Сердца без практики ржавеют

Гусары, как это и положено, были в восторге от Луизы Жермон. Многие смотрели на певицу практически влюбленно, хоть это по-прежнему и тешило самолюбие мадмуазель, она чувствовала, что уже слишком привычна к подобному. В краткие секунды — все внимание ей, все самое лучшее — ей. Столкновение с Пьером малость омрачает вечер, заставляя вспоминать такие вещи, которые при любом раскладе причиняют боль. Навязчивое внимание поручика Ржевского после этого не радует даже после нескольких бокалов вина. Что-то не так, как ожидалось. Луиза судорожно пытается найти что именно, вглядываясь в хмельные лица. Кажется, началось все еще до того, как она оказалась в помещении… И тут ее взгляд цепляется за единственную голову, которая смотрит куда угодно, лишь бы не на нее. Безусый корнет, чью фамилию она слышала краем уха, оттого и не запомнила. Юноша очень мил, тонкие черты лица, практически женские. Война призывает к себе даже детей, чтобы те оплачивали долг перед родиной кровью. Обычно такие и ведут себя как небезызвестный поручик, увидев хорошенькую девицу, а то, что Луиза хороша собой, та не сомневалась вовсе. Этот же через секунды от шуток товарищей бурчит, что женщин не любит вовсе. Луиза тонко улыбается. То, чего мы не можем понять, нас влечет как мотылька огонь. «Если Пьер не соизволит пренебречь своим равнодушием, то я сделаю все, чтобы добиться внимания этого мальчишки». Что за дурость, спросит каждый, ведь женщины, подобные Жермон имеют возможность охмурить любого, но есть один секрет — многие ветреницы любят заключать пари сами с собой либо из мести, либо из-за настроения. В ее случае сыграли роль утомительная дорога и желание видеть лицо Пьера как можно несчастнее в ближайшие часы. Ржевский приносит живой цветок, кажется, это роза. Луиза даже толком не смотрит, что это, а потом, откровенно кокетничая, так словно поставила цель сломить нелюбовь корнета к женщинам, дарит несчастное растение именно ему. Подарок был принят даже с радостью, было истинным наслаждением наблюдать за тем, как «Ах, да! Азаров!» подносил его к лицу и прикрывал глаза, вдыхая аромат. «Кажется, юноша просто не признает, что тоже влюблен в меня», — улыбается Жермон. Мужской род слишком предсказуем в таких вещах. Вспыхнувшая ссора между ним и поручиком, одновременно пугает и восторгает Жермон. Конечно, юноша принимает вызов только по той причине, что хочет защитить свою честь, но опаляющий взгляд, который тот на миг бросил на Луизу, когда она все же решилась успокоить Ржевского требуемым поцелуем, заставляет ее краснеть как совсем юную барышню. Жермон с волнением наблюдает за тем, как дуэлянты заряжают оружие и начинают отсчитывать шаги, ей с трудом удается держать себя в руках. На ее взгляд юный корнет слишком близко принял к сердцу нанесенную обиду, а если дуэль закончится не в его пользу, придется в скором времени искать новое подобное увлечение. Молодым людям проще запудривать голову, проще делать из них преданных воздыхателей, чем тем, у кого вьются усы и победы над женскими сердцами исчисляются десятками. Азаров — это большие надежды мадмуазель Жермон, потому она не сводит с него глаз, с упорством помешанной убеждая себя, что уже без ума от корнета. Кто в здравой памяти поймет женскую голову? Возможно, так и есть. Жермон еще и умудряется при этом наблюдать за лицом Пьера, на его губах понимающая усмешка, он будто бы убежден, что между ними все кончено только по ее вине, что злит до дрожи. «Тем хуже для тебя, мой друг, ты еще пожалеешь о том, что теряешь». Давыд Васильев прерывает обмен любезностями, сурово отчитывая обоих дуэлянтов, врываясь вихрем на этот праздник смерти, и Луиза вдыхает полной грудью. Принимая от командира отряда комплимент, Жермон сдержанно улыбается, стараясь не упустить корнета из виду. Она слышит его отчаянные мольбы, юноша желает показать себя в деле, но, к сожалению, штабной в отряде — дурная примета. Хотя… Кто поймет этих военных? Глазки Жермон загораются все ярче, будущий кавалер точно не сложит голову в ближайшие месяцы. В скором времени корнет, прощаясь с друзьями, собирается обратно в штаб. Хмель еще не выветрилась из его головы, это видно по походке. Луиза пользуется случаем, чтобы переговорить с ним, понимая, что юноша не отважится сделать первый шаг самостоятельно. Когда она в сумерках догоняет его, мысленно выдумывая предлог для разговора (отговорить его когда-нибудь продолжить дуэль, зная привычки этих горячих голов, можно предположить такое развитие событий), то сталкивается с ним взглядом. По телу идет заметная дрожь, эти пронзительные голубые глаза могут принадлежать без малого ангелу, но Жермон, стараясь сбросить наваждение, мягко улыбается и вежливо просит Азарова ее выслушать. С каждым произнесенным словом лицо его сначала вытягивается, потом в глазах проскальзывает заметный ужас, когда он понимает, к чему клонит стоящая перед ним женщина, а после видно, что, отвечая на незамысловатые реплики, старается сделать все, чтобы сбежать куда подальше. Жермон мысленно хмурится, она уж никак не ожидала подобного. Природные женские чары не действуют, но Луиза не сдается, ловко растягивая разговор на несколько лишних минут, напуская на себя отчаяние влюбленной. Азаров в полной растерянности, по его виду кажется, что он хочет в чем-то признаться, чтобы облегчить страдания мадмуазель, но, видимо, хмель и врожденная тактичность заставляют его вместо признаний сдержанно улыбнуться и на навязчивую просьбу не забывать Жермон ответить согласием. Прощаясь с корнетом, Жермон, отворачиваясь, чувствует, что улыбка растягивает губы. И как назло, на мороз вышел и Пьер. Его глаза светятся искренней ненавистью. Жермон же вздергивает нос и демонстративно игнорирует его существование. Последующие месяцы стали для Луизы, не понимающей своих теплых чувств к корнету, настоящей пыткой. Ни известия, ни слова, ничего. Беспокойство ломает душу и липкий страх. Все же пренебрежение Пьера сделало свое дело, по какой-то причине Жермон стала цепляться за воспоминания о безусом корнете. Но она была не одинока в своих мучениях. Азарова первым же делом, как выслушала Жермон, хотела подробности беседы передать Ивану, чтобы спросить совета о том, как отделаться от той самой дуры, которой всем представил Ржевский кузину перед сослуживцами, а теперь найденной наяву. Но когда предоставилась возможность, Шурочка замолчала. Удивительно, но с мыслями о влюбленной в нее даме стало жить намного легче, в скором времени со смешком стал восприниматься Ржевский, почему-то обида на него играла новыми красками каждый проведенный на передовой день. Тот поцелуй, оставленный в самом начале войны, все больше хотелось смыть, а еще лучше — стесать кусок кожи. Слова, что ей говорила Жермон, были адресованы другому человеку, но с каждым днем Шурочка все больше находила их приятными. Азарова не заметила, как стала считать поручика набитым дураком. Если поначалу Шуру забавляли мысли о том, каким будет лицо Жермон, когда она узнает в корнете девицу, то с днями мысли эти становились все мрачнее. Липкий страх потерять внезапно обнаруженную симпатию, начавшуюся с цветка, становился сильнее. «Может быть, мы сможем остаться добрыми подругами». На рассуждения об этом мало времени у Шуры, зато Жермон изводит себя страхами ежедневно. Тем неожиданней становится их встреча в отчем доме. После попытки расстрела шпионов, после смерти доброго друга, после большой драки Азарова все равно находит, за что прицепиться к поручику Ржевскому. Вновь дуэль. Жермон возникает перед ними как черт из табакерки, преграждает им путь друг к другу. Взгляд ее то и дело касается лица корнета и Шура чувствует от этого радость. Ее оглушают как взрыв слова Луизы, кинувшейся на грудь поручика: «Найдите в своем сердце милосердие. Пощадите корнета! Я ведь люблю его!» Азарова замирает, как громом пораженная, и не может оторвать от Жермон взгляда, нет ни единой мысли в голове, Ржевский же усмехается и лишь небрежно дает секунды влюбленной, чтобы попрощаться с корнетом. Луиза что-то сбивчиво шепчет прямо в губы корнета, а потом припадает к ним на секунды. Они показались вечностью. Шурочка находит в себе силы оттолкнуть ее и добровольной пойти на смерть. За закрытой дверью звучит горький плач, который прерывается едкой иронией Ржевского, говорящего что-то о прекрасных дамах и их хрупких сердцах. Дальнейшее для Шуры происходило как в тумане. Лишь лицо Луизы было перед ней в момент наведения пистолета на цель и вечный вопрос — что с этим делать. Спасает ее мимо пробегающая мышь, сознание помутняется. Открыв глаза, она видит перед собой скучковавшихся сослуживцев, но прежде всего бледное лицо Луизы, та что-то сбивчиво произносит, но в короткий миг Азарова думает о том, что лучше бы она молчала. У нее не получается ни улыбнуться, ни что-либо произнести. Дядя обрывает эту пытку, называя растянувшегося на полу корнета племянницей. Пара минут звенит тишина. Азарова скорее чувствует, чем видит, как уходит Луиза, спешно, спотыкаясь. Взяв себя в руки и заверив друзей, в том числе и Ржевского, что с ней все в порядке, она дожидается, когда все о ней забудут. Не требуется много времени. Азарова, чувствуя, что сжимается сердце, спешит за Жермон. И находит ее в одной из тех комнат, где кругом одна разруха. Столкнувшись с Азаровой взглядом, Жермон его тут же опускает, по виду заметно — мучается. — Я должна принести вам извинения, — тихо говорит Шура, не в силах выдумать ни одной колкости, голос звучит ее виновато. — Не стоит. Это я совершила глупость. Вы должны простить меня, — как можно ровнее произносит Луиза. — Я нашла в вас наивного молодого человека, который с успехом подошел бы в качестве ничего не значащего увлечения… — Ах вот значит как! — оскорбленно выдыхает Азарова, ей все больше понятно, почему эти слова ее так задевают, но произносить правды она вовсе не хочет. — Но беда в том, — продолжает Жермон, — что я свыклась с мыслями о вас. То, что вы женщина, ничуть не умаляет вашей значимости для меня… К несчастью. Ваше мужество, смелость, ваши глаза… — Луиза дрожит, и Азарова в миг ощущает волну тепла. — Я бы хотела по-другому, Александра, но увы. Азарова какие-то мгновения прямо смотрит влюбленной в глаза, улыбка медленно растягивает ее губы. Тяжело вздохнув с мыслями о том, зачем она это делает, она делает последний шаг навстречу к Жермон, а потом тихо произносит: — Позвольте мне признаться, вы тоже многое значите для меня. Жермон не верит своим ушам. — Вот так просто? — Так просто. Впервые в своей жизни целуя кого-то по-настоящему, в губы, Азарова мысленно молится о том, чтобы не дай Бог это не увидел дядя.