Согреши для меня

Саднящие губы тянутся в улыбку, больше напоминающую оскал, безумную, ненормальную. Я — безумная и ненормальная, потому что вместе с тем, как возвращается концентрация, возникает желание расхохотаться. Рвущимся смехом можно разодрать горло. Мокрое лицо краснеет, а стучащие зубы вновь ранят губы, наверняка уже перепачканные кровью из трещин. Сквозь шум в ушах слышится треск. Опускаю щиплющие глаза к пальцам, сжимающим белое перо. На страницах уже растворяется единственное слово: Демон? Издевательство. Этого не может быть. Почему так смешно? Бросаю перо в сторону. Ладонями обвожу лицо, чувствуя, как горит кожа. Вслед за истерическим смехом приходит гнев. И обращается он вправо. Люцифер стоит буквально в двух шагах, и если в видении я сдержалась от того, чтобы врезать ему, то сейчас — ни за что. — Выдыхай, — всё, что произносит он, шагая назад. Ничтожное расстояние между нами сокращается за мгновение. И без того горячая ладонь обжигается хлёстким ударом по щеке. Люцифер ведёт челюстью, чуть прикрыв веки и сжимая кулаки, а когда поворачивается, вернее — подставляет лицо под ещё одну звонкую пощёчину, он негромко, но властно требует: — Дыши. Дышать тяжело. Лёгкие горят. Да как мне дышать после увиденного несколько минут назад?! Кожу обдаёт холодным потом. Гнев скоротечно иссякает, а на его место… — Ты… ты… Люцифер! — попытка вскрикнуть прерывается хрипом. Бросаюсь вперёд. Пальцы находят тёплую шею, перебирают волоски на затылке, а губы — лицо. Горячее и пунцовое после моих неадекватных порывов. Зацеловываю каждый участок: брови, скулы, подбородок, закрытые глаза. Не сразу замечаю, что подобно проворной обезьянке пытаюсь буквально забраться на мужчину, держась одновременно за шею и голову и вынуждая его придерживать меня под бёдрами, впиться пальцами через одежду и кожу в самую кровь. Он уже давно сроднился со всем, что во мне есть, включая каждый орган, душу, мысли, идеи и цели. — Бесёнок, тише, — усмехается, а я слышу, что нервно. Несмотря на эту деталь, он перехватывает мои губы. Врывается в рот языком, переплетается с моим, вызывая глухой стон в попытке заткнуть громкие всхлипы. Я плакала всё это время или только что продолжила после кратковременного перерыва на ярость? — Я убью тебя, — угрожаю совершенно нецелесообразно, но уверенно. — Убью, знаешь?! — Знаю, — как ушат ледяной воды прямо на голову. Только после этого отрываюсь от припухлых губ, чтобы наконец заглянуть Люциферу в глаза. Они такие тёмные, родные, пугающие и согревающие сильнее любых слов. Шестерёнки в голове щёлкают излишне звонко, возвращая мне способность соображать. Какого чёрта я видела? Будущее? Один из вариантов? Один из тех, где я приняла его сторону? Тело бросает в неконтролируемую дрожь, а демон внимательно следит за каждой переменой на моём лице, продолжая держать на весу. Так покорно ждёт вердикта. А меня трясёт, как в лихорадке. — Какой последний грех? Зажмуриваюсь, услышав оглушающий хруст костей. Прижимаюсь влажным лбом к его лбу, роняя слёзы на красивое, взволнованное лицо. Могу ошибаться, но его сердце действительно так быстро стучит? «Предал. Снова. Только теперь — самого себя». — Почему спрашиваешь сейчас? Отстраняюсь, чтобы увидеть заинтересованность во взгляде. Понимание, что он и представления не имеет, что мне показала книга Времени, звенит церковным колоколом. Почему церковным? Мне что, следует покрепче уверовать в Бога, предавая безусловную веру в собственного Дьявола? Зрачки бегают по мужскому лицу, едва обращая внимание на то, что спина уже ноет из-за бессильно опущенных к полу крыльев. Прикусываю язык, не в силах так быстро принять решение, сказать или нет. Сердце сумасшедшие визжит: говори! Остатки здравомыслия заискивающе шепчут, что правильнее — промолчать. — Я видела прошлое и… — делаю глубокий, болезненный вдох. — Разве ты не хотел быть честным со мной? Разъединяю щиколотки за его спиной, прямо намекая, что я готова стоять на ногах. Оказавшись аккуратно поставленной на пол, пошатываюсь от остаточного головокружения. На протяжении всего видения эта слабость была незаметным намёком! Почему всё было так реально?! Или местами расплывчато?.. Детали. Их не было. Только потаённые желания и страхи. Мои собственные. — Разумеется, — Люцифер поднимает мою голову за подбородок, отвлекая от разглядывания пола. — Ты видела прошлое и?.. Пульс ускоряется. Рвано вдыхаю воздух, только теперь чувствуя наличие запахов. Их резкость. Особенно врезается в нос корица. Умопомрачительно, по-настоящему. — Мы можем убраться отсюда побыстрее? Демон моргает, будто бы придя в ещё большее замешательство. На его месте я бы и сама обалдела от таких моих реакций на… что там из прошлого я видела последним? Голова начинает раскалываться от того, как ускоренно перематывается память, выдёргивая всё то, чего на самом деле не было. «Нужная». «И только моя». Не было. Напряжённое выражение лица чуть размывается от того, что в глазах накапливаются слёзы. Можно ли испытывать одновременно тоску и радость, где вторая — точно ярче, ведь она подпитывается шансом? Он греет ноющую душу. Ноющую, потому что всё, что говорил мне Люцифер — мои личные фантазии, приправленные вариантом будущего, созданным книгой Времени. И даже если он решит сказать мне то же самое, эти слова напомнят горький вкус обмана. Они разбудят ненадолго задремавшую тревогу, за которой обязательно последует паника. И страх снова потерять. Сейчас я абсолютно уверена, что нам не стоило сюда приходить. Я бы предпочла услышать любую правду из его уст, немного посомневаться, но всё равно поверить ему, а не облачить в натуральные образы страхи. Как их много? Прикусываю изнутри щёку, протягивая Люциферу ладонь, смотря на то, как задвигались желваки. — Не скажешь, что видела больше? Ножом по сердцу. Он переплетает наши пальцы, смотря на меня с высоты своего роста, приподняв подбородок и левую бровь, и отпустившая ненадолго дрожь возвращается. Под кожей будто зудит. — С чего ты это взял? Люцифер наклоняется к самому уху, чтобы ранить глубже: — Потому что я тоже видел. — Моё? — Своё, — отстраняется. — Вряд ли то, как я спланировал завязку наших отношений, вызвало бы у тебя такие бурные эмоций. Не даёт даже минуты, чтобы осмыслить его слова. Мы идём к выходу, а я едва успеваю перебирать ногами, и если бы он не держал меня, точно рухнула бы на колени. Голова гудит невыносимо, потому что я очень стараюсь анализировать, зато высыхает лицо. Мне не следует забывать, что настоящий Люцифер — пороховая бочка, и что непредсказуемость — его второе имя. Маршрут всё тот же. Длинный коридор. Лестничные пролёты, коридоры, коридоры. Я не слежу. Покрепче сжимаю мужские пальцы, надеясь так избавиться от дрожи. Я должна быть сильной и смелой. Нет, это он делает меня сильной, а его вера делает меня смелой. Так почему я должна молчать о том, что видела? Подкину ему парочку новых идей? Разве своим слезливым рассказом я остановлю его буквально у финишной черты? Что, чёрт возьми, видел он?! Витиеватая лестница остаётся за спиной, а демон укрывает меня крылом. Почти всё, как уже было. И, когда после четырёхкратного стука открывается тяжёлая дверь, тот же ангел говорит: — Мне пришлось из-за вас отказаться от ужина. Обдаёт жаром, припоминая, что сын Сатаны ответил ему тогда. Однако сейчас, цокнув языком, он не усмехается и лениво бросает: — Зато получишь своё разрешение. Ангел хмыкает, а мы выходим из духоты Цитадели. В какой-то момент я разъединяю наши руки, устремившись вперёд, будто бы это попытка бегства не от подступающей из сердца к глотке панике, а от Люцифера. Прислушиваюсь к шороху ветра. Луна предательски держится ровно над нами. Почти всё — копия, кроме грызущего паразита в черепной коробке. Кто я такая, чтобы обманывать сына Сатаны? Чёртова полянка! Ноги стремятся обойти её вдоль деревьев или вовсе свернуть в другую сторону, однако я останавливаюсь перед тем, как выйти из лесной гущи. Всё не должно быть идентичным. Всё будет по-другому! Оборачиваюсь к замершему за спиной демону, в полутьме угадываю суровое размышление, направленное в сторону моих крыльев. Если он раньше меня заглядывал в книгу и посмотрел там «своё», то не ради честности повёл меня в Цитадель, бессовестно прикрывшись помощью в выборе стороны. Мы всё ещё в играем — он раздаёт, а я иду ва-банк: — Одним выстрелом двух зайцев, верно? Поворачиваюсь полностью, засовывая руки в подмышки и так запахивая пальто. Хочется хоть немного укрыться от холода и напряжения одновременно. А от пальто я обязательно избавлюсь. Люцифер задерживает взгляд на моей шее, слегка склонив голову, водит челюстью, а потом скрещивает руки за спиной и выпрямляется. — Мне не понравились те варианты будущего, где я вижу твоё вспоротое горло и окровавленное лицо или собственную смерть от подлитого тобой же яда. Отшатываюсь, провожу ладонью по шее, задевая ногтем вздувшуюся яремную вену. Страхи, страхи, страхи. Никогда бы не подумала, что сын Сатаны боится смерти, потому что это совершенно точно неправда. Но предательство — да, оно способно убить. Подлитый мною же яд. Моё окровавленное лицо. Судорожно сглотнув, неверяще качаю головой, делая ещё шажок назад. — Как это было? Демон подходит ближе, а я резко втягиваю носом воздух. Если бы не нервы, прикрыла бы веки и позволила себе на минутку насладиться его ароматом. Вместо этого запах застревает комом на пути в лёгкие, когда мужчина аккуратно отнимает мою руку от шеи. Перехватывает кисть, проходится большим пальцем по костяшкам, чуть склоняется, чтобы оставить на них скромный поцелуй. — Я не допущу, чтобы ты пострадала как-либо, но яд выпью, если потребуешь, — целует ещё раз, смотря мне в глаза из-под ресниц. — Как только всё закончится. Стоит ли удивляться своей правоте насчёт того, что Люцифера ничто не остановит? — Ты не привязан ко мне… — Да ну? — перебивает он, выпрямляясь, но не отпуская кисть. — Я хотел использовать тебя, да, но ты, — уголок губ дёргается вверх, — ввела свои правила. Нарушила все планы. Свела с ума в буквальном смысле этого слова. Заставила утихнуть внутренний голос ненависти. Как? Спроси лучше себя, мне тоже интересно. Но, — усмехается уже громче, — я совершенно точно знаю то, что ты мне нужна. Всегда. Хочу знать тебя, знать всё, что есть в твоей светлой головушке. У меня не было на это времени, но я хочу наверстать. Мы закончим то, что начали, и ты останешься единственной, что для меня важно. Скольжу языком во рту, находя вкус горечи. Внутри тоже горько. Люцифера не пугает собственная смерть, он готов пересмотреть хоть сотню разных вариантов, чтобы дойти до конца. Неотступный. Хочет избежать трагического финала, но разве это возможно? Вероятно, было бы, будь он один. Месть — цель, теперь разбавленная моим существованием, ставшим одновременно проблемой и приятным дополнением. Однако мне никогда не занять первого места в этой гонке. И снова — неудивительно. Он ждёт, когда я выложу всё то, что предпочла бы никогда не видеть. Не слышать, не чувствовать. Знает, что это затмевает выясненные детали о прошлом. Я не нахожу внутри той злой обиды, которую испытывала, пересматривая его замыслы за моей спиной. Также не нахожу желания это обсуждать. Всё и так ясно. Прошлое — в прошлом, а будущее… Поднявшийся ветер треплет волосы. Люцифер проводит по губам языком. Какая же я трусиха! — Единственной, что для тебя важно, — повторяю его слова, смакуя их горечь. — Ты наговорил мне всяких обещаний, — придаю голосу уверенности: — а потом потащился рассказывать обо всём Фенцио. Дино показал Михаилу воспоминания. Предал дважды, в твоём понимании. Он лишился души, ты — крыльев, а я — тебя. Плотно сжимаю губы, зубами цепляя нижнюю, так несвоевременно задрожавшую. — Н-да. Он в тупике, и я совершенно растеряна. Из-за всех переживаний попросту не хватает сил обрадоваться, что хотя бы малая доля моих желаний сбылась. Однако доступен ли нам тот путь, по которому Люцифер достигнет цели, не теряя дополнительного, как и я не лишусь драгоценного нас? — Я отказываюсь продолжать, — высвобождаю свою руку, чтобы вцепиться в ворот пальто и спрятать шею. — Слишком высокая цена. Я не готова. У мужчины, кажется, дёргается нижнее веко. — Ты не можешь отказаться, — в интонации прослеживаются стальные нотки. — Могу, — отвожу взгляд в сторону. — Эта месть… Ты сам не знаешь, что делать, — снова смотрю в полыхающие зрачки, — мы боимся друг за друга, это мешает. И если месть у тебя на первом месте, то у меня — ты. Я лучше откажусь от всего этого, чем взаправду увижу тебя сломленным. В уголках глаз снова щиплет. Стиснув челюсть до скрипа зубов и приобняв себя за локти, отворачиваюсь, прохожусь вперёд-назад под цепким наблюдением. Что, чёрт возьми, делать дальше? Моё перепутье в выборе смысла всей вечности также ничтожно, как его? Цель всей жизни или дополнение, не факт, что такое уж и важное на самом деле? Наверняка Люцифер размышляет об этом. Ни разу не представляла, что возникнет необходимость выбирать. В одном он безоговорочно прав. Всё это — по-настоящему важно. Нам обоим. Чуть повернув голову в его сторону, обнаруживаю демона севшим на корточки. Водит пальцами между прядками волос, склонив лицо к траве, уперев локти в колени. Будь настроение не таким дерьмовым, я бы иронично пошутила, что ему поможет принять решение книга Времени. Ему, наверное, было волнительнее меня, когда шли в Цитадель. Сколько раз он бывал там? — Нет, Уокер, — окликает по фамилии впервые за долгое время, поднявшись на ноги. — Я не допущу, нет. Он оказывается рядом молниеносно. Хватает за ворот пальто, тянет на себя, языком проталкивая перепуганный резкостью писк обратно в рот, вминая свои губы в мои. Впиваюсь ногтями в тыльные стороны его ладоней, будто бы хочу от себя отстранить. Или не хочу? Какой-какой, но не этот разговор мы будем прерывать на всплески гневной страсти! Вслепую ведёт меня спиной к дереву, пока я укусами пытаюсь разорвать жёсткий поцелуй. Только раззадориваю. Придерживает правой рукой ворот, а левой проникает под пальто, смяв в кулак пижаму вместе с кожей на талии. Больно. Взвизгиваю, пихая его ладонями в грудь. Отрывается также резко, когда ногти глубоко царапают шею. Отступает, часто моргает, чтобы вернуть фокус. Я задыхаюсь от подскочившего адреналина, вжимаясь затылком в кору. — Ты больной?! — на пятом выдохе вскрикиваю. — Какого чёрта ты творишь?! Приложив ладонь к груди, пытаюсь отдышаться. Люцифер смотрит на меня дикими глазами. Он теряет контроль над собой. В голове воет сирена. Или колокол? — Ты не отвернёшься от меня, — говорит он с неподдельным ужасом, — нет, бесёнок, нет, — истерично усмехается, качая головой. — Прости, — шагает назад, приподняв ладони вверх. — Я не хотел тебя напугать. Вперившись в него таким же ошалевшим взглядом, я очень стараюсь трезво соображать и не смотреть на две красные полосы чуть справа от кадыка. — Верни меня в школу, — произношу будто чужим голосом. Люцифер также резко возвращается ко мне, заставляя зажмуриться до цветных крапинок, только теперь уже бережно берёт в ладони щёки. Дышит сбивчиво, расцеловывая лоб, голову, даже глаза. Кто из нас безумный? — Прости, прости, — целует, целует. — Я не отпущу тебя, слышишь? Не хочу отпускать. Вспоминается бледность его лица, когда я бездумно шептала те же слова. Только вместо крови — горячие слёзы, которые он судорожно собирает губами, впитывая в себя мои страх и любовь. Выйти из игры — самое верное решение, как бы не было горько. «Я поддержу любое твоё решение». Нет. «Я буду доволен проделанной работой». Нет. Он не давал никаких обещаний. И я тоже. Отстраняется на несколько мгновений, чтобы внимательно рассмотреть моё заплаканное лицо. Уже не жмурюсь, гляжу в ответ, а в голове почему-то крутятся слова Гасиона: «Нужно с первой попытки говорить правильно, второго шанса могут не дать». Моя личная священная мантра. — Подумай, пожалуйста, что действительно важно, а не просто интересно. Ты не должен выбирать бессмысленное. Лицемерный шёпот разума царапает перепонки: «Предательница». Сильно-сильно сжимаю кулаки. Приподнимаюсь на носочки, чтобы дотянуться до влажного лба демона. На его глубоком вдохе прикрываю глаза. Стараюсь в точности представить ванную комнату: светлый мрамор без тёплого коврика, пустая и наверняка прохладная душевая кабинка, зеркало, где я всегда видела себя удивительно разной. Хлопок оглушает, надавив на виски, обдав жаром кожу. Падаю на колени. На мрамор. Получилось, только радости — ни капли. Не вышло бы — точно умерла бы прям там. Перевожу мутный взор вбок, где валяется окровавленная одежда Мими. Туда же отправляю пальто. Сильная и смелая — Люцифер сделал меня такой. Сильно было дать понять, что выбор смешон. Смело — сбежать. Выходит, не трусиха? Никаких вторых шансов. Предельно честно. Меньше ли мы потеряли в настоящем сегодня?

***

Гасион очнулся спустя двое суток. Мими не позволили даже заглянуть одним глазком в палату, несмотря на скандал и угрозы, поэтому ей пришлось пережить ещё одну долгую и бессонную из-за переживаний ночь. Стоило тёмному небу окраситься предрассветными линиями, как фурия вошла в раж: прихорашивалась и прихорашивается до сих пор. Поначалу, когда я увидела отсутствие красок на лице подруги после происшествия, мне казалось, что она на некоторое время уйдёт в себя. Начерпает сил, разберётся с терзаниями и только потом вернётся к жизни. Однако ей потребовался лишь десятичасовой сон. Вина — поглощающее, царапающее связки, и безжалостно кромсающее душу чувство. Это мне известно не понаслышке. Открываю глаза только после того, как раздаётся грохот. Почесываю нос о подложенное под лицо предплечье, а свободной рукой убираю назад щекочущие волоски. Мими опрокинула набок тумбочку. Как? Она носится между зеркалами на туалетном столике и шкафу, крыльями задевает вообще всё, что неровно лежит, разглядывая себя с разных сторон, под искусственным и солнечным светом попеременно, поэтому я не удивлена. — Ты потрясающе выглядишь, — сипло произношу я, увидев её кислую мину через отражение. Хочется укрыться под одеяло с головой. Отрезать себя от настоящего мира, потому что важное ждёт не только Мими. Меня тоже. Само слово «важно» вызывает першение в горле. Кашлянув, переворачиваюсь на спину, чтобы вперить бездумный взгляд в потолок. Что делать дальше? Чего я жду? На что надеюсь? — Может, лучше юбку с рубашкой? Приподняв на уровень макушки вешалку с рубашкой, а к бёдрам приложив неприлично короткую кожаную юбку, демоница встаёт у изножья моей кровати и выжидающе смотрит. У её уже щёки алые от волнения. Вздохнув, прохожусь внимательным взором по её фигуре от лица до ног. — Думаю, всё-таки платье. Платье, конечно, не намного длиннее. Однако в нём Мими удаётся казаться невинной: нет глубокого выреза, руки закрыты чёрной тканью до самых запястий, а расклешённая юбка не кажется вульгарной. Многим скромнее её привычных образов. Поэтому, усмехнувшись своим мыслям, через минуту она достаёт из шкафа коробку, откуда выуживает пару тонких чулок. — Он быстрее придёт в себя, — будто бы оправдывается передо мной она. Поставив на упавшую тумбочку пальчики ног, принимается поправлять кружевной рант так, чтобы краешек привлекал внимание из-под подола. Не сдерживаю усмешки, разглядывая её старания и замечая кончик языка в уголке губ. Такая красивая, сильная. Неотступная. После моего сумбурного рассказа о провокациях Гасиона в отношении того, чьё имя мы теперь не называем, она не повела даже плечом, аргументировав тем, что: с ним легко, хочется больше. Если бы речь шла о сексе, то я бы удивилась, но ценнее не это. Моё ценное зарыто под сырой слой другой важности. Усмехнувшись чуть нервно, прикрываю глаза, шёпотом повторяя: — Я не должна выбирать бессмысленное. До нелепого просто и к разочарованию сложно. Как распознать, что заставляющее сердце стучать быстрее может оказаться бессмысленным? Наверное никак, поэтому приходится свыкаться с неутешительным выводом, что вся жизнь — сплошной риск. Приличное количество времени ушло на то, чтобы копнуть глубже и обыскать каждый потаённый уголок собственной души. И что я нашла? Только любимое имя. Несправедливо! Разве можно занять в чьей-то жизни столько места? Люцифер смог. Снёс каждую преграду. Понастроил там песочных замков, насвистывая под нос воодушевляющие песни. А я только слушала, слушала, слушала… И слушала бы бесконечно, если бы не факт того, что песенки мне не предназначались. Для себя посвистывал, находя в этом незатейливом дельце успокоение, пропуская между длинных пальцев песчинки, которые сыпались в разум словами. Я не хочу их считать. «Сделка закреплена самой надежной подписью». «Только я могу к тебе прикасаться». «Мой маленький бес». «Не превращай нашу связь в отношения». «Мне плевать, что тебе сейчас хочется расцарапать моё лицо, ты услышала правду». «Тогда я останусь перед тобой виноватым». «Господи, как же восхитительно ты пахнешь». «И ещё я должен быть с тобой честен, ведь ты этого заслуживаешь». Песок. Песок. Всё — песок. Подсчитываю. Он в ушах, во рту, в носу. Режет, как корица в те моменты, когда он зол. Вкусовые рецепторы обманывают кислинкой. Или сладостью, как когда возбуждён? Проводя сухим языком по губам, прикрываю глаза под звуки возни в стороне, но тут же их распахиваю, подскакивая с постели так внезапно, что вместе со мной взвизгивает и Мими. — Горят! Горят! Сломя голову несусь в ванную, чтобы опустить под ледяную воду лицо, а пальцами усиленно мою губы. Невыносимо! Жжёт, будто бы кожа плавится от настоящего огня. Ускорившийся пульс стучит по перепонкам, заглушая голос демоницы, мельтешащей где-то за спиной. Какого чёрта происходит?! Из глаз хлещут слёзы, а из носа — кровь, которая быстро теряет яркий оттенок, смешиваясь с водой. — Ваша сделка! — чудом доносится сквозь пульсации. Люциферу потребовалось трое суток, чтобы решить разорвать нашу связь?! Не мог хотя бы записку передать, что будет так больно?! Мне сегодня вообще-то некогда страдать от плавящихся губ! Даже это — его личный эгоизм, потому что он наверняка разузнал мою задумку. У него тоже жжётся? Надеюсь, что посильнее моего! Гнев разгорается сильнее. Я вижу его в отражении своих зрачков, когда поднимаю голову, чтобы рассмотреть пунцовое лицо. Пальцы соскальзывают с краёв раковины, а вода брызжет на пеньюар. Мими роется в шкафчике, вскоре несёт какие-то мази. Демоница хлопает глазами, будто бы жар передаётся и ей, как шлейф от острого перца, пока она мажет опухшие губы чем-то охлаждающим. Оборачиваюсь к зеркалу, чтобы ужаснуться ещё больше: под толстым слоем мази из лопнувших ран выступает кровь. Вся нижняя часть лица красная из-за хлещущей из носа и губ, текущей по подбородку, капающей на шею и белый хлопок жидкости. Тело трясёт от кошмарного вида, а в голове наперебой крутятся две сцены: замерший Люцифер, смотрящий на меня без толики эмоций; и его поздние слова: «…твоё вспоротое горло и окровавленное лицо». Ладонью прикрываю шею, смазывая кровь и пот, а пальцами давлю под углами челюсти. Будто бы я могу дышать. Я задыхаюсь, не прерывая зрительного контакта с широкими зрачками в отражении, потому что воочию вижу его кошмар. Как же много крови в наших страхах… Но то, что происходит сейчас — его воля. Его эгоизм. Может, любовь? Нет, это всего лишь ответ на мою просьбу. На мой эгоизм. Почти что с глазу на глаз, только красноречивее и без запахов. Хотя кровь всё-таки пахнет. Разочарованием. Унижением. Это вызывает спазмы в каждой мышце. Колени подкашиваются, но я стою, смотрю, чувствую. — Как он смог разорвать сделку? — Ты про сам процесс, или… Замолчав на полуслове, Мими переступает с ноги на ногу, а потом, промыв пальцы, отключает воду. Становится так тихо, как бывает, когда заканчивается стрельба. Последняя — или крайняя? — пуля застревает между седьмым и восьмым позвонками. Я всё ещё слышу эхо безостановочных выстрелов и расслабляю мускулы лица, потому что жар постепенно спадает. — Мы достаточно честны друг с другом? — шёпотом спрашиваю саму себя. — Мы заслуживаем этого? Ловлю на себе недоумённый взгляд подруги. Прикусываю язык, глотая слюну вместе с кровью. — Он наверняка во дворце Сатаны, если хочешь, я найду способ его вытащить. Качаю головой, а ко лбу прилипают прядки волос. — Это — его ответ. Выбор, — приподнимаю уголки губ сквозь лёгкое жжение, указав на них взмахом руки. — Скоро школу сотрясёт грехопадение чистокровного ангела.

***

Нервы сдают окончательно. Помимо утреннего инцидента меня разбивает ещё и тот, где я облажалась. Снова. В очередной, чёрт возьми, раз. Не справилась, уговаривая себя банально плыть по течению событий и не вмешиваться туда, где моя сердобольность излишняя. Имя демона, сопровождающего меня на пересдачу экзаменационного задания, вяло крутится на языке. Какая разница? Из меня никудышный ангел. Приобнимаю себя за локти. Нельзя показывать слабость. Нельзя себя жалеть. Я же сильная, да? Прошлое в прошлом, а будущее… — Разумно ли пытаться быть ангелочком, водясь с сыном Сатаны? Опять двадцать пять. Спасибо за напоминание… как там тебя зовут, временный куратор с серыми глазёнками. Стиснув челюсти, я хмыкаю. — По-моему, это не твоё дело, — носком кроссовка пинаю камешек с тротуара. Было бы неразумно дожидаться, пока Гасион придёт в норму для возможности сопроводить меня на пересдачу, учитывая, что сегодня — последний день. Последний шанс, чтобы снова попробовать обмануть себя, притворяясь кем-то другим. Кем, может, я когда-то была или хотела бы быть, но это совершенно различно с тем, кто я есть сейчас. В эту минуту. И кто же? Я спрашивала даже у книги Времени, пропади она пропадом. Ничего не ответив мне, демон вызывает водоворот, пока я хожу туда-сюда по узкому бордюру, стараясь быть аккуратной, но из-за упавшего на глаза капюшона спотыкаюсь. Да так, что чуть не подворачиваю лодыжку, а в итоге валюсь на куратора, бестолково размахивая крыльями. Столкнувшись с изумлёнными серыми глазами взглядом, я благодарно киваю и, встряхнув каждым пёрышком, запрыгиваю в облачный вихрь. Каково было удивление Мисселины, когда я утром ворвалась в её кабинет, а не к Фенцио, ещё и с безумным после пекла лицом, а потребовала найти мне демона для кураторства. Однако сейчас, сидя за рабочим столом в окружении папок, она едва ведёт бровью, расслышав результат моей отвратительной практики. Всё было даже проще, чем с младенцем и девчонкой: всего-то убедить девяностолетнюю бабулю не переписывать завещание. Там какие-то разборки с имуществом, потом убийство, за которым последует массовое, однако даже с этим плёвым делом не справилась! Не отключила чувства. Даже бабушку убедить не смогла! Из меня не просто дерьмовый ангел, а бесполезный бессмертный в целом! Люцифер наверняка специально подыграл на нервах. Подсыпал песка, даже не появляясь, но насвистев на ушко: яд выпью, если потребуешь. Сколько льющегося яда испила я, в наслаждении прося больше? Хочу ещё. До ломки в костях. До бурления в венах. До потери сознания. До того, как придётся надеть парадное платье. Повертев головой и сильно зажмурившись, я концентрирую всё внимание на женщине напротив. После того, как сероглазый отчитался и закрыл входную дверь с обратной стороны, Мисселина складывает руки в замок и проходится по моему непрезентабельному внешнему виду оценивающим взором. — Значит, наш разговор… — Был нечестным, — перебиваю дерзко, заставляя ангела вздёрнуть брови. — Я всё знаю, но сейчас хочу только совета. Хлопнув ресницами, женщина выпрямляется и нервно закусывает изнутри щёки. Складывает руки на краю стола на манер прилежной школьницы, с минуту молчит, явно раздумывая над тем, каким образом я всё узнала и почему не распинаюсь тут в возмущениях, которые я, в общем-то, могу себе позволить выразить в данном случае. В итоге коротко кивает: — О чём ты хочешь спросить? Я сбрасываю с головы капюшон бежевой толстовки, заправляю выбившиеся из низкого хвоста волосы за уши, чуть склоняюсь над столом, опёршись на него ладонями. Взгляд ангела задерживается на моих губах, которые со стороны смотрятся так, будто я их резала ножом или тёрла наждачкой. — Насколько разрушительна любовь к демону? — голос можно посчитать угрожающим, но глаза предательски слезятся, выставляя напоказ сожаление. — Если знать, что она закончится только смертью? У Мисселины потеет лоб. Не знаю и, честно признаться, вовсе не хочу знать, как она интерпретирует вопрос. Вероятно, автоматически считает, что я имею в виду закон о Неприкосновенности. Но настоящая причина кроется в том самом сожалении, сделавшим лицо мокрым. «Ты не отвернёшься от меня, нет». Предательство в чистом виде. Гнев поутих тогда же, когда свист прибавил громкости. Всё, что я могу сейчас, так это анализировать. С пролившейся на свет истиной, где волнение за мою душу на самом деле было мелким гвоздиком в крышке гроба, в котором Люцифер похоронит своё прошлое. Он обязательно захлопнет крышку, даже несмотря на отсутствие ещё парочки гвоздей — моих страхов и чувств. — Хочешь сказать, твоя шея на плахе? Шея, шея, шея… За последние дни она страдает так часто, как никогда за всю мою жизнь. Сглотнув, я киваю. Проницательно. Передо мной — умная женщина, делающая излишне невинный вид. Притворство — главный конёк бессмертных. Сколько же из той разрушительной любви впитала в себя Мисселина? Похожи ли мы? Она значительно опытнее, чтобы справляться с чувствами. — Топор уже царапнул. До того красиво завуалированно, что я не сдерживаю нелепой усмешки после своих же слов. — Резанёт до позвонков, и это больно, если выжить, — говорит скорее о себе. — А впереди целая вечность, помнишь? Вы смотрите в разные стороны, только ты продолжаешь держать его руку, будто надеешься, что он решит за тебя все проблемы. Не решит, ведь я грешна предательством. — А если учесть, что топор во второй его руке? Я отталкиваюсь от стола, почувствовав, как горло начало раздирать. Жжётся везде, сильнее — на губах. Не по-настоящему, просто потому, что я отлично знаю вкус обмана. Кто из нас безумный и ненормальный? Кто из нас трусливый? Кто из нас предатель на самом деле? Хочу увидеть его, взглянуть в родные глаза и спросить напрямую. Что ответит? А удивится ли вообще? Пару минут разглядываю проплывающие в светлом небе облака за окном. Снова погружаюсь в свои мысли, а потому вздрагиваю и смотрю на женщину через плечо, когда она выдаёт: — Ты совсем не хочешь спасаться, а благоговейно ждёшь, когда он опустит топор. А вот рубанёт или нет — интересует явно меньше. Зрачки мечутся по её светлому образу. Я буду когда-либо такой же? Милой, рассудительной, проницательной и… пока я одарена только бессмысленностью. — Хочу, чтобы он отступил, — сипло произношу, на секундочку впившись в язык зубами. — Чтобы не убил. Спас. — У тебя ещё есть шанс повернуться и попросить. Взмолиться. Мы говорим о разном. Она — о принятии его стороны, я — о выживании при условии принятия его стороны. Искренне признаться, не уверена, что смогу выжить, если не сможет он. Что за глупости? Сможет, конечно же, только не простит. Не забудет. Накажет. Заберёт последнее. Или забрал ещё утром? Но если не сможет — пойду вслед за ним из верности, которую при жизни предала, решив отступить. Каламбур. Идиотизм. От мысленного заявления, что впору считаться душевнобольной, усмехаюсь с ненормальным весельем, совершенно неуместным обстановке. Оттого Мисселина косится на меня со скептицизмом во взгляде. Накидываю на голову капюшон, бормоча нелепое: — Спасибо. По пустому коридору гуляет сквозняк. Шмыгнув носом, складываю руки на груди, а взгляд упираю под ноги, считая каждый свой шаг. Семь, восемь, девять… До лестницы, кажется, двадцать два, если не торопиться. Надо бы навестить Гасиона. Наверняка Мими ещё там. Спускаюсь по лестнице быстро. В холле лавирую между взволнованными Непризнанными и их обсуждениями приближающейся Церемонии. С первым снегом поставлю красную точку в этой истории. Осталось решить, какое надеть платье.

***

Розовый — невинно. Красный — вульгарно. Оттенков синего в моём гардеробе после участия Мими и Ади нет вовсе. Чёрный — вычурно. Бежевый — пресно. Поднимаясь по мраморным ступеням, придерживаю юбку платья и сосредоточенно смотрю под ноги, чтобы не оступиться и не вонзить тонкие шпильки в старые трещинки. Мими лепечет с правого бока о том, что я обязана прислушиваться к сердцу. Что в трудных жизненных ситуациях сложнее рассуждать трезво, и голос разума чаще обманчив, чем правдив. Но я больше задумываюсь о том, насколько ей благодарна. Не зная, возможно ли вообще выразить это необъятное чувство, я с дурацкой улыбкой киваю, не отрывая глаз от мысков туфель. Крылья дрожат, предчувствуя скорое расставание, а я улыбаюсь. Под кожей зудит мандраж, в горле резь, а я продолжаю улыбаться… Белый собрал в себе все подходящие случаю качества: невинно, но вычурно; пресно и, если учесть новые обстоятельства моей жизни, достаточно вульгарно. Почти целомудренно, но это такая же ложь, как и мои убеждения. И ещё на белом будет отлична видна кровь, чтобы он узрел ту воочию. Рассчитываю пустить не из горла, конечно, но если увижу в родных глазах разочарование пополам с презрением… Лезвие топора вонзится в шейные позвонки, а это больно, Мисселина не стала бы врать. — …только твоё, понимаешь? — снова киваю, пропустив мимо ушей практически всю мотивационную речь. — Я абсолютно уверена, что Люцифер поддержит любое твоё решение. Коленки подкашиваются. Мы останавливаемся посреди коридора, я поворачиваю голову к Мими, катая на языке слюну с горьким привкусом её слов, впитываю посыл и издаю звонкий смешок. Что-что, но самообман — мой лучший навык. Сосредотачиваю слух на инструментальной музыке в бальном зале, слегка приглушённой из-за массивных дверей. — Мне надо выпить. — Не сейчас, — демоница находит мою руку и переплетает наши пальцы. Взглянув на толпу бессмертных, торопящихся на Церемонию, вздыхаю. Думаю. Представляю тот знаменательный миг, когда опадут уже такие родные перья, и тот волнующий миг, где все, кому это важно, увидят мои новые крылья. Я дрожу, но замечаю это только тогда, когда Мими заключат меня в тесные объятия. Фруктовый аромат её парфюма отвлекает моё внимание на пару минут. Тепло, нежно, спокойно. Сейчас я крепче убеждаюсь, что счастлива быть её полноправной подругой, и плевать на тайны и прочие мелочи в начале нашего пути. Сегодня — новый этап в моей жизни, и я точно знаю, что мы всё равно есть и будем друг у друга. — Спасибо, — прижимаюсь к ней, щекоча нос о её волосы на плече. — Люблю тебя. Мими чуть отдаляется, чтобы взглянуть на мой профиль и с улыбкой протягивает: — Слезами испортишь макияж, — я усмехаюсь, отодвигаюсь и аккуратно вытираю под глазами капельки. — И я люблю, бесёнок. Нарочно? Не знаю. Цокаю языком и, взяв её под руку, с решимостью продолжаю путь, придерживая длинную юбку теперь уже одной рукой. Не хватало ещё влететь на Церемонию носом в пол, чтобы запомниться на ближайшие годы вообще всем. Внутри теплее, громче, волнительнее. Непризнанные организованной группкой держатся поближе к помосту у противоположной от входа стены, где также замечаю небольшую дверцу. Там же с приличной папкой в руках стоит Геральд, сверяет, вероятно, списки, а рядом с ним Мисселина, заглядывающая в те же бумаги и осматривающая толпу. Вдоль окон, по левую сторону — длинный фуршетный стол с обилием вкусностей и безалкогольных напитков; в углу справа музыкальные инструменты; повсюду украшения из живых цветов, множество свечей и золота. Почти всё помещение из золота, словно это настойчивый нейтралитет между ангельским светом и демонической темнотой, как принято делить этот мир на две противоположности. Возможно, это я чересчур нервничаю и ищу в деталях то, чего вовсе нет, чтобы просто-напросто занять внимание такой глупостью, ведь… Я замечаю Люцифера. На нём чёрный костюм и белоснежная рубашка без галстука или бабочки, но ворот застёгнут так, что издалека кажется, будто таким образом он вознамерился себя задушить. Пьёт розовый пунш из хрустального бокала, смотрит в окно, и я боковым зрением замечаю, что для одиннадцати часов вечера слишком светло. Всё небо в тучах, грозящих осыпать землю первым снегом. Такова традиция: Церемония распределения назначается в ночь первого снегопада, на двенадцать часов, чтобы Непризнанные обретали новый статус в начале следующих суток. Не зря мне всегда думалось, что именно ночью начинается жизнь. Однажды я даже слышала, что зиму кличут Смертью, и сегодня — перерождение, а весной наступит долгожданный рассвет… — Ади припас для тебя целую флягу Глифта, — тихонько говорит Мими, кивая в сторону танцующего с Сэми демона. А если учесть, как нетвёрдо он передвигается в вальсе по импровизированной площадке для танцев посредине зала, то эту флягу он уже опустошил. Становится смешно, и я прикрываю ладонью рот. — И выпил её сам. Мими, хохотнув, кивает. — Мы раздобудем ещё и отметим твоё пополнение в ряды… в любые ряды. Продвигаемся к фуршету. Я возвращаю взгляд в сторону Люцифера через весь стол, но он по-прежнему смотрит в окно, держа в руке уже пустой бокал. Задумчив и напряжён, и от предположений, чем заняты его мысли, мне самой становится нехорошо. Что ждёт Дино? Сегодня? Когда? Коснётся ли это меня, и если да, то какой смысл волноваться о предстоящем выборе? Нет, нет, нет! Я не должна уводить свою хрупкую концентрацию в это русло! Ищу глазами ангела и… о, нет, твою… нет… От взора Сатаны с помоста меня захлёстывает ужас. Сжав зубами язык и опасаясь отвернуться, я вслепую нащупываю на краю стола бокал и обхватываю вспотевшими пальцами ножку. Мими, проследив за направлением моего взгляда, невесомо прикасается к предплечью. От её кожи чувствую приятную прохладу, а дышать становится легче. — Всего лишь Сатана, — так просто говорит она, кивая мужчине в знак приветствия. Должна ли я здороваться с ним? А знает ли он… Сатана, приподняв уголок губ, проходится по мне с головы до ног оценивающим взглядом. По всей видимости, ему всё же известно чуть больше, чем факт моего «присутствия» в постели его сына и той постыдной сцены в библиотеке. Я не должна и вовсе не хочу зацикливаться на этих мыслях, но как? — Вики! Просто секс! Моргнув, обращаю внимание на Ади, расставившего руки в стороны, так приглашая в объятия. — Ты выпил весь Глифт? — спрашиваю со смехом, потому что он тискает меня, словно куклу. — На нас уже все смотрят! — У меня было две фляги, — только после этого он отпускает меня. — Вы бы видели, что тут было! Обращаю взгляд ему за спину, но Сатану больше не нахожу. Это к лучшему, да. Наверняка… Нет, совершенно точно к лучшему. — Что мы пропустили? — Знаешь, кто был пьянее меня этим вечером? И не просто пьяным, а в стельку! — Мими хмурится с улыбкой, и Ади делает голос тише, но тут же прыскает: — Лилу! И такое тут устроила! Верещала матом на всю школу! Я думал, она общиплет Дино как куру! Округлив глаза, мы переглядываемся и заливаемся громким хохотом, привлекая внимание. Дино расстался с ней?! Рассказал?! Если бы сказал про меня, то об этом я бы точно уже знала, но… Мы справились! Справились, однако хорошо ли это теперь?.. — А где он сам? — на вопрос Мими отвечает Сэми: — Странно, но… он общается с Люцифером? Вздёрнув бровь, она обращает взгляд через плечо, а я опускаю глаза в пол. Есть подозрение, что за этот час в мозгу погибнут все оставшиеся нервные клетки. — А вы что, разошлись? Ади смотрит на меня с прищуром. — А мы что, сходились? — Ты обещала рассказать. — Я всё ещё не разобралась, что вообще между нами было. Что-то очень и очень важное. Демон приобнимает меня за плечи в знак дружеской поддержки, а я, отсчитав три секунды, решаюсь взглянуть. Сжимаю зубы. Дино стоит ко мне спиной, а Люцифер смотрит из-за его плеча на меня, точнее — на платье, но только несколько мгновений, растянув бесстрастную ухмылку. Вернув взгляд на ангела, что-то говорит, и я могла бы попытаться угадать слова по губам, только вот после короткой реплики они оба обращают внимание в нашу сторону. Душно. В горле пересыхает. Сжимаю в ладонях хрусталь. Мими заслоняет их, приблизившись ко мне. Вцепившись зубами в нижнюю, алую губу, она отрицательно качает головой, глядя мне в глаза, мол, не обращай туда внимание вовсе. — Прикрой нас, — Ади говорит Сэми, дёрнув подбородком в адрес бокала в моей руке. Очень даже ловко он подливает алкоголь мне в пунш и прячет флягу во внутренний карман расстёгнутого пиджака. Напиток мы делим с Мими, красноречиво переглядываясь, словно мимикой обсуждаем адекватность поведения сына Сатаны. Он сбрендил что ли, прямо здесь осуществлять свои планы, ещё и на нас указывать?! Вскоре раздаются радостные возгласы — пошёл снег. Вздрогнув, бросаю взгляд на огромные часы, висящие ровно над той дверцей, куда по одному уже начинают пропускать Непризнанных. Музыка становится динамичнее, а обстановка будто бы оживляется, или так это видится мне, потому что от Глифта кружится голова. Половина двенадцатого. Ещё раз оглядев толпу серых перьев, прихожу к выводу, что мне тоже пора. Отчего-то мне не хочется найти на себе взгляд Люцифера. Пусть я не увидела разочарования, пусть не увидела презрения, но… я не увидела ничего. Совершенно. А Дино? Эмоций на его лице я не заметила вовсе, ведь в этом нет никакой важности. Совершенно. — Ты выглядишь слишком потрясно, чтобы твоё красивое личико было настолько напуганным. Ади салютует мне флягой, уже беззастенчиво отхлёбывая прямо с горла. — Он прав, — вступает Сэми, мягко улыбаясь. — Выдохни страх и вдохни новую жизнь. Легко сказать. Мими снова обнимает меня, повернувшись со мной так, чтобы я не смогла увидеть противоположную сторону стола, где стоят две причины моих проблем. А в целом, может, и не в них причина, а во мне, просто потому что я… потому что я до ужаса боюсь одиночества? — Всё, надо идти, — я выпутываюсь из кольца рук. — А то прям тут сознание потеряю. Ни капли не смешно, конечно, но я усмехаюсь. — Эй, Непризнанная, — слышу знакомый голос, перекрывающий музыку. У Мими загораются глаза от восторга. Оборачиваюсь, а к нам кое-как ковыляет Гасион с перевязанной рукой, что едва скрывает расстёгнутый серый пиджак. У него не пойми что на голове — лохматый, на лице ещё виднеются следы побоев, но он улыбается, и я тоже. Бегло обдумываю, насколько мы близки с ним, а впрочем, это не так важно, ведь я очень рада его видеть. — Как тебя отпустили? — с ноткой укора спрашивает Мими. — Я сбежал и даже приоделся, — усмехается, чмокает её в голову и обращает внимание на меня. — Сделай, что должна сделать. И не упади, прошу. — Ладно, — пока демоница хихикает, а Ади задаёт вопросы на эту тему, я встряхиваю крыльями, откидываю распущенные волосы назад, выпрямляю спину. — Всем оставаться на своих местах! Я сменю пёрышки и вернусь! Воодушевление, с которым я отправляюсь к помосту под подбадривающие выкрики друзей, иссякает несправедливо быстро. Приходится пробираться через вальсирующих бессмертных, чтобы сократить путь. Сердце грохочет так громко, что я слышу каждый стук сквозь музыку. Я чувствую собственный пульс, и как потеют волосы на затылке. Ещё чувствую взгляды. Стараюсь ни на кого не смотреть, придерживаю прямую юбку, мимолётно думая, что следовало надеть что-то попроще. Изначально я выбрала строгий костюм оливкового цвета с широкими брючинами. Мне хотелось быть менее заметной, но сегодня всё иначе. Как бы я ни старалась, остаться без внимания не выйдет. Поэтому белый. Кристально белый, как вскоре напорошит во дворе снега. Я бы сочла подобный образ свадебным, однако платье слишком простое. Самое-самое простое: на бретельках, без разрезов и декольте, разве что приталенное. Такое же простое, как и я сама, только во мне слишком мало светлого, а потому уверенности с каждым шагом становится меньше. Настолько, что между последним в очереди Непризнанным и мной остаётся приличное расстояние, когда я останавливаюсь. Замираю, вжимая ногти в шелк. Провожу языком от щеки до щеки, облизываю долго затягивающиеся раны на губах. — Потанцуешь со мной? Дышать. Дышать. Дышать. Главное — не забывать дышать. У меня есть около пятнадцати минут перед тем, как я буду обязана пройти инициацию, но этого времени слишком много, чтобы в компании Люцифера не сбрендить окончательно. Прежде, чем развернуться, встречаюсь взглядом с Мисселиной. Едва заметно она кивает головой, а мне чудится звон колоколов. Воздух накалён. Ароматами парфюмов, чужими эмоциями. Среди многообразия я всегда узнаю самые-самые приятные запах и вкус: идиллия между остротой и кислинкой, ласкающие рецепторы так, словно только для меня, для подслащения, успокоения. И эта смелая мысль действительно тешит, потому что, когда я полностью поворачиваюсь к Люциферу, нервная дрожь отпускает пальцы рук, мандраж — тело, и даже жар с лица, кажется, сходит. — Ты специально выжидал последних минут? Я медлю с тем, чтобы взглянуть ему в глаза, поэтому рассматриваю ворот рубашки, нагрудный карман пиджака, круглые пуговицы. Бесцельно, безынтересно, но храбрости хватает только на это. — Самых волнующих и ценных минут. Протягивает левую ладонь. Столько дней порознь… Столько пришлось осознать, поверить, принять и постараться не сойти с ума от пережитого в Цитадели, но важнее то, что он нуждается в этих волнующих, ценных и последних минутах со мной. «Последних», — как ужасно звучит… Вкладываю ладонь в его, поднимая голову. Он смотрит на меня внимательно, и я пялюсь на него в ответ, мгновенно понимая, насколько мне это важно — вот так просто находиться рядом, держать его руку и ощущать, как разрывается сердце. Мягко обхватив пальцами кисть, он проводит большим по костяшкам, опустив к прикосновению вдумчивый взгляд. Покусывает губы, — такие же ободранные, как у меня! — затем внутренние стороны щёк, моргает и возвращает внимание к моему лицу. Приподнимает правый угол рта, как-то нерешительно натягивая полуулыбку, а я копирую это нелепое действие. Мне бы следовало посерьёзнее отнестись к тому, что на переглядки и таинственное молчание времени практически нет, но я не позволяю себе отвернуться, чтобы узнать, сколько мне осталось. Подождёт. Всё может подождать, включая многовековые традиции и правила, на которые я уже давным-давно научилась плевать с мнимым трудом. — Ты потрясающе выглядишь, — хрипловато произносит демон перед тем, как повести меня ближе к танцующим. — Как и всегда. Помещает правую ладонь на талии, шагает вперёд, я — назад, вцепившись пальцами в пиджак на заплечье. — Ты тоже, — глупо подмечаю я, усмехнувшись. — Как идут твои дела? После плавного поворота Люцифер крепче прижимает руку ко мне, сминая в складки платье. В его зрачках успеваю заметить быстро погаснувшие искры недовольства, однако также скоро он натягивает ухмылку. Музыканты умело подыгрывают: мелодия протяжнее, выше. — Сложно, — киваю, вздёрнув бровь. — Как самочувствие? Раздражает. Один-один. Сморщив нос, опускаю взор к его губам. — Зачем ты это сделал? Он меня кружит. Из-за выпитого спиртного помутнение в голове ненадолго усиливается, но я в крепких руках. Демон возвращает прежнее положение, вжав ладонь в мою талию. — Чтобы ты не оставалась мне должной. Смотрит куда-то выше моей головы, и я через пару секунд догадываюсь, что следит он за временем. Я должна сказать что-то ещё. Что-то, чтобы он понял, насколько мне дорог, насколько важен, насколько… любим, или это я приумножаю свою неразумную привязанность, чтобы было проще себя оправдывать? — Это было больно. Наклоняет меня спиной к полу, отвечает: — Мне тоже. Дьявол! Ставит на ноги, приближается, а я в спешке выпаливаю: — Я скучала, — на выдохе ему в подбородок. Останавливаемся, и Люцифер снова оглядывает моё лицо. Сквозь грохот сердцебиения и музыки я разбираю оклики Геральда — он поимённо перечисляет Непризнанных, но я не могу обернуться. Не сейчас! Впиваюсь ногтями в горячую ладонь демона, жду целую вечность его ответ, а он мечется между моими глазами и облизывает рваную на губах кожу. Тянет время, словно не может на что-то решиться, а я… Притягивает к себе резко, и я ударяюсь носом о ворот рубашки. Хочется расстегнуть верхнюю пуговицу и позволить ему сделать драгоценный вдох. Молчу. Не двигаюсь. Всхлипываю, а он пальцами слегка надавливает на верхний край лопаток, прижимаясь крепко-крепко. Это что, конец? Мы уже достигли ту финишную черту, или сегодня — перерыв на праздник, проверка, на что мы способны ради друг друга? Целует меня в макушку. Один раз. Два. Ещё несколько раз, наплевав на запреты и внимание бессмертных. — Бесёнок, — нервно усмехаюсь и отстраняюсь настолько, насколько он позволяет. — Согреши для меня. Замирает музыка, сердце и я. — Ч-что? После моего хриплого, растерянного уточнения Люцифер отстраняется. Заводит руки за спину, сильно кусает нижнюю губу. Я таращусь на него, с десяток раз мысленно повторяя произнесённые им слова, ища второй смысл. — Останься со мной, — нет настойчивости, нет привычного властного тона. — Я не хочу… без тебя. Отшатываюсь. Часто моргаю, чтобы отогнать подступившие слёзы, и хватаю себя за локти, ведь вне его объятий мне ужасно холодно. — Вики Уокер! — доносится голос Геральда, от которого я вздрагиваю. Не оборачиваюсь, но Люцифер смотрит мне за спину, хмурится и нервно притаптывает мыском туфли о позолоченный мрамор. Просит… В голове уже расписываю план действий: сейчас я приближусь, обхвачу руками его лицо, вцеплюсь в эти прекрасные, ободранные губы отчаянным поцелуем, расплачусь и пообещаю больше никогда не говорить, что мне проще оставить его, чем остаться с ним. Однако из всего этого я не осуществляю ровным счётом ничего, потому что перехватываю тот самый топор: — А как же цель всей твоей жизни? — звучит почти ядовито, демон сжимает челюсть. — Отодвинешь на второй план, чтобы чуть позже найти другую дурочку, которая поведётся на твои речи, очаруется, влюбится и согласится на всё, что ты только скажешь? Обоняние режет. Он злится. Не знаю — на меня или на саму ситуацию, которую я без колебаний переворачиваю не в его пользу, прекрасно зная, что подобное сын Сатаны не терпит. У меня нет времени препираться и выводить его на эмоции, ожидая услышать нечто более внятное, но впрочем, у меня вообще ни на что не осталось времени, потому что меня окликают ещё раз. — Той цели больше нет, — произносит так, словно его это и не волнует вовсе. — Только одна — ты, и другого я не хочу. — А Дино? Вы же… Демон шагает ближе. — Я посоветовал ему искупление. Ко мне кто-то прикасается сзади. Пора. Давно пора, но я не в силах отвести взгляд от Люцифера. Я в шоке. В полнейшем шоке, а краски вдруг приобретают новую суть: белый — знак капитуляции. Он увидел и сдался. А я? — Вики, ты последняя, — говорит Мисселина мне на ухо. Облизываю сухие губы и перевожу к ней невидящий взор. — Д-да, да, я иду. Она мягко берёт меня за предплечье и тянет в сторону опустевшего помоста, проигнорировав присутствие сына Сатаны, и я не уверена, что благодарна ей за это похищение посреди серьёзного разговора. Голова гудит. Задрожавшими пальцами небрежно собираю юбку в кулаки, замирая на несколько мгновений перед Геральдом. Мисселина отпускает меня, отступает назад, пока демон пером обводит моё имя в графе Непризнанных. Оборачиваюсь через плечо, ища взгляд Люцифера. Не нахожу его в толпе вовсе, но ловлю внимание Мими: она вытирает дорожки слёз. Посылаю ей скромную улыбку, такую же неискреннюю, как и мой светлый образ этим важным вечером. Решающим. Волнующим и ценным. Последним, пока в моих руках ещё есть шанс изменить давно принятое решение. Сильная и смелая. С Люцифером или без. — Проходи, — Геральд приоткрывает дверцу. Из-за спины доносится совет Мисселины: — Не бойся задеть чьи-то чувства. Слегка повернув к ней голову, согласно киваю и под аккомпанемент скрипки переступаю порог другого помещения. Здесь такой же высокий потолок, позолоченные колонны, только без обвивающих их цветов, и окна закрыты плотными занавесками, из-за чего свет приглушён, а ещё пугающе тихо. Настолько тихо, что я не слышу ни звука из бального зала, как только закрылась за спиной дверь. Однако спустя пару мгновений распознаю глухой тик — секундная стрелка на таких же крупных часах прямо над головой. В нескольких шагах два раздельных помоста с трибунами. Та, что слева, обвязана чёрными лентами, справа — голубыми, а за ними стоят двое мужчин, которых я имею честь знать. И если Михаил смотрит на меня с холодным спокойствием, то Сатана, высокомерно задрав бровь, разглядывает моё платье с нервирующим любопытством. Снова. Оценивает, чуть наклоняя голову. Тело в ступоре отказывается подчиняться. Один из них в ближайшие минуты должен лишить меня таких удобных, родных, пусть и слабых крыльев, чтобы следом подарить новые. — Твоё имя, Непризнанная? — в тишине голос Михаила едва не оглушает, а боковым зрением я замечаю, как Дьявол дёргает верхней губой, раздражаясь. — Вики, — прочистив горло, приподнимаю подбородок. — Вики Уокер. — Вики Уокер, советую поторопиться, — устало вздыхает Сатана. В голове проносятся кадры. Жуткие и самые громкие на моей памяти, среди которых выделяется только один отвратительный звук — хруст костей. Вскоре захрустят мои, и я иду на это добровольно. Господи, прости… Михаил внимательно наблюдает, как я подхожу ближе, а Сатана усмехается. Ещё бы, на его месте я бы даже нагло рассмеялась, только вот на моём месте вовсе не смешно. Меня вновь оценивают придирчивым взглядом. Долгим, обжигающим и покровительствующим. Трясутся поджилки и колени, на которые мне указывают встать. Боже! Послушно выполнив требование, зажмуриваюсь. Ещё секундочку я мысленно прощаюсь с любимыми серыми пёрышками, а затем чувствую прикосновение. Из-за страха трудно сконцентрироваться на подавлении боли, поэтому я рискованно фантазирую образ и голос Люцифера, словно его «бесёнок, согреши для меня» не вызывает внутри ещё большую панику. О, Шепфа!.. Спину пронзает агония. Это больнее, чем я надеялась, но я ещё крепче зажмуриваюсь, чётче рисую лицо любимого демона и вонзаюсь в язык зубами так сильно, что перестаю его чувствовать вовсе. Кости хрустят, от лопаток вниз льётся горячая кровь, а я ломаю ногти о золотой мрамор, впиваясь пальцами в твёрдую поверхность, чтобы не рухнуть набок. Не кричу, а даже если бы захотела — не смогла, потому что в горле сухо, и я попросту порву связки, если попытаюсь издать хоть малейший писк. Распахиваю глаза. Нутро скручивает. Повернув голову, замечаю разбросанные серые перья и неосознанно тянусь к ним рукой. Я ведь больше никогда их не увижу, но историю, которую я прожила, нося их за спиной, никогда не посмею забыть, сколько бы там столетий мне ни было отведено. Чёрт! Широкая ладонь бьёт мне между лопаток, принося за прикосновением ещё одну порцию острой боли, зато я каким-то образом успеваю схватить серое пёрышко и вновь припасть на ладони для устойчивости. Даже если перо обратиться в прах, то обязана сохранить крошки пепла! Как частичку того, как изменилась я, моя жизнь, моё мировоззрение и окружение. Как часть того, что я пережила горе и радость, а ещё как обрела нечто важное. Дьявол! Новая суть просится наружу. Изнутри, словно из самой души, причём слишком долго прятавшаяся, но наконец дождавшаяся своей минуты славы. Эта минута кажется мне целой вечностью, но вот… боль сходит. На спину давит другая тяжесть вместе с пламенной ладонью, а ощущения внутри такие… сложные, необъяснимые… словно в вену введено сильнейшее болеутоляющее с примесью седативных, коими лечат психически нестабильных людей на Земле. От такого неожиданного для самой себя сравнения я усмехаюсь, чем привлекаю к себе постороннее любопытство. — Как себя чувствуешь, Вики? — Михаил, наклонившись, беспокойно разглядывает моё розовое лицо. Выдохнув ещё один смешок, я отталкиваюсь руками от пола и переношу вес на колени, выделяя себе несколько секунд для возвращения самообладания. — Всё в порядке, — качнув головой, говорю и сжимаю в ладони небольшое перо, надеясь стащить его незаметно. — Как новые ощущения? — с ухмылкой интересуется Сатана, протягивая мне руку. С опаской принимаю помощь и поднимаюсь на ноги, собирая юбку и тут же замечая, что по бокам и, наверняка, сзади платье исполосовано красными, широкими линиями, а стоит мне отвести назад плечи и пошевелить новыми крыльями, то сразу чувствуется запёкшаяся на голой коже кровь. — Тяжелее, — честно отвечаю, отводя взгляд от его внимания. Спустя мгновение осторожно вынимаю кисть из его хватки, испугавшись того, насколько в действительности горячая у него кожа. Словно тлеющие угли, готовые цапнуть, чтобы оставить на память ожог. А встречи с Сатаной и впрямь запоминающиеся… Он наклоняется, чтобы двусмысленно шепнуть: — Храбро для бывшей смертной идти наперекор самому Дьяволу. Он же не имеет в виду себя?.. От этих слов коленки снова начинают трястись, но от следующего звука я едва не подпрыгиваю, перепугавшись: часы, отмечая полночь, бьют в точности как церковные колокола. Звон провоцирует одновременно ужас и восторг, где второй — сильнее, потому что Люцифер меня наверняка ждёт. И я жду встречи, не позволяя себе воображать, как это будет. Михаил меня подгоняет, указывая в сторону дальнего угла, где за ширмой, оказывается, есть ещё одна дверца. Далее всё как в тумане: за ней лестница наверх, и поднявшись, я встречаюсь с толпой Непризнанных в узком коридоре, суматошно строящихся в ряд. Из гомона голосов выделяю один — Фенцио. Он раздаёт команды, кому и как встать, сверяясь со списками, а я нахожу ситуацию забавной, ведь он будет первым, не считая однокурсников, кто увидит моё решение. Довольно быстро бессмертные покидают длинную комнатку, а я пытаюсь сообразить расположение помещений в этой части школы. Логично, что мы находимся ровно над бальным залом, и, пройдя через верх, войдём внутрь тем же путём, как и заходили ранее, только в новом статусе. Традиции… Нетерпеливо стучу ногой, перебирая в пальцах серое пёрышко. Когда новоявленный ангел уходит по лестнице вниз, я остаюсь с Фенцио один на один, и его взгляд… Сперва приподнимает брови, изумляясь, потом щурится, словно не верит, а затем, дёрнув щекой, молча заполняет графу в ведомости. — Поздравляю, Уокер, — сухо бросает он, пропуская меня за дверь. Спускаясь вниз, считаю каждую ступеньку. Двадцать один… Тридцать два… Сорок три… Придерживаю юбку одной рукой, слыша грохот собственного сердца и торжественную музыку из бального зала, от которой у меня захватывает дух. Правую ладонь умещаю на груди, стараясь дышать глубже, спотыкаюсь на последней ступени, интуитивно взмахиваю крыльями для поиска равновесия и… удерживаюсь, едва не роняя драгоценное перо. — Приветик, — говорит чёрт его знает кто, поймав меня за предплечье в поддержку. — Тебе идёт. Подняв голову и нахмурившись, узнаю сероглазого демона и высвобождаю руку из кольца его пальцев. Он улыбается, разглядывая мои крылья с каким-то детским интересом, а затем достаёт из-за уха сигарету и кивает в сторону окна. — Нет, спасибо. Нервно поправляю бретельку и, пропустив следующую реплику безымянного знакомого, тороплюсь в бальный зал. Все уже зашли! Мими там наверняка с ума сходит, а Люцифер?.. Останавливаюсь в дверном проёме. Обвожу глазами настоящую суету: бессмертные поздравляют бессмертных в окровавленных одеждах, кричат, улюлюкают, машут крыльями и аплодируют. Первого среди друзей замечаю Ади: он, забравшись на фуршетный стол и ладонью прикрывая глаза от света огромных люстр, пялится в мою сторону. За брючину его дёргает Сэми, но сразу ту отпускает, стоит демону радостно взвизгнуть: — Сучка Уокер! Спрыгнув со стола, он несётся ко мне, но его ловко обгоняет Мими, отщипнув из крыла перо, чтобы отвлечь. У неё всё лицо мокрое, но смеётся и влетает в меня с объятиями. Целует в щёки, оставляя красные следы от помады, а я хохочу, и мы вместе едва не валимся с ног прямо в коридор, ведь я даже внутрь пройти не успела! Но сверху прыгает Ади… Мы падаем. Смеёмся, валяемся, они мне что-то говорят, только я едва в суматохе могу разобрать слова… Счастье! Это настоящее счастье, когда есть кому так за тебя радоваться! — Почему так долго?! — ругается демоница, усаживаясь на задницу прямо в платье. — Гаси не дождался, я отправила его отдыхать. Он просил передать, что не сомневался в твоём выборе Повторяю её позу, вытирая помаду и слезы с щёк. Ади садится с другой стороны от меня и гладит мои перья. — Так ново, — комментирует он. — Где Люцифер? — моя первая вразумительная фраза за нашу встречу. К нам подходит Сэми, протягивает мне руку и помогает встать. То же самое он делает с Мими, а Ади подскакивает сам и бросается с объятиями теперь уже к нему, лепеча, какие классные у них девчонки… — Я его не видела после вашего танца, — она берёт меня под руку и отводит в сторону. — О чём вы говорили? Это из-за него ты?.. Указывает кивком на крылья, я отрицательно машу головой. — Я должна его найти. Закусив губу, подбираю юбку и тороплюсь в бальный зал, чтобы снова оглядеть присутствующих. Скорее — постараться найти нужную макушку. Преподаватели официально позволили ученикам повеселиться, и никто эту возможность упускать не собирается. Пляшут, выкрикивая слова каких-то песен невпопад с классической музыкой, которую под свой контроль пытаются взять несколько демонов, оккупировав исполнителей. Среди наполненных бокалов на столе я нахожу те, в которых переливается голубой алкоголь. За окном всё белым-бело — ещё один повод для торжественных тостов. — Кого потеряла, дьяволица? Люцифер выходит из-за дверной створки в расстёгнутом пиджаке и рубашке на две пуговицы от ворота. Подглядывал всё это время? Принимаюсь рассматривать его сверху вниз, отмечая, что теперь я узнаю этого мужчину: нет никакого напряжения. Нет волнения и мимолётной неуверенности, которую я уличила в нём, когда просил остаться… — Свою пару на этот вечер, — отвечаю ему в тон, словно мы ведём светскую беседу. Ухмыляется и обводит меня пристальным взором, ровно также, как делала я минуту назад. Задерживается на тёмных крыльях, следом — подоле платья по бокам. Двинув желваками, отрывает взгляд от красных пятен и медленно шествует наверх, к губам, тут же облизывается не самым невинным образом, как почему-то кажется мне. Сокращает расстояние за пару неторопливых шагов, а я затаиваю дыхание, не веря, что всё происходит наяву. Ладони потеют, и к коже правой прилипает опахало. Опомнившись, я широко улыбаюсь и демонстративно переключаю всё своё внимание на мужской пиджак: принимаюсь поправлять лацканы, а в нагрудный карман вкладываю пёрышко, кончик которого только чуть-чуть виднеется из-за края чёрной ткани. Демон недоумённо наблюдает за моим выражением лица, и только когда я, легонько хлопнув ему по груди ладонью, отстраняюсь, он смотрит на сотворённую мной шалость. — Сохрани его, — прошу полушёпотом, поднимая руки к татуированной шее, чтобы закрепить пальцы в замок на затылке. — Обещаю, — утыкается лбом в мой, улыбаясь. — Всё, что захочешь. Первое обещание. Настоящее. Хихикнув, я киваю и смотрю на него из-под ресниц, истинно ощущая себя окрылённой. По особенному, так, словно только теперь я способна дышать, а не бороться с самой собой за воздух. Тянусь к его губам, чтобы легонько чмокнуть, но мужчина быстро перехватывает инициативу: языком проводит по шершавой коже губ, будто бы зализывая нанесённые им же раны, а затем углубляет поцелуй, сжав пальцами талию. Тянет ближе к себе, заставляя подняться на мыски туфель, целует всё ненасытнее, а я даже слышу, что где-то рядом кто-то это комментирует. Отдаляется, а я, вздёрнув бровь, кое-как сдерживаю улыбку, чтобы признаться: — Хочу честности. Люцифер тянет уголки губ вниз, кивает и деланно выдаёт: — Закрепить обещание самой надёжной подписью? Смеёмся вместе, только я отвожу взгляд в сторону, мимолётно замечая наблюдающую за нами Мими, а вот он смотрит только на меня. Может, его предложение — вовсе не шутка, а может, они служат самым серьёзным доказательством его намерений на мой счёт. Вернув внимание к его глазами, я вдруг понимаю одну очевидную вещь: Люцифер — мой рассвет, а я — его весна.