Шел снег. Домовцы смотрели в окна, что выходили во внутренний двор, с восхищением и трепетом, потому что это первый снег за последние годы. Из второй только Рыжий был не особо заинтересован этим прекрасным природным явлением, сейчас кое-что, точнее кое-кто, был ему интересен многим больше, чем какие-то ледышки, падающие с неба.
Если говорить конкретно, это была младшая крыса. Белобрюх. Парень, слишком воодушевленный валящимися с неба белыми комьями, сидел совсем близко к стеклу, прижимаясь лбом к холодной поверхности.
«Будто впервые видит» — Подумалось вожаку. Но эти мысли тут же улетучиваются, стоит блондину повернуться к нему: на лбу красный след — отпечаток от морозного окна, а на щеках улыбка, ни у кого в крысятнике, да и наверно во всем доме, нет такой улыбки.
— Посмотри со мной, Рыжий, — умоляюще попросил мелкий, главная крыса усмехнулась, он поправил очки и подошел к ребенку, остальные насмотревшись ушли уже минут пять назад по своим делам.
После побега трех идиотов, всё встало на свои места, он снова грозный вожак, единственный страх которого — пластиковые пакеты, они враги столько, сколько он себя помнит.
— Снежинки такие красивые, словно маленькие осколки стеклышек, это так завораживает. — Говорит пискляво и переводит взгляд на старшего, что смотрит так же увлеченно на Белобрюха, как тот через окно на кружащие в небе холодные хлопья. Хорошо, что через зеленые стекла этого не было видно, не хватало ему еще вопросов от любознательного крысеныша или, что еще хуже, недоуменных взглядов, отвращения.
— Да, очень красивые. — Соглашается с ним, даже не глянув туда, ведь глаза мальца так и манят, он тонет в этих бездонных голубых омутах. Когда только он влюбился в этого ребенка? Вроде это случилось в самое первое мгновение, как только увидел, потому что Белобрюх такой хрупкий и нежный, совсем не похож на остальных во второй.
Рыжий не выдерживает, он хватает крысенка за руку и резко притягивает к себе, прижимая, тот слегка пугается, даже взвизгивает, но не отталкивает — знает, что вожак ничего ему не сделает плохого.
— Почему ты такой милый, Брюх? Почему попал к таким отбитым как мы? — Шепчет, дыша ему прямо в шею, пригибаясь.
— Щекотно. — Смеется младший и обнимает Рыжего, от чего тот хочет взвыть. Слишком близко, слишком тепло, из-за него сердце вожака тает, это опасно.
— Я хотел совершить суицид, ты же знаешь, вот так и попал во вторую.
— То что ты хотел сделать — ребячество. Большинство из нас это делали не раз, чтобы посмотреть на реакцию. — Светловолосый посмотрел на него грустно и отвел взгляд.
— Расскажи, почему ты хотел умереть? — Глаза сделались обеспокоенными, почему-то только сейчас он понял, что у Брюха особая причина. не просто привлечь к себе внимание, а действительно что-то нехорошее.
— Меня гнобили в школе, не только дети, но и учителя, поэтому оценки оставляли желать лучшего. В какой-то момент у меня в голове просто что-то щелкнуло, я взял лезвие, такое острое-острое и резанул по венам, не чувствуя боли совсем. Поначалу, потом я закричал в припадке, родители прибежали, увидев это, тут же вызвали скорую. А потом я узнал, что в дом они уже давно хотели меня отправить, а я против не был, мне так хотелось уйти от того ада, что меня окружал. — Рыжий улыбнулся, подобные истории в доме были сплошь и рядом, он обнял ребенка и проговорил:
— Тут тебе самое место, тут теперь твой дом, теперь ты будешь счастлив, я позабочусь о тебе, малыш. — Впервые за долгие годы он показал эту свою сторону, до этого никто не видел его таким нежным, милым, сочувственным, а главное любящим. Белобрюх явно был особенным и не потому что был худым и бледным, нежным и красивым, он был домашним, от парня веяло теплом и уютом, пах он как свежеиспеченное печенье с корицей.
— Я верю тебе. — Он вылез из рук старшего, из-за того, что ему становилось жарко, и приник обратно к стеклу, явно смущенный от прозвища, которым его назвал только что старший.
— Скоро новый год. — Тихо продолжил Брюх.
— Да, точно, хочешь предложить что-то по поводу празднования?
— Нет, просто хочу встретить его с тобой и… Я для тебя приготовил подарок. — Он от чего-то стал пунцовым, что сильно выражалось на его бледном лице.
— Хорошо, я буду ждать.
***
Сегодня уже 31 декабря. Во второй все снуют туда-сюда, готовясь к новому году, до него оставалась всего пара часов. Все суетились, даже вожак помогал всем: кого-то поддерживал на стремянке, чтобы поправить блестящую мишуру, кому-то помогал почистить мандарины на стол. В общем говоря у каждого было какое-то задание, но самое главное досталось самой младшей из крыс, а именно помогать вожаку проверять всех и помогать в случае необходимости.
На блондине была милая эльфийская шапочка, синие джинсы и темно-бордовая блуза, что была одолжена у Стервятника, потому что: «ну попроси, пожалуйста, она мне так нравится, ну ты же вожак, ты можешь всё», а еще вдобавок эти чертовы омуты, затягивающие всё глубже.
«Только бы не сорваться, нельзя напугать ребенка» — думал Рыжий в тот самый момент, ведь на Белобрюха хотелось накинуться и поцеловать, о большем старший старался не думать вовсе, иначе придется справляться с кое-какой проблемой в туалете или в душе, что могло затянуться на целый день. Потому что одна непристойная мысль сменяется другой и уже невозможно не думать о том в какой позе он бы хотел разложить этого ребенка.
В общем достал он блузу пацаненку, пришлось правда отдать ключ от воспитательской комнаты, но что не сделаешь ради
любви ребенка. К тому же этот кусок ткани очень даже шел блондину, да что там шел, он смотрелся на нем великолепно, несмотря на то что блуза была чутка великовата.
— Я красивый?
— Ты красивый. — Кивнул невозмутимо Рыжий, хотя внутри у него кипели чувства, но очки всё еще спасали положение.
Когда до нового года оставалось всего 10 минут, многие были уже пьяные в дрова, но зато веселья было хоть отбавляй, пожалуй, это был их лучший новый год, никто даже не порезал себя или другого состайника, а это уже о многом говорит.
Брюх шел по украшенному гирляндами коридору, всё сверкало и искрилось. Он смотрел на это всё с разинутым ртом, но тут, проходя мимо кладовки, его туда резко втягивают тонкие руки. Парень очень испугался, поэтому ударил этого человека в живот коленкой.
— Эй, ну-ка тише. Бля, как же больно. — Перед собой младший увидел корчащегося от боли Рыжего.
— Ой, прости. — Он тут же кинулся к нему, смотря огромными глазами.
— Ничего, спасибо, что хоть не лезвием и не по яйцам. — Младший вновь посмотрел обеспокоенно, только хотел вновь произнести слова извинений, но ему не дали. Не дали немного грубые обветренные губы, что прижались к его пухленьким розовым губкам, смазанным каким-то сладко пахнущим блеском. Белобрюх опешил, приоткрыл ротик, чем тут же воспользовался старший, просовывая внутрь него свой язык и обводя мягко небо и десна.
Руками прижимал к себе, медленно спускаясь с талии на округлую тощую попку младшего. Сначала он мягко поглаживал, а потом как сжал, что Брюх несдержанно простонал в поцелуй и отстранился.
— Через минуту новый год, пойдем скорее отсюда. — Тянет его в комнату к окну. Они садятся на подоконник и начинают отсчет со всеми, кто еще в сознании.
Десять…
Девять…
Восемь…
Шесть…
Пять…
Четыре…
Три…
Два…
Один.
С новым годом!!!
И больше ничего не надо, только он и младший, их чувства, эмоции их любовь и страсть.
— Возьми меня.
— Мне показалось? — Лежа в одном спальнике, потому что расставаться на ночь не хотелось, спросил Рыжий.
— Нет, не показалось, я… Помнишь я говорил про подарок? Я хочу отдать тебе себя. — Смущенно и даже немного боязно проговорил Брюх.
— Хорошо, я буду нежен, не волнуйся.
Он начал водить руками по тощему телу, оглаживая каждый участок, каждое ребрышко, провел по груди, задерживаясь на сосочках, и черт, даже они ему нравились до безумия, такие манящие розовые бусинки, он не сдержался и прикусил один, от чего младший вскрикнул. Рыжий перевернул его спиной к себе, благо спальник был довольно большой, чтобы они не были слишком плотно прижаты друг к другу, и начал оглаживать и целовать его спину, лизал «крылышки» иногда покусывая их, после поцеловал мягко в загривок и перебрался к ушкам, руками одновременно оглаживая его тело.
Спустился к его заду и мягко огладил, вторую руку положил ему на пах, чувствуя, как тот уже налился кровью, начал спускать с него джинсы и боксеры, а после полез в свой карман и достал смазку и презерватив. Подставил смоченные пальцы к красной дырочке и провел слегка.
— Расслабься, малыш. — Шепнул старший и ввел один палец внутрь, мягко и плавно, парень слегка скривился от странных ощущений, но Рыжий неплохо его отвлекал от боли, играясь с телом Белобрюха. Блондин повернул к нему голову.
— Поцелуй меня.
И старший поцеловал, постепенно распаляясь и орудуя внутри парня уже тремя пальцами, ловил его стоны губами, ведь только ему дозволено слышать эти по-истине божественные звуки. Он поменял их местами и теперь блондин был сверху, он вытащил из парня пальцы, под разочарованный вздох и быстро вошел в него своим членом, чтобы не расстраивать ребенка надолго.
— Вау, это так… Необычно, но… Приятно, я люблю тебя, Рыжий. — И стягивает со старшего его очки, хочет посмотреть в эти глаза, теряется в них, а старший ускоряет темп и чувствует скорую разрядку, берет член крысеныша в руку и начинает водить по нему, тот теперь вовсе не сдерживается и через некоторое время ускоренных фрикций они кончают, сначала Брюх, после и вожак. Оба потные и счастливые, старший стягивает с себя резинку, завязывает и выкидывает куда-то из спальника, надеется, что утром на него никто случайно не наступит и вскоре вовсе засыпает.
Тепло и сказочно находи́тся сейчас рядом друг с другом, в одном спальнике, полуголыми, в комнате пропахшей мандаринами и перегаром и им было так спокойно, как никогда до этого, как ни с кем до этого.
» В твоих объятьях было теплее,
чем у костра. И мы засмеялись на зло
затеям природы.
Я не знаю, как называется эта пора,
Но это было лучшее время года.»