I’m so lucky u re here honey

Руки болят настолько сильно, что Шон против собственной воли начинает прокручивать в голове строчки из молитвы, которую каждый вечер перед сном читала Клер. Шон не был верующим, но и атеистом не был тоже. Он верил, что где-то там существует кто-то, неотрывно следящий за каждым его действием, но выглядел он уж точно не как Джаред Летто, отрастивший бороду и научившийся шагать по воде. Губы сами шевелились, произнося слова, что с таким упоением всего несколько месяцев назад в его присутствии произносила Клер. Молитва, вера в целом — все это напоминало о бабушке с дедушкой, отчего старший Диас не обращался к Всевышнему слишком часто. Негоже бередить гниющие раны. Но больнее всего было не из-за ран и лёгких царапин, по неосторожности оставленных тупыми ножницами или шишками, а из-за того, что за всю работу, проделанную за последние дни, ни он, ни ребята не получили зарплату. Искривлённое злобой лицо Меррила все еще стояло перед глазами, а в ушах тихонько звенело благодаря удару Большого Джо, пришедшегося аккурат в правый глаз. Сильнее синяка на нем болели только руки и грудная клетка, так что Диас предпочёл забыть о произошедшем и сосредоточиться лишь на мыслях о том, что им с Дэниелем следует делать дальше. Приходится рассказать Финну и Кэссиди с Джейкобом о силах Дэниэля. Те смотрят на витающую в воздухе шишку неверяще, а Диас младший, кажется, гордится своими силами. Раньше ему не приходилось намеренно показывать другим людям свои способности, потому он и реагирует подобным образом. Шон на это лишь закатывает глаза и берет с друзей клятву, чтобы те держали все в тайне. Кэсс клянётся, Финн в очередной раз называет его слащавым «солнышко», а Джейкоб поначалу видит во всем происходящем предопределение. Шон опять закатывает глаза. Он так устал от всего этого дерьма. Он не помнит, что было после этого. Не помнит, как Дэниэль поливал дерьмом их давнюю цель поскорее уехать в Пуэрто-Лобос, не помнил короткого напутствия Кэссиди, не помнил, как Финн предложил ему выпить пива. Вместе. Он настолько сильно затрахался, что не хватало сил банально разозлиться, опять отчитывая брата за все грехи. Ему хотелось просто упасть на землю прямо на том месте, где пару дней назад они с Дэниэлем и Финном метали ножи, свернуться калачиком, уткнувшись носом в колени, и разрыдаться в голос. Шону казалось, что только это поможет избавиться от скопившегося внутри его тела напряжения, но он не мог позволить себе такой роскоши — не сдерживать негативные эмоции, ведь это могло выбить из колеи и младшего, чего Шону совсем не хотелось. Потому Диас стоически держался, стараясь забить свою голову чем-то более приятным. Например, скупыми воспоминаниями, приобретёнными в Бивер-Крике, или строчками когда-то давно горячо любимой песни. Черт, как же давно он не слушал музыку. Шон начинает ощущать окружающий его мир лишь тогда, когда крепкая ладонь Финна ложится на его бедро, крепко сжимая и ведя из стороны в сторону. Диас заворожённо следит за чужими татуированными пальцами, попеременно то сжимающими, то разжимающими его ногу, пока хозяин этих самых пальцев наконец не замолкает и не устремляет на него взгляд болотного цвета глаз. — Так давай провернём это дело. — заговорщически произносит Финн, внимательно глядя в коричные глаза напротив. — я бы не стал предлагать, если бы не был уверен в успехе. Спорить с Финном Шону не хочется совершенно, ведь тот, кажется, был готов идти до самого конца. Идея ограбить Меррила не казалась ему абсурдной или аморальной, что и пугало Диаса. Он не должен был поддаваться на сладкие речи демона-искусителя, коими сейчас мастерски парировал Макнмара, пытаясь убедить Шона в том, что это ограбление и ему самому, и, что самое главное, Дэниэлю, просто необходимо. — Ты уверен, что мы справимся и нас не возьмут за задницы? — неуверенно тянет Диас, вопросительно глядя на воодушевившегося Финна. Очередной поток убеждений посыпался с его стороны, но Шон к тому моменту уже просто-напросто не слушал. Он согласился не потому, что хотел угодить самому восхитительному, самому охуительному парню, которого он только встречал за всю свою жизнь, а потому что конкретно заебался. На принятие рациональных, полностью обдуманных решений сил больше не осталось. Именно усталость и нежелание более думать стало поводом к преступлению. Никак не озорной блеск в зелёных глазах напротив. — Я чувствую, что между нами что-то есть. — отчего-то Финн перенимает смущение парня, но тут же спешит прикрыть его напускной уверенностью, настойчиво тыча указательным пальцем в чужую грудную клетку. — вечно я теряю голову, когда знакомлюсь с новыми людьми. Когда Финн тихо усмехается, Шон чувствует, будто внутри у него взрывается сверхновая. На щеках расцветает багряный румянец, а во рту становится сухо. Кажется, он не может дышать. — Я… — не задумываясь, выдыхает Диас, потому что, кажется, это именно то, в чем он нуждался, чтобы избавиться от сжирающей его изнутри злости. Он нуждался в понимании, во взаимности и поддержке, и все это ему требовалось именно от Финна. Поэтому он прикрывает глаза, собираясь с силами, а потом во мгновение ока распахивает их и смотрит на ожидающего его ответа Финна. — Я чувствую то же самое. И в этот момент Шон понимает, что тонет. Его с головой затягивает в этот омут, но он уже не понимает, что происходит, он вновь теряется в вязкой темноте, шепотом влекущей его за собой в неизвестность. Он не помнит, кто подаётся вперёд первым. Когда их губы соприкасаются в легком, неимоверно нежном, кружащем и так звенящую от недавнего удара голову поцелуе, Шон забывает обо всем. И о смерти отца, и о находящемся под его ответственностью несносном младшем брате, и о покинутом доме, и о старых друзьях; Шон теряет все воспоминания о своей прошлой жизни. Это мгновение разделило его существование на до и после. Диас чувствовал, каких усилий Финну стоило сдерживать себя, чтобы не впиться в пухлые губы мальчишки более жадно, с одной конкретной целью, но он держался. Лишь настойчиво сжимал и разжимал длинные пальцы на его бедре, поглаживал длинные темные волосы на затылке и мягко сминал чужие губы, боясь навредить даже столь невинным действием. Шон прервал поцелуй спустя менее чем четверть минуты, но эти секунды показались ему чертовой вечностью. Он был дезориентирован, разгорячен и даже… возбуждён? Вернулся он в реальность лишь тогда, когда до ушей его долетела самодовольная усмешка Финна, что звучала совсем неубедительно вкупе с затянутыми бледной поволокой глазами и со слегка покрасневшими щеками. — Хочу искупаться. — почему-то шепчет Финн, двигая свою руку выше по юношескому бедру. — в озере. Не хочешь со мной, солнышко? Шон не находит в себе сил для полноценного ответа, поэтому он лишь кратко кивает, не отрывая взгляда от зелёных глаз. В них он видел бескрайние пустоши, поля васильков, омываемые порывистыми ветрами, хвойные ветви вечнозеленых деревьев, что вершинами своими стремились прямо к солнцу. Таким был и Финн. Он тоже всегда стремился к солнцу, не желая прекращать расти. Он жил бесконечным движением, совсем не уставая, что не могло не восхищать Шона. Когда они оказываются на берегу, Диас не сразу замечает, что его спутник уже начал скидывать с себя одежду. Раздевался он нарочито медленно, словно оттягивая момент обнажения теперь не только душ, но и тел друг перед другом, однако при этом неотрывно глядя в глаза цвета боярышника. Только тогда, когда очередь дошла до рваных джинсов, Шон взялся за собственную одежду. Как ни странно, нагота ни сколько их не смущала. Наоборот, казалось, что это придало обоим такой необходимой смелости. Финн улыбается, и Шон, по-идее, не должен видеть этого из-за густой темноты, неизбежно обволакивающей их, но он видел, видел благодаря луне-виновнице, все это время безотрывно наблюдающей за ними. В глазах Финна Шон видел мириады звёзд. Хотелось дать себе по лицу за подобную романтичность и сентиментальность, потому что раньше он считал подобные описания глупыми. Он не верил, что можно увидеть в чужом взгляде россыпь настоящих звёзд, что можно услышать в чьем-то голосе столь искренние, столь желанные чувства, так что в этот момент не чувствовать себя глупо ему помогал лишь Финн, уверенно протянувший ему навстречу раскрытую ладонь. Шон позволяет себе подумать лишнюю секунду, а потом посылает все свои предрассудки на хер и берет юношу за горячую ладонь, переплетая его пальцы со своими. Финн улыбается ещё шире и шагает по направлению к озеру, отражающему на своей глади яркую луну и черное небо, усыпанное серебряными звёздами. Вода холодная, но ни один из них не ощущает этого. Им нет никакого дела до тех ощущений, что дарит им природа и окружающий мир, ведь они наконец признали, что могут подарить друг другу что-то гораздо большее, чем боль или морозный холод неизвестности. Именно в тот момент, когда Финн, возвращаясь в свой привычный образ готового на все смелого юноши, обхватывает Диаса за талию обеими руками и начинает медленно кружиться в воде, не спеша рассекая воду резкими движениями ног, Шон позволяет себе выкинуть из головы все оставшееся дерьмо, гложущее его ещё до того, как они оказались в воде. Эти дороги и правила порядком ему надоели, так что успокоение нашлось лишь в глуши. Кто бы мог подумать, что в подобных чувствах Шон найдёт своё спасение? То, что испытывал Шон, находясь рядом с Финном, не шло ни в какое сравнение с тем, что он ощущал, например, с Джен. Та определенно ему нравилась, он даже иногда воображал себе поцелуй с ней, но то, что происходило сейчас, не шло ни в какой сравнение. В груди разливалось приятное тепло, когда зеленоглазый смеялся или бросался своими пресловутыми «солнышками» и «милыми». Во рту становилось сухо, а ладошки начинали потеть, когда он подходил слишком, слишком близко для простого друга, обычно при этом по-хозяйски кладя свои руки то на плечи, то на бёдра. Финн не любил ярлыки, и Шон это знал. Но почему-то так сильно хотелось стать тем единственным, за кого будут рвать задницу. Он собирался поговорить об этом, даже по привычке прокрутил будущий разговор в своей голове, как был отвлечен от своих размышлений очередным тихим смешком, сорвавшихся с чужих губ, до этого нежно целующих чужую шею. — Эй, милый. — произносит Финн, и в обращении этом наконец слышится не только обыденность и привычка, но и что-то новое, что-то, что за всю свою не такую уж и долгую жизнь Шон ни разу не слышал. — прекращай думать, а? Просто наслаждайся моментом. Шон лишь согласно кивает и обхватывает крепкое тело под водой ногами покрепче, больше не задумываясь ни о чем лишнем и сосредотачиваясь на хвойных глазах напротив. В них он видел ещё больше звёзд, чем сейчас сияло на небе.