Этот день выдался особенно тяжёлым для Тани. Собрав со своего рабочего места целую кипу бумаг с чертежами, девушка всё же покинула завод. Правда, по пути ей пришлось столкнуться со своим болтливым коллегой, но это ничего, совсем ничего. «Да», «угу», «да-да» — и вот он общался с пустотой, ни о чём не подозревая. А Таня уже ворвалась в чёрный декабрьский мороз, выдохнула тёплый воздух и вдохнула свежий, чистый, холодный… Аж голова закружилась. Снег искрился разными цветами от света вывесок, всюду сновали люди. Все куда-то спешили. А Тане некуда было спешить. Ведь домашний телефон никуда не убежит, верно?
Едва удерживая в руках собственные чертежи и планы, женщина первым делом ломанулась в магазин. Попить горячего чаю со свежей выпечкой, сидя у окна и разглядывая инеистые веточки узора на стекле… И слушать в трубке те самые заветные гудки. Таня знала, что очень навряд ли ей ответят. Но она была терпелива. Или безнадёжно наивна и глупа?..
Это случилось в 1943 году. Тогда Яну признали репрессированной из-за того, что она нашла в себе силы и дерзость вернуться на родную землю из немецкого плена. И тогда же её казнил собственный народ, собственным оружием, вместе с другими такими же несчастными. Грохот пуль не имел ничего общего со звуком телефонных клавиш или гудков. Тут хотя бы была надежда. А там… Полная безнадёжность. Было произведено 16 выстрелов, но Яна ещё стояла, ухмыляясь, хоть её лицо было искажено от боли. Последний же выстрел выбил её из колеи.
И так из года в год. С того самого дня, когда телефонной линией стали связаны Санкт-Петербург и Токио. Даже война не остановила её, этакую упрямицу. Но Тане хотелось знать, что случилось с
ней. Куда
она пропала? Знала бы наша героиня, что после русско-японской войны Рэй вместе с братом переехала на новое место, сменив тем самым и номер домашнего телефона.
— Яна? То есть, Таня? Куда ты снова спряталась?
После того происшествия её брат, Саша, как мог искупил свою вину и заглушил совесть, поместив Таню, бывшую Яну, на дачу, подальше от людских взглядов и новых проблем. Вернее, он запер её в комнатке на чердаке и даже не включал там свет. Это логично. Но не для тогдашней Тани, в которой тоже будто выключили лампочку, оборвали все провода и выкинули уже ненужное тело на помойку.
— Вот ты где. Танюш, ты в безопасности. Зачем ты залезаешь туда раз за разом, да ещё и со сломанным радио? — Вот он опустился на колени, а затем и совсем лёг на пол, прямо напротив Тани под кроватью. И правда — она сжимала в руках радио. Девушка молчала и на присутствие брата не отреагировала почти никак. Саша снова вздохнул. Это бесполезно. Быть может, она так пряталась и от родных, домочадцев. А может, даже и от самой себя.
Таня встряхнула каштановыми кудрями, которые в свете магазина казались рыжеватыми. Надо же. На витрине осталось совсем немного. Сколько люди успели умять…
— Девушка, чего вы хотите?
Таня аж дёрнулась от усталого голоса продавщицы и отлепилась от стекла. Найдя в кармане несколько червонцев, она протянула их женщине, улыбнувшись от своего тихого и радостного ожидания:
— Вот эти, с картошкой.
— Нет с картошкой, — отрывисто ответила та. — Есть с капустой.
— Ну, давайте, давайте!..
Какая, собственно, разница? Вот уже два пирожка за пазухой согревают её в этой ночи, на удивление чистой и чёрной, как чернила. Да, на небо как будто вылили чернила. Интересно, а сколько бы их для этого понадобилось… А вот и полярная звезда протянула к Земле свой длинный луч. Таня улыбнулась, вспомнив мотив песни, которую она услышала по радио. Только вот когда…
— Может, я для себя сделал так, чтобы было хорошо… А тебе всё плохо. Танюша, что не так, скажи?
— Я не хочу, чтобы меня видели. Такой. — Наконец-то. Все попытки заговорить с ней, услышать её голос, увенчались успехом. Саша даже улыбнулся, понимая это.
— Какой, Таня?
Тишина в ответ. Напрасно Саша почему-то хочет помочь, что-то исправить. Вот же глупец.
— Хорошо, Танюш. Катенька* скоро придёт с работы, пойдёшь купаться. А то под кроватью-то лежать миленькое дельце, да…
Таня продолжала возиться с радио. Как долго она этим занимается? Саша со вздохом поднялся с пола и чуть было не ударился макушкой о потолок. Низкая комнатка всё-таки.
— Звонил мне кто-нибудь? А? Звонил? — со смехом трясла Таня свою домашнюю кошку Ночку, а та даже не мявкнула в ответ. Нет, она не была удивлена — к такому поведению хозяйки она уже привыкла. Вот сколько она жила здесь, столько и хозяйка была такой. Жизнерадостной, целеустремлённой и, как говорится, пробивной.
Но кошка не застала Таню в период сталинизма, период оттепели, когда та только возвращалась к жизни. Да, именно так. Душевные её раны заживали, а на физические грех жаловаться — остались на теле лишь в виде белёсых отметин и рубцов. У всех были такие, со своей историей. И у Тани такие же были… Как хорошо, что теперь большинство из них были бытового характера.
Девушка, едва только успев зайти и включить свет в прихожей, рухнула с сумками на низкую тумбу под вешалкой, выдохнув и прикрыв глаза. Снег превращался в воду, стекая на пол с её волос, с пальто, перчаток, шарфа… Но Тане было всё равно. Она отдыхала. Чем ближе она была к телефону, тем больше сил и вдохновения зарождалось в её сердце, как в Солнце зарождалось тепло из водорода и гелия. Спешить было некуда, опять же. Вот и голодная кошка прибежала, заставив хозяйку действовать.
Так прошло время сталинизма, закончилась давно война. Наступило время оттепели, в конце которого Таня более-менее пришла в себя и потихоньку вышла из того апатичного состояния, в которое её ввергли страшные обстоятельства. Никому такого не пожелаешь, даже врагу. Но увы — она упустила за всё это время примерно столько же, сколько ей понадобилось на усвоение нового материала. Собирая его по кусочкам, Таня таким же образом собрала то самое радио, с которым проводила долгие дни почти одна.
Это было где-то в начале 1980-х годов, тогда по станциям крутили одну и ту же песню. Она играла, что говорить, — «из каждого утюга». И именно её самой первой Таня услышала, закончив ремонт устройства. И это напомнило ей о самом главном, что она должна была сделать после ещё давно. И Таня судорожно стала искать номер телефона, чтобы сделать наконец первый звонок. Первый за столь долгое время…
Позвони мне, позвони…
Позвони мне, ради Бога!
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звезды тают над Москвой…
Может, я забыла гордость?
Как хочу услышать голос,
Как хочу услышать голос
Долгожданный голос твой
Позвони мне, позвони…
Таня засела на кухне, приоткрыв форточку, и закурила. На плите посвистывал чайник, рядом на сковородке жарились пирожки — Таня их любила с корочкой. Было так тепло и уютно, что, кажется, на какой-то момент Таня задремала. Перед глазами с опущенными ресницами проплыли бензиновые пятна, в дыму от сигареты рождались достойные Дали образы, от рыжины светильника горели костры...
Она не знала, что где-то очень далеко от неё пыталась уснуть Рэй. Часовые пояса делали своё дело, перенося время от Питера аж на шесть часов вперёд. Но, несмотря на это, в Японии тоже все ждали Нового года. А Рэй, только недавно вернувшейся домой сквозь метель, было не до сна. Она ещё с войны не пришла в себя, находясь примерно в таком же, но более активном состоянии, что и Таня. Японка по совету брата обратилась в мико* и служила при местном храме. Да, Рэй почти ничего не чувствовала, будь то плохое или хорошее. Она могла только осознавать это. Она могла, благодаря храму и обрядам, контролировать лисицу внутри неё. А когда-то эта лисица причинила ей самой и другим столько боли…
Без тебя проходят дни.
Что со мною я не знаю.
Умоляю, позвони,
Позвони мне, заклинаю!..
Дотянись издалека,
Пусть над этой звездной бездной
Вдруг раздастся гром небесный,
Вдруг раздастся гром небесный
Телефонного звонка.
Позвони мне, позвони…
Таня распахнула глаза: чайник вскипел и громко свистел, так, что девушка чуть не споткнулась о лежавшую тут же кошку. Чай заварен. Ромашковый. И вот тут Таня прикусила на секунду губу.
Это была война, которая должна была решить всё. Рэй всегда была уверена в своих силах. Столько лет духовной практики и тренировок прошли не зря. Она была столь же упрямой, как и её враг, который встал у неё на пути. Рэй понимала, что обе стороны долго не продержатся, но она хотела большего. Она хотела доказать своё превосходство над другими, показать, как она сильна. Одним словом, она должна была
победить. И она победила. Но эта победа запятналась не только кровью Рэй, лишив её былой гордости и ввергнув её в глубокое отчаяние. Таня понимала это как никто другой. И поэтому она прислала по почте Рэй… ромашки.
Ромашки. Именно эти цветы в качестве извинения, в качестве перемирия между ними и наверняка
чего-то ещё, были присланы Рэй. В ответ же от неё было прислано четыре* стрелы. Очень красноречивый ответ. Но тогдашняя Яна сохранила их. Сохранила их по переезде и сегодняшняя Таня. Казалось, что они были присланы только что, хоть и прошло больше 80-ти лет. Она берегла их потому, что знала: если бы Рэй действительно так ненавидела её, она бы ничем не ответила ей, проигнорировав аккуратно засушенные нежные цветки.
Если я в твоей судьбе
Ничего уже не значу,
Я забуду о тебе.
Я смогу, я не заплачу!
Эту боль перетерпя,
Я дышать не перестану.
Всё равно счастливой стану,
Всё равно счастливой стану,
Даже если без тебя…
Таня сидела, прижав трубку к щеке. С каждым гудком она словно погружалась в какую-то ночную темноту всё глубже и глубже. Так же, как луч света пронзает время и пространство. И всё же надеялась, что на другом конце провода ей ответят. Обязательно ответят. Как она там… Может, сейчас придёт домой и спросит у брата:
— Мне кто-нибудь звонил?
И на этом все ожидания закончатся, а?..
