Если соперник вдруг говорит, что именно сегодня луна прекрасна - выколи себе глаза!

Явилась луна Под её тусклым светом Снег побагровел

Они не могли отдышаться, лёжа под огромным тёмно-синим небом. Они опять подрались. На этот раз из-за новогодних подарков. Они проклинали своих начальников за каждую из четырёх(1) банок консервированного томатного сока спихнутых, как какой-то мусор, каждому. – Если ты отдашь мне одну, то несчастье обойдет тебя стороной. У тебя будет три, а у меня пять. Все в плюсе! – деловито предложила Кагура. – С чего вдруг? Или ты хочешь получить осейбо(2) в подарок именно от меня? Земля была усеяна разорвавшимися в пылу сражения банками. Ссадины на руках ныли, призывая более ответственно относиться к здоровью, растрепавшиеся волосы нежно развевал ветер. Их уставшие лица озаряли звезды и полный диск взошедшей луны. Окита разлёгся на припорошённом снегом берегу и мечтательно смотрел куда-то вдаль этой безграничной и вечной ночи, Кагура же сидела, поджав колени к груди, и со скукой наблюдала, как отражение неба танцует на поверхности реки, как мелкие снежинки исчезают, только коснувшись водной глади. Тихий скрип досок моста под ногами пешеходов успокаивал слух. – Правда, луна прекрасна сегодня? – И правд-, – Кагура заставила себя прикусить язык. Её глаз нервно подергивался, когда она повернулась к сопернику – он не пошевелился и даже не моргнул. «Опасно! Это было слишком опасно! Что этот ублюдок только что сказал? Луна прекрасна? Да хрен там! Она такая же как и всегда! Я не попадусь в эту ловушку. Я знаю к чему всё это ведет. Не зря потратила зимние каникулы на «Романтическое приложение»(3). Как же там было? Когда Нацумэ Сосэки работал учителем английского языка, он перевел «I love you» как «правда, луна сегодня прекрасна?». Что-то вроде: «Мы вдвоём созерцаем одно и то же, но в твоей компании самая обычная январская луна становится прекрасной». Это что же получается? Это он мне типа… ну… в любви признаётся? Такое низшее существо, как он, знает о любви?! Знает о Нацумэ Сосэки?! Это какой-то вид психологического насилия? Точно! Он решил продолжить битву на ментальном уровне! Я скорее себе глаза выколю, чем буду смотреть с ним в одну и ту же сторону!» Кагура бросила несколько коротких гневных взглядов на садиста. Он так же безмятежно пялился в звёздное небо. С каждым выдохом из его рта поднималось облачко пара. – Правда, луна прекрасна сегодня? – ещё раз спросил он, не переводя взгляд на Кагуру. «Зачем ты повтори-и-ил?! Он подумал, что я не услышала, и сказал это дважды! Почему ты корчишь лицо, как у Коэнмы(4), когда это говоришь?! Хватит пялиться на луну! Я вырву твои глазёнки! Так. Если я соглашусь с ним и скажу: «и правда красивая», – то это значит, что я приму его чувства. И тогда… Пышная, оплаченная Шинсенгуми, свадьба, куда будут приглашены только самые близкие. Даже паппи бросит свои космические дела и прилетит на Землю. Я в прекрасном белом кимоно и цунокакуси(5) соглашусь прожить всю жизнь с мегасадистом. Он пообещает всегда быть рядом и никогда не покидать, поклянётся, что будет со мной всю жизнь. Это уже звучит как проклятье. Горилла и паппи будут плакать. Тоши, возможно, не доживёт до конца свадьбы, потому что его сакадзуки(6) будет смазана ядом. Гин-чан уйдёт в алкогольный отрыв, надеясь пристроить своего жениха между ног, Шинпачи будет защищать леди-босса от гориллы, поддавшемуся настроению, а она начинит его бананами. А после свадьбы мы, молодожёны, поселимся в нашем маленьком, скромном доме. Он будет работать с утра до ночи, я буду растить детей с садистскими наклонностями, пока однажды не придёт незнакомец и не объявит, что мой муж трагически погиб, защищая наш город. Я не смогу одновременно воспитывать маленьких детей и работать, поэтому я продам дом и перееду в трущобы. Гин-чан с его финансовым положением мне не поможет, у Шинпачи своих дел будет по горло, ему будет не до меня. Стресс плохо скажется на моей коже, дети отобьются от рук и начнут воровать, кожа станет совсем грубой! И вдова с прицепом будет уже никому не нужна! А всё потому что я когда-то давно согласилась с тем, что луна, чёрт бы её побрал, красивая!» Окита нарочито громко прокашлялся в кулак. «Отлично, теперь он пытается привлечь внимание, чтобы ещё раз спросить! Кто-нибудь помогите! Я в экстренном положении! В экстренно неловком!» Кагура услышала знакомые голоса позади. Она постаралась незаметно повернуться. Гинтоки и Шинпачи вальяжно прогуливались и вели милую непринужденную беседу. – Говорю же, ни слепой верностью, ни «духовным пистолетом»(7) ты не покоришь сердце айдола, – развязно чесал языком Гинтоки. – Вообще завоевать любовь Отсу было глупым желанием, считай, ещё один год твоей жизни пройдет впустую. Лучше бы написал что-то вроде: «хочу, чтобы меня окружали люди с прямыми волосами», – или типа того. – Это мне говорит человек, пожелавший, чтобы лошадь, на которую поставил Хасегава-сан споткнулась и пришла последней? «Гин-чан! Шинпачи! Помогите-е-е! Давайте, посмотрите же сюда! Заберите меня!» – Гин-сан, смотри, – Шинпачи показал пальцем в сторону реки. «Я знала! Знала, что вы…» На перила моста забрался мужчина в солнечных очках, его шею украшала крепкая петля. Со словами: «Пусть волшебство Нового года исчезнет на дне унитаза! Джастэвэй снова проиграл!», – он бросился с моста. – Мое желание исполнилось, Пацуан. За него не стоит переживать. Для него нет места ни в раю, ни в аду. Ботан(8) побрезгует переводить его через реку Сандзу, – заметил Гинтоки, ковыряя в носу. Гинтоки резко замахал свободной рукой в сторону Кагуры. Он достал бинокль и присмотрелся. – Шинпачи! Что это там? В линзах бинокля крупным планом появилась упругая женская грудь. – Правда, Цукки сегодня прекрасна? – вытерев рукавом кровь из носа поинтересовался у Шинпачи Гинтоки. Когда он убрал от лица бинокль, в лоб воткнулся острейший кунай. «Я знала, что вы подонки! Чёрт, я не могу от него сбежать. Он пригвоздит меня к земле и будет пытать, пока я что-нибудь не отвечу. Будет топить, пока я не захлебнусь! Ничего не поделаешь! Надо полагаться только на себя! Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». – И всё-таки луна сегодня необычайно прекрасна, правда? – Когда Окита соизволил обратить свой взор на Кагуру, из её глаз уже сочилась кровь. – Ты не мог бы помочь вытащить осколки от банки у меня из глаз? – нерешительно попросила соперника Кагура. – Оставь себе. Это подарок.