***
Ему нужен только взмах руки, чтобы дерево гордо воссияло в своей красоте. Этот пестрый, благородный сад, что он возвёл в её честь — его лучший подарок. Ванадис приоткрывает свой дивный ротик, а потом касается фиалок под своими ногами. — Они восхитительны, Сагр, — её смех прекраснее пения утренних птиц. — Они — твои. Ванадис улыбается ему, а потом зовет обратно в свои чертоги, где их ждёт мёд. Она не вспоминает о своём новом саде ни сегодня, ни завтра, ни годы спустя. Фиалки медленно вянут.***
Она — не герой истории, она работает. И ей не нужны лишние проблемы. Обременять себя — морока, и Лив сторонится тех, кто может стать обузой. Так удобнее и легче не только для нее. Лучше всем тем, кто хочет попытать с ней свои шансы, знать наверняка, что ничего не выйдет. В конечном итоге, нет ничего важнее работы. Лив не знает, что именно чувствует от этой мысли.***
Когда его след теряется на окраине Асгарда, Сагр падает на колени и поднимает окровавленное лицо в небо, ожидая стражей Одина, что пойдут за ним попятам. Проходит день, но Тор не настигает его, чтобы помочь Всеотцу добить злосчастного ванира. Проходит неделя, но за его спиной не оказывается даже Хугина и Мунина. Когда проходят годы ожидания, Сагр понимает, что за ним никто не придет. Первым, кто стал жертвой наложенного на вана проклятия забвения, оказывается сам Один.***
Её зовут Лив, и она из Мидгарда. Его зовут Сагр, и он — ванир. В устах Локи имена, принадлежности и места кажутся мелочью, от которых ничего не зависит. Эти боги, думает Лив, странные. Хвастливые, трусливые, бережные и осторожные. На энный день их безумного путешествия, Лив на секунду забывает, что они не люди, и ей кажется, словно здесь может быть не так плохо. Его зовут Улль, и он — лучник. Её зовут Лиод, и она — кузнец. Лив не сдерживает улыбку, когда они шутят, переживает вместе с ними и считает их своими друзьями. Она старается не думать о том, что будет, когда они наконец-то найдут способ вернуть её домой.***
— О чем ты хочешь спросить Мимира? — Лив прикусывает себе губу, когда не сдерживает любопытство. Сагр удивленно поворачивается к ней и оценивающе смотрит, словно решая, достойна ли она. — Это долгая история, — его баритон ласкает слух. — Мы не спешим. Сагр хмыкает, а потом глядит по сторонам. Они здесь одни в ожидании своих спутников, и шелест листвы заглушает все звуки извне. — Скажи мне, Лив, ты когда-нибудь слышала обо мне до того, как оказаться здесь? — он так и не поворачивается к ней, продолжая смотреть вдаль. В его голосе почти не слышны оттенки грусти, и на секунду ей хочется соврать. — Нет. Он кивает.***
Лив ревнует, и Сагр знает об этом. А ещё, когда она хватает его за меховую накидку, оказываясь рядом с ним, наплевав на то, кто их может увидеть, — надеясь, что Ванадис какой-либо магией увидит их прямо сейчас, — Лив бесцеремонно шипит ему в лицо, какой он дурак. И она готова поспорить с самим плутом Локи, что в этот момент глаза Сагра опускаются на её губы, а потом он растягивает свои собственные в улыбке, сетуя на то, какие люди вспыльчивые и недогадливые. Выражение на его лице не похоже на то, с каким он отчитывает Локи, такого Лив ещё не видела, словно оно только для неё. Она хочет, чтобы так и было.***
Лив стонет, пока из глаз прыскают слёзы, и Сагр зло фыркает. — Терпи, — говорит он себе под нос, а потом сжимает её раненную лодыжку сильнее. Все эти битвы и сражения не для неё, не то, о чем она мечтала или что хотела, и желание вернуться как можно скорее домой накатывает с новой силой. — Сагр, — хрипит она, когда он вправляет ей кость, а потом закидывает голову от боли, и ван настороженно касается её плеча. — Будет легче, если ты потеряешь сознание, в этом нет позора. Её дрожащая ладонь ложится на его пальцы, и она повторяет его имя, словно от него ей станет лучше. Заплаканными глазами Лив выискивает его изумрудные, и на мгновение все останавливается: боль, слезы, крики, страх. Она думает, что не против умереть так, на его руках до того, как он исчезнет в Царстве Хель, ей лишь обидно, что она так ему и не говорит то, что уже давно прячет в груди. Лив вырубается в ту же секунду, когда Сагр начинает колдовать, и зеленая дымка расползается по её ноге.***
— Спасибо, — Лив устало смотрит на травника, верно перевязывающего ей лодыжку, — я бы, наверное, без тебя… — Молчи, Лив, — Сагр сердито прерывает её, — со мной или без, это не было бы концом твоего пути. Ей хочется смеяться. Он заканчивает заботиться о ней в тишине, встает и почти уходит перед тем, как повернуться обратно: — Ты хочешь знать, что я хочу спросить у Мимира? Она хочет. А ещё она хочет узнать про фиалки, про Ванахейм, про сотни, тысячи из историй о Сагре. Она хочет, чтобы он спрятал её от всех бед, что поджидают её на этом нелегком пути, прижал к своей широкой груди и никогда не отпускал. Она хочет, чтобы это путешествие никогда не кончалось и он всегда был рядом с ней. Она говорит: — Нет.***
Лив не думает, что сможет объяснить Сагру, что значит страх привязаться, любить и бросить все ради одного человека. Вот только он не человек, и ему должны быть чужды эти сантименты. Он бог, разве нет, спрашивает она себя, а потом сжимает кулак каждый раз, когда он прячет свой взгляд от неё, лишь бы не сделать себе больнее. Ей стыдно признаться даже себе, сколько раз она представляет, как бьет его по лицу, как кричит на него, как гладит по красной от её удара щеке, а потом мягко касается его губ своими. Она ждёт, что он сам подойдет, возьмёт её за шиворот и что-то уже скажет: проклятие или признание — не важно. Лив ищет его глаза своими. Лив не знает, что Сагр уже давно выискивается своими глазами её.***
— Я хочу вернуться домой. — Я тоже. Лив улыбается, а потом косится на Сагра, который играется с цветком у своего ботинка. — Скоро это все закончится, и тогда тебе не придется больше ходить за обычным человеком из Мидгарда. Она ждет кивка, но вместо этого Сагр насупливается. — Ты правда думаешь, что я к тебе так отношусь? Он поворачивается к ней и тяжело осматривает её, словно пытаясь запомнить каждый изгиб тела. — Я не хочу терять тебя, когда это закончится, — Лив думает, что её голос звучит жалко, но взгляд Сагра теплеет, после чего он отворачивается в другую сторону. — Я тоже. И его уши горят так, словно Локи самолично их поджег.