Билл, что же ты наделал?

Всё завертелось так быстро. Ещё секунду назад он обнимал Робин, то-ли пытаясь уберечь от страшного чудовища (чудовища ли?) за прутьями клетки напротив, то ли пытаясь уберечь от окружающего мира. Её слова, о том, что она уже в клетке ещё не полностью установились. Это скорее ощущалось, как попытка отвлечь его, или просто задеть. Но она ведь не стала бы делать что-то назло ему. Робин совсем, как Мать, упрямая, но добрая, и делала только то, что считает правильным. И всё-таки, было тяжело слышать от собственного ребёнка такое. Теперь, держа эту маленькую свободолюбивую пташку в руках, до Билла наконец начало доходить. Он был клеткой. Его желание защитить её, уберечь, подкреплённое последней просьбой его жены, обернулось хуже, чем он мог представить. Он хотел только чтобы Робин была цела, но теперь, вспоминая, как она печально смотрела в окно на Килкенни, будто была не в новом доме, а в тюрьме, как она отчаянно просилась пойти с ним в лес, охотиться, несмотря на запреты Лорда-Протектора и риск пострадать... Возможно, проблема была не в том, что она упрямая. Возможно, проблема была в том, что Билл не уберёг её от опасностей мира должным образом. Его страх, его собственные сомнения в её самостоятельности привели к тому, что она спорила, и пыталась встать поперёк. Сперва это было похоже на простые капризы и обиды, вызванные тем, что они переехали из Англии в Ирландию, но иначе бы она не называла ту девочку "Мэв". Она бы не пыталась так отчаянно доказать ему что-то про волков-людей. Она бы не встала на пути арбалета, в надежде защитить то животное. Да куда там, даже этот зверь, чей род он намеревался истребить, смог разорвать собственные оковы, чтобы защитить ту же странную дикую девочку. Как Мать защитила бы дитя. Укус давно перестал болеть, но вот что-то в груди сжалось, когда он пустил стрелу в ту волчицу. Раньше он бы и не подумал, и не пожалел дикую тварь, но сейчас, когда обзор из этих дурацких шлемов всплывал в голове, как намордник, и когда Робин колотила ему по груди, будто он убил её друга... Стыд закрыл Гудфеллоу с головой, позор, позор! Убийца! Ты такой же, как они, ты всегда сам был в клетке! Так неси свой позор, как несёшь свою дочь, пусть языки пламени вокруг меркнут по сравнению с огнём стыда, пожирающим тебя изнутри! Хочется плакать, но сил уже нет, как и сил сопротивляться. Билл, что же ты натворил? Что же ты наделал? Ты не поверил Робин, не пообещал не сердиться. Накричал на неё, а она пыталась открыть тебе глаза. Для тебя это всё были сказки, но ты ведь знал, знал нутром, что волк в ту ночь не просто так появился над ней. Тот же волк, который несколько часов назад выпорхнул из тела Робин, и убежал вслед за стаей. А лицо-то у волка знакомое. На судомойне ей делать нечего было, она заслужила право ходить с тобой. Она заслужила право рассказывать тебе все те сказки про великанов, и шелки, и драконов. Она заслужила право быть свободной. А ты, совсем как Кромвель, только окружил её стенами. Билл оторвал взгляд от маленького зеркала в своих руках, забывшегося, возможно, вечным сном, и посмотрел вокруг. Как странно. Как острее кажутся запахи, особенно гари. Как каждый шаг убегающей живности и солдат отдаётся эхом по его собственным ногам. Как цепь вокруг её шеи кажется только удушьем. Пару дней назад он бы самого себя не узнал. И когда столь статный охотник умудрился опуститься до уровня какого-то плаксы, слабака, позволившего собственной дочери пострадать, и беспокоящегося за подстрелённую дичь? Однако, наверное, поэтому Робин была столь странной в последние пару дней. Поэтому морщилась от камина. Поэтому так легко подмечала, когда и куда он ходил. Как собака охотничья. Или даже... Как волк. Совсем как волк, который недавно его укусил. И, наконец вынырнув из раздумий, и осознав, как же отвратительно пахнет этот огонь, наконец скрывшись от волков, которые даже не кажутся уже столь же опасными, как Кромвель или солдаты, столь яростно стрелявшие в них... Билл смотрит на того серого волчонка. Которого он пытался подстрелить в ту ночь. Который убегал от него и тела дочери. Робин смотрит на него, запыхавшаяся, и поджимает уши, кажется, даже улыбаясь. Теперь уже плакать хочется частично от того, как с Души спал один камушек из целой горы. Она жива. Пока что жива. Ухватившись за цепь, Билл дёргает руку Лорда-Протектора прочь, выстрел из оружия грохочет в паре дюймов от Робин, вскрикнувшей. Не тяфкнувшей. Вскрикнувшей. В теле просыпаются новые силы, и гнев, желание наконец-то правильно защитить дочь, хоть чем-то, становятся сильнее собственных страхов и повиновения этому настоящему чудовищу на лошади рядом. - РОБИН, БЕГИ!