Разбитая Вселенная

Антону двадцать, когда запястье жжёт острой болью, а имя соулмейта «Светлана» горит огнём. Антон потом неделю лежит в больнице в агонии, с огромной температурой, пока все симптомы не сходят на нет. Ничего не изменилось, Антон вдруг снова чувствует себя отлично, больше нет боли, только вот вдруг имя соулмейта исчезает с запястья — больше нет чёрных букв, лишь бледная кожа. Тогда Антон впервые понимает, что потерял своего соулмейта. Она просто умерла. Тогда Антон впервые тонет в одиночестве, потому что до этого момента он знал, что где-то живёт часть него, а теперь - лишь мёртвая пустота. Шастун не плачет, не ищет погибшую, он просто пьёт, а Дима просто сочувствующе смотрит на друга и гладит своё запястье с голубым именем «Екатерина». Он уже её встретил и её глаза именно голубые, отчего надпись на руке словно переключилась со скучного чёрного на голубой. Так бывает у всех, кто встречает свою судьбу, а имена на запястьях сменяют цвет на тот, какие глаза у твоего соулмейта. Антон первое время предполагает, каким цветом бы стало имя его судьбы, но тут же отбрасывает эту мысль и надевает на запястье тонны браслетов, скрывая пустоту. Антону двадцать пять и он старается не думать о том, что его запястье всё ещё отвратительно пустое. У него новая ступень в жизни, шоу «Импровизация», успех, море поклонниц и новые друзья. Серёжа весёлый, странный немного, а вскоре меняет обычную причёску на чудаковатый хвостик, создавая этим море новых шуток о себе и даже о своей ориентации. У него на запястье чёрным горит имя «Ольга» и он ходит довольный, потому что знает, что скоро её встретит. Антон же своё запястье закрывает ещё парой-тройкой браслетов, создавая этим особую фишку. Браслеты прячут пустоту, избавляют от никому ненужных сочувствующих взглядов, а бонусом — приятно бренчат. Арсений — огонь. Слишком яркий, слишком шумный, энергичный даже в пять утра, отчего все морщатся и тянут «А-арс, ты заебал светить». Но Шастуну с Арсением хорошо, тот поддерживает, смотрит всегда по-доброму, иногда ведёт себя как пятилетка, хотя он почти самый «старый» среди их четвёрки. Внутри него яркое пламя, от него идут искры и Антон порой греется рядом с ним. С ним смешно и не так одиноко, если не смотреть на запястье, которое всё ещё остаётся пустым. Антону двадцать шесть, он больше не ждёт чудо, хотя Дима утверждает, что это не конец и многие после потери своей судьбы обретали второй шанс, но видимо, Антон был не из их числа. Попов становится первым из импровизаторов, кто заговаривает о запястьях Антона, — которые вечно скрыты под тонной браслетов, — спустя столько времени. Но делает это по-умному, в номере, наедине с Шастуном и пивом. Они болтают ни о чём, пока взгляда Арсения не падает на запястье Антона. Тот понимает без слов и, устав скрывать — сдвигает браслеты вверх, оголяя идеально-чистую кожу, тошнотворно пустую. — Оу, — губы Арсения изгибаются, взгляд меняется, и он смотрит виновато, отчего Шаст кривит губы и машет рукой, позволяя браслетам со звуком вернуться на место. — Когда? — Мне двадцать было, но я её даже не встретил, что к лучшему. — Мне жаль, — сочувствие Арсения почему-то выглядит иначе, не как от других, кто когда-либо видел чистую кожу Антона. Арсений сожалеет искренне, смотрит даже как-то виновато, и в синих глазах Антон находит успокоение. Улыбается, жмёт плечами и делает глоток пива. — А ты? Антон только сейчас понимает, что ему раньше тоже не удавалось разглядеть имя на руке друга, и Арсений как-то странно ухмыляется, расслабленно разваливается на диване и расстёгивает часы, снимает их и показывает руку. Чисто, пусто, ничего. Брови Шастуна взлетают вверх вместе с тем, как Попов задорно смеётся. — Не ожидал, да? — Ты…? — Нет, я таким родился, — снова жмёт плечами, словно защитная реакция у него такая, а потом делает глоток пива, облизывает губы и упирается взглядом в стену. — Нас таких мало, но всё же, кажется, на нас пары не хватило. Врачи уверяют, что имя моего соулмейта может появиться в любой момент, но давай взглянем на вещи реально, Шаст: ни ты, ни я уже не обретём «то самое». Антон ещё секунду смотрит на друга, а потом спокойно кивает. Арсений сказал то, что сам Шастун озвучивать просто не хотел. После этого душевного разговора ребята сблизились ещё больше: Шастун при любой возможности ночевал в квартире Арсения, а Попов звонил Шастуну как заботливая мамочка при любом перелёте и переезде. У них появилась негласная связь, которая крепла вопреки всему и обретала что-то странное и непонятное. Больше касаний, больше взглядов и странной тяги друг к другу. Они поддерживали друг друга везде, шушукались в стороне, смеялись над всеми шутками друг друга и не потому, что так подбадривали, а потому что реально было смешно. Когда дружба стала чем-то большим — никто из них не понял, просто в один момент Антон заметил, что Арсений пиздецки сексуальный: весёлый, гибкий, красивый, как греческий бог. Он приковывал взгляды, заставлял зал визжать, когда снова творил что-то непонятное, невообразимо-странное, но очень горячее. Арсений же видел в Шасте свет, тянулся к нему, заполнял пустоту изнутри смехом Антона и его травянистым взглядом. Антон — романтик, милый, весёлый. Удивить его легко, а в награду идёт искреннее восхищение и тёплая улыбка воронежского паренька. Они тянулись к другу другу навстречу, ласкали взглядом, пока тормоза не сорвало у обоих прямо в гримёрке. Накал страстей и Антон стонет, когда Арсений прижимает к стене: грубо, дико, но божественно-приятно. Поцелуи-укусы, сдавленные стоны, когда Шастун сам трётся пахом о возбуждение Попова, заставляя того хрипло рычать, плотнее вжимая худое тело в стену. Плевать, что могут войти, плевать, что это всё странно. Важно лишь то, что хочется. Одежда летит на пол, на смену стене приходит небольшой диван, на котором Арсений сжимает бёдра Антона, скользит пальцами по выпирающим рёбрам и, наконец, спускается под ткань штанов, накрывая ладонью плоть Шастуна. Стоны, больше похожи на всхлипы, резкие движения бёдер заставляют парней судорожно хватать воздух и зажмуриваться до искр перед глазами. Рука Шастуна крепко переплетается с пальцами Попова, сжимая его руку и встречая синие глаза, в которых он тонет. Арсений — не его соулмейт, об этом говорит чистое запястье на руке Антона и такая же пустота на руке Попова, но это перестаёт иметь значение. Антон видит в Арсении смысл жизни, находит в нём успокоение, и считает, что жизнь теперь не так уж и плоха. Он курит меньше по просьбе, ластится к красивым рукам своего «Сеньки», пока тот наигранно ворчит, а потом сам крепко целует и горячо шепчет: «Тебе можно всё». У них каждый поцелуй — взрыв чувств, каждый взгляд — разряд тока, только не такой, как в излюбленных шокерах, а идёт в самое сердце. Антон впервые улыбается так счастливо, когда перед Новым годом они наряжают, в одной на двоих квартире, ёлку, распивают бутылку шампанского и встречают Новый год под свои стоны. Гримёры привыкли к их засосам на шеях, лишь устало вздыхают и начинают покрывать их тонной пудры, пока Шастун краснеет, а Арсений хитро подмигивает. Они забывают про то, что оба бракованные, — один потерял своего соулмейта, даже не встретив, а второй родился без него, — но вместе им хорошо. Вместе правильно и вместе счастливо. Они сходят с ума под какую-то музыку на репетициях, устраивают дурацкие гонки, а потом загнанно дышат друг другу в губы, потому что плевать, кто победил. Антон даже периодически проверяет запястье, удивляясь, что Арсений не его соул. Ведь они же вместе, им хорошо, он живёт Поповым, так что не так? Где сбой? Но думать долго об этом не хочет, ему уже плевать на законы Вселенной, ему бы Арсения вечно рядом и другого не надо. Концерты, всё больше публики, всё меньше времени друг на друга, но тем больше чувств. Они не сгорают в огне друг друга, а лишь разгораются сильнее, становясь настоящим пожаром, от которого ловят кайф. Антон любуется танцующим Арсением, Попов не сводит взгляда с Антона, когда тот показывает очередную импровизацию. Им вместе спокойно, тепло и так уютно, что обычным вечером Антон радостно тычет на миллион подписчиков в инсте, а Арс ласково улыбается, ерошит его волосы, тянет к себе и утыкается в шею. Антон как ребёнок, но он живой, яркий, и Арсений его таким обожает. — Классно, правда? — снова тянет Шастун, листая свои же записи, а Арсений смеётся. — Ага. — Арс, ты гордишься мной? — голос Антона становится сиплым, стоит языку Попова очертить кадык парня и провести дразнящим движениям пальцев по ноге. — Угу. — А ты любишь меня? — вопрос с подвохом и даже сердце замирает в ожидании. — Больше всего на свете. Антон хватает ртом воздух, а потом рывком отстраняет от себя мужчину, ловит его взгляд и стонет, накрывая губы своего Сеньки ласковым поцелуем. — И я тебя. Очень-очень, Арс, до безумия. Арсений улыбается. Арсений счастлив. Арсений крепко обнимает худое тело и понимает, что плевать уже на соулмейтов. Антон предназначен ему судьбой. — Если решишь сойти с ума — не забудь взять меня с собой. — Обязательно, Арс. И Антон не понимает, почему в один момент всё меняется. Арсений вдруг сторонится его, выглядит хмурым, шарахается касаний, а потом ластится ночью, как котёнок. — Лучше я засосы замазывать буду, чем твои мешки, — ворчит Оксана, когда заставляет Попова усесться перед собой на стул. Антон в недоумении, пытается поговорить, но Арсений его избегает, просит не беспокоиться, а сам рвёт себе на голове волосы и все чаще надевает на руку к часам браслеты, заимствуя их у Шастуна. Когда Шастун прижимает брюнета к стене и в зелёных глазах такая злость и обида, Арсений молча расстёгивает часы, сдвигает браслеты и поднимает запястье: на нём буквы горят, отпечатываясь в голове у Антона. Его ведёт, он вовремя хватается за стену, но успевает увидеть: «Алёна». Буквы золотистые, светло-карие даже, и Антон понимает, что всё-таки судьба — та ещё сука. — Не знаю, как это случилось, — шепчет Арсений, но не позволяет Антону уйти, сжимает его в руках и шумно дышит в шею. — Шаст, я не виноват, я, блять, не знаю, что мне делать, но я её после того раза не видел даже. Избегаю. Я тебя люблю, я с тобой буду, даже вопреки судьбе. Шастун молчит, сверлит ненавистные буквы на запястье Арсения и кивает, утыкаясь влажным лбом в лоб мужчины и крепко обнимает. — Ты всё равно мой. Утверждение, и Попов кивает, судорожно накрывая губы Антона своими, целуя болезненно. Для Арсения лучше сдохнуть, чем быть с той, кто ему не сдалась даже. У него Антошка есть, и плевать на остальное. Они всё ещё вместе, всё ещё любят, только Арсений теперь не снимает часы, чтобы не бесить Антона этими буквами, а Антон своё запястье остервенело трёт, потому что оно чистое, сука. Ему не нужен второй соулмейт, он просто наивно надеется, что там появится имя «Арсений». Но ничего не происходит, только вот через пару месяцев Арс снова меняется: дома ночует редко, снова Шастуна избегает и Антон пытается понять, а когда понимает — ненавидит себя. Лучше быть тупым, чем знать, что твой парень там, где должен быть по законам судьбы. Антон загибается, но Арсений опускает взгляд и шепчет тихое: «прости». Антон прощает, нервно улыбается, потому что это же его Сенька, как он может от него отказаться? Шастун даже молча принимает то, что в какой-то момент Арсений собирает вещи и просит дать ему время. Антон отпускает, говорит, что будет ждать, а потом пьёт много и жадно. Дима его не успевает из запоя вытащить, как он в другое дерьмо лезет, потому что так хуево ему даже после смерти родного соулмейта не было. Это же его Арс, как Вселенная могла поступить так по-скотски? С Арсением сложно, всё реже встречи, нет звонков, лишь редкие сообщения. Антон даже знает, где он живёт, а точнее с кем. Он всё знает, понимает, от того и загибается. Антон приехать его просит и Арс приезжает, не сразу, но просьбу всё-таки исполняет. — Счастлив с ней? — прямой вопрос и взгляд тяжёлый, но Арс сдавленно кивает и виновато смотрит синими глазами, в которых Антон давно утонул, и его тушку осталось только поднять со дна. — Да, Шаст, это сложно… Но, сам не знаю как, это как магнитом, до дрожи…прости меня. Антон лишь улыбается, не понимает он нихера, потому что не довелось, хотя нет, с Арсом так было, но всему приходит конец. И Антону искренне жаль, что не сдох тогда он. Может, у той Светланы судьба была бы лучше. — Будь счастлив. Арс дёргается как от удара, его руки дрожат мелко, он хмурится и головой качает. — Шаст, я пытаюсь перебороть это, я… Я не хочу без тебя. — Не надо, Сень, — Антон делает шаг вперёд, ласково гладит по скулам, видит, как Попов ластится к нему. Сердце Шастуна в дребезги и уже не собрать, но он будет сильным ради своего Сеньки. Он заслужил. — Будь с ней, так по природе правильно. — Да поеб… Антон затыкает мужчину коротким поцелуем, а потом молча уходит, заставляя Попова осесть на пол. Он ненавидит себя и грёбаную Вселенную, но к Алёне тянет вопреки всему. Антон пропадает с радаров, даже друзья его не видят, да и вскоре удаляет Инстаграм, остальные соцсети, блокирует номера, а потом Шеминов сообщает, — словно добивает и так разбитого в дребезги Арсения, — что Антон не стал подписывать контракт о продолжении шоу и ушёл. Арсений ищет его, Арсению хуево. Он словно на части разрывается, но Антон исчез, даже в Воронеже его никто не видел. Попов сходит с ума, почему-то даже к Алёне больше так не тянет, а вскоре он в больнице оказывается с адской агонией в теле. Имя «Алёна» на руке меняется на «Антон», но горит зелёными буквами лишь мгновение перед тем, как полностью исчезнуть. Запястье чистое снова, в душе пустота, а на губах дикая усмешка — теперь Арсений знает, что значит смерть соулмейта. — Я таки сошёл с ума, Шаст, так где же ты? У Вселенной хуевое чувство юмора.