Пробуждение

      Разносящийся далеко от скалистого плоскогорья неумолимый звон клинков вдруг утих. Ещё минуту назад Присцилла яростно нападала, высвобождая всё больше и больше силы йома, и каждый раз этого оказывалось недостаточно, чтобы одолеть сильнейшую из ныне живущих воительниц. Но Присцилла не могла проиграть, Илена ведь так верит в неё! Организация надеется на неё! Теперь же, когда клеймор — неслышно из-за бурлящей в жилах крови — ударился об безразлично холодный камень, которого затем коснулись содрогающиеся колени, она обхватила изменившееся тело руками, с ужасом осознавая, что пересекла свой порог.       — После пересечения порога пути назад уже нет! — вот что в один голос ей твердили старшие соратницы ещё когда она не получила символ. После пересечения порога нельзя было вернуться и снова стать собой. Оставалось лишь два пути: умереть или превратится в монстра, которых среброглазым воительницам было на роду написано ненавидеть всей душой.       Прицилла была ещё так неопытна, ещё ни разу она не сражалась так отчаянно и без меча, ещё ни разу она не сражалась с кем-то настолько могущественным, как отвратительный клубок тьмы, который сейчас стал особенно явственно ощущаться внутри. Бой, который только что был прерван его вмешательством, не шёл ни в какое сравнение: свою внешнюю противницу она ещё могла ранить, а зловещий клубок уже во всю разматывался, разрывая её разум и тело изнутри, не позволяя нанести ему хоть одну царапину.       Множество зелёных пятен, чуть меньше жёлтых и совсем мало красных на безжизненно-сером фоне превратились в щётки мха, налёт лишайников и капли крови на камнях, где только что появился новый, тёмно-синий цвет в виде нескольких округлых, с изорванными краями, пятнышек. В отчаянии Присцилла подняла ничего не видящий взгляд на неизвестную соратницу.       — Я… я не могу вернуться! — запиналась она, совершив последнюю попытку утихомирить монстра внутри. — Умоляю, помогите мне! Я не хочу стать йома!       Кто же слушал её мольбу? На миг сознание Присциллы прояснилось, и она поняла: преступница, убийца! Это Тереза Слабая Улыбка стояла прямо перед ней. Золото её глаз обратилось серебром, когда она с едва различимым, будто бы наигранным сожалением произнесла:       — Прости, но я не могу тебе помочь. Всё, что я могу для тебя сделать, это отрубить тебе голову, пока ты окончательно не превратилась в Йома.       Желание во что бы то ни стало оставаться человеком было сильнее всего, когда едва сдерживающаяся от полного пробуждения Присцилла молила убить её. Тереза легко согласилась поменяться ролями с одной из своих палачей. Почему именно она? Почему именно та, кто на самом деле должен был умереть в этой битве, готовит свой меч к удару?       Страх неминуемой смерти и страх потерять свою человечность боролись до самого конца. Присцилла хотела умереть, как и подобает воительнице — крепко сжимая клеймор в руке. Искренне думала, что хотела, но как только её страшные, когтистые пальцы обхватили рукоять меча, ещё совсем юная воительница вмиг поняла, что непременно хочет жить.       Уловив едва заметное движение Терезы — это был лишь ветер, колыхнувший её волосы, — она отрубила руки, направлявшие на неё клинок, что нанёс столько болезненных ран. Спустя доли секунды номер один, сильнейшая воительница, Тереза Слабая Улыбка лишилась головы.       Теперь, когда цель, поставленная организацией, была достигнута, задание, какие она всегда послушно принимала, было исполнено, словно оковы обязательств разлетелись на куски. Присцилла тут же пожалела о своём решении жить. От пугающе огромной силы всё тело била дрожь. Каждая клеточка её тела источала силу йома настолько чудовищную, что хотелось вырваться из собственной кожи, убежать как можно дальше и спрятаться в небольшом домике где-нибудь в южных землях, заперевшись на все засовы. Она больше не могла сдерживать то, что рвалось изнутри. Невыносимая боль, непреодолимое наслаждение, все возрастающий голод терзали тело, а разум метался в поисках решения.       С Терезой была девочка. Они были близки. Может, девочка захочет отмстить, но она сейчас так голодна и больше не сможет вернуться в человеческое состояние, девочка обречена. Нет, она не убьёт её, потому что её тут нет, здесь вовсе нет никаких маленьких девочек, чьи потроха, должно быть, очень вкусны. Маленькие девочки и вовсе не существуют, никогда не существовали и не будут существовать. Есть только юные полукровки со светлыми волосами и серебряными глазами.       Как ни пыталась уверить себя в обратном, она точно знала, что здесь не одна — Присцилла сквозь поток небывалой силы Йома чувствовала ещё три ауры. Они были столь ничтожны в сравнении с её, как три песчинки в сравнении с целой скалой. Это соратницы, её сёстры по оружию, товарищи по несчастью, чьих родных убили те ненавистные монстры. И сейчас она станет одним из них, предаст соратниц, предаст людей, которых клялась защищать.       — Умри! Умри! Умри! Я тебя так ненавижу, просто умри! — кричал кто-то внутри неё. И это голос становился всё отчаяннее и тише.       Они непременно захотят убить её. Они не могут не заметить столь разительной разницы в силе, но сереброглазые воительницы созданы ради того, чтобы убивать Йома, они живут этим, и так они умрут от её рук, или же когтей, или меча, что она уже не сможет отпустить.       Присцилла не могла не замечать их, они были слишком важны, слишком много значили для неё советы и забота старших воительниц, доброта и открытость ровесниц. Но… Одного серьёзного удара достаточно, чтобы убить любую из них. Ведь они намного слабее, не стоит вспоминать о тех, кто слабее, не стоит думать о тех, кто уже мёртв, нужно просто забыть о них. Они мертвы, их больше нет.       Присцилла пробудилась. Это было небывалое чувство, настолько приятное, что она недоумевала, зачем вообще было цепляться за эту её «человечность», когда и без неё так хорошо. И как же сладко было вдыхать доносившийся из ближайшего селения аромат человеческой плоти, не осквернённой кровью Йома, с каким наслаждением она смаковала каждую мысль о том, как съест потроха каждой женщины, каждого мужчины. Должно быть, это старики и старухи пахнут не так аппетитно, как другие, но она так голодна, что не побрезгует и ими, а на десерт будет самое вкусное — потроха мальчишек. Казалось, кого-то не хватало в этом ряду, но Присцилла так и не смогла понять, кого.       Она сделала несколько шагов по направлению к городу. Невозможно было сдержать радостного предвкушения богатой трапезы, и она высказала свои, отнюдь не тайные, желания единственным слушателям — трём её соратницам.       Илена Быстрый Меч, до того сверля взглядом нечто невидимое, что располагалось на голой скале между ними, первой набросилась на неё. Быстрый меч не казался теперь Присцилле таким уж быстрым: не составило ни какого труда отразить её удар, однако быстрейшей из воительниц всё же удалось защитить свою голову и правую руку от контратаки, но левой она лишилась.       Ноэль и София подскочили с обеих сторон, Ураганной Ноэль даже удалось отрубить пробудившейся руку, которая тут же приросла обратно, но дыру в своём сердце, как и София она вряд ли сможет залечить. Теперь они мертвы, а Илена, которая теперь может считать себя сильнейшей из воительниц, едва заметно содрогается всем телом, бросая быстрые, как её меч, взгляды, полные беспокойства и тревоги, куда-то в сторону. Посмотрев туда, Присцилла не увидела ничего, кроме голых скал, кое-где поросших мхом и лишайниками, и, развернувшись к Илене, рассекла ей грудь мечом.       Теперь здесь не было никого и ничего, кроме тела Терезы. Её руки, всё ещё сжимавшие меч, лежали отдельно, голова — отдельно. Вроде бы, она ещё с кем-то билась, после того, как убила Терезу, вроде бы, здесь был кто-то ещё, но она никак не могла вспомнить кто. Как доказательство на камнях действительно валялась ещё чья-то левая рука, но Присцилла была уверена, что никогда не видела её прежде ни у кого из бывших соратниц. Да это и не было чем-то важным, особенно когда такой сильный голод мучил её.       Присцилла расправила крылья и, сжимая меч, который почему-то не могла отпустить, полетела вслед за ветром, что нёс самый аппетитный из ароматов. Рот её полнился слюной от этого запаха, а бездонный желудок ныл от мучительной пустоты. Наконец, она долетела до города и стремительно приземлилась посреди городской площади. Люди даже не успели понять, что произошло, как она начала есть. Сжевав каждого жителя до последней косточки, вылизав полуразрушенный город до последнего камушка, на который попала хоть капля крови, она всё ещё была ужасно голодна.