О афтепати и незваных гостях

Запуск мерча - то, чего Вова ждал столько месяцев. Он корпел над дизайном, тщательно продумывал рекламную кампанию, действительно загорелся этой идеей и прожужжал все уши знакомым. Лёша был в числе тех, кто слушал километровые голосовые от Семенюка, когда тот психовал и материл дизайнеров, партнёров, иногда даже себя. Не то что бы он был против, даже наоборот. Вова всегда заряжал энергией, смешил, поднимал ему настроение. День продаж и дальнейшее продолжение в виде афтепати было запланировано еще давно, но то что там соберётся как минимум человек 70 - этого Лёша не ожидал. Поклонником общения он не был, поэтому старался держаться в стороне, ближе к выходу, чтобы в любой момент втихую съебаться. Но его планам не суждено было сбыться, уже порядком набуханный Вова неожиданно подкрался к нему со спины. — Бу! Чё ты к нам не идёшь? — Вова лыбится, довольный реакцией на своё эффектное появление. — Я ненадолго пришёл, ты же знаешь, Вов, — аккуратно отстраняется Лёша, внимательно рассматривая Вову. Красный, с растрёпанными волосами, заляпанной толстовке. Произведение искусства, не иначе. — Старый, ты чё удумал? Я тут всех заебал: «Где Хееесус, где Хеес», а ты, хуила такая, прохлаждаешься здесь. — Вова бесцеремонно хватает его за руку, потягивая в сторону компании. И Лёша рад был бы отделаться от назойливого друга, но пьяное тело Братишкина оказывается неожиданно сильным настолько, что отдёрнуть руку невозможно. — Ребята! Я Хесаа-а-а нашел — счастливо тянет Вова, прислоняясь к стене. — Расскажи нам, почему ты бросил меня в такой важный день? Лёша принимает мудрое решение - не отвечать и полностью игнорировать Вову. Возможно, Семенюк найдёт новую мишень для душевных разговоров и отъебется от него. — Чё ты молчишь? Не витай в облаках, братан! — Вова практически наваливается на Лёшу всем своим телом, требуя ответа. Гайка и Марина рядом сдавленно хихикают, явно не собираясь помогать. Вот же бля-ять. — Вова, ты бухой в говнище, я там диванчик видел, может, приляжешь? — Губанов одновременно старается удержать его тело от позорного падения на пол и оттянуть от себя. От Вовы несёт смесью непонятных запахов, среди которых он отчетливо различает женские духи и виски. Лёшу подташнивает от такого коктейля, но Братишкину явно было поебать на его нежные чувства. — Какой нахуй диванчик? Давай поговорим! — для пьяного Вова кажется слишком настырным. Он укладывает голову ему на плечо, жарко дыша прямо в шею, заставляя кожу покрыться мурашками. Заебись, сейчас ещё уснёт тут прямо стоя. — Лёш, может его домой отвезти? Я такси вызову.. — нерешительно спрашивает Даша, прерывая романтичный момент. — Дава... — Какое такси? Да вы чё! Я трезвый как стёклышко! — Вова мгновенно поднимает голову, тут же теряя равновесие от резкого действия. Его клонит куда-то вбок, а ноги заплетаются. Тянет он разве что на заплёванное, трамвайное. Но сейчас это не самое важное, важнее всего подхватить падающего стримера, чтобы тот не расквасил себе нос. — Ты решил вслед за мной изменить форму носа? Вова, ну зачем такие кардинальные меры? — насмешливо спрашивает Лёша, вернув Братишкина в адекватное положение. Семенюк шутку не оценил. Он внимательно пялится на нос Хесуса, неожиданно для всех присутствующих начиная его щупать. — Пиздатый! Но у тебя и до этого был красивый, — авторитетно заявляет Вова, не переставая ощупывать его нос со всех сторон. — Лучше бы губы увеличил. Или щеки. Хесусу хочется провалиться сквозь землю, и никогда больше не появляться на таких мероприятиях. Все вокруг заинтересованно пялятся на него и охуевшего Вову, который перешёл с носа на щеки, шею и определенно приближался к самому дорогому - башне. — Вова, иди на хуй! — он наконец отталкивает Братишкина. Тот смотрит на него заторможенно и хмуро, явно силясь понять сказанное. Затем недовольно качает головой и... блюет на пол. Гайка, стоящая рядом с отвращением отодвигается, параллельно пытаясь не запачкать дорогие кроссовки. — Чё то... плохо мне... — выдавливает Вова, облокачиваясь на стену, чудом не падая в лужу собственной блевотины. Кто-то зовёт уборщика, но к самому Вове никто приближаться не решается. Хесус вздыхает от собственной обреченности. Он стоит ближе всего к Вове. Губанов осторожно хватает стримера за талию, направляя в ближайший туалет. Обрадованный Вова снова виснет на нем, явно проверяя на прочность хрупкого Губанова. — Вот я всегда... знал... что ты мне.. дур...друг. — заплетающимся языком вещает тот, пока Лёша открывает кран. Он говорит что-то ещё, но Губанов уже не слушает его философские мысли. — Давай, умывайся. Это-то хоть сможешь сам? Вова послушно умывается, споласкивает рот, получается не очень хорошо, половины воды расплескивается по туалетной комнате. Человек, который зайдёт сюда после Вовы определенно наебнется на скользком полу, но это был прогресс. Когда он поворачивается обратно к Губанову, в его глазах виднеется просветление. — Вызвать тебе такси? Поедешь домой? — Только если к тебе, — развязано улыбается Вова, приближаясь к Леше. А, нет, показалось. — Ты ради меня сюда приехал, да-а-а? — тянет Вова, поглаживая его скулы. — Еще и помог мне... — шаловливые руки спускаются ниже, и Хесус отмирает. — Все! Ты меня достал, я сейчас сплавлю тебя Саше, доставай его, — взорвался Лёша. Сраный Братишкин весь вечер действовал на нервы своими действиями. Он уверенно выходит из туалета, оставляя расстроенного Семенюка одного. Подкат явно не удался. На удивление, тот не несётся вслед за ним, а остаётся коротать вечер в компании унитазов и раковин. Ну и хорошо, ну и славно! Минус одна проблема, можно сразу поехать домой, забыть этот кошмарный вечер. — Ты мне больше не друг, — трагично заявляет Вова, материализовавшийся возле выхода. Вся его толстовка мокрая, а значит, он скорее всего пизданулся на мокром полу в туалете. Хесус ухмыляется своим догадкам. Переубеждать Вову он не собирается, тот и так заебал его своим общество за все эти часы. Но отъебаться просто так Семенюк не желает. Сначала он выскакивает на улицу в легкой толстовке, затем вихрем убегает за курткой, а потом неожиданно плюхается на заднее сиденье такси рядом с Лешей. — Ты меня услышал? Ты мне больше не друг. — недовольно произносит Вова. — Я понял. А нахуя ты в такси со мной сел, не-друг? Вова мычит что-то невнятное, замолкая на время поездки. Придумать остроумный ответ он не может. При выходе из такси Братишкин умудряется ничего себе не сломать и даже не навернуться. Удивительно. Когда они поднимаются на лифте на нужный этаж, Хесус не выдерживает. — Ты, может, домой к себе поедешь? — Завали, старый. Осторожно войдя в квартиру (ну, относительно, Вова снес стоящую в прихожей вешалку), Семенюк остановился, оглядываясь, будто не он приходил сюда буквально пару дней назад. Сняв грязные кроссовки, он направляется прямиком в Лешину спальню. — Ты куда пошёл? Ты спать будешь на диване, понял? Вова даже не оборачивается, тычет факом куда-то в сторону Леши, не переставая идти к своей цели. Губанову хочется застрелить сначала Братишкина, а затем себя. Но он лишь вздыхает, направляясь за непутевым стримером следом. На кровати уже вальяжно развалился Вова, сняв с себя грязную толстовку и оставшись в одной тонкой футболке. Куда делись джинсы Вовы Лёша предпочитает не знать. — Ты остаёшься спать на этой кровати при одном условии, — твёрдо говорит Лёша, — если не будешь мешать мне спать. Братишкин ухмыляется, потягиваясь и освобождая место для ещё одного тела. Не будет мешать спать, ага. Что ещё сделать? Хуй пососать? Губанов в сотый раз за вечер вздыхает, переодеваясь в домашнюю одежду и мысленно настраивает себя на самую худшую ночь в его жизни. Если он задушит Вову Братишкина, это будет не его вина. Он обреченно ложится в кровать, выключая светильник и сразу отворачиваясь от любопытных глаз Семенюка. Все было нормально, пока тот вплотную не прижался к Лёше, то ли пытаясь обнять его, то ли сломать ребра. Кажется, всё-таки первое, но легче от этого не становилось. — Вова... Я тебя предупреждал — Лёша дергается, пытаясь убрать руки со своего тела. — Если дашь себя обнять - я усну, — заявляет Братишкин, ещё теснее прижимаясь к его спине, будто пытаясь слипнуться с Губановым на всю оставшуюся жизнь. — И поцеловать, — дополняет свои требования стример. — Какой же ты мудак! — зло стонет Лёша, переворачиваясь на спину, заехав Вове по печени. А нехуй было так тесно прижиматься. Семенюк не теряет времени, быстро забираясь на тело Леши, наклоняясь к его губам. Хесус открывает рот, чтобы возмутиться и Вова бессовестно пользуется этим, углубляя поцелуй. Наконец, стример отстраняется от губ Леши и счастливо падает на другую половину кровати. — Теперь можно и поспать, да? — весело спрашивает Вова, забирая теплое одеяло и закидывая ногу на Губанова. Лёша снова хочет разразиться гневной тирадой, но Семенюк добивает его окончательно, влажно чмокнув в щеку и плечо. — Спи уже, заебал. Вопрос кто же кого заебал остается нерешенным, потому что Лёша неожиданно быстро засыпает, утомленный выходками Братишкина.