Сказки про рыб

Звонок в дверь удивительным образом резонирует с шуршащей дробью дождевых капель о стекло. Настолько удивительно хорошо, что Сонхва даже пропускает первый звонок и приходит в себя только от ненавязчивой вибрации телефона в руке. Ваш друг на час прибыл! Насколько глупо будет притвориться самому себе, что он совсем не ожидал прибытия этого друга чётко в двадцать два ноль ноль, как и было прописано в договоре? Является ли это признаком того, что он начал тихо сходить с ума? Второй звонок моментально приводит в чувство, и Сонхва, сунув телефон в карман пижамы, вскакивает наконец с дивана и мелкими шагами семенит по гладкому ламинату ко входной двери. Немного трясущимися руками справляется с замками, спешно лепит на лицо немного излишне дружелюбную улыбку (новый друг на час же!) и практически тут же чувствует, как та сама по себе сперва застывает в неестественной гримасе, а потом и вовсе напоминает оскал, полный боли. Парень за порогом оказывается не совсем такой, каким его ожидал увидеть Сонхва. Нет, фотография в его профиле верна, наверное, могла бы быть, не будь он похож на вымокшую до нитки бездомную дворняжку. Но что-то, что-то тихое и неуловимое, немного похожее на обманутые воображением ожидания, ускользает словно песок сквозь пальцы, и последнее, что замечает Сонхва прежде, чем прийти в себя и снова нацепить дружелюбную улыбку, это точно такая же, отзеркаленная безупречная улыбка его нового друга. — Пак Сонхва? — спрашивает он неестественно громко, слишком жизнерадостно, как для позднего осеннего вечера, и протягивает ему крошечный брелок в форме белого медвежонка. — Меня зовут Юнхо, я… — Ты мой друг на ночь, — тихо заканчивает за него Сонхва, машинально протягивая руку за медвежонком. Обычная плюшевая безделушка, которая как никогда хорошо вписывается в этот вечер, где слишком нарочито со всех углов торчит слово «слишком». И медвежонок этот явно никому не сделал никакого вреда, наверняка Юнхо дарит безделушки каждому своему клиенту, но конкретно в этот момент и в эту секунду он кажется абсурдно уместным и кричаще неподходящим одновременно. — Ну, я предпочитаю это называть «живая подушка», — пропускает небольшой смешок Юнхо, неловко почесав затылок, — но если ты хочешь использовать свою формулировку, то нет… — Меня устраивает «живая подушка», — перебивает его Сонхва, и в тот же момент за окном раздаётся очередной раскат грома. Наверное, Юнхо сейчас точно так же некомфортно, как некомфортно ему самому, хотя для него такие ночные визиты с дружбой за деньги уже должны стать чем-то обыденным, не настолько будоражащим. Он делает неловкий крошечный шажочек вперёд, буквально подаётся корпусом в сторону Сонхва, и тот моментально понимает намёк. — Ах, да, прости, заходи конечно же, устраивайся, — частит он, отскакивая вместе с дверью так, чтобы дать ему безопасное пространство и наконец впустить в собственную квартиру. Юнхо несмело шагает внутрь, заинтересованно озираясь по сторонам, а Сонхва смотрит на его едва заметные мокрые следы на подошве местами сильно потемневших тряпичных кед и коротко, почти незаметно вздыхает, закрывая дверь на внутренний засов. — Погода сегодня не совсем подходящая для дружбы, — продолжает он словно прерванный разговор, так и не решаясь сделать ещё хотя бы что-то. Только стоит на пороге, опираясь спиной о холодную поверхность двери, и всё так же широко улыбается, умоляя бога, чтобы это хотя бы не напоминало звериный оскал. — Если хочешь, можно постирать твою одежду, к утру как раз подсохнет, я дам тебе свою пижаму, всё равно… — Не переживай, — мягко перебивает его Юнхо, слегка прикоснувшись холодными кончиками пальцев к его руке. По инерции Сонхва сперва переводит взгляд на свою руку, на милого плюшевого медвежонка, а потом обратно в его глаза, прикрытые мокрыми, слипшимися от дождя чёрными волосами. — У меня есть сменная одежда, и мы обязательно постираемся, я обещаю, только… Я же твой первый заказ, так? Лицо Сонхва обдаёт жаром само по себе. Вроде как в этом нет ничего постыдного, да и Хонджун так делает постоянно, но всё равно. Какая-то глупая частичка его самого в самом дальнем уголке души настойчиво твердит, что это всё неправильно, так нельзя, это же практически… Ему приходится оборвать самого себя, потому что это же конечно же не то, всё по-другому и абсолютно серьёзно. В этом совершенно нет ничего постыдного, все однажды рано или поздно заказывали себе друга на час, но просто почему-то скрывают. — Да, мой коллега посоветовал приложение, у меня просто бессонница уже которую неделю и помогают только очень сильные таблетки, от которых потом кружится голова весь день, а остальные и подавно не могут помочь, так что… Юнхо терпеливо ждёт, пока Сонхва закончит свои нелепые оправдания со своей неизменной тёплой и даже немного искренне нежной улыбкой. На задворках всё того же сознания нелепо пролетает мысль, что хотел бы он научиться точно так же. Чтобы без усилий над самим собой, без фальши и лишних подтекстов. Просто добрая улыбка очень высокого промокшего парня. После «так что» Сонхва больше не может подобрать слов, суёт злополучного медвежонка в карман пижамы и снова поднимает беспомощный взгляд в глаза Юнхо, на этот раз даже уже не пытаясь выдавить из себя улыбку. — Не переживай, я в свой самый первый заказ вообще вылил чашку горячего чая на ноги девушки. Наверное, мне повезло, потому что это был хотя бы не кипяток, так что всё закончилось хорошо, но больше она моих услуг не заказывала, вот это я называю неловко получилось, — хихикает он, снимая наконец свой чёрный рюкзак с плеч, и ставит его на пол у стены. — Перед тем, как начать, нам с тобой нужно обсудить все условия игры, согласовать все условия, да и вообще, понять что здесь и к чему. Где тебе это будет удобно всё провернуть? — Давай на кухню, — выдыхает Сонхва, проскакивая за порог перед носом Юнхо, чтобы включить свет. — Снимай обувь, долго ходить с мокрыми ногами плохо для здоровья. Не сказать, что он чувствует какое-то облегчение, но маленький рассказ про разлитый чай делает его как-то… Человечнее? Отпускает эту дурацкую аналогию и даже даёт небольшой толчок к тому, что можно сделать дальше, чтобы не казаться таким деревянным дураком с одной большой натянутой струной вместо нервов. Хотя… Кого он обманывает? Именно это он собой и представляет со стороны практически всегда, двадцать четыре на семь. И именно поэтому сегодня ему пришлось нанимать друга на час, как бы это ужасно ни звучало. Юнхо кивает, стягивая с себя кроссовки пятками, и шлёпает за ним на кухню, сверкая своими белоснежными носками. Как же хорошо, что иногда эта натянутая до предела струна заставляет тебя намывать пол всего дома так, чтобы он блестел ярче, чем новенький. — Чай хочешь? — спрашивает он, указывая Юнхо на стул, и тут же вспоминает о той дурацкой истории минутой ранее, поэтому добавляет с небольшой улыбкой на кончиках губ: — у меня конечно нет кружки-непроливайки, но обещаю держаться от тебя на безопасном расстоянии, чтобы не случилось ничего плохого. Эта улыбка ему кажется достаточно искренней. Он бы поставил ей семёрочку из десяти. Немного конечно, но по сравнению с двойкой за тот неловкий оскал, уже очевидный прогресс. Мысленно Сонхва пытается погладить себя по голове. — Подозреваю, у тебя есть огромная коллекция чаёв плана «На сон грядущий», — зеркалит его улыбку Юнхо, и вот ей Сонхва бы дал десять из десяти. Без усилий, плавно, естественно. Словно по самой лучшей методичке передового специалиста их компании. Да, Сонхва даже немного завидно, но почему нет? Это может стать хорошим стимулом расти дальше и исправлять степень искренности в его улыбках. Может быть, это даже поможет и на работе. Кто знает, может, он даже получит повышение благодаря такому важному скиллу. — Ни один не работает так, как должен, но мне даже полюбился привкус лаванды и ромашки, — пожимает плечами Сонхва, открывая шкафчик с посудой. — Мне доставать на тебя чашку? — Давай, — слышит он за своей спиной, и даже тон его голоса. Удивительно, но даже он излучает эту космическую искренность и вполне себе нежное дружелюбие. Наверное, теория плана «найди себе работу по душе, чтобы больше ни дня не работать» действительно имеет место быть. Наверное, можно стать профессиональной подушкой и получать за это и финансовое, и моральное награждение. Наверное, в этом мире действительно есть кто-то, кто работает с удовольствием, а не натягивает свой и без того напряжённый до предела нерв день за днём, день за днём… — Я тогда начну, — продолжает Юнхо, как только Сонхва нажимает кнопку включения электрического чайника и садится на кухонный стол возле него. — Включи приложение, сейчас я отправлю тебе все условия нашей с тобой забавы. Можешь прочитать внимательно каждый из пунктов, но некоторые из них я обязан проговорить вслух. Такие условия. Он смешно разводит свои длинные руки в стороны, одновременно пожимая плечами, тут же возвращаясь в исходное положение. Сонхва издаёт маленький смешок и лезет в карман за телефоном, где уже виднеется новое оповещение. — В первую очередь, я, то есть, Чон Юнхо, друг на час, обязуюсь исполнять все обязанности друга, описанные ниже, а также могу просить бескомпромиссного соблюдения всех своих и твоих, клиента, Пак Сонхва, прав. Список прав и обязанностей прилагается, с ними можно ознакомиться. — Хорошо, — тихо кивает Сонхва, открывая файл с контрактом, расписанный чёрными буквами на белом фоне. — Соответственно, я Чон Юнхо, как бы это сухо и ужасно ни звучало, претендую на неукоснительное соблюдение всех установленных мер безопасности, — продолжает он и внезапно трясёт левой рукой. — Так, хватит официоза, быстро по безопасности. Это — мой сос-браслет, здесь джипиэс трекер, полиция приедет в течении десяти минут, если… Сонхва заворожённо наблюдает за выпавшим из длинного рукава худи голубого цвета пластиковым браслетом, который он бы принял за безделушку, не объясни Юнхо его предназначение. — Если ты начнёшь распускать руки, — продолжает Юнхо, и на этот раз в его глазах уже нет той показной дружелюбности. На этот раз он серьёзен и сосредоточен, даже слегка свёл брови к переносице, видимо, чтобы добавить себе солидности. — Нет, в целом я лояльно отношусь к обнимашкам, я же твоя подушка, но любые прикосновения можно совершать только по обоюдному согласию, если я начну нарушать правила, тебе нужно будет пять раз нажать на кнопку выключения телефона, приложение само поймёт, что нужно делать. — Вопрос чисто теоретический, — вставляет Сонхва, как только чайник выключается и между ними повисает короткая пауза, заполняемая горячей водой по чашечкам. — Даже секс возможен? Если по обоюдному согласию. Юнхо очевидно тушуется от такой прямоты, отводит взгляд на свою чашечку, на стаканчик, где торчат разномастные стики с сахаром (Сонхва их честно собирает после каждого обеда с Хонджуном), и позволяет себе маленькую, смущённую улыбку. — Нет, за сексом тебе нужно в другое приложение, — тихо отвечает он, поглаживая подушечкой пальца уголок одного из стиков. — В рамках подушки на ночь это запрещено. — А предлагали раньше? Юнхо кивает, всё так же внимательно рассматривая расфасованный сахар, прежде чем наконец взять один из прямоугольников и высыпать содержимое в свою чашку. Сонхва тем временем лезет в кухонный ящик за ложечкой и двигает в его направлении, пока не упрётся в ту злополучную импровизированную сахарницу. — Я тогда полицию не вызывал, потому что было без насилия, но больше эта девушка в приложении не зарегистрирована, — бормочет он в ответ, покрутив между пальцев злополучную ложечку. — В любом случае! Не будем о грустном! Безопасность! Забавно. Сонхва склоняет голову набок, рассматривая Юнхо из-под полузакрытых ресниц. Наверное, судьба действительно лучше знает, что делать, раз подсунула именно его в качестве своей первой живой подушки? Из такого огромного количества людей разных полов, из такого огромного количества характеров и способностей… Да, определённо его можно смело называть подарком судьбы. — Ты имеешь право осмотреть мои вещи сейчас и утром, — продолжает он, пальцем указывая на свой сиротливо лежащий на полу рюкзак. — И по протоколу, конечно, так лучше делать каждый раз… — Проверка на честность? — спрашивает Сонхва. Юнхо кивает, хлюпнув небольшой глоточек чая. — Доверие — очень важная особенность в этом деле. Я тебе доверяю свою жизнь, ты мне — свою. В финальном счёте это скажется на внутреннем рейтинге в приложении, так что в моих интересах играть честно, чтобы мочь и дальше работать подушкой. В твоих интересах держать высокий рейтинг, чтобы подушки больше доверяли, всё просто. Кстати, тебе бы заполнить полностью свой профиль. — Да, — тут же реагирует Сонхва, виновато прикусив нижнюю губу. Конечно ему было бы лучше заполнить всю информацию о себе, но это проклятое «что если». Что, если подушкой окажется его какая-нибудь бывшая одноклассница? Или знакомая? Или вообще, дальняя родственница? Что скажет мама, когда узнает, что Сонхва пользуется приложением «друг на час»? Она же наверняка, в первую очередь, подумает то же, что и он сам. Позор. Как можно? Лучше бы себе девушку нашёл. — В следующий раз загрузи свою фотографию и хотя бы какую-нибудь информацию, а лучше вообще заполнить все поля. У нас всё же небольшое комьюнити, и никто тебе и слова кривого не скажет, увидь тебя в реальной жизни, — словно читает его мысли Юнхо, допивая залпом остатки чая. — Если ты согласен с такими мерами безопасности, то позволь, я расскажу тебе, что будет дальше. — Согласен, — кивает Сонхва, покрутив в руках телефон. В конце концов, Хонджун тоже активно пользуется этим приложением и даже не умер, чем он хуже? — Я хочу переодеться во что-нибудь более сухое и тёплое, заодно с твоего разрешения займу душ на пять минут. Ты в это время можешь внимательно перечитать всё и сразу, там много интересного, не спеши если что, никто тебя не торопит. Если согласен с каждым пунктом, то подпишем, как только я выйду, и приступим, наконец, к делу. Уверен, тебя уже тянет в сон. — Меня не тянет в сон уже несколько недель, — криво усмехается Сонхва, допивая свой чай. — Но надеюсь, ты поможешь мне это исправить. Вместо ответа Юнхо одаривает его ещё одной тёплой, доброй улыбкой и встаёт со стула, направляясь к рюкзаку. — У меня, правда, нет с собой ничего такого, только пижама, полотенце, мыло и зубная паста, — говорит он, тут же демонстрируя всё содержимое Сонхва. — Если захочешь, могу принести сборник сказок в следующий раз. Если тебе понравится. — Мне не пять лет, — улыбается Сонхва, поставив чашечки в раковину, и выходит из кухни, выключив за собой свет. — Ванная комната прямо по коридору. — Ты не знаешь, от чего отказываешься, — отвечает ему Юнхо весёлым голосом и в два прыжка своих длинных ног оказывается в ванной комнате, пока Сонхва снова уютно устраивается на своём месте на диване с телефоном в руках, на этот раз углубляясь в самые глубины приложения. В целом, здесь нет ничего особенного, обычное пользовательское соглашение, разве что подогнанное под имитацию человеческой дружбы. Безопасности здесь действительно уделено особое внимание, но оно и неудивительно — он же доверяет самое важное, что у него есть. Гроза, бушевавшая за окном ещё совсем недавно, плавно перетекает в просто дождь, капли мерно бьют по стеклу, от чего Сонхва кажется, что он заперт в гигантском аквариуме, только с другой стороны. Кажется, ещё немного — и вода зальёт все улицы так, что можно будет увидеть рыб, грациозно плавающих среди серых, печальных домов, таких красивых, но таких бездушных. Он видел таких рыб, когда был ещё ребёнком, когда мама водила его в океанариум на его седьмой день рождения. Тогда Сонхва пожелал стать гигантской китовой акулой, такой же плавной и независимой. Ему хотелось иметь полторы тысячи острейших зубов, но только для того, чтобы никто его не трогал. Наверное, даже двадцать лет спустя он всё ещё хочет стать такой акулой. Наверное, он и есть китовая акула. Юнхо, как и обещал, пользуется душем ровно пять минут. Он выходит, взъерошивая влажные волосы полотенцем, и тут же заходит в комнату к Сонхва, повесив предварительно полотенце на двери. — Ну что, прочитал? Вопросы есть? — Вопросов нет, всё понятно, — в тон отвечает ему Сонхва, покрутив телефон в руках. — Подпись отпечатком пальца оставил. Хотя… Расскажи мне, чем мы будем заниматься и как всё будет проходить? — Как ты сам пожелаешь, — говорит Юнхо, присаживаясь рядышком. — Уже достаточно поздно, поэтому можно сразу переместиться в постель и поболтать уже там, можно сначала поболтать, а потом в кровать. Как тебе самому комфортнее. Сонхва не сразу отвечает. А как комфортнее ему самому? Иронично, но он не может припомнить, чтобы его кто-то об этом спрашивал в последнее время. Он как-то сам привык быть комфортным кому угодно, даже иногда в ущерб самому себе, потому что так поступают хорошие люди. Юнхо же он платит деньги для того, чтобы почувствовать собственный комфорт, но даже сейчас, в этой глупой ситуации, когда его выбор не особо может на что-либо повлиять, он не может ответить, а лишь тупо смотрит перед собой, снова лихорадочно мотаясь между чужим и чужим комфортом, просто потому что ему не жалко. Потому что ему удобно быть удобным. — Да мне всё равно, — честно отвечает он, поднимая глаза на Юнхо. — Я просто… не знаю, как обычно делают люди? Мы можем, конечно, сразу спать, если получится уснуть, для этого ты же сюда пришел, правда? — Э, нет, Сонхва, — качает головой Юнхо, придвигаясь к нему ближе. Инстинктивно Сонхва сжимается в небольшой мячик. — Сегодня мы будем делать только то, что нравится тебе, хочешь ты этого или нет. Лучше расскажи, чем ты обычно занимаешься по вечерам, чтобы расслабиться? — Я… Не знаю? — тихо, очень тихо говорит Сонхва, практически себе под нос, после небольшой паузы. — Я просто прихожу домой с работы, готовлю себе ужин или заказываю доставку, ем перед телефоном и… Потом пытаюсь спать, наверное, как все взрослые люди в этом мире? — А по выходным? Ты же что-то делаешь по выходным? — Иногда я езжу к маме в гости, — прикусывает нижнюю губу Сонхва, тревожно озираясь по сторонам. — За покупками езжу в супермаркет. Тоже видео в интернете… Ещё делаю уборку… — Хорошо, — тихо выдыхает Юнхо рядом с ним. — Расскажи мне, какие видео ты любишь смотреть? Если, конечно, это не секрет. — Почему это должно быть секретом? — выпаливает Сонхва и меньше, чем через секунду, до него доходит, почему Юнхо так смутился сам, задавая этот вопрос. — Ах, нет конечно! Я люблю смотреть асмр или каналы, где готовят еду в стиле асмр. Иногда они готовят что-нибудь настолько вкусное, что хочется сразу же повторить, но повар из меня, конечно, так себе… Всё это время, пока Сонхва рассказывает, он неотрывно следит за лицом Юнхо, за его мимикой, за небольшими улыбками, которыми он одаривает его, совсем не стесняясь. Он и сам ловит себя на мысли, что сейчас широко улыбается, хотя что может быть интересного в разговоре о странных видео, которые изначально были изобретены как способ борьбы с бессонницей? — Если хочешь, мы можем посмотреть вместе какое-нибудь видео, — говорит наконец Юнхо, несколько раз горячо кивая своим собственным словам. — Или можем послушать какую-нибудь музыку. — И потанцевать? — моргает Сонхва и широко улыбается, когда Юнхо пожимает плечами, стреляя глазами на его гладкий ламинат. — Если хочешь, то можно и потанцевать конечно, — тут же отвечает он с лукавой улыбкой. — Но я вообще предлагал послушать приятные баллады, они тоже очень хорошо располагают ко сну. — Можно, ты возьмёшь меня за руку? — вдруг выпаливает Сонхва. Хотя, наверное, нет, нельзя. Юнхо же его честно предупреждал, что… — Конечно, — тут же обрывает мысли Юнхо и заключает его холодные пальцы в свои огромные горячие ладони, осторожно их поглаживая большими пальцами. И в этом жесте. В этом маленьком жесте, который вообще не должен происходить ни здесь, ни сейчас, ни вообще в этой жизни. В этом маленьком жесте Сонхва почему-то находит комфорт. Словно та самая струна, которую зажимают, зажимают, зажимают, наконец-то отпускают, и она провисает безвольной нитью между двумя точками подвеса. Словно та же акула, которая из-за строения своего тела проклята всю жизнь находиться в движении. Сонхва наконец чувствует себя человеком в собственном доме, сидя на одном диване с незнакомым ему человеком, которому он платит, лишь бы мочь хоть как-то уснуть. Они сидят так уже добрые полчаса, молча, под ровный шум дождя и держатся за руки. И это кажется Сонхва самым прекрасным времяпровождением, которым он вообще когда-либо занимался в жизни. — Ты наконец-то расслабился, — вдруг нарушает тишину и улыбается ему Юнхо, говоря это так тихо-тихо, как только может. И наконец Сонхва понимает, в чем конкретно был смысл всех этих дурацких шёпотков на специальный микрофон и прочих посторонних звуков на тех видео, которые так ему нравятся. — Можно, мы пойдём спать и ты меня обнимешь? — наконец это произносит Сонхва и на этот раз он уже не сомневается в ответе Юнхо. Ради этого, собственно, они здесь и собрались. — Конечно, — кивает тот снова и встаёт с дивана, не размыкая их рук. Наверное, странно вот так, просто взять и лечь спать в одной постели с человеком, которого ты никогда не знал раньше. Наверное, очень странно, вот так, просто взять и довериться человеку, который просто подержал твою руку тогда, когда ты это попросил. Даже если вы так сидели и держались за руки преступно долго. Но Сонхва осознаёт, что это всё было не зря, совсем не зря, только тогда, когда оказывается в его тёплых объятиях под собственным одеялом. От Юнхо пахнет теплом, уютом и немного лавандовой отдушкой от мыла, но даже это нисколечки не портит момент. — Хочешь, я расскажу тебе сказку? — спрашивает шёпотом на ушко Юнхо, на что Сонхва несколько раз кивает. Да, ему не пять лет. Но в таком положении он готов слушать что угодно, какой угодно рассказ, лишь бы вот так комфортно лежать, ощущать спиной спокойное, мерное дыхание Юнхо и больше не думать о том, что ты акула, которая обязана постоянно находиться в движении лишь бы не умереть. В таком положении он наконец-то засыпает в полном комфорте и ощущении безопасности, аккомпанируемом мерным, тихим постукиванием дождевых капель о большое стекло окна его спальни.

•

Симпатичная парочка молодожёнов, которые вселились в квартиру по соседству с Сонхва на прошлой неделе, по ночам превращается в демоническую смесь из суккуба и инкуба. Либо в прошлой жизни они были слишком праведными монахами, а теперь отрываются и за себя, и за Сонхва, и за весь дом в целом — всё настолько плохо, что даже удивительно, как они до сих пор не сломали к чертям кровать, на которой трахаются сутками напролёт. Сонхва тяжело вздыхает, переворачиваясь на другой бок. Там, возле подушки, лежит телефон экраном вниз, и по-хорошему, не стоит ему сейчас его включать, но всё равно сна нет ни в одном глазу, так что он нащупывает кнопку включения и уныло смотрит на время. Два часа и шесть минут. Даже не так уж и поздно. В теории можно даже ещё выспаться перед работой. Если удастся заснуть под неровный скрип кровати слева и периодические взвизгивания, будто девушку там пытают чем-то гораздо страшнее, чем просто членом. Два часа и семь минут. Ноль уведомлений на телефоне, просмотренная скучная лента инстаграма и молчащий в чате Хонджун. Два часа и восемь минут. Палец случайно промахивается и вместо бессмысленной игры, созданной для убивания времени, он заходит в приложение «Друг на час». Как назло оно загружается слишком быстро, чтобы можно было безболезненно выйти и не спалить свой онлайн, и главная страница показывает все возможные варианты подушек, которые можно одолжить прямо сейчас. И конечно же, профиль Юнхо подсвечен маленьким зелёным кружком сверху. Кто бы сомневался. Соседка по стене внезапно заходится оргазмическим протяжным криком так, что даже Сонхва немного напрягается всем телом. Нет, в таком состоянии теперь уснуть точно не получится. Поэтому он кликает на красную единичку в разделе уведомлений приложения и находит свой первый отзыв от Юнхо. Пять звёзд. «Рекомендую с закрытыми глазами» — гласит отзыв, оставленный более двух недель назад, и у Сонхва вдруг на душе становится так тоскливо, так тоскливо. В ту ночь он действительно замечательно выспался, это даже заметил Хонджун на следующее утро, но. Как же странно было просыпаться с утра по будильнику Юнхо и наблюдать, как он тихо сползает с кровати, на цыпочках крадётся в ванную комнату, потом нежно проводит своими тёплыми мягкими пальцами по его плечу. Как же было пусто на душе, когда он обувался в свои ещё слегка влажные кеды и уходил, весело помахав рукой, словно между ними ничего не было. Как он потом целую неделю перед сном думал, думал, думал, думал, думал, пока не забывался коротким нервным сном. Как длина этого сна становилась всё короче, короче, короче, короче и короче, пока снова не превратилась в ту постоянную бессонницу, с которой всё и началось. Глупо было надеяться, что его состояние тут же вылечится и пройдёт бесследно от одной только ночи с посторонним человеком, но Сонхва всё равно понадеялся. Глупо так же надеяться, что молодожёны по соседству после очередного захода на секс успокоятся и пойдут спать, но Сонхва надеется. А ещё глупо, наверное, сейчас наконец обновить свой профиль в этом дурацком приложении, но Сонхва всё равно уже загружает свою фотографию вместо той картинки из мультика. Немудрено, что Юнхо тогда предлагал почитать ему сказку: ему уже столько лет исполнилось, а всё равно детство с задором выскакивает со всех незаткнутых щелей показательной взрослой жизни и, как следствие, бессонницы. Он тщательно заполняет все поля. Старается честно написать, какой его любимый цвет, любимые книги, любимая музыка. Эта анкета больше походит на первое свидание ничуть не заинтересованных друг в друге людей, чем на профиль в приложении друга за денежку, но Сонхва всё равно старается, сам не зная зачем. Он не оставил комментария в своём отзыве две недели назад, но сейчас почему-то хочется это исправить. Сохранив все возможные изменения, Сонхва переходит на профиль Юнхо, который всё так же горит зелёным кружком, и теперь читает его заново. Удивительно, но здесь изначально было указано вообще всё, что Сонхва просто не заметил, делая свой первый заказ: он действительно очень высокий, его любимый цвет голубой, любимый фильм про Человека-Паука. Даже его профиль в приложении излучает то самое тепло, немного отдающее лавандовой отдушкой, и от этого левый бок Сонхва внезапно начинает покалывать. Наверное, ему стоит просто закрыть приложение и не тратить зря свои силы, но Сонхва открывает новый заказ и сразу кликает на профиль Юнхо среди того немногочисленного контингента приложения. «Опять не можешь уснуть?» Сонхва тихонько фыркает в полученное тут же сообщение, но отвечает очень быстро. «Видимо, не я один» Он даже не надеется, что Юнхо примет этот заказ. Уже достаточно поздно, и Сонхва — большой мальчик. Он может выпить две таблетки и забыться на несколько часов до будильника. Его мозг тут же перестанет интересовать шум от соседей за стеной, Юнхо, который не спит посреди ночи, то гложущее чувство из ниоткуда взявшейся вины. Но Юнхо заказ принимает с припиской, что появится через двадцать минут, и на сообщения больше не отвечает. Сонхва старается пригладить взъерошенную совесть тем, что за окном хотя бы не гремит проливной дождь, что он тоже не спал и что в принципе был готов принять заказ. Нет ничего такого в том, что ты заказываешь себе подушку для сна. Главное же результат, а не средство к его достижению, не так ли? Как и обещал, Юнхо звонит в дверь его квартиры ровно спустя двадцать минут после оповещения о принятии заказа. На этот раз он улыбается так искренне, словно заметил старого друга, которого не видел уже сто лет, и это немного ошеломляет уставший мозг Сонхва. Хотя, кто знает. Может, это он так вообще реагирует на всех подряд, и Сонхва здесь далеко не исключение? Просто реалии бизнеса диктуют такую подчёркнутую клиентоориентированность, Сонхва — не исключение из правил. — Надеюсь, у тебя не было каких-то важных дел, — произносит Сонхва после приветствия, закрывая за Юнхо дверь. — Я играл в телефон, когда ты мне написал, — пожимает плечами он, вешая толстовку возле пальто Сонхва. — Соседи сегодня очень разговорчивые, так что в какой-то мере я откликнулся на твое предложение с удовольствием. Можно сказать, даже с охотой. — Можно спросить, почему? — после небольшой паузы задаёт свой вопрос Сонхва, едва они, не сговариваясь, располагаются на кухне, как и в самый первый раз пару недель назад. — Тебя не надо развлекать, — тихо отвечает Юнхо, кивая на упаковку чая в левой руке. — То есть, мне не сложно, конечно, тем более, я этим зарабатываю, но иногда это переходит такие границы, что начинаешь чувствовать себя клоуном. — Утомляет? — спрашивает Сонхва, нажав по кнопке включения чайника. Он тут же подвигает чашечку из сервиза к Юнхо и сразу же кладёт возле него ложку и стакан с пакетиками сахара. — Есть ещё пирожные, но они очень сладкие, мне не понравились. — Давай. Сонхва тут же кивает, открывая холодильник, и выуживает оттуда коробочку пирожных, которые вчера приволок ему Хонджун в честь успешного завершения их маленького проекта. И на самом деле эти пирожные потрясающе вкусные — у Хонджуна нюх на классные необычные десерты — но. Но как всегда, Сонхва не чувствует, что хочет. Некоторые люди глушат подступающую со всех сторон напряженность сладостями. Горстями едят шоколад и сладкие снеки, пьют литрами газировку, день и ночь трудятся челюстями, лишь бы заполнить ту гигантскую дыру в их груди чем придётся. Сонхва хотелось бы решить свои проблемы так просто. Хотелось бы просто заглушить это душащее чувство алкоголем и заесть пирожными от Хонджуна. Но. Но как всегда, Сонхва и сам не знает, что ему нужно сделать, чтобы это чувство отпустило. — Очень утомляет, — продолжает Юнхо, вяло ковыряясь теперь ложечкой у себя в блюдечке. — Нет, не пойми меня неправильно, мне очень нравится то, чем я занимаюсь. Я правда люблю делать людей счастливее, просто иногда… — Иногда даже энергетической батарейке нужна подзарядка, — заканчивает за него Сонхва, разливая воду по чашечкам. — Напишешь ли ты после этого разгромный отзыв и поставишь ноль звёзд? — улыбается Юнхо, отправляя в рот крохотную шоколадную капельку. — За твою откровенность? Нет, не поставлю. Если ты сегодня принёс с собой обещанную книгу, ты же не забыл? Вместо ответа Юнхо лишь виновато улыбается, стреляя глазами по сторонам. — Я помню их все наизусть! — вспыхивает он под тихий смешок Сонхва, который тот прячет за чашечкой ромашкового чая на ночь. Он не рассчитывал на то, что Юнхо вспомнит про своё обещание, данное вскользь несколько недель назад, но эта реакция. Она милая. — Тогда мне придётся поверить тебе на слово и экзаменовать твои знания через несколько минут, потому что уже три часа ночи и мне вставать очень рано, — отвечает ему Сонхва, даже не пытаясь скрыть свою собственную улыбку. — Я согласен! — горячо кивает Юнхо, доедая пирожное так быстро, как будто за ним гнался какой-то сахарный маньяк. Сонхва никак это не комментирует, только забирает блюдце с чашкой и тут же споласкивает в раковине. — Я тогда в душ, — слышит он за своей спиной и совсем не возражает. Может, виною тот якорь, который мозг уже забросил, вспоминая события прошлого раза. Может, это просто желание поскорее уснуть вопреки всем обстоятельствам, Сонхва не уверен. Не уверен он в своих собственных наблюдениях, потому что они видятся второй раз в жизни (хоть и разделили ложе в свой первый). Сонхва вообще не уверен ни в чём, кроме того, что если мозгу удастся отдохнуть и на этот раз, то придётся наблюдать и смотреть ещё больше. — Эй, — улыбается Юнхо, выходя из ванной комнаты уже одетый в забавную клетчатую пижаму, которая удивительным образом сочетается с интерьером квартиры — такие же тёплые коричневые тона, жёлтые проблески клеток за окном и всеобщее ощущение… Дома? Может ли такое быть, что гость намного лучше сочетается с домом, чем его хозяин? — Эй, — отвечает ему Сонхва, с ногами забираясь под одеяло так, чтобы оставить немного места для Юнхо. — У меня есть к тебе просьба. — Конечно, — моргает Юнхо, укладываясь возле него. — Что такое? Сонхва тянется к ночнику, и теперь только огни многоэтажек и бледный свет луны врываются в его комнату через окно. Он всматривается в тёмные, почти чёрные глаза Юнхо, держит его за руку и тихонько улыбается, ощущая это крошечное тепло, которое распространяется по всему телу через кончики пальцев, через нежную горячую кожу на ладони. Он смотрит Юнхо в глаза и видит там бездну. — Когда через несколько часов прозвенит будильник, пожалуйста, разбуди меня сразу же, как проснёшься сам, хорошо? Юнхо не отвечает. Парочка ненасытных демонов снова начинает свои игрища, и судя по маленькой улыбке, буквально по краешкам губ, ползущим вверх совсем незаметно, на пару миллиметров, Юнхо это тоже замечает. — Хорошо, — отвечает он. — Какую сказку ты хочешь? Его тихий-тихий низкий голос, почти шёпот, переплетается в воздухе в причудливую гирлянду, которая змейкой ползёт по позвоночнику Сонхва и застенчиво, очень приятно щекочет его голову изнутри. Ему наплевать, ему правда наплевать. — Со счастливым концом, — шёпотом отвечает Сонхва, сворачиваясь под одеяло в калачик так, чтобы головой незаметно приблизиться к голосу Юнхо. — Тогда слушай, — начинает он, с выражением рассказывая ему какую-то неведомую сказку о подводном царстве, рыбах и русалках. Сонхва внимательно слушает всю историю, она правда очень интересная, а Юнхо — искусный рассказчик, но всё же игры мозга не перехитрить. Он засыпает под мерный стук соседской кровати о стену, под рассказ о рыбах, умеющих разговаривать, и ему не снится ничего. Только проснувшись под утро от тихого звона будильника Юнхо и его осторожного тормошения за плечо, Сонхва понимает, насколько хорошо выспался и насколько сильно на него влияют сказки про далёких глубоководных рыб.

•

— Мне нравится твой новый стиль, — сообщает как-то Хонджун во время их обеда. Сонхва только несколько раз моргает, тщательно пережевывая свой кимпаб, и немного хмурит брови. — В смысле, ты выглядишь сейчас намного… Свежее что ли? Раньше из-за своих кругов ты был похож на ходячего мертвеца. — Ну спасибо на добром слове, — выдыхает Сонхва. — Нет, я в хорошем смысле. Мне положительно нравится то, как ты меняешься. — Я просто начал высыпаться, — пожимает плечами он, отправляя в рот ещё один кимпаб. — Вот и весь секрет красоты. Ну и к парикмахеру сходил, тут тоже нет особой магии. Хонджун, вместо ответа, лишь щурит глаза, наклоняется немного ниже, рассматривает Сонхва словно под микроскопом, но через несколько секунд возвращается в исходную позицию, несколько раз постучав бамбуковыми палочками и пластиковый контейнер из доставки. — Не верю. Ты ведь правда стал намного… Позитивнее… Просто высыпанием ты этого не добьёшься, поэтому расскажи своему лучшему другу, что происходит? — Ох, лучшему ли другу? — нарочито громко отвечает вопросом на вопрос Сонхва. Ожидаемо, Хонджун немного кривится, словно это пронзило его сердце до глубины души. Конечно, они друзья. В какой-то мере Хонджун — его единственный друг, которому не нужно платить за своё присутствие, и с одной стороны это хорошо, конечно. С другой стороны, Сонхва уже задаётся которую неделю одним и тем же вопросом: хороший ли это знак, что в своей жизни он докатился до такого состояния, что его окружают всего два человека, которым он может доверять, при этом один из них (что статистически вообще-то целая половина) буквально дружит с ним за деньги? Люди говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты. Глядя на Сонхва с его дурацкой, почти патовой ситуацией, можно сказать, что он — очень одинокая китовая акула, плавающая где-то в глубоких пучинах холодного океана, а не нормальный жизнеспособный человек, способный функционировать, строить планы, думать. Любить. — Давай не будем начинать эту бесконечную драму, — отмахивается от него Хонджун, доедая свой обед и складывая всю одноразовую посуду друг на дружку в пакет. — Я твой лучший друг и на этом точка. — Ну, точка так точка, — легко соглашается с ним Сонхва, аккуратно откладывая свои палочки в сторону. Хонджун поджимает губы и щурится так, словно пытается испепелить взглядом. Вот, если бы у него была стихия, Хонджун бы точно стал самим пламенем. Горячий, нетерпеливый и очень искренний. Сонхва сам себе напоминает воду. Спокойную и холодную. А Юнхо… — Ладно, только ты никому, — наконец сдаётся Сонхва, придвигаясь ближе к Хонджуну, и говорит тихо-тихо, словно их кто-то может подслушать в шумной общей комнате для всего персонала. — Ты же знаешь, я столько мучился от бессонницы… Короче, я всё же решился и… — Ты заказал друга на час? — с тихим ужасом в голосе шёпотом спрашивает Хонджун. Ну, спасибо хоть так, с него бы сталось заорать на всю комнату. — Ага, — кивает Сонхва, чувствуя, как его щёки заливаются густым румянцем, поэтому тут же опускает лицо, делая вид, что ему очень интересно складывать свою одноразовую посуду так, чтобы она занимала как можно меньше места на столе. — Попробовал месяц назад, теперь время от времени сплю с живой подушкой. Бессонница уходит, но очень жаль, что метод не самый долгосрочный… — Ты целый месяц спишь с живой подушкой и говоришь об этом только сейчас? Пак Сонхва! К огромному счастью, громко и возмущённо Хонджун произносит лишь его имя. Он наклоняется ближе. — Я не был уверен, сработает ли метод, поэтому не хотел хвастаться раньше времени, прости. Но ты вообще на самом деле первый и единственный человек, кто теперь знает, что я… — он понижает тон своего голоса ещё сильнее, так, что последние слова можно разобрать только по губам, — плачу деньги, чтобы спать с человеком. А Юнхо… — Всё равно очень здорово, что ты нашёл метод, позволяющий бороться с бессонницей, — улыбается Хонджун и продолжает уже нормальным тоном. — Лучше бы ты конечно сходил к неврологу, но это — уже хороший старт. Как её зовут? Может, я её знаю? Я, конечно, не так часто пользуюсь приложением, но может, слышал о таком имени. — Это… — Сонхва чувствует, как его щёки буквально сгорают на воздухе от того, что он собирается выпалить своему, между прочим, лучшему другу. — Короче, я не виноват, так само случилось, но это парень. Юнхо. Чон Юнхо. Хонджун смотрит на него немного удивлённо, моргает смешно, почти не двигаясь всем телом, но в конце лишь незаметно пожимает плечами. — Ладненько, — отвечает он наконец. — В любом случае, какая разница, кто твоя подушка, пока тебе самому нравится результат. И поверь, даже шеф заметил, что ты стал намного лучше себя чувствовать. — Рад слышать, — незаметно выдыхает Сонхва, отвечая Хонджуну. Он забирает два пакета со стола и пристраивает к уже достаточно заполненному мусорному ведру. Он правда рад слышать то, что сказал Хонджун, по многим причинам. — Тем более, что он — действительно профессионал своего дела, так что всё остальное не имеет значения. Они выходят из общей комнаты с очень лёгким расположением духа, возвращаясь к своим рабочим местам, когда наконец до Сонхва с незаметным, едва уловимым ароматом духов с лавандовой отдушкой от новенькой стажёрки доходит очевидная, не требующая доказательств истина. Юнхо — это воздух. Воздух, который необходим Сонхва, чтобы двигаться под толстым слоем холодной воды и оставаться всё так же на плаву, как эта дурацкая и очень несчастная китовая акула. Как и всё живое на этой планете.

•

— Перевожу ход на тебя! — с азартом восклицает Юнхо, бросая в общую кучу карту перевода хода, и это то, чего совсем не ожидал Сонхва, потому что ему теперь нужно взять целых восемь карт. — Ненавижу тебя, — стонет он, забирая весь остаток колоды, но на его счастье, там остаётся одна единственная карта, а среди стопки набранного лежит целых две заветных плюс четыре, и он точно знает, что карт перевода хода у Юнхо нет, так что месть внезапно оказывается такой сладкой. — Да ты ещё коварнее, чем я предполагал, — хохочет он, перемешивая колоду жестом профессионального картёжника, и отсчитывает себе оттуда семь дополнительных карт. — Учусь у мастеров, — показывает ему язык Сонхва, быстро рассчитывая свою дальнейшую стратегию. Обычно он играет гораздо менее жёстко, но азарт — болезнь, передающаяся по воздуху, поэтому сейчас ему абсолютно наплевать на какую-то морально-этическую сторону вопроса, тем более, что на кону у них какая-то постыдная история из прошлого, так что проиграть он не может ни в коем случае. Тем более, что Юнхо явно обожает играть в карты и делает он это с профессионализмом вокзального жулика, поэтому на самом деле его ставки гораздо, гораздо выше какой-то там истории, которую вообще можно придумать смеху ради. Ему очень хочется перехитрить хитреца, и в этом тоже есть что-то такое. Новое. Юнхо скидывает всего одну карту, но удача в этой партии явно на стороне Сонхва, потому что ему удаётся скинуть целых четыре и даже заставить Юнхо набрать ещё карт из колоды. Наверняка там попадутся много бомб, способных подорвать всю удачу с остатком карт на руках, но Сонхва всё ещё надеется на справедливость этого мира. — Меня зовут любимчиком Фортуны не просто так, мой друг, — сообщает Юнхо, бросая несколько карт на игровой стол. Да, Сонхва приходится немного набрать, но как раз именно этих карт ему не хватало для красивой концовки, которую он с огромным удовольствием проводит под протяжный недовольный стон Юнхо. — О, нет! — Давай, показывай, что у тебя осталось, — хохочет Сонхва, но внезапно Юнхо хватает все карты вместе и быстро перемешивает колоду так, что не остаётся и секунды, чтобы разобрать, что у него такого прямо было. — Да какая разница, проиграл так проиграл, — отмахивается он, откладывая карты в сторону на диван рубашкой вверх. — Видимо, новичкам везёт, поэтому вот тебе моя история… Однажды я на слабо оббежал корпус университета, в котором учусь в одних… носках… — Да ладно! — выпучивает глаза Сонхва, всем корпусом придвигаясь немного вперёд. — Как ты вообще на такое повёлся? И давай, не скромничай, чем всё закончилось? Судя по миленько бегающим глазкам, Юнхо явно не особо хочет рассказывать все обстоятельства своей пикантной истории. Он заливается ярким румянцем, его уши вообще напоминают два спелых томата и кажется, ещё совсем немного, и пар пойдёт со всех отверстий на его лице, включая глаза. — Я был молод и мне нужны были деньги, — наконец с улыбкой признаёт Юнхо, пожевав нижнюю губу. — Не то чтобы я сейчас стал сильно старше или богаче, это было в позапрошлом году. Короче, нужно было просто снять с себя всю одежду и оббежать корпус. Время было уже семь вечера, большинство занятий уже всё, так что меня практически и не видел никто… Кроме декана моего факультета… — Да ладно! — ещё громче выдыхает Сонхва, пропустив высокий смешок в самом конце. — Тебя хоть за такую проделку не отчислили? — Я в том семестре был стипендиант, слишком много бумажной волокиты, — сияет Юнхо в ответ, покачав головой. — Но конечно на следующий день меня вызвали к декану и морально отлупили от души. Признаться честно, значения некоторых слов, которыми он меня крыл, я не знаю и до сих пор… С другой стороны, куш я тоже сорвал немаленький, так что несколько жалких фото моей голой задницы и пристальное внимание декана того стоили. — Ты до сих пор учишься? Юнхо пару раз мотает головой, словно стряхивая с себя остатки того стыда. Сонхва кажется, что просить фотографии или видео с того момента может быть как-то некомфортно для Юнхо, поэтому он старается даже не представлять эту картину перед собой. Нет, он сейчас не хочет об этом думать. — А где был? Если не секрет? Я вот закончил два года назад технологический. — О! Я тоже оттуда выпустился! — восклицает Юнхо, снова хватая колоду карт. Сонхва кивает, и он с энтузиазмом снова их перемешивает. — Так ты мой сонбэ, получается. Только я что-то никогда не видел тебя раньше. — Я не особо выделялся, — пожимает плечами Сонхва, рассматривая полученные карты. Ситуация, конечно, не ахти, но это всего лишь начало игры, ещё всё можно перевернуть. — И у меня были волосы ещё длиннее, чем сейчас. — Представляю тебя в стиле рок-звезды, — прячет Юнхо свою широкую улыбку за веером из карт. Но смешинки в его глазах, которые видно сквозь суженные щёлки, выдают его с потрохами. Сонхва спиной чувствует подступающий жар, но старается от него отмахнуться и бросает на диван свою первую карту. — Это был скорее стиль лохматого бездомного. — Очень симпатичного бездомного, — еле слышно бормочет Юнхо, докладывая карты. — Что? Сонхва несколько раз моргает и смотрит на Юнхо уже более внимательно. Пытается воспроизвести сказанное вслух ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. — Говорю, что главное, чтобы от тебя не воняло как от бездомного, — говорит он уже громче, бросая свою единичку. — Иначе окружающим было бы неприятно. Вот это больше похоже на правду. В то время ему правда было наплевать на свой внешний вид, плюс ещё навязчивое желание оттолкнуть от себя буквально каждого, кто приблизится хотя бы на метр. Он снова прокручивает то, что пробормотал Юнхо минутой раньше, сравнивает с пояснением. И, наверное, ему правда показалось. Не было там никакого «симпатичного». Кому он вообще может нравиться в этой жизни, кроме мамы и братьев? — Не знаю, девушки говорили, что я их пугаю, — пожимает плечами Сонхва, собирая из колоды карты. — Не хочу думать о грустном, лучше скажи мне, ты же в том общежитии для выпускников живёшь? Это достаточно далеко от меня… — Не-а, слишком дорого, — хихикает Юнхо, сосредоточенно вглядываясь в свой веер. — Я же подушка на ночь, уж где-то да найду место для ночлежки. — А если никто не закажет? Ты же не на вокзале ночуешь, я надеюсь? Юнхо переводит на него задумчивый взгляд и смотрит долго, изучающе. Словно решает что-то очень важное. Наверное, что-то вроде, достоин ли Пак Сонхва знать эту ужасную тайну жизни Чон Юнхо или можно отшутиться в своём фирменном стиле? Или может, выдумывает на ходу какую-нибудь историю с дальней родственницей, которая предоставила ему угол на первое время, но ему всё равно неудобно занимать её жилплощадь. Можно же придумать сотню тысяч историй, красивых или не очень, слезливых или смешных. Юнхо — такой парень, что Сонхва поверит его любой истории, даже если тот скажет, что живёт у пузатенького дядечки, который просит называть его папочкой в обмен на… — В городе полно капсульных отелей на такой случай. Стоит мало, но мне и не нужно царских хором, — отвечает он наконец, и эта история кажется Сонхва слишком правдивой. Как ни странно, такая звенящая истина режет сознание куда сильнее истории про пузатого папочку или злобную тётушку. И от этого на душе становится как-то ещё хуже. — А как же личные вещи? Учёба та же? Еда? Ты вообще кушаешь? — моргает он, отложив карты в сторону. Юнхо вздыхает, тоже откладывая карты на диван, и садится на него по-турецки, полностью повернувшись корпусом к Сонхва. — У меня отличный аппетит, не переживай, — говорит он, склонив голову набок. — Личные вещи, которые мне не понадобятся, лежат у друга, стираюсь в общественных прачечных, кушаю в местных столовых, либо кто-то заказывает меня как фейкового бойфренда и платят за еду в кафе. — Ты фактически бездомный, получается, — моргает Сонхва и неосознанно для самого себя копирует жест Юнхо, усаживаясь корпусом к нему. Тот просто пожимает плечами, коротко усмехнувшись. — Тебе не нужен дом, если ты не проводишь в нём своё время. Эта усмешка. Маленькая, одна из тысячи крошечных ярких улыбочек из арсенала Юнхо. Те, которые абсолютно все на десять из десяти. Именно эта усмешка, на первый взгляд, кажется такой же искренней, как и все остальные. И не переведи он взгляд на стену или ночник или те же треклятые карты секундой позже, может быть, и не заметил бы той крупицы горечи, на долю секунды проскользнувшей в глазах прежде, чем замениться на прежний задор и веселье, как было всего несколько минут назад, когда он рассказывал о том, как бегал вокруг учебного корпуса, наверняка смешно прижимая пах обеими руками. Сонхва вдруг вспоминает кое-что. — Когда ты ко мне пришёл в свой первый раз, — начинает он, глядя ему в глаза неотрывно, прямо, откровенно. — Ты конечно был как всегда на высоте, профессионал и все дела. Но… Я тебе не понравился с первого взгляда, да? — Что ты такое говоришь, конечно это неправда, — смеётся Юнхо буквально через секунду после его вопроса. Сонхва бы тоже посмеялся за свою излишнюю мнительность и чересчур натянутую нитку накопившегося напряжения, но. — У тебя уши покраснели, — говорит он вслух, приподнимая левую бровь. — Я заметил, у тебя это проявляется, когда ты сгораешь от стыда или очевидно врёшь. Вот этой фразы Юнхо явно не ожидает. Он даже недоумённо моргает, а его прежняя искренняя широкая улыбка формата десять из десяти уже не кажется настолько отрепетировано отлаженной. — Я просто… — вдруг запинается он, и красными внезапно становятся не только его уши, но и щёки, и нос, и даже шея. — Ладно, от тебя всё равно ничего не скроешь. Я просто раньше работал только с клиентками, у меня это даже в профиле стояло, а ты свой пол не указал, поэтому я подумал, что увижусь с девушкой, ну и опешил на долю секунды. Не то, что ты мне не понравился, я просто не ожидал такого исхода, вот и всё. Сонхва хмыкает и лезет в телефон, быстро снимая блокировку экрана отпечатком пальца. — Я уже снял это требование, — поясняет Юнхо, пожав плечами. — Но если хочешь знать, ты — мой единственный клиент мужского пола. — Какая честь, — прыскает Сонхва, и через секунду они уже оба заливисто гогочут. То ли от внезапно выплеснувшегося нервного напряжения. То ли просто потому, что момент к этому подталкивает. Смеются они ещё с минуту, и как только Сонхва успокаивается, тут же бросает взгляд на часы в телефоне. — Раз мы уже со всем разобрались, то давай ложиться? Мне жизненно необходимо знать продолжение той истории про рыбу! — Ты всё равно никогда не дослушиваешь мои истории до конца! — восклицает Юнхо. В его голосе сквозит почти незаметная нотка наигранной обиды, и первое, что хочется ответить Сонхва, это напомнить, что он здесь вообще-то платит, поэтому и заказывает любую музыку. Но в самый последний момент слова застряют в глотке, царапают, колются. Он закашливается на пару секунд, но приходит в себя прежде, чем Юнхо успеет среагировать. — Обещаю, на этот раз я дослушаю до конца, — говорит он наконец, и слова его, кажется, смазаны медом и ещё чем-то спелым и душистым. Они оставляют карты валяться на диване в том положении, в котором их бросили, когда как-то стало не до игр, и ложатся на кровать в привычной позе: Сонхва сворачивается в калачик вокруг тёплого тела Юнхо и слушает продолжение сказки про подводное царство. Он честно старается дослушать до конца сегодняшней серии, но жуткая усталость, накопленная за несколько дней без тепла напротив, побеждает подчистую, и он проваливается в сон, снова представляя себя маленькой китовой акулой, побеждающей всех коварных врагов, встречающихся на её пути. А ещё засыпая, будучи практически на границе между реальностью и сном, Сонхва явственно ощущает во рту сладковатый привкус мёда и лаванды, о котором забывает, как только его мозг отключается.

•

Первое слово, которое приходит в голову, чтобы описать Уёна — шумный. Его очень много. Уён успевает одновременно щебетать какую-то явно придуманную пять секунд назад им самим дичь, пить колу (потому что травяной настой — слишком скучно) и крутиться по всем сторонам. Уёна очень много, он везде, даже когда замолкает, Сонхва всё ещё чувствует отголоски его звонкого голоса у себя в голове, и вкупе со своей уже привычной хронической бессонницей это даёт термоядерный коктейль из головной боли, которая, кажется, опоясывает его череп словно тесный обруч и давит, давит, давит. Но в то же время Сонхва понимает, что метод воздействия Уёна прост и до ужаса эффективен — ушатай до полусмерти, а потом спи как младенец. Это кардинально отличается от методов Юнхо, но есть ли у него выбор? Всю неделю профиль Юнхо скрыт от возможных заказов, а на носу очень важное совещание, так что приходится идти на сознательную измену и заказывать другую подушку. В раздел «парни» он зашёл чисто машинально, механическая память пальцев, то, что теперь можно пригласить к себе и девушку, он соображает уже после оплаты девяти часов Уёна — парня с миленькой родинкой под глазом и долгим, пронзительным взглядом в камеру, словно в душу. Они абсолютно разные, но Сонхва не может заставить себя прекратить их сравнивать: технику безопасности Уён произносит на манер скороговорки, браслетом трясёт так, что он чуть не отлетает в угол кухни. Привычные получасовые посиделки на кухне Уёну не по душе — давай лучше потанцуем. Танцует он очаровательно и смешно, словно пытается соблазнить вообще всё подряд на этом свете, включая Сонхва и даже себя самого. Да, Уён — сплошная головная боль, но он не раздражает. Скорее, как неугомонный младший брат, которому сказали, что нужно ложиться спать, а он резко находит себе целую тысячу занятий, которую нужно начать, продолжить, закончить, можно даже одновременно. Он настолько входит в эту гиперактивную роль, что даже разливает колу на пол и тут же отбирает половую тряпку оранжевого цвета, чтобы самому вытереть последствия своих неуклюжих танцев. Сонхва даже хочет вставить замечание, что завтра они к этому месту обязательно вдвоём прилипнут, но чёрт возьми, какая разница? С Уёном чертовски весело, и даже эта маленькая неприятность кажется сущей мелочью. А ещё с Уёном категорически приятно обниматься в одной постели. Он очень ласковый, смешной и тёплый. Обнимает крепко и всем телом сразу. И в этом заключается его странная магия. Уён — полная противоположность Юнхо, он не ставит себе за цель хотя бы немного расслабить Сонхва, а потом комфортно сосуществовать до самого утра. Уён не церемонится и сразу же хватает быка за рога, берёт своей непосредственной искренностью. С ним очень приятно обниматься. Ещё более приятно слушать его мерное посапывание у Сонхва на груди, как только они оба угомонились и легли спать. В какой-то мере Уён — тоже воздух, но в отличие от Юнхо, он самое настоящее цунами, сносящее всё на своём пути. Он мутит спокойную воду, насильно вгоняет кислород в лёгкие и улетает так же быстро и внезапно, как обрушивается. Но. Лёжа в своей постели и считая каждый мерный выдох Уёна вплоть до звонка его будильника, Сонхва думает, думает, думает, и ему совершенно не нравятся итоги всего того, что происходит в его жизни. А ещё он ставит наконец-то себе напоминание в заметках телефона позвонить с утра неврологу, потому что так продолжаться больше не может.

•

— Ты был у доктора? — полушёпотом спрашивает Юнхо, пальцами подползая к руке Сонхва. Тот не двигается, лишь наблюдает. Даже уже не вздрагивает от неожиданности. Да и какая неожиданность? Такие нежные прикосновения, поглаживания стали уже в порядке вещей, и даже Юнхо, который категорически отрицает идею дома над головой, кажется гораздо более привычным в полутёмном интерьере, чем любая вещь по отдельности. Он становится настолько неотъемлемой частью в жизни этого дома, что воспринимается практически как очередной ливень за окном, как соседи с неуёмным пылом. Как тихая музыка из плейлиста «на ночь», которую им было лень выключить, когда они ложились в постель. Да и какая разница, ноутбук разрядится, музыка сама стихнет. А пока… — Ага, — хмыкает Сонхва, глядя в тёмные глаза Юнхо напротив себя. Они немного играются пальцами в шуточную борьбу, но едва ли смотрят туда. — Принял меня уже как старого друга, даже шутки шутил про МРТ. — Тебя засовывали в МРТ? — тихо присвистывает Юнхо, на что Сонхва кивает даже с какой-то гордостью в душе. Да, он снова открыл бессмысленную жизненную ачивку. «Засунься в трубу, где обследуют твой мозг». — Я бы не сказал, что это что-то крутое, — хихикает он в ответ, внезапно хватая руку Юнхо в свою. Тёплая, мягкая, абсолютно сухая. Незаметно смелеет и ползёт дальше, дальше, переплетая пальцы вместе. — Всё равно даже уснуть не смог за всё время, тупо пялился в потолок над собой. Думаю, чувство практически как от твоего капсульного отеля, разве что нельзя двигаться. — Не знаю, меня никогда не засовывали в МРТ, я эту штуку только в сериале видел, очень уж она выглядит внушительно, — широко улыбается Юнхо, опуская веки и ресницы на несколько секунд, пока Сонхва жадно рассматривает его потрясающе красивое, словно высеченное из камня лицо, его мягкие губы, его слегка разметавшиеся в беспорядке волосы. Он тихо сходит с ума от мягких поглаживаний его руки сквозь переплетённые пальцы и умоляет время течь медленнее, тише. — Ничего особенного, тем более, что у меня нет никаких патологий головного мозга. Прописали соблюдать гигиену сна и попытаться сходить ещё к психиатру. — А про меня ты говорил? — задаёт вопрос Юнхо, и это слегка застаёт Сонхва врасплох, потому что… — Я упоминал, что ты на меня очень странно воздействуешь, — решает признаться он, двигаясь ближе к Юнхо. Так, что между их носами остаётся всего сантиметров десять, не больше. — Доктор сказал, что если помогает, то почему нет? — Можно, я задам ещё один вопрос? Если он тебе покажется неуместным, просто стукни меня по башке, хорошо? Юнхо снова поднимает на него свои широко распахнутые, словно два тёмных омута, глаза. Что-то внутри Сонхва, где-то очень глубоко в груди, кричит. Пронзительно, визгливо, некрасиво. Что-то надвигается, и от этого становится очень. Очень. Страшно. — Какой ответ ты хочешь от меня услышать, если я даже не знаю, что за вопрос ты мне хочешь задать? — отшучивается он. Спина вдруг разом покрывается очень горячим потом, словно её обожгли, и это ещё более страшный знак. — Какие у вас отношения с Хонджуном? — Нормальные? А что? — моргает он, стараясь удержать порыв, чтобы не податься ещё ближе, уничтожить, взорвать ещё больше расстояния между ними. — Просто это единственный человек, которого ты упоминаешь в контексте своих друзей. Мне интересно, в его обществе ты тоже расслаблен, как сейчас? Сложный вопрос, поэтому Сонхва не спешит с ответом. Он никогда над этим не задумывался раньше, как бы это странно ни звучало. Хонджун — это Хонджун, совершенно другая вселенная, где всё быстро, огненно и ярко. — Наверное, да, — отвечает он наконец, но даже сам чувствует, насколько неуверенно, фальшиво звучит его ответ. — Ты хочешь спросить, почему я ищу друга на стороне, если у меня есть свой собственный? Юнхо кивает, прижимая их всё так же переплетённые руки ближе к своим губам. Дышит на них горячо-горячо, ещё совсем немного, ещё ближе. Почти целует. Но всё же держится на минимальном, практически незаметном человеческому глазу расстоянии. И это даже немного раздражает. Почему? Почему всё так? — У нас как-то с самого начала сложилось так, что Хонджун рассказывает всё, что накопилось в душе, просит там совет, а я помогаю ему их разрешить, потому что мне несложно. Я с самого детства у всех подрабатываю универсальным решателем проблем, поэтому… — Ты не можешь себе позволить выпустить накопившиеся чувства при Хонджуне? — Я ему доверяю! — чересчур громко восклицает Сонхва и тут же затихает, ждёт, пока тихие звуки проливного дождя снова восстановятся в ухе вместе под почти незаметные, аккуратные аккорды саксофона, или на чём там играют в ютубе? — Просто… Понимаешь, я — решала, как я могу позволить себе устроить нытьё посреди дня? У Хонджуна такое количество потрясающе важных, серьёзных проблем, которые он решает ежедневно. Он — боец, и ему необходима такая мягкая жилетка для слёз, как я. Мне кажется, против его настоящих невыдуманных проблем мои жалкие попытки уснуть вовремя просто смешны. Мама говорит, что мне просто нужно раньше ложиться спать. — Сонхва, — шёпотом, очень тихим шёпотом вздыхает Юнхо и вдруг свободной рукой тянется к его спине, обвивая руку вокруг пояса и прижимая к себе ближе так, что они оказываются совсем, совсем, совсем неприлично близко. — Твоя бессонница — это не мелочи, раз даже невролог не может понять, что происходит с твоим мозгом. Тебе не нужно себя обесценивать ради комфорта других, понимаешь? Ты важен сам по себе и то, что ты часто рассказываешь о проблемах, не сделает тебя хуже или слабее. Ты — это ты. С твоими загонами, с твоими достоинствами. И я очень хочу, чтобы ты это сам осознавал! — Почему мне кажется, что это похоже на прощальную речь? — тут же спрашивает Сонхва, глядя куда-то вниз, в шею Юнхо. В его длинную тёплую шею, куда можно было бы уткнуться и желательно никогда не вылезать в холодный грешный мир. — Это не будет прощальной речью до тех пор, пока ты сам не захочешь, — низко и даже немного сексуально бормочет он. Сонхва снова поднимает взгляд в его глаза и смотрит, смотрит. Пытается найти подвох, разгадку. Пытается разбить эти розовые очки, которые сам на себя и напялил во время их самой первой встречи, сколько там уже времени прошло? Сонхва пытается танцевать на потрясающе тонком льду, но, кажется, проваливается в бесконечный омут тёмных глаз Юнхо, подсвечиваемый только огнями зданий из соседних окон. Насколько будет неправильным сделать то, что он хотел сделать ещё два месяца назад? Насколько он сейчас, поддавшись глупому порыву, испортит возможно единственный метод, который может позволить ему справиться с бессонницей? — Можно, я тебя поцелую? — тихо сыпятся мягким бархатом слова Юнхо на кожу Сонхва, и он понимает, что попал. Спина, щёки, шея, даже руки пылают так, словно его бросили в костёр, но чёрт возьми. Он быстро кивает и лезет сам, пробивает эту невидимую стену, которую они выстроили с самого первого дня. Он переступает черту, которую не мог переступить по очень многим причинам, и старается вообще не думать, что он для Юнхо — просто работа. Они целуются очень медленно, почти целомудренно. Сперва просто сухо чмокаются в губы, а потом смелеют, тихонько обхватывают губы друг друга, гладят по спине, по затылкам, по плечам. Глаза словно сами закрываются, и от этого становится только горячее и влажнее. Целуются долго, тягуче. Целуются сладко. Сонхва глубоко вдыхает и выдыхает, вдруг оторвавшись всего на сантиметр, но Юнхо тянет его назад за затылок и снова целует на второй, третий, четвёртый заход. Пока в голове не появляется этот странный приятный туман усталости, пока Сонхва не устает так, что губы горят огнём, но нет сил даже пошевелиться, выбраться из тёплых рук Юнхо. Вопреки собственным ожиданиям, после этой сессии поцелуев он засыпает потрясающе быстро, уткнувшись влажными губами со следами Юнхо на поверхности ему в шею. И даже не замечает, как быстро-быстро бьётся сердечко в грудной клетке напротив. • Это всё неправильно. Так быть не должно. Не бывает такого, что фактически эскортник может влюбиться в своего клиента и ради него бросить свою работу, свои принципы, свои идеи. Такое бывает лишь в вебтунах на нейвере, в романтических рассказах, публикуемых анонимно в сети. Такое бывает в фантазиях больных чувствами людей, но только не в реальной жизни. Утро после поцелуя уже кажется странным. Юнхо, как обычно, будит его, слегка потрепав по плечу, сразу же после звонка будильника, но тут же отстраняется, выскальзывает из постели и почему-то без него становится жутко холодно, пусто. Небольшая полутораспальная кровать вдруг становится размером с хоккейное поле — такая же жесткая и холодная. Юнхо шумит водой в ванной, а Сонхва старается догнать, поймать, схватить потерянное тепло под толстым одеялом, но оно, словно вода, утекает сквозь пальцы, а этот жуткий, пронизывающий до костей ветер, кажется, гуляет у него внутри, а не снаружи, так что никакое одеяло априори не может помочь согреться, но Сонхва всё равно пытается. Юнхо выходит уже полностью одетый в повседневную одежду, держит пижаму в руках и, глядя на всё это, Сонхва не выдерживает и выпаливает: — Если хочешь… Можешь оставить здесь… До следующего раза. — Всё нормально, — мягко улыбается он, но всё равно сердце, пронизываемое ледяным, колющим ветром в груди, останавливается. Нет. Нет! Нет!!! Но вслух он не говорит ничего. Не бросает одеяло. Не бежит вслед, как в грустном сериале о любви. Не умоляет его остаться. Сонхва просто сидит посреди кровати, закутанный с головой, и чувствует, как его трясёт крупной дрожью. Всё нормально. Просто. Нормально. Вчера не произошло ничего такого. Всё потрясающе нормально. — Эй, хорошего тебе дня, Сонхва. Пока! — слышит он из прихожей и, словно последний гвоздь в крышку его гроба, — тихий щелчок входящей двери. Всё хорошо. Просто они неправильно друг друга поняли. А маленькая китовая акула Сонхва глотает слишком много камней и плавно идёт на дно.

•

Постоянные жуткие головные боли — один из побочных эффектов сильного недосыпания. Они появились в жизни Сонхва гораздо раньше бессонницы, терзали, мучили, раскалывали череп на несколько частей и заставляли буквально лезть на потолок от силы боли раз в несколько месяцев регулярно с его четырнадцати лет. Вместе с бессонницей эти боли теперь трансформировались и вроде ослабли, но стали постоянными. Настолько, что в какой-то момент они уже отошли на задний фон и стали такими же естественными для тела Сонхва, как дыхание или моргание. Они дают о себе знать только, когда он о них вспоминает или когда очередной день подряд пытается уснуть на своей бесконечно холодной, жесткой кровати. С Юнхо этих болей нет. Но Юнхо — не панацея, не таблетки, которые лежат в жестяной коробке в ванной, и постоянно излечивать эти приступы не в состоянии. Тем более, что эта, и без того хрупкая, построенная исключительно на звонкой монете связь буквально может разрушиться от любого дуновения ветерка, даже от простого выдоха в чужие губы. Но Сонхва сильный. Бессонница не может продолжаться бесконечно. Рано или поздно организм не выдержит и потребует перезагрузку. Приложение мозолит глаза своим существованием и постоянными глупыми уведомлениями, напоминающими о себе, но Сонхва переживёт. Единственное, что он оказывается не в состоянии пережить — напор Хонджуна, который силком выволакивает Сонхва пятничным вечером в ближайший к работе бар и без слов, просто очень хмуро протягивает соджу. — Пей. Сонхва смотрит на него взглядом побитой собаки, но Хонджун в своём тихом, спокойном гневе намного страшнее, чем если бы он бушевал, как вспыхнувшая внезапно спичка. Сейчас Хонджун скорее напоминает лесной пожар — неотвратимый, жестокий и очень опасный. Поэтому Сонхва выпивает одним махом. А потом ещё. И ещё. — Теперь рассказывай, — коротко приказывает Хонджун и всё это. Всё это снова напоминает их с Юнхо ночную беседу перед поцелуем. Когда всё ещё было хорошо, когда он ещё не переступил этическую невидимую черту и сам не испортил всё своими кривыми граблями вместо рук. Он не обязан спасать весь мир, но хотя бы Хонджуна. Он не может постоянно быть сильным, не может копить в себе накопленные негативные эмоции, которые уже вылились в чёртову бессонницу и, кажется, лёгкую депрессию, но насчёт последнего Сонхва не уверен. — Хонджун, я такой идиот, — коротко говорит он, чувствуя, как глаза щиплет от сильного алкоголя, и, громко всхлипнув, он вытирает лицо рукавом. Сонхва ждёт профилактического втыка, ждёт, что Хонджун начнёт ругаться. Прочтёт ему лекцию о том, какой Сонхва идиот, потому что позволяет себе раскиснуть из воздуха, буквально из ничего. Отругает за надумывание проблем и тут же вправит ему все вытекшие вместе со слезами мозги, но. Хонджун. Его ужасно нетактильный Хонджун, который строит жуткие гримасы ненависти, стоит кому-то к нему случайно прикоснуться. Он его крепко обнимает, не говоря вообще ничего. Наверное, алкоголь действительно оказывается ядрёный, потому что слёзы из глаз текут каким-то уже некрасивым неконтролируемым потоком, но Хонджун и не думает его отпускать. — Ничего страшного, что ты идиот. Главное, что ты это признаёшь, — тихо говорит поглаживая уже дрожащую спину Хонджун, и отстраняется совсем недалеко. Он всё так же сидит возле Сонхва, на расстоянии даже меньше, чем вытянутая рука, и наливает очередную порцию соджу ему и себе, которую они тут же выпивают, одновременно поставив бокалы на стол с громким стуком. — Хонджун, — начинает Сонхва и внезапно понимает, что не знает, с чего ему вообще начинать. Хонджун, меня до сих пор мучает бессонница. Единственный способ с ней справиться — это спать с человеком за деньги, но кажется, он ушёл? Хонджун, я сам испоганил отношения с человеком, с которым ничего не могло быть с самого начала? — Хонджун, я слишком сильно привязался к своему другу на ночь, — наконец говорит правду он, какой бы жестокой и честной она ни была. Он пробует довериться прозрачному духу Юнхо, кружащему над его головой который день, и позволить себе открыться своему единственному горячо любимому лучшему другу. И если это не сработает, то тогда… Он не хочет думать, что будет, если совет не сработает. Тем более, что Хонджун уже ведёт себя совершенно иначе. Он поворачивается к нему всем корпусом, смотрит так откровенно, так честно, что слова сами складываются в предложения. Сперва бессвязные, путанные, словно это было лет десять назад. Вся их связь с Юнхо на самом деле длится всего несколько месяцев, откуда, просто откуда там могут взяться года? Но Сонхва пытается. Он пытается рассказать всё как на духу, и хоть ему кажется, что рот его наполнен водой, да и история эта скучна, как и всё чуждое. — Ты можешь меня после этого бросить и никогда со мной не разговаривать, — продолжает Сонхва, запивая слова ещё одним соджу. Они выпили уже три бутылки, а алкоголя, кажется, нет ни в одном глазу, что очень странно. — Но у меня появились чувства к своей подушке. И это мне показалось так естественно, словно всю жизнь во мне было… Прости пожалуйста, я такой ужасный человек… — Ты не становишься хуже от того, что любишь человека своего пола, — тихо произносит Хонджун, аккуратно погладив Сонхва по ладони. — Как вообще это может повлиять на тебя как состоявшуюся личность? Плохо, конечно, что человек, которого ты полюбил, на самом деле всего лишь берёт деньги за то, чтобы проводить с тобой время, но это уже на его совести. Ты не виноват в том, что в минуту своей слабости обратился за помощью. — Ты даже не злишься, что я не обратился за помощью к тебе? — моргает Сонхва, вытирая снова подступившие слёзы уже изрядно намокшим рукавом. — Злюсь конечно, — вздыхает Хонджун, но его выражение лица не искрит яростью. Скорее искренней обеспокоенностью. — Но, думаю, ты поступал, исходя из своих лучших побуждений, поэтому сам затянул себя в это болото. Ты можешь мне говорить абсолютно всё, что тебе придёт в голову в любой момент, даже если я в этот момент сплю. Да, возможно, я не отвечу сразу, но я обязательно отвечу с утра или как только освободится минутка. Дружба не может быть в одну сторону, Сонхва. И ты имеешь точно такое же право быть слабым и просить помощь, если тебе это необходимо. — Ты ужасный человек, Хонджун, — всхлипывает Сонхва, потянувшись с двумя руками в его сторону. И нетактильный, не терпящий прикосновения Хонджун снова отвечает крепкими объятиями, и это, кажется, даже немного заполняет ту дурацкую дыру в груди, которую он сам залил водой и пустил рыбок из сказок Юнхо. — Хочешь, поедем вместе к психиатру? — вдруг спрашивает он, погладив Сонхва по голове. — Тебе нужна помощь не пьяненького друга, не подушки, от которой ты лучше засыпаешь, а полноценные услуги специалиста. И это. Неожиданно точный совет. — Хочу, — только и всхлипывает он, уткнувшись в рубашку Хонджуна, слабо пахнущую его парфюмом. Он очень хочет излечиться. И даёт себе слово действительно обратиться к специалисту, как только протрезвеет. Ещё он даёт себе слово наконец удалить это дурацкое приложение с иллюзией друга. Но. Протрезвев, он выполняет только половину из обещанного списка.

•

Звонок в дверь раздаётся в привычные двадцать два ноль ноль, хоть часы по этим звонкам сверяй. И Сонхва бы привычно спрыгнул с дивана, отложил бы телефон и привычно бы засеменил открывать дверь, но. Но только сегодня он никого не ждёт. Хонджун уехал на выходные к родителям, его собственная мама пожелала ему приятных снов по видеозвонку минут двадцать назад, а больше он в этой жизни никого и не ждёт. Показалось? Словно в подтверждение или наоборот, чтобы развеять его опасения, звонок раздаётся ещё раз. На этот раз он звучит гораздо более требовательно, нетерпеливо, грозно. Первая реакция, которая приходит в голову Сонхва, — это не двигаться и сделать вид, что взрослых никого нет дома. Потом в слегка заторможенное антидепрессантами сознание врывается осознание, что кому-то за дверью может понадобиться помощь, будь-то сосед, которому нужно одолжить пару тысяч до зарплаты (он обязательно вернёт!), или посидеть с ребёнком одной очень приятной мамы сверху, пока она сходит на свидание. Третий тревожный звонок в дверь подбрасывает чудовищную картинку окровавленной жертвы криминала, которой срочно нужно убежище, пока её не настиг маньяк с острым ножом, и это становится решающим фактором. На цыпочках, словно котик, Сонхва подбирается к дверному глазку и выдыхает с определённой долей облегчения, потому что за дверью нет ни одного следа крови. Нет даже соседа, которому не хватает пары тысяч на выпивку. Он открывает дверь нарочито медленно, не говоря ни одного слова, как само собой разумеющееся. Юнхо снова весь промокший, похожий на жалкую, побитую жизнью дворнягу, входит, привычно поставив свой большой чёрный рюкзак на пол возле обуви. Он снимает свои насквозь пропитанные холодной ледяной кашей лёгкие кеды и неловко прячет стопы в мокрых носках одну за другой. — Снимай вещи и бросай в стиралку, — первое, что говорит ему Сонхва и разворачивается на кухню. — Нам нужно поговорить, — тихо говорит Юнхо ему в спину, но он только отмахивается. — Понял уже. Иди высушись, — бурчит он себе под нос, привычным жестом доставая две фарфоровые чашечки под чай. Наверное, не обратись он вовремя к специалисту, наверняка бы устроил истерику, может быть, даже бы швырнул эту чашечку в лицо Юнхо, но сейчас… Сейчас он почему-то больше переживает за его здоровье, ведь на дворе противный январь со влажным снегом, смешанным с дождём, и выгонять Юнхо нет никакого смысла — он всё равно пойдёт в свой капсульный отель или ещё куда, наверняка там простудится и умрёт. Так что чудом увернувшись от того кровавого преступления, что он себе успел надумать несколькими минутами раньше, Сонхва точно так же предотвращает другую ужасную смерть и даже чувствует себя дважды спасителем. Юнхо, однако, его совсем не слушает, только стоит в своей тоненькой кожаной курточке, с которой стекают холодные капли на пороге кухни, и смотрит своим жалким взглядом побитого щенка. — Я на тебя злюсь, но готов выслушать всё, что скажешь. И никуда ты в такую погоду не уйдёшь, хоть тебе заплатят в три раза больше по обычному тарифу, — закатывает глаза Сонхва, щёлкнув по ручке чайника. — Не хочу, чтобы ты потом заболел и заразил своими бациллами половину города, понятно? Советую тебе не испытывать моего терпения. — Я не брал с собой сменной одежды, — тихо хрипит Юнхо со своего порога, и Сонхва тяжело вздыхает, подходя ближе к нему. Как ни странно, при его образе жизни, Юнхо не пахнет так, словно у него нет дома, даже напротив. Его личный запах, смешанный с жидким порошком и каким-то душистым кондиционером по типу «лавандовые поля прованса» снова слегка затуманивает мозг, и больше всего Сонхва снова хочется просто его обнять, уткнуться носом в горячую, твёрдую грудь и не отпускать вообще никогда. Пускай даже если Юнхо пришёл попрощаться. — Я тебе дам, — вздыхает он, шлёпая босыми ногами в одних носках по достаточно прохладному ламинату до шкафа, и смотрит на то, что у него есть. Можно было бы дать ему пижаму, но это слишком было бы похоже на прямое приглашение переспать, как бы двусмысленно и ужасно оно не звучало. Так что он просто решает выдать нейтральную футболку невероятного размера, которую однажды получил по какой-то продуктовой акции и так ни разу не надел, и на ноги выдаёт одни из своих комфортных тренировочных штанов и пару новеньких носков. Всяко лучше, чем шарахаться по холодному полу с мокрыми ногами, пусть даже если это будет прощанием. Лучше здоровое прощание, чем испортить отношения навсегда. — Забросишь свои вещи в стиралку, если что, заберёшь потом мокрыми, чистое полотенце лежит на верхней полке, — говорит он, вручая весь этот странный набор, и одним взглядом провожает его до ванной комнаты. Юнхо всё ещё загадочно молчит, и это уже кажется подозрительным. Но поделать с собой он не может ничего. Таблетки, которые прописал психиатр, действительно помогают отрезать абсолютно всё, что мешало раньше расслабиться, и спать он стал намного лучше, даже местами стал слишком сонливый, и если бы не этот странный полуночный визит, уже бы отправился в постель. Но. Но всё складывается совсем не по тому сценарию, который себе надумывал, фантазировал несколько недель ранее. Сонхва обнаруживает на кухонном столе возле своего стаканчика с упакованным по стикам сахаром небольшую коробочку с пирожными от ближайшей кондитерской. Не совсем похоже на прощание. Скорее неуклюжая попытка извиниться. Неужели наплыв посетительниц, с которыми Юнхо мог бы поспать, закончились, из-за чего приходится ходить по старым клиентам и налаживать разрушенные связи? — Я всё, — вновь слышит он голос Юнхо в дверном проёме, как обычно, спустя коротких пять минут. Наверное, подайся Юнхо в армию, то очень бы легко и беспрекословно выполнял любой приказ. А может быть, он уже отслужил, и это — привычка прошлых лет? Кто знает? — Чай будешь, — скорее утверждает, чем спрашивает Сонхва, наливая горячую воду в две кружечки сразу. Чистый Юнхо в его одежде, пахнущий его шампунем и его гелем для душа, режет сердце без анестезии. Как? Вот просто, как можно принадлежать этому дому, но при этом одновременно не принадлежать вообще никому? Как можно быть таким уютным, но при этом настолько отстранённым и чужим? — Ты больше не заходишь в приложение, — вдруг говорит он, долго-долго рассматривая светло-жёлтый отвар в своей изящной фарфоровой чашечке. Гладит кончиком указательного пальца горячую каёмку, жуёт нижнюю губу, тяжело вздыхает. — Я захожу время от времени к психиатру, — пожимает плечами Сонхва, поднимая глаза на Юнхо. Он не хочет своим тоном никого винить, тем более, что в такой ситуации винить некого, разве что только себя за свои несбывшиеся надежды, но всё равно ему кажется, что в голосе сквозит льдинками, как сейчас на улице, где вовсю бушует сильный ветер и снег, перемешанный с водой, наотмашь бьёт по нежной коже лица и режет, режет, режет. — Лечусь от депрессии. — И как успехи? — опускает голову Юнхо и сквозь слегка влажноватые тёмные волосы, уложенные после душа как попало, торчащие во все стороны, Сонхва видит кончики его алых ушей. Которые, в отличие от рта, солгать не смогут. — Стал лучше спать, спасибо, — ещё один приступ мелкого града. Но он не хочет. Не хочет, чтобы разговор скатывался во взаимные упрёки. Он не хочет упрекать Юнхо за то, что он таким родился. — Так о чём ты хотел со мной поговорить? Юнхо мнётся с ответом. Долго рассматривает свою чашечку с чаем, гладит осторожно, очень нежно пластиковый стаканчик с сахаром. Потом тянется к коробке с пирожными, отрывает излишки скотча, снимает крышку, подносит ближе эти четыре фруктовые корзинки, политые карамелью. — Я… Я не знаю, с чего начать, Сонхва, — нервно хихикает он, вытягивая из стаканчика одну из порций сахара, и крутит в руках словно карандаш. — Говорят, когда не знаешь, с чего начать, то просто начни с любой точки повествования, но в этом и вся проблема. Я не знаю, где конкретно та самая, моя точка, от которой я хочу отталкиваться. — Давай, ты начнёшь с нашей самой первой встречи? — тихо, почти шёпотом предлагает Сонхва. Настолько тихо, что последние его слова перекрываются очередным громовым раскатом за окном, что очень странно — зимой такого практически никогда не происходит. Однако, это как никогда символично. Их история началась во время сезона дождей, им же она и закончится. Это как минимум поэтично, а значит, концовка уже не будет настолько болезненной. Правду говорит его психиатр — любая ситуация становится не такой критичной, если воспринимать её как уже произошедшую историю. Не будет так страшно убивать его едва зародившуюся привязанность, если сразу же её похоронить и забыть дорогу к страшной могилке. — Хорошо, — горько улыбается Юнхо, резко отрывая стику верхний кончик и высыпая содержимое в чашечку. — Я шёл в это приложение как живая подушка исключительно для девушек, потому что точно знал, что никаких чувств к ним испытать не смогу. Мне нравятся парни, Сонхва. Не думаю, что для тебя это секрет. Он замолкает, поднося чашку ближе к губам, не спеша пьёт, ставит обратно. Сонхва сдаётся первый. — Хорошо, — говорит он и берёт одну из корзинок. Он точно знает, какие они на вкус, точно знает, что это — его любимые пирожные из той кондитерской. Он точно знает, что Юнхо знает, что это — его любимые пирожные из той кондитерской. Они оба это понимают. Также они оба понимают, что конкретно значит этот почти незначительный жест. — Не хочу долго ходить вокруг да около, — продолжает Юнхо. Его уши, кажется, становятся ещё более яркого оттенка. — Мне нравится конкретно один человек. Ты. — Но я — всего лишь твоя работа? — пытается угадать за него Сонхва, но сам же с усилием, с огромным усилием затыкает себе рот. Не сейчас, помолчи, хотя бы на этот раз позволь человеку высказаться первым. Юнхо вздыхает и ставит чашечку обратно на стол. Молча, без всяких комментариев, достаёт из кармана штанов свой телефон, кликает что-то на немного треснувшем экране и кладёт его на стол перед лицом Сонхва, прежде чем взять своё пирожное. Вредный Сонхва бы не стал заглядывать в экран и просто бы холодно спросил «что там?». Но уставший Сонхва решает просто дать ещё один, очередной шанс и заглядывает в экран. Тот же интерфейс приложения «друг на час», статистика предыдущих заказов. Пак Сонхва. Пак Сонхва. Пак Сонхва. Пак Сонхва. Пак Сонхва. — Я закрыл опцию «подушки на ночь» ото всех, кроме тебя, — горько улыбается Юнхо, забирая телефон обратно. — Воспринимай это как хочешь. А ещё, я кажется, тебя люблю. Поэтому и пришёл к тебе, как только смог собраться с мыслями. Насколько будет эгоистично заявить, что я хочу прояснить ситуацию с поцелуем и объяснить, что это было для меня не всего лишь рабочее помутнение? — Почему ты тогда не оставил пижаму у меня? — шепотом спрашивает Сонхва, хотя ответ кажется сейчас ему таким очевидным. Даже его признание кажется таким очевидным, таким ванильно-сладким и идеальным, словно это снова происходит в дешёвой мелодраме, а не с живым Сонхва и живым Юнхо. Разница, наверное, только в том, что в мелодрамах такие простые объяснения в любви не котируются. В сериалах нужно добавлять драматизма, хватать за рукава под отвратительным дождём, кричать о чувствах на всю улицу, а не уютно завернувшись в лавандовый чай и безразмерную футболку по иронии нежно-голубого цвета, шептать куда-то в чашку, словно Юнхо влюблён в дурацкий чай, а не в Сонхва. Настоящего, живого Сонхва. — Сделал неправильные выводы, — усмехается Юнхо, поворачивая к нему голову. — Я не хочу усложнять отношения между нами. Чем сложнее конструкция, тем легче она рушится, проверено уже много раз, поэтому я не хочу нагромождать на тебя обстоятельства. Понадобилось немного времени прежде, чем я заморозил свою активность в приложении, но тебя заморозить из жизни не получилось. Всё, что я хочу, Сонхва, это быть с тобой рядом. Не только на ночь. И я очень надеюсь, что мои чувства взаимны. — И даже готов изменить своим принципам и перестать шарахаться по отелям? — усмехается Сонхва себе в чашку, хотя и на этот вопрос ответ очевиден. Всё кажется таким простым и очевидным, когда с глаз спадает пелена неизвестности, а забытые или даже забитые прежде чувства оказываются взаимными. — Друг уже ненавидит мешок с моими вещами, — вздыхает Юнхо и улыбается. — Конечно, тебе решать, впускать вот так сразу меня в свою жизнь, но… Я никогда не чувствовал себя больше дома, чем здесь. С тобой. Впервые он улыбается искренне, по-настоящему. Не фирменная улыбочка профессиональной подушки, а он сам, немного неуклюжий, неловкий, но потрясающе комфортный и, что самое главное, его личный. — Я подумаю над твоим предложением, — скалится в ответ Сонхва своей кривой, неумелой улыбкой, которая, по словам Хонджуна, больше напоминает гримасу боли. Плевать. Самое главное Юнхо уже сказал между строк. — Но у меня вопрос, — продолжает он, заглядывая в тёмные глаза Юнхо. При свете ламп он теперь может рассмотреть маленькие задорные блики и даже, если присмотреться, себя самого. В глазах Юнхо он впервые кажется сам себе симпатичным. — Задавай, — мурлычет он, придвигаясь чуть ближе к Сонхва. Берёт за руку. Аккуратно гладит большим пальцем. Сонхва всё ещё медлит с вопросом, но уже даже не удивляется, насколько комфортно и уютно ложатся и переплетаются их пальцы вместе. — Ты сказал, что только заморозил профиль. Но значит ли это, что ты всё ещё зарегистрирован в приложении и будешь ходить на свидания с девушками? — Мне нравится эта работа, — осторожно кивает Юнхо, нежно сжимая его руку в своей. Нервничает. — К тому же, она приносит деньги без необходимости официальных бумаг и всяких налогов. Тебя напрягает, что я могу ходить по кафе с другими девушками? — Ты мой, — вдруг говорит Сонхва, опуская глаза в свою чашку с недопитым чаем. Он же может так говорить? Даже если не было этих отвратительных сладких, как любимые шоколадные пирожные Хонджуна, ответных признаний? — Но я… Не против. На первых порах, — продолжает он и нервно хихикает от щекочущих, нежных прикосновений Юнхо. — У нас только начинается всё, я ещё не уверен, буду ли ревновать к каждой юбке, даже если уверен, что тебе нравлюсь только я. — Мне нравишься только ты, — тепло, так тепло улыбается ему Юнхо, заглядывая в глаза снизу вверх. Это выглядит так забавно, учитывая, что обычно он выше и для этого приходится пригнуться всем корпусом. Сонхва издаёт ещё один смешок. — Но если хочешь, я могу присылать тебе отчёты с каждой такой встречи. — Хочу, — широко улыбается Сонхва, а потом слегка закусывает нижнюю губу. — А знаешь, чего я ещё хочу? — Нет, но могу только предположить, — выдыхает Юнхо, выпрямляя спину, и снова приближается к Сонхва. На этот раз инициатор поцелуя снова он, но он кажется таким милым, таким игривым. Мимолётом Сонхва думает, что это не совсем то, что он загадывал. Он хотел продолжение его собственной сказки про рыб, про маленькую, но очень смелую акулку, которая смогла победить камни, тянущие на дно. Он хотел услышать сказку со счастливым концом. Но от такого поворота он не против. Совсем не против.