Чулки из шелковых цветов

      Последние две недели Чайльд вел себя странно. Нет, Эфир прекрасно знал, что его партнер был с прибабахом – чего только стоила его страстная любовь к битвам. Иногда Эфир думал, что Чайльд согласился с ним путешествовать только потому, что Эфир обладал исключительной способностью впутываться во всевозможные неприятности, логическим заключением которых являлось старое доброе насилие.       Эфир к убийству относился равнодушно, но, если мог избежать кровопролития, обязательно это делал. Однако Чайльд обладал адреналиновой зависимостью, постоянно лез на рожон и не мог сидеть на одном месте больше трех минут. Нет, вообще-то мог, но зачастую его жажда деятельности – желательно такой, чтобы размахивать кинжалами, стрелять из лука и слушать чьи-то крики о помощи, – была сильнее. Единственным исключением была рыбалка, которую Чайльд обожал почти до умопомрачения и фанатичную приверженность которой Эфир совсем не понимал.       После очередного задания Эфир молча и нарочито неосторожно обрабатывал боевые ранения ненормального Чайльда, подобным образом выражая свой протест. Чайльд фырчал и разбрасывался целым ворохом ни к чему не обязывающих шуток, которые Эфир игнорировал.       Один раз он попытался поговорить на эту тему, а в итоге оказался лежащим лицом в подушку и старательно давящим стоны – Чайльд мастерски умел увиливать от животрепещущей темы, и Эфир нехотя отступил. Что-то ему подсказывало, что его все равно бы не послушали; проблема крылась где-то в голове у Чайльда, а копаться в ней Эфиру не очень хотелось.       Наверное, их можно было назвать не то партнерами, не то любовниками; Чайльд вообще называл их странным словом товарищи, произнесенным на родном наречии, и только проказливо улыбался, когда Эфир интересовался о его значении. Чайльд вообще был личностью разносторонней: он мог доверчиво льнуть к ладони и целовать венку на тыльной стороне запястья, а мог сражаться с десятком противников сразу и получать от этого неподдельное удовольствие. Эфир вообще сомневался, какой Чайльд был настоящим: тот, который писал своей семье длинные письма и, подмерзая по ночам, трогательно к нему жался, или тот, который обожал надирать чьи-то задницы и носиться за Эфиром по всему миру в поисках подходящего соперника.       В Эфире он тоже видел противника, даже несмотря на то, что путешествовал с ним на постоянной основе. Все возникающие в процессе споры они решали просто: кто победил, тот и прав. Страшно вымотались за день, кто готовит ужин? Решим с помощью армрестлинга. Кто платит за номер в гостинице, и да, Чайльд, я не собираюсь быть твоей содержанкой? Кто быстрее добежит, тот первый всучит деньги администратору. Кому достанется добыча, которая нужна обоим? Посчитаемся на камень-ножницы-бумага. Кто сегодня будет сверху? Как кто, победитель в спарринге, конечно же!       Эфир даже как-то привык, что вся его жизнь с момента появления в ней Чайльда превратилась в сплошное соревнование. На самом деле это было даже интересно – наличие партнера-соперника заставляло постоянно стремиться к более высокой планке, чтобы не видеть разочарование от легкой победы в небесно-синих глазах. Раньше никого ближе Люмин у Эфира не было, а теперь Чайльд внаглую залез ему под кожу и устроился там с таким удобством, словно всегда там был.       До этого Эфир доверял только Люмин и любил только ее – метка связи душ, золотистая искра, расположившаяся под ключицами, была явным примером глубины их отношений. Представители их рода знали, как делать такие метки, но их наличие означало, что двое носителей будут повязаны друг с другом навсегда. Обычно Эфир общался с Люмин через эту метку, плюс она служила индикатором состояния сестры – пока она была жива, искра горела. Почему-то в Тейвате функция общения не работала; по крайней мере, искра все еще светилась веселым золотым светом, значит, Люмин все еще жила.       Чайльд знал суть метки и постоянно докапывался до Эфира на счет того, что хочет себе такую же; Эфир уже устал пояснять ему, что они навечно прикуют друг друга к себе, если получат такие татуировки. Концепция связи душ в принципе была слишком острой темой, но благодаря настойчивости Чайльда Эфир постепенно начинал сдавать свои позиции.       А в последние две недели Чайльд был каким-то неестественно притихшим, и это было странно – Эфир, успевший более-менее изучить все основные аспекты поведения Чайльда, чуял нехилый подвох.       Дело было в том, что Чайльд выглядел так, словно открыл для себя что-то новое и теперь спешно пытался понять, что ему с этим знанием делать – как если бы у него в руках была готовая рвануть бомба, и он решал: перекинуть эту бомбу в чужие руки, оставить у себя или зашвырнуть куда подальше.       Он как будто намеренно избегал Эфира, хотя прекрасно знал, насколько для него важно поддерживать тактильный контакт! Чайльд осторожно высвобождал пальцы, до скрежета зубов приторно улыбаясь, ловко уворачивался от объятий, уклонялся от совместного принятия ванной и совсем не требовал секса. Даже их соревнования-междусобойчики сошли на нет: Чайльд постоянно уступал Эфиру и совсем не выглядел расстроенным.       Скорее, задумчивым и озадаченным.       Эфир был в ужасе.       Нет, Чайльда совсем нельзя было назвать глупым, скорее, очень даже наоборот; тактику боя они зачастую строили вдвоем, но аналитическое мышление Чайльда было развито куда лучше, чем у Эфира. Он многое подмечал, быстро приходил к пониманию и на основе этого строил свои суждения – в этом Эфир полагался на него без оглядки.       Но видеть Чайльда с головой погруженным в свои размышления было неестественно и даже как-то жутковато, потому что активность и невозможность усидеть на одном месте – его отличительные, на минуточку, черты – куда-то пропали. Самая большая проблема заключалась в том, что Эфир никак не мог взять в толк причины подобного поведения!       Попытки собственноручно расколоть Чайльда ни к чему не привели – ну не имелось у Эфира научной степени в задушевных разговорах, с этим ничего нельзя было поделать, – а сам он, кажется, колоться не собирался. И как только Эфир, чуть ли не изведший себя от беспокойства, начал успокаиваться, Чайльд решил-таки передать вышеупомянутую бомбу, повязанную красивой праздничной лентой, ему прямо в руки.       Он, видимо, созрев для серьезного разговора, спросил прямо в лоб:       – Ты бы надел для меня чулки?       Эфир подавился горячим чаем, разлил его себе на штаны и чуть не задохнулся, пока не на шутку перепуганный Чайльд пытался ему помочь. От «помощи» Чайльда у Эфира чертовски сильно жгло лопатки и загривок – рука, которой он лупил его по спине, была тяжелой.       – Ты с ума сошел? – неподдельно возмутился Эфир, едва сумевший прокашляться, и с размаху ударил его лбом в лоб, вынудив сдавленно вскрикнуть и откинуться назад, прикрывая больное место аж обеими руками. – Конечно же нет!       – Ну зачем ты дерешься, мог бы просто ответить: «Нет, любимый, я против», – невнятно проворчал Чайльд, обиженно сверкая синими глазищами исподлобья.       – Обойдешься, – отрезал Эфир, игнорируя демонстративные болезненные стоны.       Помогая Чайльду подняться, пристыженным он себя не чувствовал, зато щеки его пылали, как высокоуровневные пиро слаймы – горячо и беспощадно; впрочем, Чайльд, никогда не упускавший возможности подколоть Эфира, витал где-то в своих облаках. Наконец-то потащивший его на очередную миссию Чайльд выглядел живее, чем раньше, однако все еще не до конца вернулся в прежнюю кондицию.       Эфир уже успел забыть неожиданный и смущающий вопрос и беззвучно радовался, что Чайльд потихоньку оживал. Постепенно вернулись и поцелуи украдкой, и долгожданные прикосновения – изголодавшийся по тактильному контакту Эфир урчал чуть ли не по-кошачьи, дорвавшись до желаемого, – и извечные флиртующие шутки, и жажда боя, и маленькие соревнования.       Правда, смотрел на него Чайльд теперь по-другому – оценивающе и предвкушающе, – но это были сущие мелочи, и сердце Эфира было почти спокойно.       Почти.       Когда Чайльд залип у прилавка с женским бельем, чуть ли не капая слюной на аккуратно разложенные чулки, Эфир промолчал. Когда он в течение всего ужина пялился на затянутые в чулки ноги официантки, Эфир проглотил все свои недовольства. Но когда прямо посреди его кровати неожиданно обнаружились шелковые чулки, он не выдержал.       – Ты что, фетишист? – в сердцах спросил он. Лицо Чайльда засияло так, словно он только что выиграл в лотерее, хотя вопрос Эфира не подразумевал под собой никакой положительной подоплеки.       – Да, – радостно ответил он и невинно улыбнулся. Эфира передернуло. Чайльд взял в руки злосчастные чулки и провел по ним пальцами, выглядя так довольно, что у Эфира пропало все желание злиться.       – Ты поэтому такой загруженный ходил совсем недавно? – догадался Эфир. Это объясняло поведение Чайльда в последнее время; понимание ситуации дарило Эфиру облегчение, но вместе с тем – некоторые подозрения.       – Не каждый день узнаешь, что у тебя есть фетиш на женские чулки. Плюс я не знал, как ты к этому отнесешься, – неожиданно смутился Чайльд. Эфир вздохнул почти умиленно – ему нравилась ненавязчивая забота Чайльда. Умиление продлилось недолго – ровно до тех пор, как Чайльд почесал кончик носа и, вскинув сияющие глаза на Эфира, протянул ему чулки и соблазнительно проворковал: – Может, примеришь?       – Вот еще, – не соблазнился Эфир. Чайльд расстроенным не выглядел – лишь весело пожал плечами и положил чулки в тумбочку. Эфира почему-то проняло – он знал, как именно Чайльд умел добиваться своего: долго и усердно. Вода камень точит, так ведь он всегда говорил?       И началась осада крепости.       Чайльд мастерски умел капать на мозг, этого умения у него было не отнять. Избавиться от рассыпающего намеки направо и налево Чайльда не представлялось физически возможным, а давать ему желаемое не хотелось, несмотря на то что это значительно облегчило бы Эфиру жизнь – сомнений в том, на ком именно он хочет увидеть чулки, не оставалось.       Конечно, Чайльд умел быть соблазнительным, когда хотел, и Эфир очень часто на это очарование велся, однако в дурацкой ситуации с чулками стоял на своем до последнего. Он вообще умел быть очень упертым, однако Чайльду серия категорических отказов была совершенно безразлична; раз он решил, что хочет увидеть Эфира в чулках, то он его обязательно увидит, и мнение самого Эфира при этом не учитывалось.       Эфир потерял счет сказанным «нет» уже на втором десятке, однако нездорового энтузиазма Чайльда это совсем не убавило – его, казалось, только подогревал тот факт, что Эфир сопротивлялся. Для Чайльда это было очередным соревнованием, чье упорство победит: его или Эфира.       Когда Чайльд в очередной раз предложил Эфиру пойти на Стража руин в треклятых чулках и коротких шортах, терпение Эфира лопнуло. Он просто сказал:       – Хорошо, – и, поднявшись из-за стола, вышел из забегаловки, в которой они обедали, оставляя ошарашенного Чайльда одного.       Эфир не разбирался в чулках, но сомнений в том, что из всех чулок Чайльд выбрал самые дорогие, не было – вряд ли бы он стал скупиться на собственный фетиш. Ткань ощущалась между пальцев приятной прохладой, но его щеки и уши полыхали – не то от злости, не то от смущения.       Чулок скользнул по обнаженной ноге, резинка, искусно увитая кружевами, идеально легла на бедро – Чайльд даже здесь умудрился отличиться, подобрав чулки размер в размер. Посмотрев в зеркало, первым делом Эфир отметил горящие праведным гневом глаза, затем – красные щеки, и только потом взглянул на свои ноги. Пожалуй, он мог согласиться с тем, что было что-то эстетически красивое в черной ткани и роскошных кружевах, обхватывающих бедра.       Впрочем, застывший в дверном проеме Чайльд, ворвавшийся в номер как ураган, явно находил что-то куда более привлекательное в ногах, затянутых в чулки.       – Ты их надел, – неверяще произнес он и шумно вздохнул.       – Ты же сам этого хотел, – обманчиво спокойно напомнил ему Эфир и, круто развернувшись на пятках, игриво склонил голову вбок и немигающе уставился на Чайльда из-под растрепавшейся челки, поманил его пальцем. Чайльд шумно втянул носом воздух и как завороженный сделал шаг вперед, не отрывая взгляда от бедер Эфира.       Эфир нечасто видел Чайльда таким взволнованным – он кусал губы и часто моргал, его грудная клетка вздымалась и опускалась чаще обычного, а сам он выглядел так, словно увидел что-то прекрасное, после чего и помереть не страшно было. Умирающий Чайльд Эфиру нужен не был, поэтому он сократил оставшуюся между ними дистанцию, сгреб его за шарф и поцеловал, вкладывая в поцелуй все свое недовольство – кусаясь и сминая губы.       Он был готов поклясться, что обычно держащий себя в руках Чайльд всхлипнул на выдохе; это побудило Эфира вжаться в него всем телом и стиснуть в пальцах крепкие ягодицы. Когда Чайльд, пройдясь руками по шее, плечам и спине, попытался повторить его маневры, Эфир воспротивился – разорвал поцелуй и ощутимо ударил тыльными сторонами ладоней по предплечьям.       – Никаких рук, – предупредил он, и Чайльд, чуть помедлив, недовольно кивнул, выглядя почти по-детски обиженным.       Эфир подтолкнул его к кровати, попутно стягивая с шеи Чайльда шарф и практически не глядя расстегивая пуговицы сначала на пиджаке, затем – на рубашке. Они отправились на пол спустя мгновение, следом за ними полетела рубашка Эфира. Чайльд потянулся было обнять его, но Эфир не дал – уклонился от загребущих рук, хитро извернулся и опрокинул Чайльда на спину.       – Двигайся к изголовью, – приказал Эфир. Чайльд подчинился, переползая выше, – синие глаза потемнели, выдавая крайнюю степень возбуждения. Эфир заинтересованно скользнул взглядом по топорщащейся ширинке, напряженному прессу, крепкой груди, а после грациозно запрыгнул следом, седлая Чайльда. Чайльд голодно облизнулся, внаглую проводя пальцами по резинке чулок; большего Эфир ему не позволил – перехватил обе руки, завел их к изголовью и практически мастерски перевязал запястья Чайльда его же шарфом.       – Так нечестно! – возмутился Чайльд, широко распахнув глаза. Он подергал руками и, убедившись, что высвободиться так просто не получится, обиженно надул губы.       Эфир склонился над ним, скользя по ребрам ладонью, и почти невесомо чмокнул его в подбородок, в уголок губ, в щеку и в переносицу, уворачиваясь от попыток Чайльда утянуть его в поцелуй.       – А компостировать мне мозги несколько недель подряд – это честно? – мягко возразил он, полностью ложась на грудь Чайльда. Чайльд еще раз дернул руками и хищно сощурился, но вся его суровость дрогнула, стоило только Эфиру проехаться бедрами по его паху вперед и назад. – Ты же хотел меня в чулках, правда, любимый?       Эфир скользнул губами по челюсти, прихватил зубами кожу около яремной впадинки, подул на затвердевшие соски, почти неуловимо обводя пальцами ареолы, прошелся языком по прессу, устанавливая зрительный контакт с Чайльдом, лизнул впадинку пупка и, огладив ладонями крепкие бедра, потерся щекой о ширинку, улыбаясь игриво и издевательски.       – Эфир, – просяще произнес Чайльд, но Эфир его проигнорировал, проворно расстегивая ремень. Сапоги с Чайльда он стянул нетерпеливо и резко, а из штанов и трусов практически вытряхнул – тот едва успел приподняться на кровати, чтобы помочь. – Эфир!       Эфир порывом ветра вновь притерся к груди Чайльда, практически не оставляя расстояния между их лицами, и проворковал, ласково проводя пальцем по чужим губам:       – Ты проиграл в тот же момент, как вывел меня из себя, Чайльд.       – Не сказать, что я не рад такому поражению, – промурлыкал Чайльд в ответ и вобрал в рот палец Эфира. Эфир смешливо фыркнул, с забавным чпоканьем вытащил влажный палец, ловко зажал между костяшек юркий язык, высунувшийся следом и тут же пропавший за плотно сжавшимися губами. Чайльд взглянул возмущенно, и Эфир, не устояв, таки поцеловал его – невесомо и нежно.       Чайльд смотрел жадно и возбужденно, не отрывая от Эфира взгляда, и тот невинно улыбнулся, почти как Чайльд совсем недавно – соскользнул на пол, прошелся по номеру, гибко потягиваясь, покрутился вокруг своей оси и демонстративно поставил затянутую в чулок ногу на край кровати, смахнул какую-то воображаемую пылинку с черного кружева и нарочито медленно стянул с себя боксеры, с удовольствием наблюдая за тем, как крепнет член Чайльда.       Эфир вновь взлетел на кровать и уселся спиной к краю, вытягивая ноги вперед и опираясь руками на матрас. Он коснулся большим пальцем правой ноги головки, провел чуть ниже и слегка надавил, заставляя член качнуться вперед. Чайльд аж вздрогнул от неожиданности, но сумел улыбнуться, приподняв голову, и нахально сказать:       – Ну, а дальше-то что?       Когда Эфир коснулся члена второй ногой, Чайльд шумно выдохнул; стоило только ногам Эфира скользнуть по стволу вверх-вниз, Чайльд застонал и откинулся обратно на подушки, нетерпеливо ерзая на простынях. Эфир ощутил разворачивающееся в низу живота тепло, отдающееся терпким возбуждением в пах, – ему определенно нравился вид, который перед ним открывался.       Член, который Эфир нарочито неспешно ласкал ступнями, из-за чулок ощущался необычно – он был горячим и слишком гладким, из-за чего ступни постоянно соскальзывали по коже вниз. Не то чтобы Эфир вообще часто занимался тем, что мастурбировал Чайльду ногами, но он мог поставить всю имеющуюся у него мору, что тому было не менее непривычно.       Чайльд крупно вздрагивал каждый раз, когда Эфир поднимал ступни вверх по стволу и опускал их вниз, иногда касался пальцами ног головки и, собирая с нее выступающую смазку, растирал ее по всей длине. Лицо Чайльда, покрасневшее, с прилипшими ко лбу волосами и почти черными от возбуждения глазами, притягивало к себе взгляд, манило прикоснуться ладонями к щекам и собрать языком бисеринки пота, но Эфир сдерживался – пора наказания все еще не закончилась.       Когда Чайльд вскрикнул и крупно вздрогнул, Эфир аж подался вперед, впиваясь еще более внимательным взглядом в его лицо, стараясь не опустить ни единой детали: ни закушенную до крови губу, ни белеющий ряд зубов, ни скрывшиеся за стрелочками ресниц глаза, ни пульсирующую на виске венку. По дорогому шелку чулок растекалось обжигающее семя, но Эфиру было максимально все равно: он скакнул вперед, прижался к Чайльду всем телом, стараясь проникнуть под кожу, и поцеловал – в этот раз горячо и развратно.       Чайльд дышал шумно, его грудная клетка часто-часто вздымалась вверх-вниз; Эфир покрыл его лицо поцелуями, чувствуя соль на кончике языка, и снова поцеловал, зарываясь пальцами в мягкие рыжие волосы.       – Хочу тебя, – прошептал Чайльд в перерыве между поцелуями. Эфир удивленно вскинул брови; Чайльд улыбнулся совершенно шало, сверкая глазами, и хрипло добавил: – В себе.       Эфир на секунду замер, а после вновь поцеловал его – глубоко и страстно. Он обласкал языком нёбо, провел по ряду зубов и отстранился, потом потерся щекой о щеку, коснулся губами бьющейся венки и, приподнявшись, принялся развязывать шарф на запястьях Чайльда. Освобожденный Чайльд подмял Эфира под себя так стремительно, словно только и ждал этого момента; на его лице застыло возбужденно-восхищенное выражение, которое стало еще отчетливее, когда Чайльд, поцеловав пупок и едва задев член, спустился ниже и жарко коснулся губами кромки чулка.       Чайльд широко провел ладонями по ногам Эфира, заставив его вздрогнуть, вцепился зубами за дорогое кружево и, не переставая касаться руками бедра, потянул вниз, глядя на Эфира влюбленными глазами. Эфир зажал рот ладонью, неотрывно наблюдая за тем, как медленно, но верно Чайльд снимал с него чулок собственным ртом. По коже, там, где Чайльд вел ладонями, растекался жар и расходилась приятная дрожь.       Когда Чайльд стянул чулок, он поднялся выше и изумленно уставился на небольшую синюю татуировку, расположившуюся прямо на месте, где до этого располагалось черное кружево. Это была изящная пятиконечная звезда, символ связи душ, – такую же Эфир намеревался предложить Чайльду.       Эфир беспомощно улыбнулся, когда в потемневших глазах вспыхнули яркие огни, а зацелованные губы дрогнули.       – Я и не думал, что ты все же воспримешь это всерьез, – произнес Чайльд. Эфир приподнялся на локтях и ласково коснулся ладонью его щеки, и Чайльд потерся об нее, как большой хищный кот. Рука Чайльда засветилась мягким синим светом, после чего покрылась слоем вязкой влаги – сначала он с усердием провел по члену Эфира, а затем скользнул пальцами себе за спину. Иногда Эфир думал, что Гидро Глаз бога был идеален для подобных случаев, пусть и применялся не по назначению.       – Я всегда воспринимаю всерьез все, что связано с тобой, – пробормотал Эфир, стоило только Чайльду, невесомо огладив пальцами синюю звезду, податься вперед.       – Даже чулки? – по-лисьи улыбнулся Чайльд ему в губы. Одной рукой он обнял Эфира за шею, второй обхватил его член и направил в себя.       – Даже чулки, – обреченно согласился Эфир и охнул, когда бедра Чайльда начали медленно опускаться.       Чайльд придерживался принципа, что он должен быть готов к сексу постоянно, поэтому разрабатывать его в основном не требовалось, если дело не касалось длительных и томных прелюдий, но это не мешало ему быть неизменно узким, как и сейчас. Горячие стеночки плотно обхватывали член Эфира, и каждый раз, когда Чайльд приподнимался и снова насаживался, у него перед глазами вспыхивали самые настоящие звезды.       Эфир хаотично гладил его по спине, лопаткам, ягодицам, упиваясь тактильным контактом, касался губами груди, шеи и ключиц, а после стиснул Чайльда в крепких объятиях и, вцепившись зубами в мягкое плечо, застонал, чувствуя, как его накрывает оргазмом. Чайльд сжался вокруг его члена следом, уткнувшись лицом в шею Эфира; он почувствовал горячее семя на своем животе – Чайльд вообще был выносливым как невесть кто.       Эфир откинулся назад, на подушки, утягивая Чайльда за собой, и тот послушно остался в кольце объятий, периодически подрагивая и щекоча шею Эфира дыханием.       – И что, прям та самая метка? – невнятно пробормотал Чайльд. – Которую я так долго у тебя выпрашивал? Но почему сейчас?       – Да, та самая, – не менее невнятно пробормотал Эфир. Он хотел было почесать живот, но вляпался пальцами в семя и недовольно фыркнул, вытирая их о простыню. – Просто ты умеешь добиваться своего, и я все же решил, что пользы от этого больше, чем вреда.       – А ты умеешь делать комплименты, – коротко хохотнул Чайльд, вывернулся из объятий Эфира и, положив руки ему на грудь, умостил сверху голову и заинтересованно уставился ему в глаза. – Ну, рассказывай, что надо будет делать, чтобы эту самую связь создать.       – Прямо сейчас? – приоткрыл один глаз Эфир. – Когда я без сил, в одном чулке и совершенно беззащитен перед твоими чарами?       – Прямо сейчас, раз пошла такая пьянка, – деловито покивал Чайльд и проказливо ухмыльнулся.       Эфир закатил глаза.       Чайльд был очаровательным – именно поэтому всегда получал то, что хотел.