Любовь по телефону

      Тихий тёмный вечер. В последнее время вообще все вечера такие. Одинокие. В стакане кусочки льда, уже сильно талые, совсем не квадратные, стучат о стекло при каждом движении кисти. Горький вздох.       — Черт, и как я дошел до жизни такой? — глухой, чуть хриплый голос в тишине. Когда ты молод и популярен, тебе кажется, что признание, шум, комплименты, вечеринки, новые знакомства, алкоголь, секс — никогда не надоест. Нет, серьезно. Мелькает, светится, дурманит. Надоела спутница? Есть другие девушки. Надоели девушки? Есть парни. Надоел алкоголь? Есть разные виды опьянения, и все весьма неплохо туманят разум. Надоели вечеринки в России? Езжай за границу. Инвесторам и тренеру скажешь, что едешь куда-нибудь на шоу или давать интервью, и в любой стране найдутся желающие обратить на тебя еще больше внимания. Везде вспышки папарацци. Тебя любят и ненавидят. Тебе завидуют и тобой восхищаются. Это необычайное, мощное впечатление, особенно в столь юном возрасте. Как будто весь чертов мир у твоих ног! Но время идет. Восхищённый, нежный, гибкий и изящный юноша сменился прожженным, уставшим и бесконечно одиноким мужчиной. Горящие яркой энергией бирюзовые глаза сменили потухшие, циничные аквамарины. Чем выше ты взлетел, тем больнее падать. И иногда Виктор думал, что именно из-за того, что в юности так невообразимо ярко вспыхнул — сейчас, когда был бы самый разгар карьеры, энтузиазма, азарта, когда подросли и освоились действительно стоящие противники, когда ты все еще на вершине славы и уже достаточно опытен, чтобы делать свое любимое дело не только для публики и судей, но и, наконец, для себя, он… просто перегорел.       — Как лампочка… — шепчет мужчина, сидя на кухне в абсолютном одиночестве, снова покачивая стакан с виски в руке, чтобы хотя бы глухой звук стекла был в этой тишине. — Теперь просто мусор… Рука резко замирает и стискивает стакан. Если бы это был фильм, он бы с горечи раздавил стакан, порезался и, может, хоть что-то бы почувствовал. Но это реальность. И, возможно, качественные стаканы, поэтому, просто резко выдохнув, он допивает содержимое и со стуком ставит на стойку. Холодная горькая жидкость, которая уже больше талая вода, чем виски, проходится по горлу и падает в пустой желудок. Виктор кривится и вздыхает, укладывая голову в изгиб локтя. Клацают по паркету когти, и мужчина чувствует на коленях тяжелую теплую голову. Виктор, не глядя, запускает руку в кудряшки своего пуделя. Собака как-то очень понимающе тяжело вздыхает и поскуливает.       — Только ты у меня и есть, Макка, — все еще не отрываясь от локтя куда-то в дерево барной стойки, стоящей на кухне вместо стола, говорит мужчина. Нет, Виктор Никифоров не смог бы бросить каток, но… Это было уже не то. Он предал лёд. Предал публику. Ему нечем удивить. Нечего рассказать. Он пуст. Набор искусных, выверенных до миллиметра движений под музыку без души. Да, никто этого не видит. Пресса пишет, что он прекрасен, и хвалит. Судьи, казалось, по инерции ставят лучшие баллы. Соперники, все до одного, замирают с трепетом. Как же это достало! Казалось бы, Виктор, перестань мучаться, заверши карьеру фигуриста. Но… без льда он ведь никто. Пустышка. Кто он за стенами катка? Житель Петербурга, владелец собаки, мужчина. Без коньков — его не существует. Его личность ограничена. Шестьдесят на тридцать метров, угловой радиус около восьми метров*. Всё. Это четкие границы для него. Кто-то скажет — и это много. В детстве Витя слышал, как восхищаются обычные люди этим огромным площадям настоящего фигурного катка, но он задыхался в них, словно был в тесной, жесткой клетке. А когда ему было развивать свою Личность? Когда был маленький — тренировался. Когда вошел в юношеский период и вспыхнул на льду — тренировался и пропадал на вечеринках и в мировых турне. Когда вошел во взрослую лигу — пьянки, которые «вечеринкой» уже не назовёшь, а затем депрессия, даже тренировки уже были скорее привычкой. Некогда было думать о чем-то, кроме льда или своего бесполезного эго. Глупость несусветная! Даже образования по сути нет! Ну, то есть он имеет высшее, элитное образование. Спортивное, блять. Далеко не убежал. Закончил престижную физ. академию, когда-то. Причем появившись там по факту только на получение диплома, фотографию с ректором и пресс-конференцию по поводу блестящего завершения учебы, которой, как таковой, и не было. Виктор со стоном встал, не намеренно спихивая морду задремавшей собаки. Свет от холодильника ударил по уставшим глазам. Мужчина, жмурясь, достал новую бутылку и налил виски в стакан. Потом вздохнул, закрыл холодильник и сделал несколько глотков прямо из горла бутылки. Вкус алкоголя уже не чувствовался, как и тепла от него в груди. Странно, вроде бы он был абсолютно трезв. От этого даже еще гаже. Виктор прошел в зал и рухнул на диван, драматично свесив одну руку и накрыв локтем другой глаза. «Перед кем он, спрашивается, распинается? — Он сделал еще несколько больших глотков, чуть не поперхнувшись. — Перед собакой?», — думал он. Вот если бы он сдох прямо тут на чертовом диване — это все равно была бы сенсация. Сколько времени журналы, твиттер и другие источники информации во всех подробностях бы смаковали его жизнь и его смерть? Виктор усмехнулся. Сколько слёз его фанклуба бы пролилось? Можно было бы залить целый каток. Разочарованная усмешка Якова и, может, даже Юрочка придет на его могилку — Виктор усмехнулся — Плюнуть. И может пнуть надгробие. А больше в целом мире он никому и не нужен. Юрочка вообще, можно сказать, самый близкий сейчас, после Якова. И, наверное, поэтому точно так же разочарован Виктором, как и сам Витя. Увидеть человека, к которому ты стремился очень долго и мнил его своим наставником, а в будущем — соперником, совершенно потерявшим искру вдохновения, буквально убивающим для юного фигуриста всю магию льда, механической, хоть и мастерски сделанной куклой без души, которую славят и восхваляют за былые заслуги, не замечая давно опустевшую оболочку. Похоже, для мальчика это был удар. Виктор понимал его поведение. Нахальное, агрессивное, грубое. Понимал, принимал и даже в какой-то дурацкой мазохистической манере нарывался. Юра единственный, кому он такое позволял. Может, чувствовал вину, а может, некое родство. Но никогда не пресекал зарвавшегося юнца, только посмеивался и даже иногда втихую соглашался с едкими замечаниями. О! Этот маленький дьявол умеет бить в самое больное. Сколько сил нужно было Вите сегодня, когда этот сукин сын начал изгаляться.       — Эй, Старикашка, — грубо кричит Юра, выходя на лёд. — Вали отсюда, дай порепетировать тем, у кого есть будущее.       — О! Юрочка, — с лучезарной улыбкой говорит ему Виктор, — тебе действительно нужно побольше времени проводить на льду. А то скоро на байке будешь лучше кататься, чем на коньках. Это при условии, что ты так и не сдал на права. Об этом Юра исключительно случайно проболтался. Что из-за чертовых авиалиний и дурацкой нелётной погоды всю ночь не спал, проведя её в аэропорту, а потом пришел на экзамен и завалил по какой-то случайной глупости. Хрень полная, но надо же было отпустить шпильку и, хоть немного, уколоть этого наглеца. Юра сразу покраснел едкими пятнами. Он вообще плохо справлялся с эмоциями. Одна из его главных проблем. Витя ему об этом намекал не раз и не два, пока не понял, что это не работает, и решил просто его доводить, пока до паренька не дойдет.       — Ты, блять… — угрожающе начал Юра.       — Плисецкий! — гаркнул Яков с другого конца катка, и как только услышал? — На льду не выражаться! Парень сжал губы в тонкую линию, затем усмехнулся.       — Иди в свой Замок Одиночества, Снежная Королева, — зелёные глаза ярко сверкнули. — В «секс по телефону» позвони, может, хоть там, за деньги, кто-то захочет потратить время на тебя. Юра резко, кроша лёд лезвием конька, оттолкнулся и укатился на исходную своей программы в середину льда. Виктор прикусил губу и через мгновение сглотнул вязкую горячую слюну со вкусом крови. Тряхнув головой и закрыв потухшие глаза челкой, он расправил плечи и, вернув на место выражение спокойствия и уверенности, оттолкнулся и направился к ближайшему выходу с катка. Лишь когда он вошел в раздевалку и остался один, маска стекла с его лица. Слева было зеркало, и Виктор намеренно его избегал, стараясь даже боковым зрением не смотреть на себя настоящего. А после действительно пошел домой. С тех пор минуло почти две бутылки виски. Ну, точнее, Виктор поднял руку с бутылкой и на весу повел кистью из стороны в сторону, где-то полторы бутылки. Голова всё-таки немного покруживалась, лежа это ощущалось более явно, но опьянение всё еще было каким-то неправильным. Слишком горьким.       — Секс по телефону… — протянул Виктор в темноту квартиры. Бред. Уж этого в жизни Виктора всегда хватало. Конечно, кто же откажется от секса с живой легендой. А вот любви… Впрочем, в последнее время именно Виктору никого не хотелось. В его жизни, переполненной, приторной, было полно секса, тогда. Всякого. Но вот, в чем фишка. Секс — это круто, кто бы спорил, но даже он надоедает. А вкупе со всей дрянью сраной жизни так и вовсе начинает тошнить. Виктор усмехнулся. «Маленькая зараза. Умеет же… вывести из равновесия. Я и номера-то никакого не знаю… Стоп! — Виктор вскинулся, хотя уже вроде бы клонило в сон. — Я всерьёз об этом думаю?»       — Бред… — уже вслух и как-то растерянно повторил Виктор. «Но… можно попробовать поискать номер в интернете. То есть, по логике, если это вообще и существует еще, то только так и можно найти. — У Виктора как-то странно защекотало под ребрами. — Коонечно же, это совсем и не потому что отчаялся. Да! Просто утереть нос нахальному мальцу. Точно!» Виктор прикусил губу. «Интересно…» Мужчина вскочил с дивана, тут же хватаясь за спинку, чтобы не упасть обратно, всё-таки голова кружилась уже весьма ощутимо. Но стряхнув с себя всю муть, попытался вспомнить, где лежат телефон и ноутбук. Он ведь ничем не рискует. Его же даже не узнают, если он не захочет. Идея с каждой секундой становилась все привлекательней. Он схватил ноут и поставил его на журнальный столик включаться, потом дошел до вешалки и вытащил из кармана пальто телефон. Вернувшись в зал, он сел на мягкий коврик, опёрся спиной на диван и зашел в браузер. Виктор открыл вкладку «инкогнито», рассудив, что никто не знает, куда попадет история его браузера, мало, что ли, взламывают всяких знаменитостей, и набрал «номер секса по телефону». Звучит криво и тупо, но Виктор вообще всегда коряво пишет поисковые запросы. Выбрав первый же выскочивший сайт, прокрутил до яркого мигающего номера и быстро, чтобы не передумать, набрал.

***

      Гудки. Глухие. А в груди с каждым сильным, ритмичным ударом сердца разливается жар. Щеки тоже горят, но Виктор убеждает себя, что это от алкоголя, и что он забыл открыть окно. Да, надо обязательно открыть окно. Именно из-за духоты нечем дышать… Из динамика раздается щелчок, и Виктор громко сглатывает.       — Здравствуйте, — томный женский голос вкрадчиво начинает диалог, по явно заученной фразе. — Вас приветствует служба «Секс по телефону». Любые фантазии за ваши деньги. Кого предпочитаете слышать сегодня вечером?       — Ээм… — голос получается хриплым, а интонация потерянной. — Здравствуйте! — заторможенно выдает мужчина, чувствуя себя полным идиотом. «Это все алкоголь. Нельзя такое вытворять на пьяную голову! Ты же знаешь, как тупишь, когда ты пьян, Виктор!» — проносится в голове панически.       — Вы хотели бы поболтать с девушкой или парнем? — с явной улыбкой продолжает голос. Виктор закусывает губу, сердце начинает стучать заметно чаще.       — С парнем, — выдыхает он.       — Еще какие-то предпочтения? Брюнет, блондин?       — Брюнет, — решительно говорит Виктор, рассудив, что два блондина это некрасиво, должен быть контраст. Хотя какая разница если они говорят по телефону?       — Хорошо, приятной беседы и волнующего вечера, — с придыханием, почти выстанывая каждую гласную, говорит женщина, и в трубке снова раздается щелчок. Сердце Виктора пропускает пару ударов, пока идет соединение.       — Здравствуй, — раздается в трубке томный голос, приятный и бархатистый. Виктор вздрагивает.       — Здравствуй… — отвечает Виктор, и губы сами собой растягиваются в улыбку.       — О чем бы ты хотел поговорить сегодня вечером? — продолжает голос тихо и вкрадчиво, но не так наигранно интимно, как это делала девушка.       — Я… — Виктор растерялся и прикусил губу. — Честно говоря, я не знаю. Я никогда раньше не… В трубке раздается легкий смешок.       — Ничего страшного, просто расскажи мне, чего ты хочешь…       — Виктор, — выдыхает мужчина зачем-то, хотя не уверен, что это необходимо, да и сам думал остаться инкогнито, но его мозг, похоже, совершенно отключился.       — Виктор, — ласково повторяет голос в трубке. — Или, хочешь, я тебе расскажу, что я делаю, когда остаюсь наедине с собой? Голос обволакивал и волновал. Тихий, ласковый, игривый. Виктор кусал губы и прикрывал глаза, пока парень говорил.       — Да, давай, — произнес Виктор, абсолютно завороженный. Плевать что, только говори, не останавливайся.       — Знаешь, — ласково выдохнул в трубку парень, — дома, в полном одиночестве я часто делаю растяжку, сажусь на шпагат, медленно опускаясь до пола в эластичном облегающем трико. Наклоняюсь к бедру, почти полностью опускаясь, поглаживая по чувствительной внутренней стороне напряженные до предела мышцы, — Виктор рвано выдохнул. Сейчас все представлялось как-то слишком реалистично. И как он… узнал?       — Я сильнее ложусь на ногу, чтобы хорошенько растянуться. Вожу самыми кончиками пальцев по бедрам, чтобы немного отвлечься от легкой тянущей боли… Иногда намеренно, иногда случайно задевая пах. — Дыхание оператора чуть сбито, что придает еще большей интимности его словам. У Виктора сладко сосет под ложечкой, он прикусывает губу и зачем-то проводит пальцами по бедру, вторя словам, обволакивающим его мозг. Только чтобы еще реалистичнее представить. Только чтобы продолжить играть.       — Я чувствую, что в облегающих лосинах становится еще теснее, — тихий рваный вздох слетает с губ парня и пробегает по торсу Виктора в пах горячей волной. — Чуть выгибаюсь и прижимаюсь почти вставшим членом к полу. Легкая боль и приятное давление только распаляют. Не сдержавшись, сладко и коротко потираюсь пахом о пол, слегка прогибаясь в спине. Виктор уже готов стонать в трубку от этой картины, перед его закрытыми глазами. Сильнее закусив губу, он накрывает свободной рукой твердеющий ствол и немного сдавливает его в собственном кулаке, подражая голосу в трубке.       — Удовольствие, сладкое и резкое, растекается по моему телу. Ты знаешь? Я очень громкий и несдержанный в постели… Оочень чувствительный во многих местах… — дыхание оператора становится тяжелым, голос еще более вкрадчивым, эротичным. Виктор готов уже выть, но пока не смеет перебить своими стонами этот сладостный монолог. — Я здесь совсем один и могу не сдерживаясь стонать, прикасаясь к себе. — Виктор подавился вдохом, с силой проведя по своему члену. — Но сначала я хотел бы немного поиграть, — в голосе опять чувствуется улыбка. — Почти невесомо провожу пальчиками по своим пухлым губам, прогибаясь в спине сильнее, теснее зажимая мой твердый член. Проведя пальцами чуть, раскрываю губы и толкаюсь пальцами в горячую, влажную глубину рта. — Виктор все-таки не сдерживает стон, совсем короткий и глухой, на мгновение оператор сбивается, потом выдыхает, с улыбкой и придыханием произносит. — Тебе нравится, Сладкий? Мне продолжать?       — Да… — почти постанывает Виктор, но голос от долгого молчания получается хриплый и неровный.       — Хорошо, — мурлычет оператор в трубке. — Так вот, я ввожу пальцы так глубоко в рот, как только могу. Проходясь по языку и утыкаясь в горло. Я сладко начинаю посасывать пальчики, языком раздвигаю их во рту, стараюсь плотнее сжать губы на фалангах. Потом почти полностью вынимаю пальцы, не переставая работать языком и снова врываюсь в свой горячий податливый ротик. — Виктор сглатывает и не сдерживаясь расстёгивает ширинку и вытаскивает член, наконец, получая хоть какое-то полноценное прикосновение к жаждущему и изнывающему органу. — Я трахаю несколько раз свой ротик пальцами, стараясь ворваться максимально глубоко, надавить на язык. Мой рот наполняется слюной, и она стекает тонкой струйкой по подбородку, но мне на это плевать. Я широко раскрываю рот и провожу пальцами по языку, потом ниже по струйке слюны, а потом еще ниже спускаясь на шею. — Голос прерывается тяжелым дыханием, а Виктор мучительно медленно ласкает себя по стволу. — Пальцами я прохожусь по самым чувствительным местечкам на шее, потом спускаюсь к ключицам, с силой обводя и их. Потом еще ниже нащупываю напряженный сосок, обвожу по кругу через эластичную тонкую ткань, а затем сладко сжимаю… — Виктор стонет, зеркаля на себя фантазию голоса. — Затем, не сдержавшись, срываю с себя верх и провожу по соскам уже гораздо ощутимей. Больше всего сейчас я хочу прикоснуться к себе там, где горячей и тесней, но еще не время. Я не наигрался. Почти невесомо спускаюсь по прессу ниже, пока не ощущаю дорожку волос, нет, туда еще рано. Обвожу по краю тренировочных штанов и намеренно резко и грубо задеваю тазовые косточки. Ах! — резко и сладко стонет оператор. Виктор изнывая сжимает член у основания, чтобы не кончить от этого сладкого стона в трубке. — Ммм, — выдыхает он чуть более расслабленно. — Ощутимо провожу ниже, снова на стройные бёдра, и еще ниже… Отталкиваюсь и укладываюсь на спину, разводя уже более привычно ноги, и двумя руками касаюсь, глажу, ласкаю всё, кроме самого алчущего местечка. Наверняка штаны придется стирать, потому что я точно чувствую пятно от предэякуля́та около головки. Но случайно все равно задеваю ствол. Ааах.– У Виктора заходится сердце, кажется, он тоже глухо простонал. — Искра удовольствия резко проходится по моему телу. Не выдерживая больше, провожу ладонью по явно выделяющейся выпуклости. Медленно, через ткань, движения не утоляют жажду, а только распаляют. Хочется большего. Гораздо. Но это потом. Сейчас одной рукой спускаюсь к поджавшейся мошонке и сжимаю ее вместе с тканью штанов, еще теснее прижимая ею член, второй рукой веду по стволу к головке. Хорошо, горячо, но все еще недостаточно. Немного осмелев, сжимаю головку и не сдерживаясь толкаюсь бедрами по направлению к руке, сильнее массируя яички во второй ладони. — Виктор уже ничего не соображал. Все тело горело огнём, картина стояла перед глазами словно живая, по телу ходили ходуном огненные волны удовольствия. Единственное, о чем он мог думать, это «Еще! Еще! Не останавливайся! Говори! Дальше!» — Это слииишкоммм… — стонет голос, и Виктора пробивает крупная дрожь. — Одним резким движением, наконец, спускаю единственную помеху до колен и прикасаюсь жадными, быстрыми, рваными движениями к члену. Ах! Уже не разбирая ничего, задыхаюсь стонами и толкаюсь в плотно сжатый кулак. Движения становятся все быстрее и сильнее. — Виктор, уже не сдерживаясь, не пытаясь удерживать ритм, толкается в кулак «вместе» с его фантазией. — Я уже почти! — сладко, громко, говорит голос в трубке. — Аах, Виктор! — вскрикнул голос, и мужчина не выдержал, тело свело сладкой судорогой, резкий вздох превратился в протяженный стон, нега горячо разлилась по телу. Через несколько мгновений, придя в себя, понял, что все еще остается «на линии».       — Эм, — многозначительно произнёс Виктор.       — Все хорошо, Сладкий? — с улыбкой, ласково проворковал голос в трубке.       — Да, ммм… — Виктор замялся. — Не уверен, как благодарить за то, что только что произошло, но это было потрясающе, спасибо. Виктор чувствовал себя идиотом. Оператор мягко засмеялся в трубке и все с той же улыбкой ласково ответил:       — Не за что, Виктор. Хочешь поболтать о чем-нибудь еще? Виктор покосился на часы и понял, что, несмотря на своё желание, должен уже ложиться спать, а то Яков прогонит его с катка. Но кое-что было действительно важным.       — А как тебя зовут? — с улыбкой спросил Виктор, чувствуя себя идиотом, но безумно счастливым идиотом.       — Эрос, — быстро ответил оператор.       — Это… — Виктор несколько удивленно замялся. — Настоящее имя?       — Нам запрещено говорить по линии настоящие имена, Сладкий, — осторожно, но так же ласково сказал голос. — Это моё рабочее имя.       — Понятно, Эрос. — Виктор медленно произнес имя, будто пробуя на языке. В голове тут же возникла ассоциация с одной мелодией, которую он недавно прослушивал, подбирая репертуар на новый сезон. Виктор тогда категорично отмёл эту тему, решив, что для него она слишком заезжена, но…       — Виктор? Ты все еще здесь? — ласково произнес голос. Виктор вздрогнул. Черт!       — Прости, я задумался. У меня уже немного поздновато…       — Тогда, возможно, тебе пора спать, Сладкий? — немного грустно, но всё так же ласково произнёс Эрос.       — Я… — Виктор немного растерялся. — Ммм… да, но может мы снова как-нибудь поболтаем?       — Ммм… — протянул оператор. — Всё может быть. Спокойной ночи, Виктор. Сладких снов, — все так же немного с придыханием проворковал голос. Раздался щелчок и прозвучало несколько коротких гудков.