***
Степанида Львовна быстрым шагом засеменила на кухню, дабы поторопить кухарку и узнать, как обстоят дела с именинным тортом. В этом году, Софье исполнилось 19, а Роман Фёдорович со свойственной ему широтой душевной, как всегда, организовал пышный праздник. Из бального зала доносились звуки музыки и смеха. Не сказать, что экономке было до этого, многозадачность её работы напрочь отнимали все силы на забавы и пиршество, но говоря откровенно, женщина с удовольствием сплясала бы кадриль с тем же Иваном-лакеем, да и полюбовалась бы цветущей красотой молодой графини. Соня была хорошенькой девушкой. Не такой статной, как её покойная матушка, стоит это признать. Но очарование юности, нежные черты лица и тонкий стан делали её поистине притягательной. Молодые офицеры и юнкера, стали захаживать на приёмы к господину Морозову, как только Соне исполнилось 16, но она не спешила отвечать кому-либо из них взаимностью. Ей хотелось полюбить. Шибко, всесильно, до самого сердца, как влюблялись герои Жорж Санд или Бронте. Отец не торопил с выбором, вот она и засиделась в девках. Напрасно. — Марфа, торт готов? , — женщина окинула зорким взглядом кухню. На столе возвышался трёх-ярусный торт, украшенный всевозможными завитками и кремовыми цветами. — Да, Степанида Львовна, ещё пару розочек и готово будет. — Ой, что-то много их там, не переборщи. Пребывая в собственных мыслях, Степанида не сразу заметила подъехавшую к западному входу карету. Лишь услышав фырканье лошадей выглянула в приоткрытое окно. Смеркалось. Кучера, ждавшие своих господ, со скучающим видом сидели в повозках. Но подъехавший экипаж сумел захватить и их внимание. — Явился кто? — Да не ждали больше никого, — экономка привстала на носочки чтобы лучше разглядеть прибывшего, — и где Ивана черти носят, почему на задний двор кареты господские заезжают? Кучер потянул за шпоры, и вороные кони затоптали на месте. Из кибитки показалась тёмная макушка, а после и весь силуэт непрошенного визитёра. — Отец небесный, час от часу не легче. — женщина тяжело вздохнула. — Кто ж там? Высокий, жилистый мужчина, твёрдым шагом поднимался по ступенькам в родовое поместье Морозовых. Его не было в списке приглашенных гостей, но он в этом и не нуждался, ведь дворянская фамилия открывала любые двери и кроссировала всё, даже самые смутные страницы судьбы. Степанида Львовна потупила взгляд. Ярко-розовые розы на торте выглядели очень аляповато и тривиально. — Этот вечер не спасёт уже ничего.***
Золотые пуговки на парадном мундире ярко отблескивали в свете канделябров. Он ступал неторопливо, чеканя каждый шаг. Гнёздышко графа Морозова было взаправду обставлено со вкусом. Всё выглядело не так богато как в княжьем имении, но это даже нравилось Стрижевскому. Здесь была жизнь, в этих скрипучих половицах и потёртой тахте, витиеватой лестнице и портретах в старинных рамах, украшающих стены. На одном из них был изображён граф со своей молодой супругой. Её тёмные глаза казались бездонными, как озёрная глубина, это пугало и завораживало одновременно. Но от спокойного созерцания полотен отвлекал нарастающий шум из бального зала. Как удачно, видимо у Морозовых был какой-то повод для веселья. А где потеха и развлечения — там деньги. По лестнице вниз бежал запыхавшийся лакей, его пенсне сползли на крючковатый нос, это делало его похожим на пингвина в сюртуке. В руках он держал изрядно потрёпанный список гостей. — Простите, достопочтенный господин, я уже бегу. Стрижевский лишь хмыкнул под нос, его забавляла эта ситуация. Наконец лакей преодолел разделяющее их пространство и учтиво поклонился. — Могу я Вам чем-то помочь? — Я хотел бы переговорить с Романом Фёдоровичем, на личной аудиенции. Старик замялся и принялся теребить пожелтевшую бумагу в руках. — Покорно прошу меня простить, но боюсь предположить, что граф заняты, сегодня день рождения юной графини. — Я думаю, узнав по какому делу я прибыл граф Морозов не откажет мне в коротком разговоре. Слуга поправил пенсне и судорожно сжал многострадальный лист. — Но мне велено… — Слушайте, у меня не так много времени, я приехал для очень серьёзного разговора с господином Морозовым, а вы отнимаете у меня драгоценные минуты. Стрижевского начал нервировать этот пустой разговор. Ещё пару фраз и он сам, без всякого приглашения, ворвётся в этот зал. — Виноват, не взыщите, господин, — прошу, следуйте за мной. Когда тяжёлые дубовые двери отворились пред князем, его захлестнул шум голосов и музыки царящий вокруг. Пары кружились в танце, прислуга разносила шампанское на подносах, господа что-то обсуждали потягивая шнапс из бокалов, а дамы царственно восседали на софе и обмахивались веерами из страусиных перьев. — Весь чёртов бомонд собрался, — пробормотал себе под нос Стрижевский. Взяв бокал игристого он вгляделся в толпу, пытаясь отыскать хозяина поместья, так как юную графиню Морозову, Григорий не имел чести видеть вживую. Судя по картинам в холле, она должна походить на мать. Темноволосую, хрупкую, с острыми чертами лица. Он неспешно ступал по залу, взглядом цепляясь за каждое красивое личико, что немедленно, с нескрываемым интересом, было в ту же секунду, обращено на него. Сколько же вас тут хорошеньких, доступных, легких. Таких, которые после одного банального комплимента стонут под ним в барских покоях. Выкрикивают его имя в порыве наслаждения, забывают о своих нерадивых женихах и выгибаются навстречу желанному, дурманящему, пьянящему. Это вызывало у него упоение, смешанное с пудом горькой лжи. Он пресытился этим чувством доступности. Похоть была не слаще отвара полыни. Стрижевский осушил бокал одним глотком, всунул его проходящему мимо слуге и посторонив одну из танцующих парочек прошёл в центр зала. Музыка стихала, а дамы с кавалерами наконец-то отцепились друг от друга. Среди толпы он разглядел господина Морозова, какая удача, с его же дочерью. Софья Романовна улыбалась, делая легкий реверанс. Она действительно походила на свою мать, но личико её было нежнее. — Добрый вечер, господа. — мужчина одарил присутствующих одной из своих «фирменных» улыбок. Софья повернула голову в сторону говорившего. Григорий Стрижевский был вымазан нескрываемым высокомерием с самой макушки до начищенных носаков сапог. Это читалось в бесстрастном взгляде серых глаз, не холодном, скорее затаённым. В нём бушевала зима, когда на улице стоял тёплый весенний вечер. По спине девушки пробежал холодок. Это от лукавого. Не бывает у Божьих созданий такого взгляда, не встречала она на своём жизненном пути подобного. Он смотрел жутко, опасно, угрожающе. На острых скулах заходили желваки, и без того тонкие губы сжались в подобии едкой усмешки. Его забавляла реакция окружающих господ на столь неожиданный визит в дом Морозовых. Князь Стрижевский был непростым человеком с взрывным темпераментом, это знали все, но его очевидные заслуги перед отечеством, дворянский титул и офицерский чин — делали его пребывание в любом обществе желанным и ценным. Он имел хороший авторитет в гвардейском корпусе, поэтому завести знакомство с ним, было делом чести. — Рады видеть Вас, в нашем доме, Григорий Петрович, — граф Морозов, превозмогая оцепенение, слегка поклонился незваному гостю, — Чем заслужили столь почтенный визит? Роман Фёдорович был обескуражен появлением молодого князя. Это вызвало неприятный отголосок в душе, и как бы он не пытался от него избавиться, внутренняя дрожь с каждой минутой только усиливалась. Он имел дело со Стрижевским-старшим и этот опыт общения сказался очень плачевно на текущих делах хозяина поместья. — И я рад видеть вас, в здравом духе, Роман Фёдорович, — мужчина учтиво склонил голову, — простите, что прервал Ваше празднество, — он медленно перевёл взгляд на застывшую Соню, которая стояла поодаль отца. Её локоны были уложены в красивую причёску, но после нескольких танцев слегка выбились из причёски, обрамляя тонкую шею и бросая тени на высокие скулы. — Сегодня у моей дочери День Рождения, прошу любезно присоединится к нам. — Мои поздравления Софья Романовна, — приблизившись к девушке и перехватив её ладошку, облаченную в белоснежную кружевную перчатку, Стрижевский прижался губами к тонким пальцам, не прерывая зрительного контакта. Она была слегка смущена и обескуражена, видимо не привыкшая к столь быстрому проявлению знаков внимания от мужчин. Очень любопытный экземпляр. — Благодарю, Ваше Сиятельство. Соня знала, кто такой Григорий Стрижевский и почему с ним следовало быть осторожнее. В большинстве из-за городских слухов, что незримыми призраками витали вокруг их рода уже несколько лет. Григорий был единственным сыном достопочтенного князя Петра Стрижевского, чьи имения и земли исчислялись несколькими уездами. Молодой князь был богат, спесив и надменен. Недавно, в «Графсъком вестнике» она прочитала заметку о его назначении новым штабс-капитаном гвардии, что непременно, ещё сильнее укрепило его уверенность в собственной значимости. Григорий лишь ухмыльнулся столь официальному тону виновницы торжества. Она слишком резко отдернула руку и неосознанно сделал шаг назад, ближе к своему папеньке. Взгляд в пол, какая покорность. Чего же ты боишься, куколка? Потерять свою дворянскую гордость или девичью честь? — Я бы с удовольствием присоединился к Вашему празднику жизни, но мне хотелось бы для начала обсудить кое-что с Вами наедине, Роман Фёдорович. Морозов рассеянно улыбнулся, — Господа, продолжаем веселье, — и махнув рукой жестом потребовал музыкантов продолжать. — Тогда, прошу в мой кабинет, Григорий Петрович. Стрижевский, полоснув взглядом собравшихся и резко развернувшись, устремился за хозяином поместья. За его спиной послышалось шушуканье, что быстро растворилось в аккордах заигравшей музыки. Досужие сплетники. Общество интриганов и болтунов. Ему претит подобное сословие, с их чрезмерным драматизмом и чувствительностью, как будто их круг интересов сводился к банальному трёпу языками. Среди всей этой мишуры было пару симпатичных изнеженных мордашек, но они ему, откровенно говоря, порядком надоели. Так же, как и самоуверенные юнцы, которые получив чин корнета рвутся доказывать свою преданность и благородство. Тупость и кустарщина. Пока Григорий пребывал в своих мыслях, они успели преодолеть часть поместья остановившись перед тёмной резной дверью, ведущей в кабинет Морозова. — Ох, куда же подевался ключ, — мужчина принялся ощупывать карманы сюртука. Князь нетерпеливо вздохнул. Отец отзывался о господине Морозове, как о крайне потерянном и забывчивом человеке, но объективно он был похож на обыкновенного копушу. Наконец, Роман Фёдорович отворил дверь, и мужчины попали внутрь комнаты. Скромное убранство, отметил про себя Стрижевский усаживаясь в кресло напротив хозяйского секретера. На нём лежала кипа папок и стояла чернильница, рядом возвышалась гора из бумаг. На самом углу располагалось семейное фото- глава семейства с супругой и маленькая девочка на коленях матери. Григорий безразлично скользнул взглядом по фотокарточке и посмотрел на Морозова. — Вы знаете сколько должны моему отцу? Вопрос в лоб, без всякого официоза. Граф заёрзал в кресле и переведя дыхание медленно ответил: — Полагаю около десяти тысяч. — Больше, — без всякого сомнения проговорил Стрижевский, — много больше, Роман Фёдорович. Процент налога с каждой неделей возрастаёт, Вы же понимаете, что тянуть время не в Ваших интересах. Морозов взволнованно постукивал пальцами по столешнице. — Я понимаю, что не имею права просить Вас о подобной услуге, — он старался подобрать каждое слово, — но я не располагаю даже приблизительной суммой на данный момент. Если бы Ваш достопочтенный батюшка мог бы… — Не мог, — процедил сквозь зубы Григорий. — Он и так чрезмерно благосклонен к Вам, господин Морозов. Вы кормите нас обещаниями уже пол года, все расписки давно устарели, а сроки канули в небытие. — Мне безмерно стыдно за это, перед Вашим отцом и, — граф нервно провёл ладонью по густым волосам с проседью, — перед Вами тоже. Как же совестно ему было в тот момент, оправдываться перед молодым князем, защищать свои интересы в столь гнусной форме. Он вмиг сделался пунцовым, благо был вечер и в качестве освещения использовался лишь торшер в углу комнаты, поэтому изменения на его лице были незаметны. — Не нужно, Роман Фёдорович, мне ваши извинения ни к чему. Просто верните отцу долг, он готов ждать не больше недели, — Стрижевский мягко поднялся и смахнул невидимую пылинку с офицерского кителя. Морозов же резко вскочил на ноги и затараторил: — Подождите, Григорий Петрович, может мы с Вашим отцом переговорили бы лично? — Ему не здоровится в последнее время, — коротко ответил Стрижевский. — Поэтому личные аудиенции невозможны. — Да, конечно, то есть, очень жаль, передавайте от нашей семьи слова поддержки и пожелания скорейшего выздоровления. — Всенепременно, — молодой князь в последний раз взглянул на Морозова. — Через неделю наведаюсь к Вам снова, всего хорошего. Григорий небрежно склонил голову в знак прощания и стремительно покинул комнату. Тягостное чувство неудовлетворенности поселилось у него в груди. Выбивать деньги, с этого бедолаги ростовщика было гнусным и неподобающим делом для обладателя княжеского титула. Отец был совсем плох, но продолжал вести дела. Долг превыше всего, будь он неладен. Грише оставалось только смириться со своей участью и смиренно выполнять волю Петра Ивановича, который уже несколько лет страдал от хронического недуга, что с каждым годом отравлял его организм всё сильнее. Поэтому когда отец попросил посетить дом Морозовых и напомнить о давнем долге, Григорий не мог отказать. В конце-концов, это и в его интересах. Он никогда не нуждался в деньгах, состояние их семьи позволяло Стрижевскому младшему частенько пропускать средства на кутежах и балах, но время шло и количество расходов увеличивалось. Ему нужно было в срочном порядке перенимать управление уездом. Он мечтал связать свою жизнь с военным делом, тем более, острый ум и проницательность были прекрасным дополнением к княжескому титулу. Совсем недавно мужчина вернулся со службы, успев совершить несколько удачных походов, тем самым получив новый чин. Но внезапное письмо отца с просьбой поскорее вернуться в родное поместье переменило все его планы. Нет, Григорий прекрасно понимал свою дальнейшую участь в роли будущего хозяина дома, но не мог подумать, что это случится так скоро.***
Спускаясь по лестнице на первый этаж, к главному входу, он увидел на ступеньках Соню. Она слегка нервно теребила подол своего кремового платья, расшитого серебряными нитями и бусинами шведского стекляруса. Видимо вышла следом за мужчинами и борясь с беспокойством и любопытством решила подождать своего отца здесь. - Не утомлюсь повторять как Вы красивы сегодня, Софья. Девушка подняла глаза и слегка вздёрнула нос. - Что Вам нужно от моего папы? - А Вы не очень-то учтивы барышня, - цокнул языком Григорий, - не думаю, что юную графиню должны волновать подобные разговоры двух взрослых мужчин. Соня возмущённо повела плечом и поднявшись на ещё одну ступеньку приблизилась к Григорию. - Я уже не ребёнок, имею право как наследница графского титула знать о намерениях прибывшего в мои имения гостя. Стрижевский улыбнулся, хотя это больше напоминало волчий оскал. Какая дерзкая куколка, то и дело норовит напроситься на господский гнев. Мужчина сократил расстояние между ними ещё сильнее и навис над девушкой. Её макушка достигала ему лишь до подбородка, отчего она была вынуждена запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. - И всё же, - нарочито аккуратным движением он заправил выбившуюся прядку тёмных волос ей за ухо, - не считаю нужным делиться с Вами подобной информацией. Морозова фыркнула и вцепилась правой рукой в мраморные перила. - Что Вы себе позволяете? Наклонившись к её хорошенькому личику и заглянув в эти трясину зелёных глаз князь прошептал: - Доброй ночи, Софья Романовна. Она оцепенела от подобной вольности и легкий румянец проступил на её щеках. Как он смеет подобным образом говорить и вести себя с дамой? -Прощайте, - вышло чересчур сдавлено и робко, хотя мысленно Соня посылала беспардонного князя к дьяволу. Манерно обойдя девушку и торопливо преодолевая лестничный проём он зашагал к выходу. Слуга уже открыл дверь, когда Стрижевский крутанулся на 180 градусов и бросил в спину застывшей Соне: - До встречи.