***
– После того, как ты меня укусила, волчица, я могла бы больше тебе не помогать, – златокудрая девушка улыбается, снимая на пороге свою лисью накидку, и подходит ближе, без стеснения рассматривая не человека, а загнанного зверя, льнущего к углу хижины. – Я принесла одежду и еду. Но прежде чем покормить тебя, я должна посмотреть, понимаешь? Если укусишь меня еще раз, то так и будешь сидеть голодной и голой. Мне бы этого очень не хотелось. Вместо слов – короткий кивок и поползшее в сторону покрывало. Лиса подходит ближе и не прячет глаза, смотрит прямо на чудовищные следы насилия: синяки, царапины, отеки. Касается осторожно и испуганно вздрагивает, когда Дикая дергается, хватая ее руки. – Ты вышла к одному из наших патрулей, и Горлакон – наш предводитель, велел оставить тебя здесь, поручил мне и моей матери заботиться о тебе. Меня зовут Арианна, и это я обмывала твое тело, мазала отварами и мазями, пока ты была в бреду. Ты сильная, ты выживешь. Отпусти мои руки, и я помогу тебе, я не сделаю тебе больно как в прошлый раз, и ты не делай больно мне. Мягкая речь сливается с треском углей в очаге, убаюкивает, уводит исстрадавшееся сознание к мутному покою со вкусом меда и горечи полыни. Руки слабеют, а дикий волчий взгляд смотрит с надеждой, просит о помощи без слов. – Я буду с тобой, пока ты спишь. Присмотрю за тобой, со мной ты в безопасности, – мягкие пальцы, пахнущие травой и водяникой, касаются разбитых губ, просящим нажатием заставляют открыть рот, показать увечье, дарующее вечное безмолвие. – Мне пришлось прижигать его еще раз, поэтому он так болит. Будет легче. Волчица прикрывает глаза, пряча тягучую боль, разлитую у зрачка. Она знает, что легче не будет. Пустота, поселившаяся за время истязаний и отчаянного бега от преследователей по ледяной пустыне, уже начинала требовать крови обидчиков. И темнота, в очередной раз окутавшая сознание, уже не приносит облегчения.***
– Ты столько раз оказывалась у меня на пороге на грани жизни и смерти, что однажды, клянусь, я добью тебя своими руками, если ты не перестанешь. Знакомое ворчание заставляет улыбнуться и открыть глаза, охотница жадно цепляется взглядом за золотые кудри, подсвеченные огнем домашнего очага, обеспокоенные глаза, совсем прозрачные, как воды горных ручьев, и, собравшись с силами, ловит тонкую ткань чужой одежды кончиками пальцев. Беспомощно и наивно, словно и не волчица вовсе, а волчонок. – Ты ведь знала, что римляне прячутся у меня, поэтому так разозлилась? – Арианна опускается на колени перед постелью, сначала ловит взгляд, полный невысказанных слов, а после и прохладную руку, собираясь отогреть ее дыханием. – Теперь мне интересно, ты ехала спасать меня от них или просто так решила проехать мимо, раз сюда вела тропа, вытоптанная твоей же лошадью? Тонкие и грубые пальцы дергаются, звериное упрямство и спесь почти позволяют вырвать ладонь из ласковой хватки. Но тихий смех и лисий прищур глаз останавливают, усмиряют. Теплые губы касаются запястья, окончательно сбивая спесь, заставляя забыть о боли, о жаре, обо всем. Пальцы волчицы скользят по розовой от волнения щеке, очерчивают пятно родинки, останавливаются у шрама. Шрама, перечеркнувшего множество счастливых лет, прожитых под одной крышей. Сожаление скручивается в змеиный узел, раздирает изнутри. – Я знаю, Этайн, тебе стоит прекратить извиняться за это, – ведьма трется щекой о шершавую ладонь воительницы, ластясь ласковым котенком под рукой, убившую столь многих. – Я только потом поняла, почему ты вызвалась сделать это.***
Дым от горящего дома разъедает чувствительный нос, дразнит ароматами сушеных трав и кореньев. Но сильнее всего душат чужие соленые слезы, не дают вдохнуть льдисто-голубые глаза, глядящие затравлено, испуганно. История повторяется, но в этот раз все иначе. Загоняют другого зверя. Горлакон смеется, когда его любимая охотница, его творение, его великая ярость выходит в круг, вызывается сделать то, на что пока еще никто не решился из других воинов, опасаясь проклятия ведьмы. Зарабатывая себе еще большее уважение. Спасая свою лису, обвиненную в колдовстве. Несколько лет, проведенных под одной крышей, доверие и нежность, перечеркиваются ярко-алой линией, остающейся после лезвия ножа. Арианна бьется в руках испуганной птицей, кричит от боли. Охотнице бы сказать сейчас, шепнуть на ухо: «Не дергайся, родная, потерпи, другие изуродуют, больнее будет», но нет у нее больше права говорить. Она только и может, что прижимать к себе свое единственное тепло, держать крепко-крепко, зная, что это возможно в последний раз. Лиса – гордая, лиса – не простит так скоро. Но лучше она сама, чем позволит сделать это кому-то другому. Зубами горло порвет, но не подпустит к своему сокровищу.***
– Ты бредила, мне пришлось тебя разбудить, – Арианна протягивает чашку с очередным своим зельем, но охотница беспрекословно подчиняется и выпивает ее, потому что знает, после даже самого горького отвара будет лучше. – Рана глубокая и болезненная, ты еще долго не сможешь вернуться в деревню. Этайн широко улыбается, скаля зубы. Беззвучно смеется. Последнее, о чем она думала – о деревне. Все, что ей хотелось на пороге смерти – быть здесь. Не вгрызаться зубами в горло врага, а лежать в ногах послушным зверем, защищать свое, беречь свое. Она протягивает руку вперед, стучит по дереву кровати. Этот прием общения они придумали вместе, один удар – да, два – нет. Три удара как призыв к разговору, от которого всегда скрипят зубы и болит что-то внутри. Первый раз Этайн так «рассказывала» о произошедшем с ней, второй – извинялась, стоя на коленях перед старой хижиной, третий – сейчас. Арианна говорит, она – отвечает. Арианна всегда знает, что нужно спросить. – Ты хочешь вернуться сейчас? – «Нет.» – Хочешь остаться? Один удар. «Да». Ведьма молчит, словно давая шанс ударить еще раз, словно боясь поверить в возможность того, что дикий зверь решит остепениться. Остановиться. Словно жажда крови может отступить. – Пока не заживут раны? – «Нет.» – Пока ты не решишь уйти? Волчица перестает улыбаться, хмурясь, словно перед броском. Два удара. «Нет.» – Ты хочешь остаться…совсем? – лиса не смотрит в глаза, лиса боится, в ее глазах пляшут отблески огня. – Хочешь остаться со мной навсегда? Этайн не отвечает, стараясь подняться, и ведьма реагирует мгновенно, подхватывая ее, запрещая двигаться. Глаза в глаза. «Да»