Моя преисподняя

- Хорош план, шандарахнуть кирпичом! Ракета скептически смотрел на новоявленных союзников, все больше убеждаясь в том, что в ближайшее время обречен наталкиваться исключительно на каких-то подозрительных чудиков. И это было бы не так уж плохо, если бы в компании этих самых чудиков ему не пришлось бы спасать Вселенную. - Это форма. Орудие царей, что должно было стать лучшим в Асгарде. Теоретически, оно может призвать Биврест, - поведал Эйтри, снисходительно глядя на Реактивного Енота. Несмотря на увечье, что нанес ему Танос, на то, что повелитель гномов лишился своих подданных, он не утратил достоинства и взгляд его был уверенным. Ракета непроизвольно прикусил язык. Впрочем, скептицизм его хоть и поубавился, полностью не исчез. - У него есть имя? – задал вопрос Тор. Реактивный Енот вскинулся, недоуменно уставился на Громовержца. И это что, вот прям реально важно?! Дать имя еще не созданному оружию? Что не так с этим парнем?! Ракета обреченно покачал головой. Этот Тор еще специфичнее Квилла. А Звездный Лорд – тот еще персонаж. Нет, определенно, надо валить. Сначала Таноса, потом – как можно дальше от всего этого. - Гром Секира, - не сказал, а провозгласил Эйтри. В антураже разгромленной кузницы прозвучало более чем нелепо, и Енот не сумел удержать язык за зубами. - Ну, как-то топорно, - сообщил он, наблюдая, оценили ли новоявленные союзники тонкость шутки. Не оценили. - И как отлить ее? – Тору было не до ерничества кролика, хотя он-то, как раз, услышал в его интонации и скептицизм, и, несмотря на общую напряженность ситуации, насмешку. Однако, желания поддержать шутку не было. Громовержец был подавлен недавними событиями, а то, что Танос добрался и до Нидавеллира тоже, подвело Бога Грома к краю. Еще один такой неприятный сюрприз и – Тор чувствовал это – он просто рухнет в бездну отчаяния. Позволить себе подобное было просто нельзя, поэтому, игнорируя недовольство Ракеты, асгардец, в надежде услышать что-то хорошее, посмотрел на повелителя гномов. - Сперва запустить кузню. Пробудив ядро умирающей звезды… Эйтри, Тор и Ракета разом уставились в центр мегаструктуры, где находился гигантский металлический шар, который, по всей видимости, являлся чем-то вроде оболочки для того самого ядра. Холодный, безжизненный. Ракета сразу понял, что необходимо сделать, чтобы это самое ядро, так сказать, пробудилось. Умозаключение ему совершенно не понравилось, о чем он и собирался поведать новоявленным союзникам. Однако, Тор был настроен более чем решительно и не дал Еноту открыть пасть. - Кролик, заводи челнок. События последующих минут были настолько нереалистичны, что если бы у Ракеты было время подумать, он бы ни за что не подписался на подобную глупость. Громовержец просто не дал новому другу этого времени. Он не дал времени и себе тоже, слишком торопился, хотел как можно скорее обрести оружие, способное нанести сокрушающий удар своему, теперь уже, личному врагу. Руки, которыми он раскручивал трос с челноком на противоположном конце, болели от натуги, сам Тор с трудом удерживался на ногах, однако, ему удалось дать ускорение не самому мощному средству передвижения в космосе. Ракета, стиснув зубы, рыча от напряжения и игнорируя впившиеся в тело ремни безопасности, вцепился в рычаги управления, включив двигатели на полную мощность. Челнок на полной скорости рванул к одному из колец. Тор, одной рукой стискивал трос, другой пытался ухватиться за металлическую конструкцию, удержаться, чтобы сдвинуть с мертвой точки. Ему удалось это буквально в последний момент. Однако, мощности челнока было недостаточно. Страх, что несмотря на то, что он добрался до цели и нашел способ решить возникшую проблему, у него все равно ничего не получится, придал Богу Грома решительности. - Мало тяги!!! Ракета уже не рычал, он выл, налегая на рычаги, выжимая из челнока все, что можно, и буквально чувствуя напряжение машины. Где-то, на одном из колец Нидавеллира, на другом конце троса пытался удержаться его новый сумасшедший приятель, потерявший дом, семью, и по безумию определенно превосходящий всех Стражей Галактики вместе взятых. Если я ошибаюсь, мне, терять нечего. Безумец. Которому, действительно, больше нечего было терять. Они смогли преодолеть инерцию. Застывшие, казалось бы, навсегда, кольца дрогнули, подчиняясь силе космического челнока, сдвинулись на ничтожные метры, а затем механизм заработал сам собой. Кольца сложились в нужном порядке, и мгновение назад холодный шар в центре конструкции пошел огненными сполохами. Совсем недавно, на подлете к Нидавеллиру, Тор думал о том, что произошло на корабле, на котором спасались выжившие асгардцы. Танос и Черный Орден без жалости и сострадания уничтожали людей, а он, Бог Грома, нынешний царь Асгарда, окончательно потерял контроль над ситуацией. Силы, которой он так гордился, не хватало даже для того, чтобы защитить самого себя, не то, чтобы спасти хоть кого-то. Он смотрел, и ничего не мог сделать, когда рука в отливающей золотом перчатке сомкнулась на горле последнего, кто был ему близок. И когда Танос бросил на окровавленный пол корабля бездыханное тело Локи, обещая, что тот больше не воскреснет, Тор впервые осознал свою никчемность. Он не спас ни остатки своего народа, ни брата. В чем же тогда его божественность, его сила, его могущество? Для чего все это, если он оказался бессилен защитить то, что на самом деле ему дорого? И если бы сейчас у него не получилось запустить механизм кузни, Тор просто умер бы на месте от отчаяния и безысходности. Однако, вот оно, ядро, пылает ослепительным светом, и сложившиеся в нужном порядке кольца открывают паз, сквозь который проходит энергия, необходимая, чтобы расплавить металл для орудия возмездия. - Вот он, Нидавеллир! – кричит то ли кролику в челноке, то ли самому себе, то ли всей Вселенной. То, что произошло несколькими мгновениями спустя, заставило сердце асгардца замереть от ужаса. Крепление, что держало открытым отверстие в шаре, внутри которого находится ядро, не выдержало. С режущим слух металлическим лязгом, паз захлопнулся, обрывая струящийся из шара луч энергии ядра. Тор смотрел и не верил глазам. Он был в шаге от того, чтобы заполучить оружие, при помощи которого смог бы быстро прийти на помощь друзьям, и, если Норны будут благосклонны, прикончить тварь, что лишила его последнего. И вот, когда он сделал все, что от него зависело, удача отвернулась от, возможно, последнего во Вселенной асгардца. Страх сковал сильнее, чем оковы Эбони Мо. Не в силах отвести взгляд, Тор просто смотрел на пылающий, но абсолютно бесполезный шар и ему хотелось кричать от отчаяния так громко, чтобы услышали все девять миров Иггдрасиля. - Чтоб его… - разочарованно вздохнул Эйтри. В челноке что-то вопросительно пробубнил Ракета. Тору было не до кролика и его недоумений. Повелитель гномов хоть и был разочарован, однако, не слышалось отчаяния и безысходности в его голосе. И это зажгло в душе Громовержца крошечную искру надежды. - Механизм неисправен, - сообщил очевидное Эйтри. И по-прежнему, голос его звучал спокойно и твердо. - Что?.. – только и смог выдавить из себя Тор, из последних сил стараясь не поддаваться панике. - Пока око закрыто, металл не расплавить. - И сколько придется чинить? - Пару минут. Может, более, а что? - Вручную раскрою. Тор сказал быстрее, чем сумел обдумать все как следует. Впрочем, думать прежде, чем делать он, как раз, не очень-то и умел. К тому же, не позволяли обстоятельства. Страх, что еще мгновение назад держал его мертвой хваткой, отступил, но не исчез. И сейчас Одинсону казалось, если он позволит себе промедление хотя бы в пару секунд, просто сойдет с ума. Каждое мгновение словно бы отделяло его от возможности отомстить. А ведь месть – последнее, что у него осталось. Тору нужно, просто необходимо было делать что-то, чтобы ускорить изготовление секиры. - Жить надоело? – Эйтри неприкрыто удивленно уставился на асгардца. - Без секиры с Таносом не совладать! – прокричал единственный имеющийся у него аргумент Тор, пытаясь за громкостью голоса скрыть вновь накатывающий приступ паники. Ему отчаянно не хотелось ждать. Не дав возможности Эйтри отговорить себя, Тор спрыгнул на вновь погасший металлический шар, скрывающий ядро. - О, Всеотцы, придайте сил… - Здесь, в шаге от пылающего сгустка энергии, Одинсону стало как будто легче. Словно ситуация вновь была под его контролем. - Ты представляешь мощь, которой обладает звездное ядро? – Повелитель гномов смотрел на асгардца, как на безумца. И Тору подумалось, а кем еще он, по сути, сейчас является? Разве не безумие, подставиться под управляемый поток звездной энергии? Разве это может кого-то спасти? Мне терять нечего. Кроме мести. - … Она тебя убьет! – не унимался гном. - Если умру, то да… - несвязно проговорил Тор, сам не понимая, что несет. В голове была лишь одна мысль. Он должен, обязан выжить. И только эта мысль могла отогнать холодящий сердце страх собственной никчемности, бессилия, потери последнего шанса. - Да… - недоуменно потянул Эйтри. Повелитель гномов и последний кузнец Нидавеллира, по всей видимости, решил, что с безумцем лучше не спорить. Особенно, с решительно настроенным безумцем. Тем более, остановить асгардца у него возможности все равно не было. – Коль убьет, то умрешь… Тор обеими руками ухватился за рычаги, что открывали створки паза, потянул на себя. Мгновение ничего не происходило, и Громовержец напрягся, призывая всю силу, что у него была. Рычаги дрогнули, позади раздался лязг металла, в спину пахнуло теплом, а затем… Тор никогда не испытывал такой боли. Даже пытка Перчаткой Бесконечности теперь казалась почти что пустяком. Стоящий на пути колоссальной мощи энергии звезды, Громовержец горел заживо. Бьющийся в алой агонии разум никак не мог отключиться – слишком силен, вынослив был асгардец, и сейчас это казалось наказанием, а не благом. Наверное, он кричал, наверное, хотел отпустить руки и, наконец, прекратить пытку, однако, ладони словно прилипли к раскаленным рычагам. Тор потерял слух, зрение, казалось, все, что у него осталось – ощущение всепоглощающей боли. Сколько это продолжалось – мгновения или часы – было не разобрать. Сквозь запах раскаленного металла пробивалась вонь горящей плоти, и среди плещущихся в алом мыслей Тора, на мгновение вспыхнула одна – это запах его горящего тела. Эта мысль и стала последней. Не в силах больше терпеть, оставаться в сознании, Одинсон отпустил руки и полетел вниз, на металлический пол кузницы. Измученный разум погрузился в благодатную тьму. Тор пришел в себя быстро, едва его тело упало на пол. Первое, что он осознал, едва оказался лежащим на спине на гладкой поверхности – боль не просто отступила, ее словно бы никогда и не было. Даже от удара о твердую поверхность. Тор чувствовал себя…здоровым. Сделав глубокий вдох, наполняя воздухом еще недавно горевшие огнем легкие, Громовержец открыл глаза. Над ним простиралось абсолютно черное, лишенное луны и звезд, небо. На выдохе Тор опустил, а потом вновь поднял веки. Ничего не изменилось, небо было черным, словно бы осязаемым. Как будто, если бы у него сейчас был Мьельир, взлетев, Тор просто не смог бы преодолеть эту субстанцию над своей головой. Глубоко вдохнув и выдохнув еще несколько раз, Тор сел, опираясь на целые, совершенно не обгоревшие руки, осмотрелся. Он почти сразу, едва открыл глаза, понял: место, в котором очутился – не Нидавеллир. Это была просто улица города, по обе стороны возвышались стены домов, а сам он лежал прямо на мощенной камнем дороге, по которой обычно ходят люди. В металлических кольцах на стенах горели факелы, отблески огня не позволяли густой тьме укрыть от взора Громовержца окружающую его реальность. Тор поднялся на ноги, покрутился на месте, озираясь, пытаясь сообразить, что происходит. Нидавеллир, Эйтри, Ракета, Грут – все это исчезло, Громовержец находился где угодно, но не в кузнице посреди космоса. Место было ему знакомо, но от размышлений о том, где же он все-таки мог видеть все это, Одинсона отвлек шум. Музыка, крики, смех. Где-то рядом были люди, и Тор решительно направился на звуки. Там, где веселятся, не должно быть беды. Пройдя до конца улицы, Тор, не понимая, как это могло произойти, внезапно очутился на одной из площадей Асгарда. Теперь в этом не было никаких сомнений, местность была более чем знакома. В те радостные времена, когда все было хорошо, и над золотым Асгардом еще не поднялась тень разрушения, Тор часто ходил через эту самую площадь в гости к одной из своих любовниц, с которой проводил полные страсти ночи. Сейчас, освещенная многочисленными факелами, свечами, укутанная дымом и ароматом благовоний, площадь была заполнена людьми. Полуобнаженные женщины, извивающиеся под томную музыку, льющуюся словно бы из самого пространства, наполняющие кубки мужчины, откровенно обнимающие подруг. Повсюду вспышки огня, смех, пронзительный, заливистый, неестественно веселый, от которого хотелось зажать уши, а лучше закричать, заставляя всех успокоиться. Тор сдержался. Он медленно шагал между танцующими, озираясь, пытаясь понять, что делать дальше. На него не обращали внимания, впрочем, ни разу не толкнули, не заступили дорогу. Словно бы просто приняли как данность появление еще одного гостя на этом безумном празднике. От дыма, благовоний и нарастающего напряжения стало сложно дышать. Пришлось остановиться у колонны, привести в порядок грохочущее в груди сердце, набрать воздуха в легкие. Практически лишенная одежды, а заодно и стыда, девица обхватила асгардца за шею, впилась в губы откровенным поцелуем, на который Тор ответил неосознанно, поддаваясь напору красавицы, чьи руки теперь шарили по могучему телу. Поцелуй был невероятно горяч и страстен, девушка заурчала от удовольствия, когда его ладонь легла ей на талию, а затем скользнула ниже. И лишь когда тонкая ладошка бесстыдно скользнула к паху, ласково погладила, а затем сжала, Тор словно бы очнулся. Грубее чем хотелось бы, он ухватил девушку за плечи, отстраняя. Безумие и желание читались на красивом молодом лице, похотью горели глаза. Одинсону стало жутко. Он знал, что желанен для женщин, но никогда не приходилось видеть такой почти что животной страсти. Тор с неприязнью оттолкнул красавицу, которая, блекло улыбнувшись, тут же оказалась в объятьях более сговорчивого партнера. - Это он! Сам первенец Одина! Тор обернулся на голос. Грохнув пустым кубком о стол, на него уставился Страж Радужного Моста Хеймдалл. Рядом с ним ласкались две девушки, одну из которых Страж придерживал за талию. Тор мельком отметил, что друг его был, скорее всего, пьян, однако не это привлекло внимание Громовержца. И даже не то, что умерший на его глазах Страж покачиваясь от выпитого, стоял перед ним, как ни в чем не бывало. - Хеймдалл, твои глаза… - пробормотал Тор, приближаясь к другу, вглядываясь в с детства знакомое лицо. Золотистая радужная оболочка исчезла, как исчез и зрачок. Глаза Стража были абсолютно белыми. Слепыми. - Да, они-то все видят, - произнес Хеймдалл, вдруг крепко схватив Тора за плечи. – Они всегда видели. Видели, что ты тащил нас в Хель! – И с силой встряхнул Громовержца. Тор попытался высвободиться, однако, Хеймдалл держал с какой-то неестественной силой, на которую, насколько Одинсон помнил, до этого был не способен. - Мы давно мертвы! Мертвы по твоей вине! – продолжал кричать Страж в лицо Тору. – Ты притащил нас сюда! Доволен, Вседержитель? Так присоединяйся! Пируй с нами, Тор, Бог Громовержец! Рядом истерически рассмеялась женщина, смех подхватили в нескольких местах сразу, отчего звук стал непереносимо оглушительным. Тору, наконец, удалось высвободиться, впрочем, скорее, это Хеймдалл, все-таки отпустил своего молодого повелителя. Отшатнувшись от спятившего друга, наткнувшись на танцующих, и вновь отшатнувшись, Тор ощущал, что глохнет и слепнет в этом наполненном безумством месте. Вокруг мелькали лица, кто-то вновь трогал его, ласково и настойчиво, что-то шептали приятные, полные страсти голоса, несколько раз лица и тела касались мягкие губы. Тору вновь стало трудно дышать, голова закружилась, и если бы не подвернувшаяся вовремя колонна, к которой он привалился спиной, Бог Громовержец непременно упал бы под ноги людям. - Зачем ты портишь настроение нашему царю, Хеймдалл? – донесся до Тора знакомый, полный участия, голос. Однако, Одинсон все еще не мог привести в порядок сбившееся дыхание и гремящее в груди сердце, а шум в ушах лишал возможности узнать, кто говорил. Лишь с силой потерев лицо, и подняв, наконец, голову, Тор увидел перед собой Локи. В том самом темном синем костюме, что был на нем в момент смерти, но с черной, покрывающей плечи накидкой, и наброшенным на голову капюшоном, трикстер стоял рядом со Стражем, однако, в отличие от второго, взирал на Тора с участием и почти что заботой. - К нам на праздник пришел сам Тор Одинсон, Бог Громовержец! – провозгласил Локи, подхватывая со стола кубок. – Асгард, поприветствуй же своего царя! – И залпом опрокинул в себя содержимое. Отовсюду послышались возгласы, сливающиеся в один восхищенный гул. Тор окинул площадь взглядом. Все вокруг смотрели на него с нездоровым обожанием. А в глазах людей читались восхищение, страсть и…боль? - Прихвостень Богини. Что тебе здесь нужно? Пришел поиздеваться? - тяжело дыша, прохрипел Хеймдалл. Он пьяно покачнулся, обеими руками вцепившись в стол, чтобы удержать равновесие. Невидящим взглядом Страж смотрел на Локи, и на лице его читалась лютая ненависть к трикстеру. Тот в ответ ласково улыбнулся, погладил Стража по плечу. - Зачем ты так? У нас чудесный праздник. А ты вечно чем-то недоволен. Согласись, не каждому после смерти выпадает возможность попасть на столь грандиозную вечеринку. Выпей-ка еще, и отдохни, наконец, - Бог Обмана вложил в руки Хеймдаллу кубок, к которому тот тут же с жадностью приник губами. – А мы все, отчего же мы не празднуем?! К нам пришел царь, так покажем ему, как умеет веселиться Асгард! Он рассмеялся, безумно и искренне, раскинул руки в стороны, и, словно повинуясь этому жесту, люди вокруг вновь принялись танцевать, пить, ласкать друг друга. Музыка, что, стихла в момент появления трикстера, зазвучала вновь, окончательно отвлекая окружающих от Громовержца. - Тебе нравится наш праздник, брат? – с участием спросил Локи, вдруг оказавшийся рядом с Тором, слегка обнимая того за плечи. – Согласись, никогда еще Асгард не видел столь грандиозного пира! Тора передернуло. И от того, каким тоном говорил Локи, и от его холодных рук на своих плечах, и от этого произнесенного почти что с любовью «брат». - Локи…что… - Тор изо всех сил пытался держать себя в руках, не стряхнуть ледяные ладони с плеч, не отшатнуться. – Что тут происходит?.. Бог Обмана недоуменно воззрился на Тора, затем свел брови к переносице, словно раздумывая над услышанными словами и, тихо рассмеялся. - Ты же видишь. Вечеринка. Праздник! Вино, женщины! Мужчины… - Смех сменился пошлым хихиканьем. – Все, чего недоставало при жизни, на любой вкус. - Я не об этом, - Тор выдохнул. Затем собрался с духом, развернулся и обхватил Локи за плечи, вгляделся в бледное лицо, в зеленые глаза. – Что это за место? На тонких губах трикстера расцвела не характерная для него добрая улыбка. - Это Хель, - сообщил так, будто говорил о чем-то очень добром и милом. Сердце Тора пропустило удар. Руки на плечах брата непроизвольно сжались. - Хель… - прошептал он, вновь быстрым взглядом окидывая царящий вокруг хаос. – Хель… Но… - Он силился что-то сказать, но нужных слов, да и мыслей просто не было. Пустота образовалась где-то в желудке, и медленно ползла по всему телу. Тору впервые за сотни лет стало по-настоящему страшно. - Но это все… это безумие, оно… - Ты испугался? – Локи поднял руку, осторожно погладил Тора по щеке. – Не так себе представлял преисподнюю? Думал, здесь все горят заживо, мучаются под пытками или же бродят бестелесными духами? Тебе было бы проще, если бы так и происходило, верно? Но, знаешь, брат, у каждого своя преисподняя. Помнишь, однажды я сказал, что хотел бы место, откуда буду наблюдать полыхающий Асгард? Я видел это, видел, как в пламени хаоса горел мир, в котором я вырос! И теперь вижу постоянно. Величественный Асгард, золотой Асгард, гордый Асгард, несокрушимый, непобедимый Асгард горит, пылает, поглощаемый всеми пороками, которых чурался. Страсть, похоть, безумие… - Локи говорил часто, задыхаясь от восторга, а глаза его сияли возбужденным лихорадочным блеском. – Все, что нужно, чтобы удовлетворить потребности моей черной души! Смотри же. Насладись зрелищем! – И он откинул голову, разразился хохотом, который немедленно поддержали сразу в нескольких местах. Стараясь не поддаться ледяному ужасу, что полз по его телу в попытке сковать сначала члены, а потом и разум, Тор встряхнул Бога Обмана, а затем и вовсе схватил за подбородок, заставляя вновь смотреть на себя. - Локи, успокойся! Прекрати немедленно! Послушай меня, мы должны уйти отсюда, понимаешь?! Нам здесь не место… - горячо заговорил, вглядываясь в удивленное лицо брата. Тот помолчал немного, а потом вновь рассмеялся, обреченно качая головой. - Тор, нам здесь самое место. Ты забыл, я умер, - не переставая хихикать, Локи сбросил капюшон, и слегка поднял голову, открывая шею. На белой коже запечатлелись глубокие ожоги – следы пальцев огромной руки в смертоносной перчатке. Поняв, что Тор увидел то, что должен был, Локи опустил голову. – Да и ты тоже. Посмотри, - И взял Одинсона за руку. В белых холодных ладонях трикстера рука Тора начала чернеть, обугливаться, оборачиваясь в обгоревшие останки. Одинсон неверяще смотрел на то, во что превращалась его рука, и понимал, что совершенно не чувствует боли. - Ты что же, сгорел, братишка? Сгорел?! – в который раз расхохотался Локи. Он отпустил руку Тора, и все повреждения разом исчезли. – Ну ты даешь! Никогда бы не подумал, что великий Тор Одинсон, Громовержец может просто…сгореть! Папочка был бы разочарован, это точно. Ты еще скажи, что Танос стер перчатку, силясь испепелить Бога Грома! Или в тебя ударила молния!.. – Последняя фраза утонула в очередном приступе хохота. - Я не мог умереть… - пробормотал Тор. Он вновь посмотрел на руку, еще мгновение назад похожую на обгоревший кусок мяса, пошевелил вполне здоровыми пальцами. – Не мог… Не должен был… - Ну, Тор, - укоризненно покачал головой трикстер, - ты забыл? «Мы не Боги. Мы рождаемся, живем, умираем… Так же, как люди!» - продекламировал он голосом, очень сильно походящим на голос Одина. А потом хлопнул себя по лбу. – Ты и не знаешь, наверное… Ну да, откуда же тебе знать! Забудь, не важно. Просто помни, над нами все-таки есть верховный Бог, - он подманил девушку, что на огромном подносе разносила кубки, взял один из них, сделал большой глоток. – И это не всеми обожаемый величественный папочка Один, о чьей мудрости ходят легенды. – Короткий смешок. – Это великая Богиня, имя которой – Смерть. За нее! – залпом допил оставшийся напиток. Хаос, окружающий Бога Грома, становился невыносимо похожим на то, что действительно носит название преисподняя. Только что он услышал, что умер, ему было страшно, однако, больше пугала атмосфера бешеного, нездорового веселья, царящая вокруг. До Тора, наконец, дошло, что происходит, стали понятны недавние слова Локи. Золотой Асгард действительно был разрушен, и сейчас, он на самом деле горел в огне, что страшнее пламени Муспельхейма. Огонь этот заживо пожирал души людей, что доверяли ему, считали своим предводителем, шли за ним. Горло сдавил противный спазм. - Я бы предложил тебе вина, но у нас еще есть дело, - тем временем заговорил Локи. Он вновь выудил откуда-то кубок, и теперь вертел его в руках, словно раздумывая, стоит ли. – И тебе лучше быть трезвым. Иначе, Богиня может разгневаться. Не советовал бы бесить Владычицу, у нее, знаешь ли, нервы немного шалят. Как и у всех нас, - сообщил доверительным шепотом, словно бы какой-то очень важный секрет по старой дружбе. – Так что, я, пожалуй, все-таки выпью… - Локи приложился к кубку. - Ты при жизни столько не пил, - хмуро заметил Тор. Локи осушил кубок, тыльной стороной ладони вытер губы и невинно улыбнулся. - А хотелось! Трикстер развернулся, отчего полы накидки вскинулись как большие черные крылья, сделал несколько шагов, прежде чем понял, что Тор остался на месте. - Идем, Богиня ждет, - слегка обернувшись к брату, бросил Локи. Богиня. Прихвостень Богини. Тор моргнул, потряс головой, в несколько шагов нагнал Локи. Он хотел спросить, однако, не сумел облачить в слова роящиеся в голове мысли. - Расскажи-ка мне, братец, - звенящим от нездорового веселья и выпивки голосом пропел Бог Обмана, - как так случилось, что ты вдруг взял, и умер? Да еще и сгорел! Не ожидал. А уж как не ожидал такого поворота папочка Один! Вот бы он удивился! Если бы сам был жив, конечно... Они шли мимо танцующих, пьяных, безумных асгардцев, и Тор чувствовал, как люди провожают его взглядами, полными обожания и муки. Они ему доверяли. Он их подвел. Подвел всех, кто на него рассчитывал. Не сумел спасти, и даже отомстить за их гибель теперь не сможет. Умер, погиб на Нидавеллире, глупо и бесславно. Поддался панике, не смог найти в себе силы подождать всего несколько минут и потерял последнее, что у него еще было. Самого себя. Сам не понимая, зачем, Тор заговорил. Он рассказывал о том, как после взрыва, в открытом космосе его подобрали Стражи Галактики, как эти нелепые ребята согласились с тем, что Таноса нужно остановить и даже пришли на помощь ему, Тору Громовержцу, дав возможность полететь на Нидавеллир, чтобы выковать оружие, способное убить титана. Не утаил того, как сильно испугался, когда осознал, что в шаге от цели мог лишиться всего, как этот страх подтолкнул его к последнему необдуманному поступку в жизни. Рассказал про ядро звезды, про муку, заживо пожирающую тело, про то, что нашлась во Вселенной сила, способная уничтожить казалось бы неуязвимого Бога Громовержца. Он говорил и говорил, словно бы силясь вместе со словами выплеснуть из себя боль, что причиняла не физические, но душевные страдания. Боль разочарования в самом себе, боль никчемности, боль страха. Тор не понял, в какой момент Локи, не переставая пьяно хихикать и, иногда, комментировать услышанное, вновь набросил на голову капюшон, скрывая от взгляда асгардца лицо. А перед ними в густой, лишенной светил тьме, возвышался золотой дворец Асгарда.