Изучение ономастики с младшими адептами

— Какие вежливые имена вы придумали своим будущим детям? — поинтересовался Оуян Цзычжэн перед тем, как сделать глоток.       Все кланы съехались в Пристань Лотоса на банкет, целью которого являлось поддержание хороших отношений между ними. Отстояв приемлемое количество времени, приветствуя старших и параллельно отвечая на их бесконечные вопросы буквально обо всём — от заклинательства до возможной свадьбы — адепты попросту сбежали оттуда.       Благодаря тому, что Цзинь Лин был прекрасно знаком с Пристанью Лотоса — всё-таки он провёл тут половину своего детства — они с легкостью раздобыли алкоголь и закуски на кухне. Сейчас они сидели в одном из открытых павильонов, наблюдая за бликами на воде и наслаждаясь времяпровождением с друзьями.       Взрослые шумели в главном зале. Их разговоры о политике были громкими и беспринципными. Большую часть времени они говорили друг с другом вынужденно вежливо, особенно если это касалось Главы Клана Яо. Здесь же, в темноте ночи, были только они; их лица были подсвечены фонарями, свисающими с крыши и они были расслаблены — в этом уголке, далёком от хаоса им не надо было вести себя собранно и официально. — Кто вообще мечтает о детях? — возмутился Цзинь Лин, закидывая в рот арахис. — Конечно не ты, ты же сам ещё ребенок, — начал поддразнивать его Лань Цзинъи, наклоняясь над столом, чтобы взять орехов и себе.       Решив не отвечать, Цзинь Лин всё же кинул в сторону Лань Цзинъи несколько орешков.       Лань Сычжуй проигнорировал их обоих, аккуратно очищая семена лотоса: — Я ещё не придумал. Я не знаю, мне кажется, лучше подождать и сделать выбор, опираясь на их личность и, к примеру, спросить мнение у них самих, — он чуть улыбнулся, опуская глаза и наблюдая за движениями своих пальцев. — Это предназначалось мне? Потому что, знаешь, «И» значит не только «этикет», — возмутившись, Лань Цзинъи начал защищаться, прекрасно зная, что в сравнении со своим старшим товарищем его манеры были никудышными.       Цзинь Лину, выразившему свое согласие у него за спиной, пришлось уворачиваться от Лань Цзинъи, пытающегося пихнуть его в плечо. — О, это звучит разумно — позволить им самим выбрать имя. Но, может быть, у тебя есть хоть какие-то идеи? — Оуян Цзычжэнь задумался, подперев подбородок ладонями, — Если у меня будет дочь, я бы хотел назвать её в честь чего-нибудь, связанного с поэзией, а если сын — то с водой.       Лань Цзинъи хихикнул, подливая себе в стакан. — О, наш Оуян Цзычжэнь, как всегда, романтичен! Смотри, не назови её в честь чего-нибудь дурного, ей всё же ещё жить с этим именем, — сказал он, не сводя глаз с друга, сидящего позади. — Ну что я могу сказать, кроме того, что я всё ещё настоящий ребёнок? — Оуян Цзычжэнь подмигнул, поднимая чашку и чокаясь с Лань Цзинъи. — Подожди, почему ты смотришь на меня? — возмутился Цзинь Лин. — «Жулань» значит «подобный орхидее», у тебя есть что-то против парней с цветочными именами или что? — Ха, ты такой наивный. Ты что, не знал, что именно господин Вэй был тем, кто придумал твоё официальное имя? — никто не имел ни малейшего понятия, откуда Лань Цзинъи знает это, но они бы не удивились, если бы выяснилось, что он просто услышал разговор, который не должен был слышать. Опять. — И все мы знаем, какой именно Лань ему нравится.       Цзинь Лин подавился, пытаясь найти слова в свою защиту, но он был слишком шокирован, чтобы придумать хоть что-нибудь.       В это же время они услышали гулкий звук шагов по дереву. Все четыре адепта подняли взгляд, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Трое из них заметно оробели и выпрямлись в напряжении, как только увидели узнаваемые тёмно-фиолетовые одежды и резкие черты лица. Глава Клан Цзян остановился под крышей открытого павильона, разглдывая в происходящее. — Ну, Цзинь Лин, что же заставило тебя замолчать? Случаем не твои ли слабые голосовые связки, из-за которых ты избегаешь общения с другими Главами Орденов вместо того чтобы рассказывать им про силу клана Цзинь? — неодобрительно спросил Цзян Ваньинь, смотря на племянника и приподняв бровь.       Цзинь Лин закрыл свой рот и уткнулся взглядом в Лань Цзинъи: — Он говорит, что господин Вэй придумал мне имя, и что оно является результатом его зацикленности на Хуангуан-Цзюне! — осуждающе воскликнул он.       Выражение боли промелькнуло на лице его дяди, в то время как он закрыл глаза и прорычал: — А я говорил твоей матери, что не стоит называть тебя Жуланем…       Лань Цзинъи отреагировал первым, в то время как владелец имени оцепенел на несколько секунд: — Не может быть! Я сказал так, потому что подумал, что это что-то, что наверняка бы сделал господин Вэй, но я не думал, что он действительно сделал это! — Мне кажется, это поэтично. Он настолько часто думал о своем муже, что это отразилось и в других сферах его жизни, — Оуян Цзычжэнь мечтательно вздохнул, не отводя взгляд от воды. — Ну знаешь, он мог хотя бы не впутывать в это моё имя! — Цзинь Лин в конце концов взорвался. — Он мог бы быть абсолютно слащавым без того, чтобы это касалось меня!       Лань Сычжуй посмотрел на него, будто бы извиняясь, и долил себе алкоголь. Это было просто чудо, что ничего не пролилось, потому что Лань Цзинъи сейчас не контролировал себя, громко смеясь и стуча кулаком по столу, заставляя всё стоящее на нем подпрыгивать. — И это Вэй Усянь говорил, что я плох в придумывании имен. Эти двое ничем не лучше меня, — Глава Клана Цзян сказал это со смирением человека, пришедшего к такому выводу десятки лет назад.       Это утверждение привлекло внимание Оуяна Цзычжэня: — Что сделал Хуангуан-Цзюнь? Единственный человек, которому он давал имя — это…       Все повернулись в сторону единственного подходящего варианта. Лань Сычжуй чуть выпрямился, почему-то чувствуя себя очень некомфортно под взглядами друзей и Главы Клана Цзян. — Что ты имеешь в виду?       Неудивительно, что Оуян Цзычжень, как самый романтичный из них, догадался быстрее всех, складывая все в цельную картину. — «Сычжуй» значит «вспоминать и тосковать», и я с полной уверенностью могу сказать, что Хуангуан-цзюнь чувствовал подобное относительно только одного человека.       Всю свою жизнь, думая о своём официальном имени, Лань Сычжуй расценивал его как дань памяти потерянным воспоминиям его детства. Такая интерпретация вызывала мурашки. Сейчас Лань Сычжуй полностью понимал реакцию Цзинь Лина.       Лань Цзинъи опять начал громко смеяться, на этот раз еще сильнее стуча кулаком по столу: — Я буквально не могу дышать! Это восхитительно!       Оуян Цзычжэнь восхитился романтичностью всего этого.       Цзян Ваньинь посмотрел на них с выражением, будто только что укусил лимон, и, развернувшись, ушёл.       Две жертвы молчаливой влюблённости двух заклинателей молча налили себе ещё по стакану. Затем они повторили действие ещё раз, надеясь, что утром всё забудут.       Как будто Лань Цзинъи позволил бы им.