*****
Очередное возвращение блудной дочери из Штатов выпало на канун Рождества. Горы уменьшенных подарков в пестрых обертках покоились в ее багаже, в руках она вертела список мероприятий от Бруствера, которые была обязана посетить, включая семейный ужин у него дома. В такие моменты Гермионе казалось, что все ее друзья пытаются таким образом не дать ей времени подумать о родителях, память которых она так и не смогла восстановить, несмотря на все усилия колдомедиков. Грейнджер отчетливо помнила предыдущее рождественские праздники. По умолчанию ее объявили гостьей номер один и тягали с празднества на празднество всю неделю. Гарри тоже доставалось, как и полагается любимцу публики, но у него были передышки в отличие от подруги. Именно поэтому Гермиона уснула под елкой в Хогвартсе, так и не дождавшись праздничного ужина и не узнав, кто же отнес ее в старую спальню префектов, коварно укрыв зеленым одеялом с эмблемой Слизерина. (Не драматизируйте лишнего, вероятно, это все проделки Флитвика). В этом году Грейнджер намеревалась отвергнуть большинство приглашений и сократить марафон мероприятий до тихого вечера в компании рождественских историй и взбалмошных детей. Проще выражаясь, она собралась сбежать сразу после вручения подарков в Норе, взяв в заложники фирменный клюквенный тарт Молли. Лондон встретил ее блеском гирлянд, пушистым снегом, гомоном весело играющей детворы и пышным убранством Косой аллеи. А когда узнавшая ее через витрину продавец вынесла кружку горячего пряного шоколада жизнь стала и вовсе прекрасной. Мягкий свет уличных фонарей дополнялся бликами из окон, отражаясь от сугробов и создавая особую атмосферу детского счастья. Вереницы людей с забавными песенками и шаловливыми малышами на плечах у отцов тянулись вдоль пестрящих новогодними вывесками лавок. Гермиона глупо улыбалась встречным компаниям полностью погрузившись в далекие воспоминания. В новом году она собиралась сменить должность и осесть, начать создавать свой уютный уголок. Вероятно, за два года ее бунтарская душа насытилась приключениями, амбиции поутихли под нарастающим желанием обрести другое счастье — быть востребованной, как женщина. Она заводила отношения, несмотря на бешеный ритм жизни, и некоторые были очень даже неплохи, но обещанная женскими романами искра так и не озарила ее глаза блеском влюбленности. А ведь она Гермиона Грейнджер и ничего не делает наполовину. Плотнее укутавшись в шарф, Гермиона поспешила к пункту трансгрессии и своим маленьким чертятам. Сбоку брякнула дверь магазина, выпуская высокого белокурого волшебника в черном пальто с поднятым воротником. Огромная стопка подарков в его руках угрожающе накренилась, вынуждая мужчину выбирать между собственным падением и фейерверком из ярко зеленых коробок. Грейнджер машинально взмахнула палочкой, помогая избежать крушения пирамиды блестящих упаковок. Уже пройдя несколько метров, она услышала слова благодарности, но лишь махнула рукой, не оборачиваясь, пока незнакомец уменьшал коробки и разбирался со списком недостающих игрушек. «Странный народ мужчины, всегда все делают в последний момент!» — улыбаясь подумала она, прежде чем раствориться в дымке аппарации. Двухэтажный особняк в Годриковой впадине сиял в этом году пуще прежнего, двор был полон светящихся фигур сказочных персонажей, а в центре красовалась королева торжества — здоровенная елка. «Это кто ж переплюнул мои прошлогодние старания? — невольно восхитилась Гермиона. — Надо будет выяснить имя подлеца и показать, кто в доме хозяин, в следующем году! Хотя куда уж мне. Эх… Красиво, зараза…» Приоткрыв дверь, она сразу же окунулась в суету и шум игры: старшие дети были увлечены настольными играми, в то время как младшие резвились вокруг нарядной елки в гостиной. Их небольшой уютный домик заботы полностью окунулся в праздничную мишуру, жар полыхающего камина и запахи сладких угощений. Приятное ощущение благодати окутало Гермиону прямо с порога, но сердце в очередной раз пронзил укор за то, что она не отказалась от должности в Министерстве, отдав предпочтение этому родному месту. Выдохнув и взяв эмоции под контроль, она шагнула внутрь, принимая радостные поздравления от подопечных. В гостиной стояла еще одна пышная зеленая красавица, упираясь верхушкой в потолок. Она блистала разнообразием игрушек и волшебных огоньков. Было понятно, что елку нарядили дети, и от того она казалась еще красивее, а смешные истории, успевшие приключиться во время ее украшения, уже лились со всех сторон вкупе с детским хихиканьем и возмущениями отличившихся. На какое-то время Гермиона перестала слышать щебечущие голоса и погрузилась глубоко в мечты. Теплое мерцание волшебной гирлянды заставляло поверить в рождественские чудеса, и, улыбнувшись дерзким мыслям, она тихонечко прошептала: — Помоги найти недостающую часть паззла... Не справиться мне без чуда, — вздохнув, закончила она.*****
Драко вздохнул. Как же ему хотелось поскорее покончить со всеми покупками и побыстрее попасть к маленьким гремлинам. Сегодняшние встречи затянулись, и теперь он ни черта не успевал! Материковая Европа все не желала отпускать его на заслуженные каникулы, но покупку столь важных подарков он не доверил бы какой-то там секретарше. Сейчас же Малфою пришлось носиться по Косой аллее, чтобы приобрести все необходимое и не обделить вниманием ни одно письмо Санте, то есть, ему. Да, вот только стеклянный шар с Хогвартсом внутри для Эмилии он так и не отыскал, и это было хуже всего. Малфой был уверен, что Грейнджер нашла проклятый шар, правда не мог осознать радовало его это или все же бесило. Он знал, что Гермиона отдавала приюту все свободное время и дети ее искренне любили, но и по этому поводу чувства тоже разнились. Знал, что они негласно делили между собой завтраки и ужины ребятни, над этим посмеивались даже сотрудники и сами мелкие гремлины. Знал, что Грейнджер так и не вернула память родителям, видимо из-за этого и загружала себя работой до упора. Драко тоже не преминул воспользоваться своими возможностями и искал способы помочь в этой проблеме, ради чертят. В каком-то смысле, воспитанники стали их общими с Грейнджер детьми. Звучало это до уморительного несуразно, но он чувствовал обязанность проявить заботу. Труды оказались не напрасны, и вчера Блейз порадовал его новостями. Им согласился помочь колдомедик из Японии. В силу возраста этот мужчина давно отошел от дел, но принял их просьбу, как вызов его способностям, и согласился, что такой резонансный случай стал бы венцом в его практике. Длина языка Забини позволяла прийти к компромиссу с самыми несговорчивыми, у них с Драко всегда складывался прекрасный тандем. К процессу лечения старик собирался приступить с завтрашнего дня. Так как Малфой пришел к выводу, что написать об этом Грейнджер сложнее, чем он думал, он решил сообщить новость геройской заднице, Поттеру, а тот там уж пускай и рассказывает. В этом году Малфой был молодчиной, все заботы по приюту исправно тянул сам, пока Грейнджер шлялась по всему земному шару. Он ей и подарок приготовил на минуточку, она-то ему точно ничего не готовила. Так что это совсем не унизительно, раз чертов шар купила она. Или унизительно? Понятное дело, шар ее будет так себе, шар и шар, никакого лоска, да и не крупный, наверное. Ну что еще могла найти эта Гермиона! Придется Драко исправить это недоразумение чуть позже и привезти ребенку достойную замену, а пока пусть этот под елкой поваляется. «Кому ты лапшу вешаешь, Драко? Кто, если не ты, должен знать, что Грейнджер всегда все делает на “превосходно”. И шар, по всей видимости, будет великолепным, тем более что речь о шаре с Хогвартсом. Не унизит она святую святых. Но вот нашу метлу для Рика ей ни за что не переплюнуть. Хех, пускай тешится шариком женщина!» — пронеслось голосом Забини в его голове. Облегченно выдохнув, Малфой бросил идею с поиском последнего подарка и весело зашагал в направлении единственного работающего магазинчика за презентом для себя красивого. ***** Когда ему удалось добраться до Годриковой впадины, домик уже успел погрузиться в сонную дрему. Драко разочарованно оглядел гостиную, бросил пальто на кресло и подошел к небольшому роялю, удовлетворенно рассматривая их общие с чертятами труды по украшению праздничного дерева. Он вспомнил, как левитировал малявок с игрушками, сидя в кресле, — не его вина, что некоторые умеют взлетать только жопкой кверху. Улыбнувшись незатейливым воспоминаниям, он собрал волосы в небольшой пучок и, облокотившись о рояль, небрежно пробежался пальцами по клавишам. Самодовольная ухмылка озарила его лицо, озорная взбалмошность взяла верх, и Драко уверенно заговорил с экспертом по исполнению желаний под аккомпанемент праздничной мелодии: — Итак, — нагло усмехнулся он и провел языком по губам, задумавшись над формулировкой своего дерзкого обращения. — В этом году я был плохим мальчиком… Как и предыдущий двадцать один год, — палец задержался на фа. — Вел себя отвратительно, особенно по отношению к девушкам. Хотя я бы подобрал иное определение этим вездесущим пустышкам. Малфой скривился при воспоминании о назойливых претендентках на его фамилию. — При этом отчитал Терри за издевательства над Кэт и соврал ему, что никогда не обижал девочек, которые мне нравились. Не то чтобы я всех обижал в детстве. Как раз тех, что не нравились, я и не трогал, потому что не замечал. А когда ребята спросили, какой цвет лучше подходит для открытки Грейнджер, сказал, что она обожает зеленый, а шары на картонной елке должны быть исключительно серебристыми. И, возможно, ее сменную обувь выбросил я, но она же все равно почти не приходит. Вон, даже на Рождество детей бросила, ради Министерских приемов. Просто мать года! — не сумев проигнорировать собственную злость на Грейнджер и себя за то, что оба не успели провести праздничный ужин в канун Рождества с ребятами, он дольше чем требовалось выдержал до-бемоль. — Но! Это не остановит меня от того чтобы потребовать исполнение желания, — Драко торжественно широко улыбнулся. — Да, человеку у которого все есть, сложно загадать желание... Широкая улыбка перешла в свое грустное подобие, а палец медленно соскользнул с ре. — Тошно приходить в пустую квартиру, — вдруг протянул он, тяжело вздохнув. — Но этого ты исправить не можешь. Не куксись, понимаю не твоя юрисдикция, — мрачно усмехнулся Малфой. Рука порывисто побежала по клавишам, задержавшись на соль-диез в группе первой октавы. Он остановился у другого края фортепиано и снова повернулся к елке. — Пускай Грейнджер хоть ногу сломает что ли, может, хоть немного дольше побудет рядом с этими скучающими гремлинами, а то я уже задолбался выслушивать их нытье и жалобы на ее редкие визиты. Ну или забудет купить чертов шар, и я смогу злиться официально. — Мы учтем ваши пожелания, — официально продекламировала Гермиона с верха лестницы. — Итак, — с заправским видом она повторила начало его эпичной речи, — мы выяснили, что в этом году, как и во все предыдущие, ты был редким засранцем, — Грейнджер нарочито медленно спускалась по резным ступеням под пристальным взглядом Малфоя, — обманывал детей — много обманывал! — и, судя по твоему опозданию, тоже не можешь претендовать на звание отца года, — она остановилась у края лестницы, расслабленно облокотилась на перила и вызывающе улыбнулась. — А еще продолжаешь желать мне увечий, скрывая свою пакостность, под заботой о детях… — А ты подслушиваешь чужие исповеди. Или святой героине все простительно? — ухмыльнулся Малфой в ответ. — Может не стоит так пафосно аккомпанировать своим душевным излияниям, приглашая на шоу? — Грейнджер саркастично приподняла бровь, отбивая пальчиками барабанную дробь по перилам. — Малфой, ты — королева драмы. — А ты — невыносимая всезнайка, — но в его словах не было укола, лишь добродушная насмешка. — Называешь маленьких ангелочков гремлинами! — наигранно возмутилась она. — Любя! — вскинул палец вверх Драко. — Ты невыносимый человек! — Сказала мне ты! — его улыбка стала по-детски широкой, а в глазах заплясали озорные бесенята. — И шар, довожу до твоего сведения, я привезла, — Гермиона подходила все ближе с триумфальным видом, издевательски продолжая начатую речь. — Самый большой, самый красивый, волшебный, невероятный шар, с идеально выполненным Хогвартсом и даже светящимися окнами. А еще один с зимним Хогсмидом и великолепной елкой в центре, вокруг которого ходит Хогвартс-экспресс под прелестную рождественскую мелодию. Не чета твоим глуповатым песенкам, — договорила она ему прямо в лицо, силясь не встать на носочки, чтобы достать хоть немного выше его подбородка. — А я привез Рику новенький «Нимбус 2005», — оскалился блондин, склоняя голову к ее вздернутому носику. — Самую быструю и обтекаемую модель. Выпущена только полгода назад, а уже заняла все топы по продажам в Европе. Лучшая в своем роде, Грейнджер. Хотя кому я объясняю, ты ведь маленькая трусишка. — Дай подумать, Малфой. Это не та самая метла, что унизительно рухнула с пьедестала на прошлой неделе и уступила почетное место «Серебряной стреле 2000», прототипом которой стала известная модель, на которой Джеймс Поттер выиграл Кубок квиддича Хогвартса в 1977 году? Ее даже по предзаказу купить нельзя. Если, конечно, твой друг не вратарь сборной Британии, — Гермиона победно вздернула нос еще выше и, не удержавшись, притопнула ногой. — Нет! Это невозможно! Я спрашивал у хозяина мастерской. Их нет в наличии. Последние закупила сборная… — Драко чертыхнулся, вскидывая голову к потолку. — Чертов Уизли. — Уизли, может, и чертов, но он великолепный друг, сумевший достать ребенку лучшую из лучших по просьбе подруги, — она ткнула пальцем в затянутую шелком широкую мужскую грудь. — Пока ты откладывал все до последнего момента, отец года! Ха, Малфой, шах и мат! — Ненавижу тебя, Грейнджер! — прорычал он ей прямо губы, сверля медовые радужки. — Взаимно, Малфой, — слишком неправдоподобно и рвано ответила она. — Есть планы на вечер? — спросил Драко не отрывая взгляда. — Есть один идеальный, — Гермиона перешла на шепот: — Испортить тебе Рождество. — Взаимно, — прошептал в ответ он, склоняясь к ее шее. Волна его теплого дыхания прошлась от уха вниз, вызывая судорожный вздох в ответ. Малфой выровнялся, подхватив свое пальто, и дерзко ухмыльнулся, глядя на порозовевшие щеки противницы. — Я имел в виду, рождественскую ярмарку в Хогсмиде, а ты? — Только Глинтвейн, — прищурилась Гермиона и отступила, чтобы взять куртку. ***** Прогулка по многолюдной пестрой ярмарке превратилась в дегустацию глинтвейна и насыщенным разговором, то и дело прерываемого задорным смехом обоих. Тепло напитка смешивалось с жаром возбуждения, и Гермиона всячески пыталась подавить странное чувство в животе и электрические разряды по коже. Слишком блестящие глаза Драко, слишком озорная улыбка, слишком широкие плечи… Нет, нет, нет… Вот лавка какого-то аттракциона с милыми плюшевыми мишками… Такими же умилительными, как противный Малфой, дергающий ее за рукав и громко тараторящий какую-то ерунду. Мерлин, он что, копирует ребенка? Через пелену возбуждения до нее начал доходить смысл слов. — Ну купи, купи, купи… — смешно коверкая слова и широко улыбаясь, он продолжал тянуть ее за руку к лавке с аттракционом. Почему его ладони горячее пряного напитка в ее стакане? Так идеально очерченные кисти, длинные музыкальные пальцы, впивающиеся в ее запястье с простым нешироким кольцом на большом, отчего-то делали удерживающую ее ладонь… идеальной. — Грейнджер, ты меня слышишь?! Я хочу медведя! — продолжал хрипло смеяться Малфой, разворачиваясь к ней лицом и буквально прижимаясь всем телом. Состроив детскую требовательную рожицу, он продолжил, близко склонившись к ее лицу: — Медведя, Грейнджер! «А я хочу тебя», — пронеслось в голове, и Гермиона шокировано сглотнула слюну, так и норовившую стечь из уголка ее рта. — Ты хочешь оторвать мне руку! — она состроила обиженное лицо и показала язык, высвобождая кисть из горячего захвата его ладони. «Лучше тебе не делать так, Грейнджер! Иначе, видит Салазар, рвать я буду твою одежду посреди этой идиотской ярмарки. Давай, Драко, сконцентрируйся на чертовых игрушках». — Смотри и учись! Сейчас великий Драко Малфой, добыватель плюшевых медведей, покажет тебе, как совершаются операции по поимке особо злостных нарушителей пушистого порядка! — Ты пьян! — Грейнджер сложилась пополам от хохота. — Туше, — Малфой щелкнул пальцем по ее вздернутому носику и обернулся к прилавку, пока Гермиона переводила дыхание от смеха, наблюдая за этими грозным охотником. «Мерлин, за что ты дал этому засранцу такую спину?!» Кажется, Малфой стрелял из лука по каким-то движущимся мишеням… да, точно аттракцион. Не успела она жадно опустошить свой стакан, как Драко резко обернулся к ней с огроменным бежевым медведем, прижимая игрушку спиной к себе и хитро выглядывая из-за пушистой морды. — Гермиона Грейнджер, у тебя растрепались кудряшки! — он протянул свои идеальные пальцы, чтобы заправить прядь за ухо, а затем резко схватил лапу медведя и треснул себя по лбу. — Не то! Я огромный страшный гризли! — продолжил Малфой, сдвигая брови на переносице и хищно щурясь. — И сожру тебя! — его улыбка стала еще шире, пока Гермиона в ответ безуспешно пыталась изобразить осуждение. — Сейчас ты убегаешь, а я догоняю! Р-р-р… Не имея выбора, она побежала по увешанной разноцветными огоньками улице, пробираясь сквозь толпу прохожих и не понимая, зачем ей убегать от Драко, если хочется в обратную сторону и занять место проклятой игрушки… Снежный сугроб бестактно прервал ее размышления, ставя подножку и вынуждая рухнуть в мягкий, холодный снег. Она перевернулась на спину и успела увидеть только наглую рожу плюшевого верзилы, припичатывающего ее обратно в снег под весом Малфоя. — Драко… — прохрипела она. Малфой не очень хорошо разбирался в рождественских чудесах, но только что его точно пробил электрический разряд, прям как тогда, когда он неправильно подключил кофемашину. Он перекатился на бок, освобождая Гризела, как про себя окрестил медведя, и совсем мелкую Грейнджер. Игрушка отодвинулась в сторону, и ее глазам снова предстала самодовольная ухмылка. — Из твоих уст мое имя звучит, как признание в любви, — хрипло хохоча, заключил Драко. — Малфой, все на кого ты заваливался доселе, не в любви тебе признавались, а пытались выжить, — ехидно заявила Гермиона, поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой, таким образом подражая его позе. — А мне казалось их все устраивало, — ухмылка стала самодовольно-нахальной. — Вероятно, бедняжки не выживали, раз ты до сих пор не в курсе. Где ж ты трупы прячешь? — она снова прищурилась. Драко задержал дыхание: этим своим видом следопыта и трудно удерживаемым смехом Гермиона просто сводила его с ума. — Грейнджер, пойдем покормим тебя, а то твой пьяный лепет еще услышит кто, — сипло проговорил он, отряхивая снег и протягивая ей руку. Небеса разверзлись новой порцией снежных хлопьев с такой интенсивностью, что свет ярмарки, казалось, стал приглушеннее, а висящие повсюду разноцветные гирлянды окрашивали снежинки в самые невероятные оттенки. Идущий впереди Малфой начал походить на пирожное под взбитыми сливками, и Гермиона непроизвольно облизнула губы. Слишком органично он влился в ее рождественский вечер, слишком комфортно она себя ощущала рядом с ним, слишком беспечно чувствовала себя за его спиной сейчас. Слегка растрепавшийся после их игры в снежки пучок белокурых волос припорошило крупными снежинками, а выбившиеся пряди челки очертили лицо. И когда он к ней повернулся, пытаясь избавиться от пушистых хлопьев на ресницах, Грейнджер совершила роковую ошибку. Она правда не хотела так широко улыбаться, приподнимая брови. Так улыбаются только детям… маленьким детям, что не могут справиться с элементарными вещами, но продолжают упорно стараться. Гермиона осознала содеянное, только когда оторвалась от его надутых недовольством губ и поняла, что Малфой, не моргая, смотрит ей в глаза. Какой злой бес подсказал ей выйти из неловкой ситуации таким образом неизвестно, но, не найдя мыслей адекватнее, Грейнджер поднялась на носочки и чмокнула Драко в щеку, а затем побежала по улице к ближайшей крыше, оставив его шокировано моргать в пустоту, по-идиотски потирая место поцелуя. Не сказать, что его можно было смутить детским поцелуем в щеку, но предательская реакция собственного мозга обескураживала. Медленно обернувшись в сторону беглянки, он вручил медведя первому попавшемуся ребенку и уверенным шагом направился к Грейнджер, разглядывающей у прилавка светящиеся стеклянные шары. Продавец громко вещал о настоящем волшебстве его новогодних изделий, а собравшаяся толпа зевак внимала каждому слову жулика. Он то и дело пытался всучить свои шары в руки посетителей, обещая исполнения потаенных желаний. Драко в принципе не впечатляла подобная перспектива, даже в случае если шары действительно могли сотворить эдакое чудо. Все желания Малфоя стопроцентно сулили Грейнджер холод и максимальную неловкость. Поэтому он встал позади нее, пряча руки в карманы и выражая полное безразличие к происходящему. Хитрый прищур торговца обвел публику и вернулся к драгоценным экспонатам праздничных иллюзий. Ловко подхватив один из шаров, он с прытью квиддичного игрока, бросил его вперед. Долгие годы тренировок и инстинкты ловца взяли верх, и пальцы Драко сомкнулись на волшебном шарике, предназначавшемся Гермионе. Ничего не произошло, и он почти вздохнул с облегчением, если бы не одно но: обернувшаяся Грейнджер озорно хихикала, глядя поверх его головы, а собравшийся народ застыл в ожидании чего-то, слащаво глядя в их сторону. Посмотрев вверх, Драко на секунду замер, а затем хищно облизнулся, переводя взгляд на спутницу, под оглушительное скандирование толпы: — Целуй! Целуй! Целуй! Холодное серебро столкнулось с теплом золота, неотрывно вглядываясь в ее полыхающие радужки, и, аккуратно опуская шар на прилавок, впервые за долгое время он искренне наслаждался жизнью. Рука легла на талию Гермионы, властно прижимая к себе, вторая скользнула под пышные шоколадные кудри и обхватила тонкую шейку, удерживая на месте под напором его губ. Драко не хотел быть нежным или грубым, он просто растягивал момент триумфа. Крепче прижав Грейнджер к своему телу, он вынудил обхватить его под пальто. А затем его пронзило маленькое, но такое смертоносное осознание: она его желает. Ядовитым дурманом эта мысль разнеслась по венам, заражая каждый орган, проникая в каждую клеточку, взрываясь фейерверком эндорфинов до головокружения, до покалывания в кончиках пальцев. Мысль, сумевшая вызвать зависимость с первого раза, а последовавшая за этим волна удовольствия от пробы этого наркотика повергла в преисподнюю. Сегодня Драко Малфой феерично облажался! С чем и поздравлял себя, пока ласкал язык Гермионы своим. Весь вечер возле него находилась до предела возбужденная девушка, а он корчил из себя мачо по всем параметрам маггловских фильмов. Мало того, что его собственное возбуждение не давало мыслить здраво, так еще и вся эта комедия не дала заметить самого важного: она его хочет. Грейнджер! Грейнджер, мать вашу, хочет его… Малфоя! Грейнджер, которая не позарилась бы на его родословную даже под угрозой смертной казни! Грейнджер, которая знает его, как облупленного, даже с тех сторон, с которых он бы себя предпочел не видеть. Грейнджер! Да, если бы его отец так облажался перед Нарциссой, помер бы гораздо раньше. Не разрывая поцелуй, Драко аппарировал. Восторженное улюлюканье толпы растворилось вместе с мерцанием огней ярмарки, и они погрузились в плотную темноту. Наощупь он нашел откос двери, прижал к нему Гермиону, увеличивая напор языка, торопливо стягивая ее куртку, выискивая открытые участки кожи, чтобы еще раз ощутить эту потрясающую дрожь тела под пальцами, этот отклик на каждое его действие. Убедиться в том, что ее желание такое же всеобъемлющее. — Грейнджер… — выдыхает он сипло в ее губы, а руки ныряют под свитер, крепко сжимая талию. — Все, что ты хочешь сказать, может подождать до завтра, — ее рваное дыхание учащается. Прикусив напоследок нижнюю губу Драко, она оставляет легкий поцелуй на волевом подбородке, спускаясь ниже, к пульсирующей жилке на шее, полной грудью вдыхая парфюм с древесными нотками. Хрупкие пальчики вцепляются в пуговки белой рубашки, хаотично выдергивая из петель, пока губы упрямо пытаются добраться до его уха. — Я же обещал испортить тебе Рождество, — Гермиона замирает на полпути к цели и озорно хихикает, прихватывая мочку зубами, чтобы в ответ услышать возбужденное шипение. — Повремени до утра, — шепчет она и проводит языком по краешку уха снова, прихватывая чуть выше. Малфой резко разворачивает Гермиону к себе спиной, попутно стягивая свитер и прижимая попкой к вздыбившимся брюкам. Она упирается в стену руками, и с губ срывается первый откровенный стон. Драко толкается еще раз, имитируя фрикции, чувствуя, как Грейнджер трется о него в ответ. Он рычит, черное пальто падает на пол и освободившиеся руки обхватывают ее живот, прижимая к себе сильнее, пока оба не стонут в унисон. Гермиона, чувствуя жар его груди, выгибается навстречу, а Малфой второй рукой перехватывает ее за горло. Припухшие от поцелуя губы опускаются на нежную молочную шею. В его ласках нет грубости, как и нежности, только чистая неприкрытая страсть. Мокрая дорожка от его языка поднимается вверх, скользит, задевая лицо. Свободной рукой Драко опускается ниже, сжимая возбужденную плоть через ткань джинсов, и Грейнждер задыхается. Это слишком хорошо, слишком много эмоций в их маленькой шаловливой прелюдии. Язык проходит за ее ушком широким мазком, движения не схожи с ее аккуратными, острыми, изящными, он делает это нахальнее, напористее, по-мужски. Втягивает мочку, посасывает, играет языком, прикусывает более нежно, но это чертово рычание сводит ее с ума. Грейнджер извивается, желая получить больше, ее рука скользит со стены, проходит поверх его, требовательно направляя к пуговице проклятых брюк, заходит за спину, ложась на напряженное бедро Драко, впивается ногтями через ткань брюк, прижимает к себе плотнее. Он стонет в ответ, делает резкий выпад бедрами, потакая ее желанию, с глухим шлепком ударяясь о ее задницу. — Сними чертовы запонки, — севшим голосом приказывает Малфой, протягивая руку, и все еще придерживая ее второй за шею. Он оставляет очередную саднящую отметину на плече, тут же зализывая болезненное место. Тоненькие пальчики путаются, пытаясь избавиться от ненужного аксессуара, и Гермиона ощущает, как горячие губы перемещаются на ее скулу, вынуждая забыть о просьбе Драко. — Сорви ее, — рычит он. Малфой с силой вырывает запястье из ее пальцев, как только слышит звук ударяющегося о пол метала, и скользит рукой под кружево белья. Не успела Грейнджер стянуть с него рукав рубашки, впиваясь ногтями в предплечье, как тут же всхлипнула, чувствуя эту головокружительную ласку. Она запрокинула голову, чтобы видеть полные вожделения глаза Драко. От возбуждения в его светлых волосах потрескивали искорки магии, и в голову отчего-то закралась дурацкая мысль: «Может романы стоит воспринимать буквально?» Она по детски жмурится и морщит носик, пока его пальцы подводят ее к первому оргазму, кажется, прямо на пороге квартиры. Стоны становятся все громче, Гермиона извивается в сильных руках, впиваясь ногтями так глубоко, словно хочет выдрать Черную метку. «Интересно, она понимает какую руку так яростно полосует или это некий фетиш?». Драко улыбается своим мыслям, но вслух ничего не говорит. Гермиона так близка к оргазму, так отчаянно выгибается в его руках. На щеках еще играет морозный румянец, а смешно зажмуренные глазки распахнулись и в упор смотрят в его. Вряд ли она сейчас понимает, что именно видит, но ее расширенные зрачки, оставляющие лишь тонкую окружность из миндаля, — лучший комплимент. Он мог бы смотреть на это вечность, но маленькая всезнайка слишком возбуждена. — Драко… — тихо всхлипывает она, и ему сносит крышу. Язык проходится по раскрытым губам, погружаясь в горячий ротик, переплетается с ее. Его рот поглощает ее надрывные стоны, а крепкие руки не дают упасть от судорог оргазма. Поцелуй выходит неистовым, ярким, сумасшедшим. Гермиона дрожит, выгибается все сильнее, и Малфой подается вперед, чтобы крепче зажать ее между ним и стеной, не позволяя вырваться. Первый осознанный вдох завершается не терпящим возражений: — Я хочу тебя, Малфой, — ее ладошка торопливо ищет ремень его брюк, пробираясь между их телами. — Я в твоем распоряжении, — улыбаясь, мурлычет он. Драко разворачивает ее, впиваясь в губы новым дерзким поцелуем и отрывает вторую запонку, пока Грейнджер, уже не силясь расстегнуть пуговицы, раздирает полы его рубашки. Она так трепетно прижимается к нему, оглаживает торс, изучает. Пальчики скользят по бокам, взбираются вверх по спине, обводят каждый выступ, впадинку, шрам. Драко задыхается. Ее умение выплескивать эмоции, желания через простые касания, создавая какой-то культ, превращая их слияние в… во что? В занятие любовью. Это обжигает душу, сердце пускается в бешеный пляс, грозясь проломить грудную клетку. Кажется, с диапазоном компетенций елки он крупно ошибся. Драко хочет сказать Гермионе, что она прекрасна, нереальна, восхитительна, но губы шепчут короткое: — Моя... Ответный стон и кровь вскипает, что-то неумолимо рвется наружу из его груди, и Малфой сглатывает… Ему срочно нужна горизонтальная поверхность, нужно уложить ее под себя, слиться с ней в единое целое, быть в ней, быть ее… Принадлежать. Фейерверк эмоций разрывает внутренности, адреналин просачивается в каждую клеточку. Драко подхватывает Гермиону на руки, продолжая прекрасный смертельный танец их языков. Грейнджер обхватывает его ногами, зарывается пальчиками в волосы, льнет к нему. Наткнувшись на стол в гостиной, Малфой усаживает хнычущую спутницу на холодную поверхность. Даже взгляд по ее разгоряченному телу обжигает все его внутреннее естество. Освобождает изнывающую от недостатка внимания грудь, пока она стягивает остатки его рубашки. В падающем из окна лунном свете мягкие изгибы ее тела выглядят волшебно. Он знает, Грейнджер застыла по той же причине — разглядывает его. Драко нежно проводит по аккуратной груди, не спеша, большим пальцем оглаживая ареолу с набухшей бусиной соска, растягивая момент. Самодовольно позволяя себе насладиться зрелищем сполна. Их взгляды встречаются, и Гермиона шокировано застывает, впервые замечая такую гамму эмоций в вечно холодных глазах. Бушующие волны теперь потемневшей стихии подняли с черных глубин неописуемый водоворот чувств, вздыбливаясь к грозовому небу, сливаясь в единую стихию. Она не знает выдержит ли, если это все на нее обрушится. Но отступать не в ее правилах, и, обхватив ножкой Драко за талию, она тянет его на себя. Нагло ухмыляясь ее бесстрашию, он медленно укладывает ее на стол, не разрывая зрительный контакт, вызывающе-показательно делает первый мазок языком по ее соску. А затем все, что скопилось в бурлящих водах его омутов вырывается наружу. Гермиона готова умереть и воскреснуть только от того, как он ласкает ее грудь. Она обхватывает его голову, ей инстинктивно нужно прижимать его к себе, Кажется, если она отпустит его, то потеряет всякую связь с реальностью. Гермиона извивается, хнычет, кричит, а Драко все продолжает истязать ее. Возбуждение переполняет ее, если бы можно было им захлебнуться, она бы утонула. — Прекрати! Я хочу тебя, Драко, — шипит Грейнджер, оттягивая его за волосы. Малфой содрогается, поднимает голову на ее голос. В потемневших глазах плещется нескрываемая похоть. Он улыбается широко, хищно, показательно облизывая губы, и не разрывая зрительный контакт, расстегивает пряжку ремня и пуговицу на брюках. — Ты этого хочешь? — голос хриплый, взгляд почти одержимый. — Да, — выдыхает она. — Повтори! — приказывает Малфой, возвышаясь над ней во весь свой немалый рост. Он подхватывает ее под шею, поднимая к себе, второй рукой сжимая возбужденный член. — Хочу тебя... — шепчет Грейнджер. Драко проводит пальцами по его скуле, и Гермиона прижимается к нему, целует грудь. Пытается сползти со стола, но он ее останавливает, удерживает. Гермиона злится... вздергивает свой носик, и сердито смотрит ему в глаза, пытаясь понять, почему он замер. — Имя, глупышка, — в размеренном тембре непроизвольно проступает мольба. Она его понимает, лицо теряет обиду, глаза проясняются. Несколько минут Грейнджер изучает его радужки. В ее миндальных проступает легкая нервозность, Малфой же выглядит абсолютно спокойно, покорно ожидая ее решения. — Драко... — наконец шепчет она тихо, слегка запинаясь из-за пересохшего горла, и он улыбается легко, по-детски, склоняется к ней, соприкасаясь лбами, — Драко, — громче, увереннее повторяет она. — Гермиона! — рычит он, вместо признания.*****
Пять лет спустя
Гостиная дома в Годриковой впадине украшена всевозможными снежинками и блестящей мишурой. В этом году рождественским убранством дома заведовала сама бабушка Минерва. И младшие, и старшие воспитанники плясали от восторга при виде самого настоящего небосвода вместо потолка и трепетали перед великой волшебницей ежегодно встречающей их в стенах Хогвартса. Но сейчас домик заботы погрузился в благодатный сон, наслаждаясь покоем после сумбурного дня и веселых игр. Только нарядная елка продолжала блистать разноцветными огоньками, внимая желаниям светловолосого мальчонки. Платиновые кудри разметались, обрамляя личико, но мальчик продолжал настоятельную тираду о том, как сильно ему нужна сестричка. Ему-то хорошо ведомо от тети Джинни, что это дерево поистине волшебно, и не сказки все это. Хотят папа с мамой или нет, но сестренка у него обязательно появится.