подвешивают за запястья к некоему подобию деревянной рамы и закрепляют на ногах груз – нечто, напоминающее исполинскую пуговицу, грубо высеченную из камня. Еще один великан подхватывает клетку с Изабель, и девушка хватается руками за толстые железные прутья, чтобы не упасть от тряски. Впрочем, клетка быстро вновь принимает статичное положение: Изабель оказывается в каких-нибудь полутора десятках футов от Элмонта. Достаточно далеко, чтобы пленники не сумели помочь друг другу сбежать – но достаточно близко, чтобы они хорошо друг друга видели. Чтобы Изабель видела пытку во всех деталях. Принцесса крепче сжимает прутья клетки – теперь уже для того, чтобы сохранить остатки самообладания. Их взгляды на миг встречаются. От того безнадежного панического отчаяния, что плещется в глазах Изабель, Элмонту стократ больнее, чем от сдавивших запястья цепей. – Все будет хорошо, – одними губами повторяет рыцарь. Больше ему нечем ее утешить. Пламя в жаровне разгорается все ярче, дым ест глаза. Изабель прикрывает лицо рукавом, пытаясь защититься от едкого смога. Элмонту же начинает казаться, что его надумали попросту зажарить заживо. Но фантазия великанов оказывается несколько богаче, чем можно было бы от них ожидать. Двухголовый генерал приближается к жаровне, держа в руках тонкий – по великанским меркам – металлический прут. – Неужто вязальную спицу у жены стащил? – насмехается Элмонт. Уголки губ Изабель невольно дергаются вверх, хотя ей совсем не до смеха. Рыцарь никогда не терял присутствия духа перед лицом опасности – не намерен сдаваться и сейчас, пусть и понимает, что дальше шутить будет гораздо больнее. Великан не отвечает. Раскалив «спицу» в огне, он направляется к Элмонту. Доспех и камзол сорваны одним ленивым движением исполинских пальцев. В свете пламени принцесса различает на груди рыцаря шрамы, оставленные множеством битв. Раскаленный прут с жутким шипением касается незащищенной кожи… Изабель видит всё. Как темные отметины от каленого железа жутким узором ложатся на плечи и грудь Элмонта. Как он напрягается всем телом, ощущая очередное обжигающее прикосновение – груз на ногах не позволяет дернуться, отшатнуться от орудия пытки. Видит, как длинные пальцы судорожно стискивают ржавые звенья цепей. Видит тонкую струйку крови, бегущую из прокушенной губы. Видит даже, как блестят в тусклом свете капельки пота на обнаженной коже рыцаря. Элмонт не кричит, лишь крепче стискивает зубы и впивается пальцами в цепи при каждом новом прикосновении раскаленного прута. Порой Изабель хочется закричать вместо него – тишина, разбиваемая лишь грубыми смешками великанов, раскалывает голову. Но принцесса тоже молчит, сжимая побелевшими пальцами толстые прутья клетки – ей кажется, что этот жест роднит их с Элмонтом сейчас, хотя, наверное, глупее ничего не придумаешь. Одно она знает твердо: что бы ни происходило, нельзя чтобы великаны узнали о стебле – нельзя впускать их в Клойстер! «Ты наследница Эрика, – раз за разом повторяет себе Изабель. – Ты должна быть храброй». Раскаленный прут жалит снова и снова, кажется, с каждым разом глубже вгрызаясь в истерзанное тело. Элмонт молчит – молчит ради собственной чести и ради принцессы, которая наблюдает за ним из клетки. В те короткие мгновения, когда в глазах не плывет от боли, рыцарь ловит ее взгляд – даже сейчас Изабель, бледная и перепуганная, смотрит на него с затаенной надеждой. Даже сейчас, когда он распят на цепях посреди логова великанов, юная принцесса в глубине души верит: ее верный рыцарь обязательно ее спасет. Ведь когда бывало иначе? Этот взгляд придает ему сил. Элмонт пока смутно представляет, как выбраться – как отвлечь великанов, как высвободиться из цепей, как отомкнуть клетку?.. Он судорожно пытается найти выход, с трудом заставляя работать затуманенный болью разум. Он должен найти выход. – Как вы попали в Гантуа? – повторяет генерал. Пленники молчат. Раскаленный прут впивается в сгиб локтя. Элмонт, задохнувшись от боли, едва сдерживает крик. В глазах темнеет, а все звуки как будто отдаляются – на несколько коротких мгновений вокруг не остается места ничему, кроме дикой всепоглощающей муки. Страшнее всего потерять сознание – что если, наигравшись с ним, великаны примутся все же пытать принцессу? Несколько раз Элмонт неимоверным усилием воли удерживается на краю черной пропасти, когда сознание уже готово соскользнуть в прохладную безбольную тьму. Но снова и снова ловит взгляд принцессы, и теплящаяся в нем надежда – Изабель, наверное, сама не отдает себе отчета, как сейчас смотрит на него, иначе непременно отвела бы глаза – удерживает рыцаря в реальности крепче любых цепей. Он нужен ей. Он должен справиться, должен сохранить холодный рассудок… должен воспользоваться любой возможностью. – Сколько можно? – ревет наконец один из великанов. – Может, он давно откусил себе язык? – толпа гигантов разражается глупым смехом. Изабель, не выдержав, закрывает руками уши. – Пусть повисит до рассвета, – распоряжается двухголовый генерал. – Посмотрим, что ее высочество скажет нам утром. Никуда они отсюда не денутся! – Небось за ночь успеют проголодаться! – добавляет кто-то. Великаны снова гогочут, еще громче прежнего – им явно надоело происходящее, и монстры рады наконец разойтись. Постепенно зал пустеет, лишь один из великанов, проходя мимо, нарочно толкает Элмонта гигантской ручищей – деревянная конструкция лишь слегка покачивается, но этого достаточно, чтобы рыцарь с новой силой ощутил уже ставшую почти привычной за минувшие часы боль в скованных руках и ногах. На миг черная бездна вновь распахивает свои гостеприимные объятия. Только не упасть. Когда перед глазами проясняется, Элмонт видит, что принцесса обессиленно опустилась на пол клетки, склонив голову на руки и вздрагивая, словно от холода, хотя в зале страшно жарко. – Ваше высочество… – Прости меня, Элмонт, – глухо произносит Изабель, не поднимая головы. – За что, принцесса? – искренне удивляется рыцарь. По мнению Элмонта, если кто здесь и виноват, так только он. Ведь его прямой долг – беречь принцессу от опасностей. Она все-таки смотрит ему в глаза. – Ты здесь из-за меня… – Ваше высочество, это ведь я должен защищать вас, – Элмонт пытается улыбнуться. Изабель издает грустный смешок. – И не думаю, что сейчас у меня это хорошо получается, – рыцарь старается придать голосу совершенно не соответствующую ситуации беспечность. – Прошу, давайте не будем искать виноватых. Лучше поищем выход. – У тебя есть план? – оживляется Изабель. – Не знаю, сработает ли, – осторожно отвечает Элмонт, не желая внушать принцессе ложных надежд. – Но, похоже, эта штука довольно гнилая… – он кивает на деревянную раму, к которой подвешен за руки. И видит, как глаза Изабель вновь загораются той самой, привычной ей с детства и наверняка даже не до конца осознаваемой верой в него. Раскачать конструкцию выходит далеко не сразу – слишком тяжела для человека. Задача усложняется тем, что при малейшем движении руки простреливает нечеловеческая боль. Но Элмонт не намерен сдаваться, и в конце концов упорство делает свое дело: одна из деревянных опор подламывается, и рама с треском обваливается на каменный пол, увлекая за собой пленника. Рыцарь благодарит судьбу за то, что у великанов не нашлось кандалов его размера: цепи попросту намотаны на руки, и, немного повозившись, ему удается от них избавиться. Запястья покрыты лиловыми кровоподтеками, а лодыжки при каждом шаге пронзает пульсирующая боль, но сейчас это волнует Элмонта меньше всего. Осталось самое главное – освободить принцессу. К счастью, засов на клетке оказывается довольно простеньким – самой Изабель было бы его не поднять, но Элмонт справляется в считанные секунды. Едва Элмонт распахивает дверь клетки, Изабель бросается ему на шею – лишь спустя мгновение ощущая некоторую неловкость: следовало бы подождать с объятиями до тех пор, пока рыцарь вновь облачится в доспех… Элмонт думает о том же – представать перед принцессой в полуобнаженном виде мягко говоря противоречит этикету, – но бережно обнимает девушку в ответ, невольно морщась от боли в свежих ожогах. Онемевшие кисти покалывает – одновременно болезненно и почти приятно. Изабель молча наблюдает, как Элмонт застегивает помятый доспех – от рубашки и камзола остались лишь клочья, – стараясь не показать, с каким трудом повинуются ему онемевшие руки. Принцесса пытается не думать о том, какую боль должно причинять прикосновение жесткой, грубо выделанной кожи лат к свежим ранам. Впрочем, по лицу рыцаря едва ли можно понять, что он чувствует боль. Они бегут через лес, стараясь производить как можно меньше шума. Изабель запомнила дорогу, но в темноте ориентироваться гораздо труднее, Элмонт же и вовсе большую часть пути к логову великанов проделал в бессознательном состоянии, поэтому беглецы долго блуждают среди гигантских папоротников и замшелых пней, прежде чем выйти наконец к злополучному стеблю. Темному своду леса, кажется, нет конца. Изабель всматривается в раскинувшийся над ними живой полог из поросших мхом тяжелых ветвей в надежде, что в одном из крохотных просветов блеснет звезда – но слабый звездный свет наглухо поглощается гигантской темно-зеленой паутиной, которую сплели за множество веков леса Гантуа. Накатывает паника. На мгновение окружающие их деревья кажутся принцессе стенами склепа. Темнота будто становится гуще, давит на грудь, не давая вздохнуть. Изабель лихорадочно пытается отыскать глазами хоть какой-то знак, что они идут в нужном направлении, но лес сливается в одну сплошную стену, кажется, с каждым мгновением становящуюся все чернее, и попытки сориентироваться лишь вызывают головокружение. Вокруг ничего, кроме темных деревьев, верхушки которых будто смыкаются над головой, словно захлопывая ловушку. Изабель чувствует, что задыхается; прохладный ночной воздух становится вдруг тяжелым и безвкусным. Везде, везде, везде этот лес, которому, видно, не будет конца! На краткий миг принцесса готова поверить, что они прокляты – прокляты навеки остаться в этой страшной стране и блуждать в этом жутком лесу, пока в конце концов не станут обедом для какого-нибудь великана… – Ваше высочество, – родной голос возвращает Изабель в реальность, и она с облегчением чувствует, что снова может дышать. Элмонт успокаивающе обнимает ее за плечи. Прикосновение его надежных рук возвращает принцессе чувство защищенности, пусть и почти иллюзорное в нынешних обстоятельствах. – Ваше высочество, все в порядке, время еще есть, – мягко произносит Элмонт. – Просто попытайтесь вспомнить. Лес снова становится лесом – жутким и темным, но всего лишь лесом, причудливым творением природы. Не ловушка. Не склеп. Изабель делает глубокий вдох – воздух снова прохладен и свеж – и еще раз осматривается кругом, на этот раз медленно и вдумчиво. Под конец пути принцессу шатает от усталости. Элмонт поддерживает ее – капитан гвардейцев как всегда спокоен и собран и, кажется, даже не вспоминает о полученных ранах. Ожоги как будто вовсе не тревожат его, хотя Изабель понимает, что на самом деле рыцарь умело скрывает боль, которую наверняка причиняет ему каждое движение. Лишь достигнув бобового стебля, ставшего причиной всех бед, они наконец позволяют себе привал, расположившись среди упругих извилистых побегов. Только тогда усталость берет верх над страхом – и Изабель засыпает почти мгновенно, в трогательно-доверчивом, почти уже неосознанном жесте склонив голову на колени Элмонту. Рыцарь еще некоторое время напряженно всматривается в холодные серые скалы, кажущиеся еще мрачнее в тусклом свете далеких звезд, и темную кромку леса, еще заметную вдалеке. Наконец и он позволяет себе закрыть глаза. Боль из врага превращается в союзницу: она не позволит спать крепко, а значит, Элмонт услышит погоню и не пропустит восхода солнца. Успокоенный этой мыслью, рыцарь проваливается в сумрачную дремоту, тяжелую и мутную, но все же дающую столь необходимый отдых. Он будит принцессу на рассвете, когда солнце золотит верхушки деревьев и возвращает пейзажам Гантуа яркие краски – зловещая страна кажется сейчас почти красивой…