долгая дорога домой

Кто-то кричал. Хёнджин встрепенулся, напрягся, вскинув копьё, но так же быстро опустил его. Кричали не от боли или испуга, не от злости даже. Это был возглас бесконечного удивления — словно кто-то увидел что-то абсолютно невероятное. Хёнджин позволил себе выдохнуть и расслабленно опустить плечи. Удивить жителей Юлмора было несложно — во многом они напоминали детей, которые бурно реагировали на любую новую игрушку. В коридоре было пусто, только слышались торопливые шаги и приглушённые голоса где-то впереди. Казалось, что весь замок вибрировал от какого-то нервного возбуждения. Чем ближе Хёнджин подходил к огромным дверям, ведущим на балкон, тем громче становились голоса — кажется, там собралась целая толпа. Хёнджин ускорил шаг, подстёгиваемый любопытством. Давно Юлмор не казался таким оживлённым, словно очнувшимся после долгого сна. Люди толпились вдоль ограждения: дамы в роскошных, на грани экстравагантного, платьях, и их спутники в дорогих костюмах, дети, в аккуратных, идеально выглаженных рубашках. Десяток стражников переминался у дверей, словно не зная, что делать. Хёнджину понадобился один бесконечно долгий момент, чтобы понять, в чём дело, а потом он замер, прикованный к месту, рот приоткрыт от удивления, взгляд — вверх, в купол неба, раскинувшегося над Кхолусией. Небо было… Он шумно выдохнул, потрясённый до глубины души. Он родился в Кхолусии и прожил девятнадцать лет под небом, которое никогда не видело ничего, кроме света. Больше века прошло с тех пор, как Свет затопил Норврандт, оставив нетронутым только крошечный клочок земли. Небо всегда было желтовато-белым с редкими розовыми облаками, а свет, окутывавший Кхолусию, был резким и лишённым всякого тепла. Жители Юлмора не знали ничего другого — и Хёнджин сомневался, что во всём Новрандте осталось много тех, кто застал времена до Потопа. — Что это блестит? — спросил мальчишка, нерешительно выглядывающий из-за спины отца. Он смотрел на небо огромными, круглыми глазами, и в них отражалась дрожащая темнота. Звёзды, с удивлением подумал Хёнджин. Это звёзды. Он никогда не видел звёзд до этого, но был уверен, что это именно они. Небо было похоже на тарелку с пирогом, от которого отрезали большой кусок. Нежно-жёлтое, почти белое, как глазурь, а посередине тёмная, сине-фиолетовая полоса, разделившая его на две ровные части. — Это в Лейкленде, — неодобрительно прошептал кто-то справа от Хёнджина. — Могу поспорить, что из-за Экзарха. Хёнджин мысленно согласился. Если такое и могло произойти, то только в Лейкленде, и Кристальный Экзарх точно приложил к этому руку. Хёнджин мог только догадываться, что произошло, но интуиция подсказывала ему, что сегодня в Норврандте стало на одного Хранителя Света меньше. Вотри будет в бешенстве, когда узнает. Кристальная башня вдалеке светилась на фоне черноты неба холодным голубым светом. Её острый шпиль казался маяком, манящим к себе одиноких путников. Во рту стало горько от досады — в последнее время Хёнджин слишком часто ловил себя на том, что безотчётно искал взглядом очертания Башни на горизонте. Надо быть осторожнее с этим. Замок содрогнулся, словно от землетрясения, но Хёнджин прожил здесь слишком долго, чтобы обратить на это внимание. Воздух сотрясся от оглушительного, полного ненависти рёва. Хёнджин бросил короткий взгляд на башню, в которой находились покои Вотри. У кого-то сегодня определённо не задался день. Хёнджин порадовался про себя, что его не взяли в личную охрану Вотри — паршивый характер Вотри в сочетании с плохим настроением превращались во взрывоопасную смесь. Хёнджин бы не удивился, если кто-то из стражи сегодня не вернулся домой. Интуиция подсказывала ему, что это далеко не последний раз, когда им доведётся стать свидетелями того, как Вотри впадает в бешенство. Сказочный замок, с его роскошным убранством, высокими потолками и сверкающими люстрами. Лёгкая музыка, позолоченная мебель, негромкий звон чашки о фарфоровое блюдце. Юлмор казался сонным и расслабленным, райским местом в погибающем от безжалостных объятий Света мире. Вотри спасал их от боли и страданий, разве нет? Хёнджин бросил взгляд вниз, на трущобы раскинувшиеся у подножья замка. О Двенадцать, как он всё это ненавидел. Толпа постепенно расходилась — избалованным дамам и джентельменам слишком быстро наскучивали даже самые изысканные развлечения. Небо, впервые за сотню лет окрасившееся в чёрный, манящий блеск далёких звёзд — всё это несло за собой лишь тревоги, а такого в Юлморе не любили. Этот сладкий сон должен был длиться вечно. В коридорах царил привычный полумрак. За высокими, увитыми цветочными узорами дверями почтенные жители Юлмора предавались всем возможным удовольствиям. Хёнджин спустился этажом ниже и спустя пять минут петляний по бесконечному лабиринту замка добрался до своей комнаты. Он не стал включать свет — окунулся в темноту и тишину — они казались вязкими, словно дёготь. За долгие годы, проведённые в Юлморе он изучил эту комнату, каждый её уголок, но вовсе не потому, что считал её домом — просто жизнь научила его никому не доверять. Когда-то он думал, что его отдали в Юлмор в надежде подарить ему лучшую жизнь, но Хёнджин слишком рано понял, что дело было совсем в другом. Когда знаешь, что город для тебя навеки закрыт, потому что ты дряхлый уродливый старик, ты просто ищешь другой способ выжить. Обменять племянника на мешок меола — разве это не отличная сделка? Хёнджину повезло родиться со смазливым лицом и любовью к танцам. В Юлморе ценили таких как он — очаровательных пташек, призванных развеять скуку тех, кто предпочёл провести остаток жизни в сытом и безмятежном довольствии. Быть чужой зверушкой, бесправной собственностью — это, наверное, и правда было лучше смерти — от голода или от лап тварей, бродивших за стенами замка. В каком-то смысле Хёнджину даже повезло — его по-своему любили хозяева, дарили лучшие вещи, прощали ему чуть больше, чем следовало. У Хёнджина был плохой характер — может, самый плохой после Вотри. Настолько плохой, что про него знал каждый житель Юлмора. Если бы от него отказались, Хёнджина бы точно вышвырнули из замка — и это, пожалуй, в лучшем случае. Дикие пташки в неволе долго не живут. Хёнджин не раз и не два становился свидетелем того, как очередная певичка, потеряв голос, становилась никому не нужной. Как мальчишка с ангельским лицом превращался в угловатого подростка, который плохо вписывался в интерьер. Хёнджин не питал иллюзий насчёт своей судьбы. В темноте было тихо и спокойно. Только щелчки секундных стрелок напоминали о том, что мир не ограничивается его комнатой. Надо было взять себя в руки. Хёнджин осторожно прислонил копьё к шкафу и зажёг свечу, одиноко стоявшую на столе у кровати. Тени разбежались по углам, нечёткие и тревожные. Хёнджину было нехорошо — то ли его мучило дурное предчувствие, то ли ему было плохо от мяса, которое сегодня подали на ужин. Доспехи с гербом Юлмора отправились в дальний угол, сваленные словно куча мусора. Вот уж чем Хёнджин никогда не дорожил. Не то что копьё — его Хёнджин считал единственной по-настоящему принадлежащей ему вещью. Он всё ждал и боялся дня, когда копьё ему в самом деле пригодится. Говорили, на тренировках он показывал лучшие результаты. Говорили полным неодобрения шёпотом. Хёнджин приучил себя не обращать внимания на такие вещи. В Юлморе не было людей, чьё мнение он бы хоть сколько-то ценил. Он переоделся в привычные повседневные вещи — мягкие тёмно-красные штаны и такой же пиджак, надел любимые ботинки. У него ещё оставалось немного свободного времени, и Хёнджин не придумал ничего лучше, кроме как потратить его танцуя перед зеркалом. В детстве он боялся, что рано или поздно разлюбит танцы. Тогда его, правда, больше страшило, что с ним сделают взрослые, когда поймут, что он сломался. Сейчас Хёнджин думал совсем по-другому. Танцы были самой уютной на свете комнатой, в которой он мог бессовестно прятаться от реальности. Когда Хёнджин танцевал в одиночестве, он чувствовал, что его тело по-настоящему принадлежит ему. Полный контроль и полная свобода — абсолютно пьянящее ощущение. К чёрту Юлмор! Пусть оно всё катится к чёрту… Время двигалось слишком быстро. В такие моменты Хёнджин слишком хорошо понимал этот город. Ему тоже хотелось застыть в этом мгновении, словно муха, увязшая в блюдце с мёдом. ________________________________________ Музыка была слишком громкой — Хёнджин отчётливо чувствовал басы всем телом, даже не дойдя до угла. Каждый день был выходным, поэтому в «Улье» всегда хватало людей. Хёнджин прошёл мимо главного входа и, завернув к до неприличного простой чёрной двери, проскользнул за неё. По узкому коридору он пробрался к гримёрке — там уже было шумно и душно, и от вида ярких, полубезумных масок Хёнджин почувствовал себя неуютно. Он инстинктивно потянулся, чтобы поправить собственную маску, но с досадой одёрнул себя — нельзя было давать волю эмоциям. За этими масками прятались очень злые зубы. Хёнджин занял привычный угол — разделся, аккуратно сложив вещи на подлокотнике кресла, и натянул шорты, в которых обычно работал. В комнате было тепло, но всё равно Хёнджин поёжился, дёрнув голыми плечами. Совсем скоро за ними пришли — человек в маске лошади заглянул в гримёрку и нетерпеливо поманил их рукой. Они пробрались к закулисью — в щели между тяжёлыми красными шторами Хёнджин мог наблюдать за тем, что происходило в зале. Вино, официантки в облегающих костюмах, азартные игры. Этот день обещал быть таким же, как и все предыдущие. Стоило подняться на сцену, как его кожа покрылась потом. Было жарко, лампы, направленные прямо на сцену, били по глазам, и Хёнджин позавидовал посетителям, скрывавшимся в красноватом полумраке зала. Лицо под маской взмокло, и страшно чесалась бровь. Хёнджин тряхнул головой, пытаясь привести себя в чувство. Нужно было браться за работу. На самом деле никто и никогда не требовал от них каких-то танцевальных изысков. Даже шесты были скорее для вида и редко использовались по прямому назначению. Им просто нужно было изображать задорных симпатичных зверушек — этого было достаточно, чтобы радовать усталые глаза многоуважаемых господ. Нескольких минут хватило, чтобы Хёнджин смог отключиться от реальности. Голоса превратились в неровный гул где-то на заднем фоне, музыка словно залила всю комнату до самых краёв. Хёнджин был в этом огромном клубе, на оголённой под светом диско-шара сцене, но в то же время он был совсем далеко. Годы этой волчьей, полной тоски и недоверия ко всему жизни научили его прятаться в собственной голове — никто не смог бы добраться до него, пока он находился там. Руки и ноги двигались сами. Хёнджин был как вода, был как копьё, был как звёздное небо. Эта комната с её огромными потолками и мягкими стульями казалась слишком тесной для него. Ничего призывного и сексуального — его, наверное, опять отчитают за это после смены. Хёнджин не хотел им нравиться. Он ненавидел этот город и каждого его жителя с их тусклыми от сытости и лени глазами. Его взгляд блуждал по клубу — на лица посетителей падали глубокие тени, отчего они приобретали какой-то потусторонний вид. Хёнджин знал каждого из них по имени, знал, кто с кем водит дружбу, а с кем спит. Снова всё упиралось в иллюзию контроля и безопасности. Хёнджин не знал, что ему пригодится, если ему понадобится защищаться от Юлмора, а информация порой была смертоноснее копья. Красный. Красное пятно — ярко-алое, на грани неона — на фоне стен и диванов винного цвета. Рука в чёрной до локтя перчатке, расслабленно покоящаяся на ручке кресла. Широкополая шляпа лежала на столике рядом, её белое перо в здешнем свете казалось розоватым. Красный — как сигнал опасности. Хёнджин сбился с ритма, но не остановился, а только замедлил движения. Лишь бы не заметили… По внимательному прищуру тёмных глаз Хёнджин понял, что попался. Никто не мог добраться до Хёнджина, пока он прятался у себя в голове. Никто — кроме этого. Феликс появлялся в «Улье» нечасто, но если Хёнджин замечал его среди гостей, то день обещал быть безнадёжно испорченным. Не то чтобы они хоть как-то взаимодействовали — нет, Хёнджин всё так же танцевал, а Феликс равнодушно наблюдал за происходящим на сцене. Порой он сопровождал кого-то из особенно высокопоставленных господ, притворившись тенью за их спинами, а иногда часами сидел в одиночестве, молчаливый и неподвижный, словно мраморная статуя. Хёнджин видел всего раз, как Феликс позволил себе выпить бокал вина — и, честно, в тот момент Хёнджин страшно ему завидовал. Это было празднование дня рождения Вотри, и людей в клубе было раза в два больше обычного, а одежды на Хёнджине — в два раза меньше. Тогда его впервые за полтора года работы в «Улье» позвали с собой в комнату, и если бы не подоспевшая вовремя хозяйка заведения, Хёнджин бы точно сломал кому-то как минимум нос. Прекрати пялиться на меня, зло подумал Хёнджин. Он быстро оправился от холодной остроты этого безучастного взгляда и затанцевал в прежней манере. Хорошо, что на нём была маска и никто не мог увидеть его перекошенное от раздражения лицо — он бы точно распугал всех посетителей. Сначала Хёнджин думал, что ему всё кажется и не смотрит Феликс именно на него, но нет, со временем он убедился, что Феликс безошибочно угадывал его среди танцоров, а потом весь вечер не сводил с него взгляда. Это страшно нервировало — и, может, кому-то бы и льстило, что за ними так пристально наблюдает чертовски красивый молодой парень, а не пожилая вдова или седеющий господин неопределённого возраста, но Феликс был шавкой Вотри, его любимой дрессированной зверушкой, и такое внимание с его стороны не сулило ничего хорошего. Когда Хёнджин впервые почувствовал на себе его взгляд, то в тот же вечер начал продумывать план побега, но ничего не случилось — Феликс всё так же молчал и смотрел, а Хёнджин просыпался в холодном поту от кошмаров, в которых было слишком много красного. В середине вечера Хёнджин ушёл за кулисы на заслуженный перерыв. Ему было неспокойно — некомфортно находиться в собственной шкуре. Он забился в свой угол гримёрки, отвернувшись от остальных танцоров, и вытер взмокшее под маской лицо мягким полотенцем. Он уходил последним — жизнь приучила его всегда держаться чуть в стороне. Когда Хёнджин оказался в гримёрке один, он потянулся к одному из ящиков и порывшись в куче хлама, вытащил оттуда крошечную флягу. Вина оставалось совсем чуть-чуть, на самом дне, но это было лучше, чем вообще ничего. Хёнджин сделал жадный глоток и облизнул сохнущие губы. Этот вечер казался несправедливо долгим. Весь зал словно опьянел и теперь сонно гудел назойливым роем мух. Склонённые друг к другу лица, улыбки, прячущиеся в уголках губ, которые нашёптывали что-то неприличное, тёмные силуэты, пытающиеся слиться в одно монстрообразное существо. Хёнджин позволил себе наконец опустить копья и расслабиться — он танцевал медленно и плавно, то воображая себя рыбой в солёной тёплой воде, то представляя, что он чайка, неспешно парящая над Юлмором. Время перестало иметь смысл, а просто стало словом, которым когда-то Хёнджин пытался оправдать свою жизнь, свою нерешительность, свои ошибки. Около четырёх им дали отмашку заканчивать. Хёнджин скользнул за кулисы и взъерошил пятернёй слипшиеся от пота волосы. Реальность ударила под дых — без лишних расшаркиваний и предупреждений. Хёнджин внезапно вспомнил, кто он и где он. В коридоре было темно и прохладно как в склепе. Даже не верилось, что где-то за стенами замка небо было всё таким же светлым и безразличным. В гримёрке он торопливо накинул на себя одежду и ушёл. Замок засыпал, приятно измученный ночными развлечениями. Проходя мимо главного входа в клуб, Хёнджин не удержался и заглянул внутрь — Феликса там уже не было. По дороге в свою комнату Хёнджин заглянул на балкон. Стянув с головы маску, он подставил лицо морскому ветру. Небо над Кристариумом стало светлеть, и Хёнджин засмотрелся на него, ожидая, что оно вновь окрасится в желтоватый цвет. Было прохладно, и Хёнджин покрепче завернулся в свой пиджак. Уходить не хотелось, и он наблюдал за тем, как плавно менялось небо вдали. Тёмно-синий сменился сиреневым, а потом розовым и персиковым, нежными, словно десерт. Хёнджин никогда такого не видел и, наверное, впервые в жизни пожалел, что не умел рисовать. Постепенно небо окрасилось в голубой, и Хёнджин наконец решил вернуться к себе в комнату. В коридорах было совсем тихо, ковёр скрадывал звук его шагов. Можно было подумать, что в замке не осталось никого, кроме Хёнджина. Конечно, стоило Хёнджину завернуть за угол, как он сразу же наткнулся взглядом на фигуру в красном. Феликс шёл ему навстречу — перо на его шляпе размеренно колыхалось от каждого шага. Хёнджин тяжело сглотнул. Что Феликс забыл на этом этаже в такое время? Караулил комнату Хёнджина, словно сторожевой пёс? Может, ещё не поздно было бежать? Додумать он не успел. Они поравнялись, а потом разошлись, каждый в свою сторону. Только в последнюю секунду Феликс бросил на него короткий, но пронзительный взгляд. Кровь стучала в висках. На ватных ногах Хёнджин добрался до своей комнаты и, прислонившись спиной к двери, наконец позволил себе выдохнуть. ________________________________________ Новость о пропаже Минфилии разнеслась быстро — слишком быстро на вкус Хёнджина. Он готовился к этому дню долгие месяцы, но всё равно его застала врасплох поднявшаяся шумиха. Замок гудел словно улей — Хёнджин невольно вспомнил тот день, когда Воин Тьмы, ведомый твёрдой рукой Кристального Экзарха, развеял в пыль первого Хранителя света. Вотри кипел от бешенства — он ревел, словно взбесившееся чудовище, и отчаянно лупил огромными кулаками по полу. Замок содрогался от каждого удара, но люди были так привычны к этому, что совсем не обращали внимания на звон разбитой посуды и угрожающе раскачивающиеся люстры. Пожиратели греха, блеклые, лишённые всех красок и хоть какого-то подобия жизни, смотрели на мир вокруг пустыми глазами. Что-то было в них абсолютно неправильное, поломанное, а оттого особенно чудовищное. Одна из них, крылатая, обнажённая, тихая, жалась щекой к белой морде льва, похожего на ожившую мраморную статую. Робкие и нежные, безропотно подчинявшиеся воле Вотри — если бы Хёнджин своими глазами не видел, как они раздирали людей на части, он бы никогда не поверил, насколько смертоносными могут быть эти твари. Концерт Вотри закончился так же стремительно, как и начался. Он откинулся на своё ложе и сложил руки на необъятной груди. Его лицо, до этого искажённое в гримасе ненависти, наконец разгладилось, стало спокойным, почти удовлетворённым. — Уважаемые жители Юлмора, — начал Вотри, и его голос звучал негромко, но отчётливо. — Я, Лорд Вотри, ваш верный защитник, даю вам обещание, что мы найдём и жестоко накажем злодеев, посмевших похитить Оракул. Я не позволю нарушить мир, над которым мы с Вами так долго работали. Если кто-то желает объявить нам войну, он может быть уверен, что мы не побоимся дать отпор. Хёнджин не стал дожидаться, пока толпа разойдётся, и поспешил к себе в комнату. Сумка была собрана уже давно — Хёнджин понял, что его жизнь в Юлморе должна была закончиться в скором времени, когда впервые встретился с Танкредом. Им нужен был кто-то, кто ненавидел Юлмор и не боялся работы, за которую можно было поплатиться головой, — что было в самый раз для Хёнджина. Танкред ничего не обещал, только сказал, что Хёнджина с радостью примут в Кристариуме, если он сумеет выбраться живым из крепкой хватки Вотри. В планы Хёнджина не входила долгая и мучительная смерть. Он выгрызет себе путь на свободу, чего бы это ни стоило. Копьё пришлось оставить — вместо него Хёнджин взял с собой кинжал и спрятал его в сапоге. Подхватил сумку, дожидавшуюся своего часа в углу комнаты, — она была совсем лёгкой, Хёнджин позаботился о том, чтобы взять с собой только самое необходимое. Надо было бежать. У Хёнджина не было иллюзий по поводу того, как скоро Вотри доберётся до него — у этого ублюдка были чертовски длинные руки, которые смогли бы дотянуться до него даже на другом конце Норврандта. Хёнджин всегда считался неблагонадёжным, и пристальное внимание со стороны Феликса только доказывало это. Стоило Хёнджину сделать неверное движение, и Вотри бы без промедления спустил на него своих шавок. Хёнджин выбрался в коридор и побежал, что было сил. Надо было добраться до чёрного хода, ведущего в трущобы за городом, а потом рвануть в сторону Кристариума. Конечно, Вотри без труда поймёт, куда Хёнджин направляется, но точный маршрут будет ему неизвестен. Хёнджину понадобится вся удача мира, чтобы выбраться из Кхолусии живым. Он выбежал на балкон, и на секунду его ослепило ярким, беспощадным светом. Глаза, ещё не оправившиеся после полумрака замковых коридоров, заслезились. Вот она, там вдали, словно символ всех их надежд и мечтаний — Кристальная башня, пронзающая своим шпилем небеса. Сердце Хёнджина, окрылённое робкой радостью, забилось быстрее. Прощание с Юлмором вышло коротким. Он бросил последний взгляд в сторону темнеющей полосы неба и рванул в сторону лестницы, но почти сразу замер, наткнувшись на холодный прищур карих глаз, прятавшихся в тени, отбрасываемой на лицо Феликса его дурацкой шляпой. На его лице не отражалось ничего, кроме стальной решимости, и Хёнджин понял, что проиграл, когда заметил, как его пальцы ласково сжались на рукояти рапиры. Кристальный медиум парил над его плечом, источая зловещий красноватый цвет. Если бы у Хёнджина было копьё— Хёнджин ожидал холодный укол рапиры или жгучее прикосновение магии к коже, но всё оказалось куда проще. Тяжёлый ботинок впечатался ему в солнечное сплетение — Хёнджина оглушило болью, отшвырнуло назад, за ограду, опоясывавшую балкон. Мир сузился до клочка неба над его головой. Хёнджин слышал свист ветра и крики чаек, чувствовал спиной влажное дыхание океана. Тёплые волны проглотили его, словно жадный рыбий рот, поймавший приманку на конце рыболовного крючка. Из последних сил Хёнджин стащил с плеч ставший каменно-тяжёлым рюкзак — и отключился. ________________________________________ Горло болело адски, воспалённое, раздражённое, словно по нему прошлись наждачкой. Хёнджин скрючился на берегу и пытался вновь научиться дышать между приступами рвоты. Казалось, в нём не осталось ничего, кроме морской воды вперемешку с желудочным соком. Всё тело ныло, в месте удара остался некрасивый синяк, очертаниями напоминавший подошву ботинка. Судя по тому, как мучительно Хёнджину было двигаться, были все шансы, что Феликс всё-таки сломал ему ребро. Перед глазами то и дело темнело, и Хёнджин удерживал себя в сознании только силой воли. Он смог доползти по тёплому песку до ближайшего валуна и спрятаться в его тени, на большее его просто не хватило. Он упал на спину и прикрыл глаза рукой, пытаясь спрятаться от слишком яркого света. Стёсанные ладони противно ныли. На краю зрения Юлмор возвышался над морем — Хёнджин был удивлён, что волны отнесли его так далеко. Он не был уверен, сколько прошло времени, но Хёнджин чувствовал себя настолько измождённым, будто разом состарился на несколько десятков лет. Надо же, выбраться из Юлмора живым и сдохнуть, не успев покинуть пределы Кхолусии. Хёнджин снова отключился. Позже его разбудили голоса — недовольный девичий щебет, который всё твердил про «глупого человечишку», и низкое спокойное «спасибо, что помогла его найти». Нет, подумал Хёнджин, нет. Впервые за всю свою жизнь он испугался смерти. Тело было тяжёлым, словно мешок, набитый мукой. Хёнджин не смог открыть глаз, только лежал и слушал, болел и чувствовал. Его куда-то потащили, потом усадили — кажется, в седло, и под ним задышало и задвигалось что-то живое и тёплое. Хёнджин прижался щекой к мягким, пахнущим морской солью перьям. «Поехали» прозвучал голос над его ухом, а потом Хёнджину в лицо ударил ветер. Они летели, и чья-то сильная рука крепко держала Хёнджина поперёк груди. Это было похоже на странный сон на грани кошмара, но Хёнджин больше не боялся. Заболела голова, словно кто-то жестокий сжал её в своих огромных ладонях, и Хёнджин в который раз потерял сознание. Когда он вновь пришёл в себя, первым, на что наткнулся его взгляд, был бревенчатый потолок, поросший каким-то синеватым мхом по углам. Было тихо, только потрескивало пламя в крошечно печи. Хёнджин с удивлением понял две вещи: во-первых, с него стянули вымокшие вещи, а во-вторых, ему обустроили какое-то подобие постели и укрыли тонким клетчатым одеялом. — Ну слава богу, — раздался голос из другого угла комнаты. Хёджин вздрогнул и резко повернул голову в ту сторону — о чём мгновенно пожалел. Боль вернулась с новой силой, и несколько долгих секунд он просто пытался пережить это ощущение. В углу стоял грубо сколоченный стол и стул с высокой спинкой, рядом к стене прислонился широкий меч с резной рукоятью. Меч как будто пульсировал темнотой — к такой штуке Хёнджин побоялся бы притронуться голыми руками. Никого в том углу не было, и Хёнджин бы совсем не удивился, если бы ему начали видеться всякие странные вещи, учитывая то, с какой высоты он недавно свалился, но послышалось тихое шуршание, недовольный бубнёж, а потом Хёнджин увидел человека — катастрофически крошечного человека. — Что? — мрачно спросил человек, спрыгивая со стула на пол. — Хочешь что-то сказать? Хёнджин осторожно покачал головой. Он в первый раз в жизни видел Лалафеля — и тем более Лалафеля с такой устрашающей аурой. — Ну и славно. Надеюсь, тебе хватит пары дней, чтобы оклематься. Я побоялся везти тебя дальше. Не хватало, чтобы ты ещё откинулся посреди полёта. Мне потом голову оторвут. — И куда мы полетим после того, как мне станет лучше? — настороженно спросил Хёнджин. Человек посмотрел на него как на придурка. — В Кристариум, конечно, куда же ещё? — сказал он, и Хёнджин наконец позволил себе облегчённо выдохнуть. — Кто ты? — спросил Хёнджин, с интересом разглядывая Лалафеля. Ему всё ещё с трудом верилось в реальность происходящего. — Чанбин. Выполняю всякую неприятную работу по поручению Кристариума, — Чанбин повёл плечами, чтобы их размять. Его доспехи негромко лязгнули. — Мне казалось, я слышал ещё чей-то голос, — сказал Хёнджин, и Чанбин кивнул. — Да, Фео Ул помогла мне найти тебя. Если бы не она, тобой бы уже, наверное, обедали чайки. Она уже вернулась в Иль Мхег — пикси, даже такие любопытные как она, не особо любят долго находиться в компании людей. Хёнджин кивнул, хотя его мозг мучительно медленно воспринимал и перерабатывал информацию. Он выжил и, может, уже через несколько дней сможет добраться до подножия Кристальной башни. Может, хотя бы там он впервые за долгие годы почувствует себя в безопасности. Хёнджин вздрогнул, вскинул взгляд на Чанбина, который наблюдал за ним со странной смесью довольства и раздражения на лице. — Разве нам не нужно бежать? Вотри наверняка пустил своих ищеек по всей Кхолусии, — Хёнджин попытался приподняться на локтях, но тут же со стоном рухнул на постель. — Не парься об этом, приятель, — улыбнулся Чанбин. — На твоё счастье Вотри пребывает в полной уверенности, что ты благополучно откинулся, когда тебя столкнули в воду. Так что пока можешь спать спокойно. Хёнджин открыл рот, чтобы возразить ему, но внезапно понял, что ему нечего сказать. Чанбин был осведомлен куда лучше него, и у Хёнджина не было особых причин ему не верить, кроме этого мерзкого чувства на границе сознания, которое упорно нашёптывало ему, что всё не может складываться настолько хорошо. У Хёнджина осталось ещё столько вопросов, но стоило попытаться сформулировать хоть один, как он почувствовал себя страшно уставшим. — Отдыхай, — сказал Чанбин, безошибочно угадав его состояние. — Чем быстрее ты восстановишься, тем быстрее мы сможем отправиться в путь. Ты удивишься, как много людей ждут твоего возвращения в Кристариум. Кто-то его ждал? Хёнджин никогда не слышал ничего менее похожего на правду, но, Двенадцать, как же ему хотелось поверить Чанбину. Следующие два дня Хёнджин почти полностью провёл в постели. Чанбин периодически отлучался по своим делам, иногда приносил еду и лекарства. Они ужинали вместе, два осторожных незнакомца, но даже это нравилось Хёнджину куда больше, чем пышные приёмы в Юлморе. Наверное, он по-своему скучал по хозяевам — в конце концов с годами они всё чаще стали напоминать ему пусть и неидеальную, но всё-таки семью. Всё это было уже неважно. Хёнджин сделал свой выбор и мог только надеяться на то, что он окажется правильным. Чанбин, не смотря на мрачную ауру, оказался на удивление заботливым — у Хёнджина сложилось впечатление, что это человек, который привык работать в команде. Чанбин расспрашивал его про жизнь в Юлморе, про его копьё, про танцы, и это успокаивало. О планах на будущее его не спрашивали, и Хёнджин был чертовски благодарен за это. Утром на пороге хижины их встретил амаро — огромный, темно-зелёный, с влажными чёрными глазами. Хёнджин никогда не видел их так близко, поэтому опасливо переминался за спиной у Чанбина. Говорили, у амаро очень спокойный нрав, но Хёнджину не хотелось испытывать свою удачу. — Ну, что поехали? — спросил Чанбин и улыбнулся. Хёнджин сделал глубокий вдох и забрался на спину амаро следом за Чанбином. Вообще, у него было подозрение, что Чанбина выбрали для этой миссии, только потому что амаро не смог бы выдержать двух полноразмерных людей. К счастью, озвучить эту мысль вслух он не додумался, а когда амаро плавно поднялся в воздух, и вовсе понял, что это было полной чушью. Хёнджин не боялся высоты — по крайней мере раньше. Стремительный полёт с балкона в море, кажется, всё-таки что-то в нём изменил — Хёнджин с удивлением понял, что мелко дрожит, разглядывая проплывающий под ними пейзаж. Лететь пришлось несколько часов, и Хёнджин на удивление сильно устал за это время. Только когда на горизонте появились нежно-лиловые леса Лейкленда, он наконец позволил себе поверить в реальность происходящего. Кристальная башня ещё никогда не казалась такой близкой. Они пролетали над крошечными посёлками и форт-постами, над озёрами, отражавшими глубину неба. На окраинах Лейкленда оно ещё было золотистым, мёртвым, но уже совсем скоро они скользнули под ярко-голубое небесное покрывало. Всё здесь было таким другим, всё здесь было полным надежды. Хёнджин не смог сдержать улыбки. Они приземлились у загонов с амаро, где их встретил смотритель — огромный, рогатый парень, который приветливо хлопнул по плечу Хёнджина и крепко пожал крошечную ладонь Чанбина. — Добро пожаловать в Кристариум, парень, — сказал смотритель (Хёнджин боялся даже попытаться произнести его имя — таким оно было своеобразным), и Хёнджин благодарно кивнул в ответ. Чанбин не теряя времени отвёл его к врачам. — Моя работа здесь окончена, — сказал он, довольно наблюдая за тем, как Хёнджина укладывают обратно в койку. — Отдыхай, пока есть возможность. Скоро придётся хорошенько поработать. Хёнджин хотел спросить его, что он имел в виду, но девушка-медик, щебетавшая вокруг него последние полчаса, подусунула ему под нос ложку с какой-то дурно пахнущей микстурой. — Будет неприятно, — предупредила она, насмешливо улыбаясь, — но вряд ли неприятнее, чем падать в воду с огромной высоты. Хёнджин проглотил лекарство и сморщился от отвращения. Он был готов решительно поспорить с её заявлением. ________________________________________ Он провалялся в постели почти неделю. Хёнджин понятия не имел, что делать с такой прорвой свободного времени, тем более когда тебе строго-настрого запретили любые попытки встать. Кормили вкусно, несколько раз его проведал Чанбин, который даже не пытался скрыть сочувственного взгляда. — Ты так же не можешь сидеть без дела, как и я, — пояснил он, когда Хёнджин попросил его сбавить градус жалости. — Ничего не могу с собой поделать. С ужасом вспоминаю, как меня заперли здесь на месяц после особенно удачного патруля. Все относились к нему с теплом и заботой. Незнакомые люди, захаживавшие в лечебницу, встречали его с улыбкой, спрашивали, как у него дела, а прощаясь, желали ему поскорее поправиться. Это было так непохоже на его жизнь в Юлморе, и Хёнджин всё не мог избавиться от попыток понять, в чём же тут подвох. Неужели в Норврандте правда было место, где люди просто заботились друг о друге? Его кровать стояла у самого окна, и Хёнджин мог наблюдать за тем, как меняется цвет неба с течением времени. Больше всего ему нравилось, каким нежным оно становилось по вечерам, перед тем как темнота опускалась на город. По ночам в комнате было почти светло от голубоватого света, исходящего от Кристальной башни. Какой же она оказалась огромной вблизи. В тот вечер Хёнджину впервые позволили встать и пройтись. Всё тело ныло, казалось вялым и слабым, хотя его выздоровление и шло полным ходом, благодаря усилиям здешних медиков. Когда Хёнджин приехал в Кристариум, его сразу же переодели в свободную рубаху и штаны из тонкой ткани, и теперь, выбравшись из-под надёжной защиты одеяла, Хёнджин чувствовал себя как никогда уязвимым. Его вывели во двор перед лечебницей, и Хёнджин впервые смог разглядеть Кристариум получше — стекло, и витые рамы, и узорчатую плитку. Впереди можно было увидеть подножие Башни и высокую лестницу, ведущую к огромным дверям. От одного взгляда на Башню перехватывало дух — говорили, что хоть она и появилась в Норврандте всего сотню лет назад, на самом деле ей были тысячи и тысячи лет. Хёнджин бы не удивился, если бы это оказалось правдой — Кристальная башня казалась пропитанной древней мощью. Было приятно думать, что в мире была сила, которой опасался даже Вотри. — Не помешаю? Хёнджин обернулся. Он даже не услышал чужих шагов, и интуиция подсказывала ему, что дело было вовсе не в том, что он так увлёкся своими мыслями. Он точно знал, что раньше никогда не встречался с этим человеком, но достаточно было одного взгляда, чтобы понять, кто стоял перед ним. В конце концов едва ли в Норврандте остался хоть один человек, который никогда не слышал о Кристальном Экзархе. Экзарх прятал своё лицо под капюшоном, но не пытался скрыть следы кристалла, въевшегося в его кожу. Кристалл тронул его шею и грудь, тонкая голубоватая полоса уродливым шрамом тянулась по его щеке. Его правая рука была полностью поражена и теперь бликовала на свету. Медленно, но верно он превращался в живую статую — наверное, это было честной ценой за могущество, которое давала Кристальная башня. Хёнджин не был уверен, что согласился бы на такое. — Я был рад услышать, что ты успешно добрался до Кристариума. Должен признаться, я уже начал волноваться, что наш план провалился. Хорошо, что Фео Ул согласилась нам помочь и быстро отыскала тебя. Чанбин сказал, что ты сильно пострадал при побеге, — у него был на удивление мягкий, полный тепла голос, и Хёнджин неожиданно для себя смутился. Экзарх говорил так, словно Хёнджин правда что-то значил, и это было совсем не то, чего он ожидал от кого-то настолько древнего и сильного. — Если это можно назвать побегом, — отозвался Хёнджин и едва удержался от того, чтобы неловко почесать затылок. Он был выше на полторы головы, но чувствовал себя мальчишкой. — Позволь всё же представиться. Меня зовут Кристальный Экзарх. Смею предположить, что тебе уже знакомо это имя. Хёнджин кивнул. — В Юлморе любят обсуждать ваши… выходки, — сказал Хёнджин и тут же пожалел о своих словах. Наверное, это было слишком. Стоило получше следить за своим языком. К его удивлению Экзарх рассмеялся. — Я безумно счастлив это слышать. Лучшее вознаграждение за мою работу, — он улыбнулся одними уголками губ, и Хёнджин испытал какое-то новое, совсем непонятное ему чувство — казалось, что он наконец встретился с давним другом. Этой короткой беседы хватило, чтобы Хёнджин понял, почему люди с такой готовностью шли за Экзархом — да, у него была способность управлять Кристальной башней, но, кажется, его настоящая сила заключалась совсем в другом. Как глупо смотрелся Вотри с его истериками и крушением мебели на фоне Кристального Экзарха. — Кстати, о работе, — начал Экзарх, и Хёнджин инстинктивно подобрался. Он догадывался, что Экзарх всё же пришёл по делу, а не просто развлекать его разговорами. — Кристариуму нужна любая помощь, которую люди могут ему предложить. Ты отлично проявил себя — во многом именно благодаря тебе мы смогли освободить Минфилию. Поэтому я бы хотел предложить тебе присоединиться к отряду Чанбина. В твои обязанности в основном будет входить патрулирование окрестностей, но, буду честен, могут быть и куда более опасные задания. Конечно, я не буду настаивать, если ты не согласен. Хёнджин хмыкнул себе под нос. Как будто кто-то мог отказать Кристальному Экзарху. — Мне понравился Чанбин, так что я не против. Только я остался без оружия и доспехов, — сказал Хёнджин, и Экзарх с готовностью кивнул. — Я отправлю к тебе Лину завтра, чтобы Вы обсудили все детали. А пока отдыхай, тебе понадобится много сил. — Спасибо, — пробормотал Хёнджин. Экзарх улыбнулся и, махнув на прощание, удалился в сторону Башни. Долгую минуту Хёнджин наблюдал за его удаляющейся спиной, а потом бросил взгляд на небо. Оно было чёрным, словно бархатным. Хёнджин никогда ещё не чувствовал себя настолько живым. ________________________________________ У Лины были блестящие фиалковые глаза, забавный акцент и огромные пушистые уши. Хёнджин очень старался не таращиться, чтобы не показаться невежливым. О Двенадцать, он, конечно, слышал, что Виеры невероятно красивые, но реальность превзошла все его ожидания. Поведением Лина во многом напоминала ему Экзарха — такая же спокойная и мягкая, с лёгкой улыбкой в уголках рта. Она расспросила Хёнджина о броне и оружии, которые он бы хотел получить, и сняла с него мерки. Потом, чуть замявшись, она спросила: — Может, ты хочешь сделать что-нибудь с рогами? Например, металлический наконечник? Хёнджин вздрогнул и инстинктивно коснулся рогов с правой стороны — место, где откололся его кончик, было чуть шершавым на ощупь. — Да, мне кажется, это отличная идея, — кивнул Хёнджин, и Лина довольно заулыбалась. — Будешь как новенький, — пообещала она и вскоре ушла, оставив Хёнджина и дальше отлёживаться в лечебнице. Медики обещали, что уже через пару дней можно будет задуматься о физических нагрузках, и Хёнджин жил только этой мыслью. Он бы сейчас многое отдал даже за короткий спарринг. Он не привык бездельничать, а потому больничная скука убивала его. Чанбин, наслушавшись нытья Хёнджина, принёс ему несколько книжек. — Как раз на твой возраст, — сказал Чанбин, протягивая одну из них Хёнджину. — Сказки? — мрачно спросил Хёнджин, и Чанбин рассмеялся. — Я же говорю, что как раз на твой возраст. Книги Хёнджин всё-таки принял и прочитал все за день. Конечно, он не сказал Чанбину, что книжки ему понравились, но, судя по довольной физиономии Чанбина, тот и сам всё прекрасно понимал. Они правда неплохо ладили, и Хёнджин был бы рад поработать с ним, но у него ещё оставались опасения по поводу остальных. — Скоро с ними познакомишься, — пообещал Чанбин. — Чан должен вернуться послезавтра. Это он у нас лидер. Хёнджин удивлённо моргнул. Чанбин вёл себя так уверенно, что он принял как само собой разумеющееся, что именно Чанбин и будет им командовать. — Кто ещё? — полюбопытствовал Хёнджин. Ему казалось, что речь шла о троих. — Минхо, он астролог, — сказал Чанбин. — Красивый, с приятным характером, не позволит тебе отправиться на тот свет. Конечно, если ты ему понравишься. Хёнджин фыркнул. — Я вообще-то не спрашивал, в кого ты влюблён, — сказал он, но Чанбин только пожал плечами. — Ты сам всё поймёшь, когда наступит время, — загадочно заявил он. Хёнджин не смог сдержать улыбки. Ему на самом деле хотелось побыстрее встретиться с его будущей командой. ________________________________________ — Окей, я всё понял, — прошипел Хёнджин как можно тише, и Чанбин, стоявший рядом, бессовестно хрюкнул в ладонь. Уши Минхо, аккуратные и пушистые, дрогнули, и Минхо бросил на Чанбина с Хёнджином вопросительный взгляд. Его глаза были совсем чёрными, внимательными, и Хёнджин, не выдержав, опустил голову. Он жалел обо всех решениях, которые привели к этому эпизоду его жизни. Конечно, именно в Кристариуме собрались все несправедливо красивые люди. Чанбин отмахнулся, мол, всё в порядке, не обращай на нас внимания. Хёнджин чувствовал себя дураком. Минхо подозрительно прищурился, но вопросов задавать не стал и вновь повернулся к Чану, который сосредоточенно натирал свой ганблейд. В голове Хёнджина это звучало, как эвфемизм, в реальности выглядело примерно так же мучительно. Чан был спокойным и вежливым, улыбчивым — в общем, понравился Хёнджину с первой секунды их знакомства. Их рукопожатие было коротким, но Хёнджин всё равно взбодрился — сразу стало ясно, что Чан его принял. — Чанбин сказал, что плаваешь ты не очень, — сказал тогда Чан, отпустив его руку. Его глаза хитро блестели. — Посмотрим, как ты справляешься с оружием. Хёнджин мысленно дал себе очередное обещание рано или поздно расправиться с Чанбином. Видимо, не зря ходили шутки про то, что на свете нет никого коварнее Лалафелей. К большому удивлению Хёнджина — и судя по вскинутым бровям Чанбина не его одного — в отряде их оказалось пятеро. Последний — Чонин, как представил его Чан — мрачно сидел в углу, прижав к груди свой посох. Чонин не проронил ни слова, если не считать недовольного «привет», которое он пробурчал, только когда Чан сказал что-то про обычную вежливость и бросил на него очень выразительный взгляд. Не то чтобы Хёнджин ожидал, что у чёрного мага будет хороший характер… Наверное, всё складывалось слишком идеально, и судьба решила добавить немного дёгтя в его жизнь. — Тот самый Чонин, да? — задумчиво пробормотал Чанбин, беззастенчиво разглядывая Чонина. Чан бросил на него осуждающий взгляд. — Мы столкнулись в Рак’тике, — пояснил Чан, но не стал рассказывать никаких подробностей. Атмосфера в комнате была странной — Чанбин переводил глаза с Чана на Чонина, а Минхо просто сверлил Чана пристальным взглядом. Хёнджин мог только догадываться, что тут происходит — было очевидно, что Чанбину с Минхо известно куда больше что о Чане, что о Чонине. — Мы остаёмся в Кристариуме на две недели, — объявил Чан. — Пока твои доспехи не готовы, мы не можем никуда выдвинуться. Предлагаю потратить время с пользой и заняться твоими тренировками. Хёнджин кивнул. Он боялся представить, какими мучительными будут тренировки после нескольких недель, проведённых в больничной палате, но всё равно ему не терпелось поскорее начать. С тоской подумалось о танцах — казалось, Хёнджин не танцевал уже целую вечность. Некстати представился «Улей» с его красными диванами и плохим освещением. Воспоминания о нём всегда несли за собой воспоминания о человеке в красном. Почему Феликс решил столкнуть его вниз? Не захотел марать рапиру? Хёнджин мог только гадать о том, что происходило в его голове в тот момент. Хёнджин выжил и был этому бесконечно рад. Может быть, его ждало не такое уж мрачное будущее. ________________________________________ — Не расстраивайся, если проиграешь, — предупредил Чанбин. — В Кристариуме не так много людей, которые владеют мечом так же хорошо, как наш Чан. — Я учился у лучших, — кивнул Чан. — Правда я больше времени потратил на то, чтобы уговорить Танкреда заниматься со мной, чем на сами тренировки, но это всё равно того стоило. Они выбрались на тренировочную площадку. На улице было тепло и солнечно, небо переливалось самыми нежными оттенками синего и голубого. Чан взял для них по тренировочному мечу — эти мечи были деревянными и непривычно лёгкими после копья, к которому Хёнджин привык. На мечах он не дрался лет с четырнадцати, поэтому заранее готовил свою самооценку к болезненному удару. — Хёнджин, — позвал Чан, и Хёнджин вскинул голову. Лицо у Чана было серьёзное, сосредоточенное — Хёнджин вот совсем не был удивлён тому, что в нём видели лидера. — Мы оба знаем, что ты не мечник, и я не буду пытаться заставить тебя им стать. Просто докажи, что ты умеешь выживать. — Разве то, что я выбрался из Юлмора, не лучшее доказательство? — спросил Хёнджин. Чан засмеялся. — Если ты думаешь, что я позволю тебе месяц отлёживаться в больничной постели после каждого задания, то у меня для тебя плохие новости. — И не планировал, — хмыкнул Хёнджин и занял привычную стойку. Его тело дрожало от нетерпения. — Надеюсь, ты правда хорошо танцуешь, — сказал Чан и, сверкнув глазами, сделал первый выпад. Чанбин не соврал: Чан правда был чертовски силён. Он был невысокий и широкоплечий, и Хёнджин в общем-то был готов к тому, что его удары будут мощными. К чему он не был готов, так это к тому, насколько Чан был быстрым. За ним было тяжело уследить — тем более уклониться, и если бы не острота хёнджиновой реакции, он бы оказался на земле куда раньше, чем вышло в итоге. — Серьёзно? Подсечка? — спросил Хёнджин, потирая ушибленный при падении локоть. — Я не говорил, что буду играть честно, — сказал Чан, помогая Хёнджину подняться. — У меня на тебя большие надежды, так что не расстраивай меня. — Уж постараюсь, — оскалился Хёнджин и атаковал его первым. ________________________________________ После тренировки ныло всё тело, словно Хёнджина отправили в полёт со скалы ещё раз. Хёнджина просто втоптали в землю, но он не чувствовал особой вины или стыда за это — в конце концов он был обычным стражником, который большую часть своей службы провёл наблюдая за жителями Юлмора, разгуливающими по замку, словно сонные мухи. Чан был профессионалом — он умел сражаться и нежно любил это дело. Его глаза горели, когда он направлял остриё меча в сторону Хёнджина. Никаких послаблений — Чан дрался так, что у Хёнджина не оставалось сомнений: окажись они по разные стороны баррикад, их поединок закончился бы хёнджиновой смертью. — Это ты его ещё с ганблейдом не видел, — сказал Чанбин, когда Хёнджин рассказал ему о тренировке. — Никому не пожелаю столкнуться с Чаном в бою. Его слова прозвучали неожиданно нежно. Как Хёнджин уже понял, Чанбин избрал своеобразный способ проявлять симпатию — всё шутки да насмешливые подколы, поэтому было так странно слышать в его голосе плохо скрываемую гордость. Неожиданно Хёнджина накрыло осознанием: Чан, Чанбин, Минхо — они ведь были близкими друзьями, даже Чонин был дорог Чану, хотя, кажется, у них и была какая-то сложная история. А Хёнджин… он всё-таки был чужаком. У него не было друзей или места, которое он бы смог назвать домом. Раньше он никогда не считал себя одиноким — просто он не знал ничего другого, кроме одиночества. Прибытие в Кристариум открыло ему мир с другой стороны, и теперь он страшно желал вещей, о которых раньше даже не задумывался. У него была робкая надежда, что когда-нибудь он тоже по-настоящему станет частью их команды, если они разглядят в нём что-то достойное их внимания. В каком-то смысле жизнь в Юлморе была проще. Никто не пытался понять его, никто не пытался о нём позаботиться. Хёнджин носил свои ненависть и гордыню, словно фамильный герб. В лечебнице его ждал Минхо — на нём была тёмно-синяя мантия, украшенная золотой вышивкой. Звёзды, с удивлением понял Хёнджин, когда подошёл достаточно близко, чтобы рассмотреть мелкий рисунок. Минхо раскладывал карты на его постели. Он вздрогнул, услышав шаги Хёнджина, и поднял голову от карт. — Прости, я сейчас уберу, — сказал он, виновато улыбнувшись. — Нет, ты можешь закончить, если хочешь, — отмахнулся Хёнджин, присаживаясь рядом. — Если я сейчас лягу, то уже, наверное, не встану. — Тренировка прошла настолько хорошо? — улыбнулся Минхо. Его глаза насмешливо блестели. — Этот противник мне пока что не по зубам, — кивнул Хёнджин. — Но я буду стараться. Улыбка Минхо стала мягче. — Рад это слышать. Мне не терпится поработать с тобой, — признался он, и Хёнджин почувствовал, что краснеет. — Мне тоже, — торопливо выпалил он, пока у него хватало решимости. — Я никогда не работал в команде, поэтому я страшно нервничаю. Минхо засмеялся. — Такой огромный парень и нервничает? — спросил он и потрепал Хёнджина по плечу: — Всё будет в порядке. Нам повезло заполучить тебя. Минхо вернулся к картам — несколько долгих минут он рассматривал получившуюся раскладку, потом вздохнул. — В последнее время карты ведут себя отвратительно, — признался Минхо. — Хотя не то чтобы это был самый точный метод предсказать будущее и в лучшие дни. Он собрал карты обратно в колоду и поднялся со своего места. — Доброй ночи, — сказал Минхо. — Думаю, это твой последний вечер в больнице. Хёнджин только кивнул. У него было столько вопросов, но он решил, что сам узнает всё позже. Хёнджину по-своему нравилось, что ему не приходилось участвовать в принятии решений о его будущей судьбе. Хёнджин казался себе ребёнком, который страшно боялся ответственности. Он заснул почти сразу, слишком уставший после тяжёлого дня. Было приятно мгновенно отключиться, а не мучиться от непрошенных мыслей. ________________________________________ — Выглядит отлично, — сказал Чан и показал большой палец в знак одобрения. Хёнджин крутился перед зеркалом в своей новой комнате — Кристариум любезно выделил ему место в здешней гостинице — и разглядывал доспехи, которые притащил для него Чан. — Да, выглядит отлично, — кивнул Хёнджин и сжал руку, закованную в перчатку, в кулак. — И ощущается просто потрясающе. Тот, кто его выковал, точно мастер своего дела. Доспех был лёгкий, но по заверениям Чана очень прочный. Пластины металла, тёмно-фиолетовые, почти чёрные, плотно прилегали к телу, напоминая драконью чешую. Доспехи стражника, которые он носил в Юлморе, теперь казались просто игрушечными. — А теперь шлем, — напомнил Чан, и Хёнджин послушно надел шлем на голову. Он был необычной формы — словно клюв хищной птицы. Выглядело круто. — Копьё будет чуть позже, — сказал Чан. — Так что привыкать к нему придётся, когда мы покинем Кристариум. — Уже есть план, куда мы двинемся? — спросил Хёнджин. Он всё не мог оторваться от своего отражения в зеркале. Казалось, что из его глубины на него смотрел какой-то незнакомец. Кто-то очень взрослый, кто-то очень сильный. Хёнджин торопливо стянул с головы шлем, пытаясь избавиться от наваждения. — Ага, нужно будет прогуляться на север. Говорят, что там часто видят Пожирателей, — сказал Чан. — Может, по пути найдётся ещё какая-нибудь работа. Деньги никогда лишними не бывают. — Да уж, — мрачно хмыкнул Хёнджин. Денег у него не было. До сих пор никто не поднял вопроса о том, как Хёнджин будет за всё это расплачиваться — лечение, еду, оружие и одежду, даже комнату в гостинице. Ему казалось, что он залезет в долги и никогда из них не выберется. ________________________________________ Копьё доставили вечером перед их отъездом. — Какая красотка, — присвистнул Чанбин. Хёнджин заулыбался, ласково поглаживая рукоять копья. Блестяще-чёрное, гладкое, с острым наконечником, напоминающим драконий зуб. Один его вид не оставлял сомнений в том, каким оно могло быть смертоносным. Хёнджину не хотелось выпускать его из рук — так идеально оно лежало в ладони, словно было продолжением его руки. Металл казался тёплым, почти живым, и Хёнджин с удивлением подумал, что, наверное, как-то так и ощущается физическая близость с кем-то. Потренироваться не вышло — Чан отправил их спать пораньше. Надо было проснуться ещё до рассвета — дорога была долгой, а добраться до места они хотели до темноты. Утром за ним зашёл Минхо — на нём был длинный плащ с капюшоном, и от этого Минхо казался даже меньше, чем был на самом деле. — Ещё один подарок для тебя, — сказал он вместо приветствия и проскользнул к Хёнджину в комнату. — Иди сюда, — позвал Минхо, и Хёнджин с опаской подошёл ближе. Минхо протянул к нему свою раскрытую ладонь — в самом её центре, на пересечении бесконечных линий лежала пара небольших металлических деталей странной, заострённой формы. На секунду Хёнджин подумал, что это какой-то наконечник для его копья, но Минхо подался вперёд и коснулся пальцами правого рога Хёнджина. Он повозился несколько долгих секунд, а потом отстранился с довольной улыбкой. — Тебе идёт, — сказал он, и Хёнджину захотелось прикрыть рукой лицо, чтобы Минхо не заметил, как он покраснел. Он заглянул в зеркало: рога на самом деле выглядели отлично. Металлический наконечник казался изящным украшением и надёжно скрывал место слома, напоминавшее Хёнджину о его поражении. — Что за выражение лица? — спросил Минхо, тронув Хёнджина за локоть. Хёнджин мотнул головой и заставил себя улыбнуться. — Даже не верится, что это я, — признался он. Минхо понимающе кивнул. — Думай об этом, как о взрослении, — сказал он и подмигнул Хёнджину. Тот громко фыркнул. — Давай надену второй, — предложил Минхо, и Хёнджин послушно склонился к нему. Минхо так легко нашёл к нему подход — от этого становилось немного не по себе. Раньше Хёнджин гордился тем, что никто не мог на него повлиять — он был только своим собственным, был камнем, который не смог бы сдвинуть с места даже Талос. — Пора, — сказал Минхо, бросив взгляд на светлеющее небо за окном. Хёнджин сильнее сжал пальцы на древке копья и позволил себе чуть нервно выдохнуть. С удивительной ясностью он понял, что его жизнь больше никогда не будет прежней. ________________________________________ Ехать пришлось на чокобо — всех амаро сейчас держали в Кристариуме для самых экстренных ситуаций. Хёнджин раньше никогда не ездил верхом, если не считать тех памятных моментов, когда Чанбин тащил его издыхающее тело над скалами Кхолусии. Чан провёл ему краткую лекцию, показал, как правильно сидеть, за что держаться, а за что лучше нет. Чокобо, сказал Чан, милейшие создания, но не стоит забывать, что они могут прикончить тебя одним ударом лапы. Хёнджину досталась самка чокобо, которая по размеру уступала только чокобо Чана. У неё были тёмные, почти рыжие перья, что резко выделяло её на фоне остальных одуванчиково-жёлтых птиц. Глаза у неё были огромные, чёрные, какие-то очень добрые и неожиданно напомнили Хёнджину о Минхо. Он даже подумал сказать об этом, но испугался, что это может как-то странно прозвучать. Смешнее всего было наблюдать за тем, как Чонин пытался взгромоздиться на своего чокобо. За недели, проведённые в Кристариуме, Хёнджин видел его всего раз пять, и Чонин неизменно был в своём чёрном балахоне, широкополой шляпе и маске, закрывающей пол-лица. Что он вообще вокруг себя видел, оставалось загадкой. Край балахона зацепился за стремя, и если бы не Чан, заботливо вертевшийся рядом, без несчастного случая бы не обошлось. — Осторожней, окей? — попросил Чан, потрепав Чонина по бедру, но тот не ответил, только ниже опустил голову, спрятав лицо за полями шляпы. Чанбин, стоявший чуть в стороне, картинно закатил глаза. Было непривычно находиться в седле — уже после первого часа Хёнджин начал ёрзать, пытаясь как-то сменить позу и облегчить себе жизнь. Минхо смотрел с пониманием — он в общем-то и предупреждал Хёнджина, что первая поездка едва ли будет приятной, но со временем он привыкнет. Седло немного натирало кожу на внутренней стороне бёдер — это не было больно, скорее просто мешало, не давая толком погрузиться в свои мысли. Чан немного рассказывал о местах, мимо которых они проезжали, делился забавными мелочами, которые он узнал во время своих путешествий. Казалось, что он исходил Норврандт вдоль и поперёк — Хёнджин бессовестно ему завидовал. Дорога шла через лес — деревья стояли неплотно, пропуская между собой свет. Их листья были нежно-фиолетовыми, почти лавандовыми — Хёнджин никогда не видел ничего красивее. Было в этом что-то постапокалиптичное, наверное, но даже эта мысль не тревожила Хёнджина. Озёр в этой части Лейкленда не было — все они остались в его южной части, но Чан обещал, что когда-нибудь они доберутся и туда. В какой-то момент Чан замедлил ход своего чокобо. — К западу отсюда находится Холминстер, — отозвался он на вопросительный взгляд Хёнджина. — От него толком ничего не осталось — всё сгорело. Там убили первого Хранителя света. Долгую минуту они молчали и просто вглядывались между деревьями, каждый, наверное, искал что-то своё. Первого, подумал Хёнджин, и его сердце всколыхнулось от робкой надежды. И далеко не последнего. Они двинулись дальше. То и дело в траве и на деревьях мелькала какая-то живность — пугливые птицы или бронзовые ящерицы, больше похожие на крошечных драконов. Было тихо, и тишина эта была спокойной и расслабленной, будто сам Лейкленд наконец почувствовал себя в безопасности и позволил себе облегчённо выдохнуть. — Ты, конечно, видел Пожирателей у Вотри, тихих и ласковых, как котята, — сказал Чан. — Может, ты даже сталкивался с ними до того, как попал в Юлмор, и видел их настоящую природу. Хёнджин мрачно кивнул. Воспоминания об этом всё ещё порой преследовали его по ночам. Бедность, голод, болезни — всё это мучило людей, оказавшихся за воротами Юлмора, но были вещи куда смертоноснее. Хёнджин знал, что когда-то у него были родители, но не помнил ни их лиц, ни голосов — запомнил лишь белёсые крылатые фигуры, на долгое мгновение заполнившие собой весь мир. — Когда столкнёшься с ними лицом к лицу, помни две вещи, — сказал Чан. Его голос был серьёзным, почти торжественным. — Помни, что когда-то они были людьми. И помни, что они стали чудовищами, которыми движет только голод. Лучшее, что мы можем сделать для них — это убить, быстро и безболезненно. Он добавил чуть тише: — Убивать монстров непросто, но это ни в какое сравнение не идёт с убийством кого-то хоть отдалённо напоминающего человека. Крови не было. Хёнджин не был уверен, что их смерть была лёгкой. Иногда Хёнджин гадал, может, они обратились и до сих пор бродят по Кхолусии — такие же белёсые и крылатые, печальные, лишённые всякой жизни твари. Может быть, они ждут, когда он придёт и избавит их от этого вечного голода. — Я никогда никого не убивал, — признался он после долгого молчания. — Мне жаль, что мы живём в мире, где нам приходится убивать, чтобы выжить, — отозвался Чан. Его улыбка была грустной. Уже позднее чокобо Минхо поравнялся с Хёнджином. Минхо протянул к нему руку и коротко сжал хёнджиново плечо. Они были так недолго знакомы, но Хёнджин уже привык искать утешения в его прикосновениях. — Ты справишься, — ободряюще сказал Минхо. Его глаза были тёмными, словно ночное небо, и Хёнджин был готов поклясться, что видел в них звёзды. Хёнджин кивнул. — Спасибо. ________________________________________ Оставшуюся часть пути их развлекал Чанбин — вот уж у кого был просто нескончаемый запас историй разной степени приличия. За бесконечными шутками было легко упустить моменты, когда взгляд Чанбина становился серьёзным и сосредоточенным, но Хёнджин знал, что искал. Может, из всей компании именно Чанбин был самым неоднозначным — в конце концов, едва ли счастливый человек выберет путь тёмного рыцаря. Рассказы о них редко обходились без упоминаний одиночества и близости смерти. Чонин всю дорогу мрачно молчал, только тёмный глаз сверкал из-под полей шляпы. Можно было бы подумать, что он совсем их не слушал, но Хёнджин замечал, как напрягался Чонин, когда очередная чанбинова история приближалась к кульминации. Хёнджин всё гадал, сколько же ему лет — иногда Чонин казался неопытным подростком, а иногда в нём проскальзывало что-то старческое. Хёнджин списывал это на эффекты чёрной магии, хотя почти ничего о ней и не знал. К вечеру они прибыли в крошечную деревню, где им взамен на их помощь предложили пищу и скромную комнату для ночлега — одну на пятерых, но Хёнджин был не против. К вечеру стало прохладно, и он был рад тому, что им не придётся ночевать на улице. В комнате была крошечная печка, за которую тут же взялся Чанбин. Чонин, щёлкнув пальцами, зажёг в ней красноватое пламя. Комната быстро прогрелась, и вскоре Чан принёс ужин, заботливо приготовленный для них хозяйкой дома. Хёнджин опустился на соломенную лежанку, прислонился спиной к тёплому дереву и наконец почувствовал, насколько же устал за день. Бёдра и поясница ныли, но это была приятная боль — куда приятнее больничной тишины и спокойствия. Мясо было горячим и сочным, на гарнир положили вареный картофель — простая и сытная еда после долгой поездки казалась ему намного вкуснее, чем изысканные блюда, которые подавали на ужин в Юлморе. Юлмор… Казалось, что он не был там долгие годы. А может, что он не был там вовсе. Вотри, «Улей», пристальный взгляд из-под полей ярко-алой шляпы — всё это казалось странным, бредовым сном. В комнате было всего одно крошечное окно — Хёнджин наблюдал, как медленно темнеет небо и появляются первые звёзды. Луна почти застенчиво выглядывала из-за угла. Хёнджин не знал, привыкнет ли когда-нибудь к этому зрелищу. — Завтра будет долгий день, — наконец сказал Чан, при этом пристально посмотрев на Хёнджина. Хёнджин поднял руки, всем видом показывая, что заранее сдаётся. — Понял, босс. Послушно ложусь спать и всё такое, — сказал он и завалился на бок. Солома слабо кололась, но Хёнджину по-своему нравилось это ощущение. Чонин громко фыркнул и тут же опустил голову, пряча лицо за полями шляпы. Хёнджин рассматривал его несколько долгих секунд. Может, всё не так безнадёжно, как ему показалось в начале. ________________________________________ Хёнджин проснулся рано — небо за окном ещё было серым. Он приподнялся на локтях и долгую минуту вглядывался в царящий в комнате полумрак. Чанбин с Минхо спали в одном углу, Чонин кутался в свой плащ в другом. Чана не было — Хёнджин был совсем этому не удивлён. Спать больше не хотелось. Хёнджин поднялся на ноги и накинул на плечи кожаную куртку, которая послужила ему ночью одеялом. Осторожно он выскользнул в коридор и мягко прикрыл за собой дверь. Будить остальных раньше времени не хотелось. Хёнджин не был уверен, насколько хорошей идей было бродить по чужому дому. В конце концов, хозяева же знали, что они здесь ночуют, верно? Где-то в конце коридора зазвучали голоса, а за ним звон посуды. Хёнджин скользнул вперёд, шаги тихие и лёгкие, как его и учил Чан. Пахло чем-то жареным, пряным. Хёнджин заглянул в кухню — войти не решился, так и стоял на пороге. Хозяйка дома, невысокая темноволосая Мико’те, орудовала у плиты, её хвост раскачивался из стороны в сторону в такт песне, которую она напевала. Чана Хёнджин заметил не сразу — тот сидел в углу и точил кухонные ножи. Тёмно-каштановая прядь свисала ему на лоб, и Чан то и дело пытался смахнуть её в сторону рукой. Что-то было максимально человечное, одомашненное в нём в этот момент — Хёнджин плохо понимал, что испытывал от этого внезапного откровения. — Поможешь вымыть посуду, — сказал Чан, и Хёнджин не сразу понял, что обращались к нему. Чан даже головы не поднял, но всё равно как-то почувствовал его. Может, услышал — Хёнджин, конечно, быстро учился, но порой ему всё равно казалось, что Чан играл с ним, словно с ребёнком. Он до сих пор не знал, тренировал ли Чан Чонина. Почему-то думалось, что нет, и от этой мысли Хёнджину становилось некомфортно, словно задели его… гордость? — Помою, — послушно согласился Хёнджин — неожиданно легко для самого себя. Он ведь никогда до этого не мыл посуды. Хозяйка обернулась к нему и заулыбалась. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против грибов? — спросила она, указывая деревянной лопаткой на сковороду. Ненавижу грибы, хотел по привычке сказать Хёнджин, но не стал. Как-то совсем внезапно на него обрушилось воспоминание — его первый год жизни в Юлморе, ужины в компании чопорных дам и джентльменов, изысканные закуски. Ненавижу грибы, сказал тогда впервые Хёнджин, просто чтобы быть неудобным, чтобы напомнить им, что он был чужаком, который не признавал их правил. За годы, проведённые там, он произнёс эти слова ещё не раз, сам в них поверил, а теперь словно очнулся от наваждения. Если его жизнь была ложью даже в таких мелочах, то кем он был на самом деле? — Не имею, — сказал он. В груди жгло, и Хёнджин совсем не понимал это чувство. — Ужин, кстати, был очень вкусный. Хозяйка довольно кивнула. Хёнджин почувствовал на себе взгляд Чана. Чан улыбался — как-то очень тихо, но довольно. Хёнджин с облегчением выдохнул. Казалось, что Чан — да и не только он на самом деле — днём за днём помогал ему выбираться из скорлупы, которую Хёнджин до этого не мог расколоть своими силами. — Пора будить остальных, — сказал Чан, отложив последний нож в сторону. Он поднялся со стула и, потянувшись, поманил Хёнджина обратно в комнату. Небо окрасилось в светло-синий, но в комнате всё ещё было слишком темно. Хёнджин зажёг свечу и поставил её на крышку сундука, приткнувшегося в углу. Минхо уже проснулся и встречал их сонной и ласковой улыбкой — Хёнджину страшно захотелось погладить его по голове, а может, даже потрепать за ухом. Чан опустился на колени у чанбиновой постели и осторожно позвал его — Чанбин отозвался раз на третий, недовольно пробурчал что-то про «пусть оно катится» и «будить в такую рань — это преступление», но всё-таки сел в постели и недовольно потёр заспанные глаза. Чонин не обращал внимания на них — даже не шевельнулся, абсолютно мёртвый для реального мира. Только когда Чан осторожно потряс его за плечо, Чонин перекатился на другой бок и прижался лбом к чановому бедру. Чонин спал в маске, с удивлением понял Хёнджин, заметив её чёрный край, тянувшийся куда-то за ухо. — Чонин, — позвал Чан каким-то совсем особенным, мягким голосом. — Пора завтракать. Он положил ладонь Чонину на затылок, взъерошил блестящие чёрные волосы. Хёнджину всё казалось, что это зрелище не было предназначено для чужих глаз, что это был какой-то болезненно интимный момент, но он не смог отвести взгляд. Чонин поднял голову от постели, и Хёнджин не сдержал удивлённого выдоха. Маска съехала на бок, и он впервые увидел лицо Чонина — бледнокожее, розовощёкое, ещё мятое ото сна. Он был совсем тихим, лишённых всех своих колючек, просто человек застрявший где-то между подростком и взрослым. Долгую минуту они с Чаном просто смотрели друг на друга — и глаза Чонина казались совсем чёрными, лишёнными каких-либо эмоций. Хёнджин был уверен, что Чан дотронется до его щеки — он увидел этот жест в будущем, которое должно было наступить секундой позже, и теперь отчаянно жаждал увидеть его в реальности. Нет, Чан лишь улыбнулся и, отпустив Чонина, поднялся на ноги. Его ладонь осталась сжатой в кулак — и в этом кулаке было больше любви, чем боли. ________________________________________ Они опросили всех в деревне — даже пугливых большеглазых детишек. Узнали не так много, но и этого на взгляд Чана было достаточно. Пожиратели начали стягиваться сюда после убийства Хранителя света в Холминстере — видимо, двигались в сторону лесов Рак’тики. Экзарх говорил, что Пожиратели слабеют без света, а потому инстинктивно тянутся к нему. В лес они выбрались ещё до обеда — было тихо и светло, трава и листья шуршали под подошвами. Изредка раздавался хруст одинокой ветки — кажется, Чонину тяжело давались любые попытки быть скрытным. Они проблуждали в лесу пару часов и добрались до самой его чащи, но так и не встретили никого — ни Пожирателей, ни даже обычных зверей, только птицы порой перекрикивались над их головами. В Кхолусии лесов не было, только бесконечные степи и скалы, поэтому Хёнджин жадно впитывал окружающие его виды и запахи. Свежий аромат хвои мешался со слабым запахом гнильцы, нежно-фиолетовая листва ярко-контрастировала с тёмными, почти чёрными стволами деревьев. Солнечные лучи пробивались между их кронами, и всё, чего они касались, внезапно казалось каким-то особенным, почти волшебным. Воздух здесь был не такой влажный и солёный, как на побережье, над которым возвышался Юлмор, и Хёнджин всё не мог надышаться. С каждым днём он всё яснее понимал одну простую истину: даже несмотря на все его попытки быть максимально неудобным для Вотри, он всё равно оставался птицей в клетке. Воздух на свободе казался слаще. Минхо заметил их первым. Замерев на месте, он сделал короткий знак рукой, и все тут же замолкли. Хёнджин прищурился, вглядываясь в узкий просвет между ветвей. Пожирателей было трое — три крылатые твари с тщедушными тельцами и острыми мордами. Они парили над землёй, кое-как удерживаемые на лету тонкими крыльями, с которых то и дело срывались мелкие белые перья и ложились на траву. — Это будет быстро, — тихо сказал Чан. — Самые слабые из Пожирателей. В любом случае, не советую расслабляться. В следующую секунду он уже рванул к Пожирателям. Времени думать не осталось — Хёнджин послушно последовал за ним. Бой правда вышел совсем коротким — как ни странно, во многом благодаря Чонину. Хёнджин, конечно, слышал, что чёрные маги чертовски сильны, но даже не подозревал насколько. Чонин был безумной стихией, сметающей всё на своём пути. Пламя рождалось в его ладонях совсем не для того, чтобы согревать. Казалось, что вся их одежда теперь навечно пропиталась запахом горящих перьев. Без травм всё же не обошлось — Чанбину, который оказался слишком близко от одного из Пожирателей, опалило запястье огненным заклинанием Чонина. Чонин не выглядел хоть сколько-нибудь виноватым. Минхо наложил мазь и повязку Чанбину на руку, даже легонько подул на ожог, словно ребёнку. Ладонь Чанбина на самом деле была совсем крошечной — особенно на фоне его двуручного меча. Копьё пело в хёнджиновых руках — такое оно было лёгкое и опасное, словно живое. Деревянное копьё, с которым он когда-то нёс свой дозор в Юлморе, не могло даже близко с ним сравниться. Реальный бой оказался похож на всё, о чём мечтал Хёнджин, но в то же время оказался совсем другим — оказался чем-то большим. Чан жестом подозвал их всех ближе и заставил внимательно рассмотреть обуглившиеся останки Пожирателей, вглядеться в их искорёженные морды. На их месте когда-то были человеческие лица, и эти лица умели смеяться, петь и плакать. Этот мир безнадёжно сломан, подумал Хёнджин, раз в нём происходят такие вещи. Как-то разом он понял, почему люди шли на войну — и почему они так её боялись. Всё это время Хёнджин готовил себя к этому моменту, но на сердце всё равно стало тяжело. — Быстро и безболезненно, — прошептал он, бросив последний взгляд на тощие трупы. Они уже начинали рассеиваться, превращаясь в лёгкую белую пыль. Это было только начало. Они рано обрадовались лёгкой победе. Чем дальше они продвигались в лес, тем чаще натыкались на окутанные паутиной коконы и налипшие на них перья. Пожиратели появлялись по трое-четверо — тихие, словно потерянные, они лениво дрифтовали в ту сторону, где небо ещё было золотым от Света. Только когда их находило остриё оружия, они будто просыпались от этой ленивой дрёмы. Хёнджин видел клыки и когти, видел каждую кость, отчётливо проступающую под туго натянутой на их скелеты кожей. Кем они были до того, как их отравил свет? И скольких они сожрали после этого? — Тринадцать, — нахмурился Минхо. Чан кивнул. Его плечи казались напряжены до предела, и одно это было недобрым знаком. — Слишком много. Пожиратели не появляются просто так в таком количестве. Они следуют за теми, кто сильнее, — сказал Чан. Его лицо казалось максимально серьёзным и сосредоточенным. — Конечно, это не Хранитель света, но тоже кто-то очень сильный. — И наш план? — осторожно начал Хёнджин. Чан закусил губу и долгое мгновение молчал. — Найти его и убить, — наконец сказал он и бросил взгляд вверх, к порозовевшему небу. — Но уже не сегодня. Они остались в деревне и следующие пару дней бродили по окрестностям, заодно выполняя поручения местных жителей — и без Пожирателей в округе хватало тварей, портивших людям жизнь. Минхо запасался целебными травами, Чанбин по вечерам помогал здешним семьям колоть дрова и чинить крыши. Хёнджина с Чонином отправили помогать на кухне — и насколько Чонин был хорош в бою, настолько же плох он оказался в бытовом плане. В какой-то момент Хёнджин не выдержал и отобрал у него тряпку с тарелкой, а самого Чонина отправил мрачно сидеть в углу. Свою цель они нашли только на третий день — и им очень повезло, что они оказались готовы к этой встрече. Пожиратели, которых они видели днями раньше были просто разминкой — или скорее закуской перед главным блюдом. Он был огромным. Даже не верилось, что это существо, наполненное только яростью и голодом, когда-то было человеком. Монструозная белая туша содрогалась при каждом движении, а от её ударов деревья ломались, словно спички. Хёнджин даже думать не хотел о том, что с ним случится, попадись он под руку этой твари. Что испытывали Чан и Чанбин, вертевшиеся прямо у неё под ногами, Хёнджин не представлял. Хвост у Пожирателя был длинный и толщиной со ствол дерева. Он дико извивался и лупил из стороны в сторону, и Хёнджин почти все силы тратил только на то, чтобы не попасть под него. От одного из ударов земля содрогнулась с такой силой, что на секунду Хёнджин потерял равновесие, и только быстрая реакция спасла его от перспективы быть раздавленным. Перья летали в воздухе, огромные и белоснежные. Хёнджин никогда не видел ничего более зловещего. Бой не был долгим, но к тому моменту, когда Чан загнал острие своего ганблейда Пожирателю в горло, Хёнджин совсем выдохся. Никогда в жизни он не испытывал таких сильных ощущений и теперь чувствовал себя словно пьяным. Страх, азарт, ненависть — всё смешалось в его груди, и теперь жгло её изнутри. — И это ослабший, — выдохнул Хёнджин, падая на землю рядом с поверженной тушей Пожирателя греха. О боги, каким же он был огромным. — Если бы не это, я бы даже не рискнул к нему приближаться, — признался Чан. — Я сомневался до последнего. Он протянул руку, словно хотел коснуться стремительно сереющих, словно пепел, перьев, но тут же отдёрнул её. — Вы хорошо постарались, — сказал Чан, повернувшись к ним. Улыбка на его лице казалась особенно светлой. — Нам пора возвращаться домой. Домой, повторил Хёнджин у себя в голове. Его сердце пело, и он едва удержался от того, чтобы начать танцевать. ________________________________________ Felix by 22xiu2 Красный. Алой вспышкой ударило по глазам. Ослепило, выбило весь воздух из груди. На секунду Хёнджин забылся — потерялся в том, кто он и где он, может, на какое-то мгновение он и вовсе перестал существовать, а потом воспоминания нахлынули на него тяжёлой, удушливой волной. Горло сдавило паникой, сдавило страхом, сдавило привычной, как вторая кожа, ненавистью. Копьё повело его вперёд — рвануло, словно злобный голодный пёс. Хёнджин не сопротивлялся, не думал в принципе — весь мир сжался до этого красного пятна, маячившего перед глазами. Так глубоко забраться ему под кожу… Хёнджин не собирался больше этого терпеть. Он очнулся от удара — громко лязгнули доспехи, и его прошило волной боли. Заныли лопатки, грубо припечатанные к земле, заныл затылок. Что-то тёплое стекло вниз по шее, словно крошечная змейка. Кровь, с удивлением понял Хёнджин. Он тяжело сглотнул и наконец почувствовал его — тонкое остриё рапиры, прижатое к его горлу. Он снова проиграл, но не чувствовал себя ни униженным, ни оскорблённым. Ярость, которая двигала им, стихла, от её бушующего пламени осталось только пепелище. Тяжёлый, сосредоточенный взгляд — в нём не было ни насмешки, ни осуждения, которых так ждал Хёнджин, только какой-то немой вопрос. Как бы Хёнджин ни старался, он не смог прочитать его. Рапира жалась к коже нежнее поцелуя. Её лезвие едва заметно переливалось красным светом. Хёнджин хотел сказать что-то, что поняли бы только они двое. Первую и последнюю фразу, которая станет их концом и началом. Губы не слушались, в голове стоял туман — видимо, ушиб куда сильнее, чем думал. Они впервые оказались так близко — даже ближе, чем тогда, на том злосчастном балконе. Хёнджин разглядел россыпь веснушек на светлой коже и светлые, пушистые ресницы. — Надо сказать, всё прошло немного не так, как я рассчитывал, — сказал Кристальный Экзарх, и Хёнджин вздрогнул. Его голос словно вытащил Хёнджина из полусна в реальность. Хёнджин не был уверен, что благодарен ему за это. Казалось, что он провёл часы в том мире, где все предметы и чувства были окрашены в красный. Краем глаза он заметил Чана, напряжённо сжимавшего в пальцах ганблейд, и Минхо, вытащившего из колоды первую карту. Он хмурился, и Хёнджин внезапно почувствовал себя виноватым. Ярость ушла, оставив после себя только тупую пульсирующую боль. Феликс убрал рапиру за пояс, но его ладонь так и осталась лежать на её рукояти. — Мне кажется, произошло небольшое недоразумение, — сказал Экзарх. Его голос казался не мягким, а скорее вкрадчивым. Хёнджин бросил на него опасливый взгляд. — Хёнджин, — осторожно позвал Экзарх. — Мне давно стоило объясниться с тобой. Прошу простить мне эту ошибку. Хёнджин нахмурился. Экзарх славился своим красноречием, но сейчас у Хёнджина совсем не было терпения выслушивать его. Просить прощения до того, как признаешься, в чём именно просчитался? Было в этом что-то трусливое. Экзарх словно прочитал его мысли — такой виноватой вышла у него улыбка. — У тебя есть все права злиться. Видишь ли, Феликс является давним союзником Кристариума. Он, так же как и ты, сыграл важную роль в освобождении Минфилии, — сказал Экзарх, а потом чуть тише добавил: — И именно благодаря ему мы могли быть уверены, что Вотри не отправит за тобой погоню. Хёнджин прикрыл глаза. В одно мгновение несколько последних лет его жизни перестали иметь смысл. Его боль, его ненависть, его кошмары — всё это он придумал сам, только он играл в эти игры. Наверное, Феликсу было забавно за ним наблюдать. Злости не было, только горькое разочарование — в себе, в себе одном. Тихо зашуршали подошвы совсем рядом, и сильная рука подхватила его за плечо. — Пойдём, парень, — пробормотал Чан, и Хёнджин послушно позволил поставить себя на ноги. Как-то отстранённо он понял, что его била дрожь, но он не мог понять почему. Феликс сделал шаг назад, опустил голову, пряча лицо за полями шляпы — в этом он был до странного похож на Чонина. — Отдыхайте, — сказал Экзарх и, развернувшись, двинулся прочь — в сторону Кристальной башни. Чан не выпускал плеча Хёнджина из хватки, будто боялся, что тот упадёт. — Давай-ка на всякий случай заглянем к врачу, — сказал Чан. От Хёнджина не укрылся короткий взгляд, который тот бросил на Феликса. — Прости. Хёнджин вздрогнул и на секунду замедлил шаг. Нет, не показалось. Феликс смотрел прямо на него, и его глаза, большие и блестящие, казались светлее, чем их запомнил Хёнджин. Он извинялся не за синяки и даже не за разбитый затылок Хёнджина, не за тот удар, отправивший Хёнджина в полёт навстречу морским волнам. В этом коротком и хлёстком, словно пощёчина, слове, спрятались все бесконечные часы, когда они бродили по замку, играя в кошки мышки. Хёнджин отвёл взгляд. Кажется, он совсем запутался в том, что чувствовал. ________________________________________ — Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, — предупредил Чан. — Экзарх хочет, чтобы Феликс пошёл с нами. Хёнджин тяжело вздохнул. Он знал, что к этому всё и идёт. Может быть, это его судьба — быть навечно связанным с Феликсом красной нитью. Злости Хёнджин не испытывал. Казалось, что-то умерло в нём, какая-то яркая ненасытная часть его души. Он сам не подозревал, какую огромную роль играл Феликс — или скорее ненависть к нему — в его жизни. Он был ослеплён этим диким огненным чувством, а теперь казалось, что его мир погрузился во тьму и холод. — Моё мнение ничего не изменит, — сказал Хёнджин. Это был не вопрос — просто констатация факта. — Экзарх просил тебя подумать над этим. У тебя есть на это время, — отозвался Чан. — Все эти годы он был для тебя врагом. Никто не ждёт, что ты просто примешь его. Но ведь именно этого вы от меня и ждёте, хотел огрызнуться Хёнджин, но не стал. Экзарх делал всё возможное, чтобы спасти Норврандт от неминуемой гибели, а Хёнджин, Феликс, весь их маленький отряд были прежде всего инструментами в его руках. Хёнджин — как бы ему этого ни хотелось — не мог его осуждать. Чан сказал: три недели — три недели до их следующего отъезда. Три недели, чтобы перебороть себя. Хёнджин хотел попытаться — ради них всех. ________________________________________ Время шло слишком быстро. Каждое утро Чан или Чанбин вытаскивали его на тренировки. Чанбин сказал, что у Хёнджина были отличные рефлексы и скорость, а вот с выносливостью имелись проблемы. После встреч с ними Хёнджин едва держался на ногах — казалось, рано или поздно он не выдержит и сломается. У любого человека есть предел, простонал как-то Хёнджин во время одной из тренировок, и Чан улыбнулся ему, насмешливо и зубасто. Мы даже близко не подобрались к твоему пределу, сказал тогда Чан, и Хёнджин поверил ему. Эта фраза потом не раз подстёгивала Хёнджина, заставляя двигаться дальше, когда казалось, что его ресурс был безнадёжно исчерпан. Ты можешь больше, повторял про себя Хёнджин, и эти слова в его голове звучали голосом Чана. Хёнджин не хотел разочаровывать Чана, но ещё больше он не хотел разочаровывать себя. Вечера он проводил с Минхо — вместе они исходили Кристариум вдоль и поперёк. Минхо показал ему кузницы, наполненные жаром и запахом металла, ботанический сад, больше похожий на сказочный лес со всеми этими яркими цветами и лианами, загоны с большими четырёхкрылыми амаро — они смотрели на Хёнджина нежными глазами и роняли на землю болотно-зелёные перья. В один вечер Минхо отвёл его в Кабинет любознательности и познакомил с Сынмином, который с большим энтузиазмом провёл для них экскурсию между бесконечных стеллажей, уставленных тысячами книгами. — Я надеюсь, тебе понравились книги, которые я передал с Чанбином, когда ты лежал в лечебнице, — сказал Сынмин, и Хёнджин бросил на него удивлённый взгляд. Казалось, что всё это было так давно. — Да, спасибо. Если бы не они, я бы медленно и мучительно умирал от скуки, — сказал Хёнджин. Сынмин довольно заулыбался — улыбка у него была ужасно красивая, и сам он в этот момент словно светился. От Хёнджина не укрылся мягкий взгляд, который Минхо бросил на Сынмина. На торговой площади всегда было людно. Даже несмотря на тяжёлые времена, которые только усугубились из-за развязавшейся войны с Юлмором, торговцы и ремесленники продолжали вести свои дела. На деньги полученные после их первой вылазки Хёнджин купил себе немного новых вещей: одежду, обувь, компас и тонкий кинжал, который было удобно прятать в сапоге. Осторожность никогда не бывала лишней. Минхо помог ему с выбором — Хёнджин до этого никогда ничего себе не покупал, а все деньги, которые он так заботливо копил, пошли на дно вместе с сумкой, когда Хёнджин пытался бежать из Юлмора. Хёнджин разбирался в столовых приборах и сортах вина, но не имел представления о том, как выбрать удобную обувь. Он мог поддержать светскую беседу, но не умел торговаться. Стоило Минхо оставить его одного всего на пару минут, как Хёнджина охватывала паника — он казался себе ребёнком, потерявшимся в ярмарочной толпе. — Тебе идёт, — сказал Минхо, когда Хёнджин примерил куртку из мягкой кожи. Куртка оказалась очень удобной и достаточно тёплой, чтобы в ней не было холодно даже ночью. — Спасибо, — после секундной заминки сказал Хёнджин. Как давно он не слышал комплиментов — наверное, с тех самых пор, как он из милого ребёнка превратился в бунтующего подростка. Считали ли окружающие его красивым? Или его лицо казалось слишком обычным, слишком надменным? Хёнджин не понимал таких вещей, и слова Минхо вводили его в ступор. Он потянулся к рогу и потёр пальцем стык между костью и металлом — эта привычка появилась у него не так давно, и Хёнджин каждый раз раздражался, когда ловил себя на этом жесте. Минхо, наверное, заметил его замешательство, но не стал ничего спрашивать. Хёнджин был благодарен ему за это. ________________________________________ В те тихие тёплые дни Хёнджин впервые увидел его, и слухи наконец стали реальностью. Воин Тьмы оказался совсем обычным — Хёнджин даже почувствовал лёгкий укол разочарования. Невысокий, широкоплечий, с отросшей тёмной щетиной — он едва ли походил на человека, который мог спасти весь Норврандт от Света. И тем не менее. Хёнджин чувствовал силу, исходящую от него, его спокойную взвешенную решимость. Этот усталый после долгой дороги человек одолел двух Хранителей света, и упрямо шёл по следу, чтобы сразить всех оставшихся. Всего за пару месяцев он добился большего, чем весь Норврандт за последнюю сотню лет. Говорили, что он пришёл из другого мира. Все эти годы Экзарх не оставлял попыток призвать его, и наконец Воин Тьмы откликнулся на его зов. Их последняя надежда — если Воин Тьмы не справится, то Потоп Света захлёстнёт Норврандт до краёв. Может быть, Оракул сможет его сдержать — хотя бы на некоторое время, но ночь не вернётся, и рано или поздно с ними разделаются Пожиратели греха. Волшебные перспективы. Как могли они возложить все свои ожидания на плечи этого человека? Хватит ли ему сил нести эту тяжесть? На секунду Хёнджин почувствовал себя слабым и беспомощным. Как мало он влиял на ход событий. Каким он был маленьким и неважным. Он делал всё, что было в его силах. Чанбин сказал, что Хранитель Света в Иль Мхеге был повержен, пока Хёнджин валялся без сознания, в его первые дни в Кристариуме. — Там вообще какая-то стрёмная история была. То ли Король Фей сожрал Хранителя Света, то ли наоборот, но слава богу, что всё закончилось. — Иль Мхег, оттуда же Фео Ул, да? — спросил Хёнджин, внезапно вспомнив недовольный женский голос, когда-то выдернувший его из полного боли небытия. — Я так и не поблагодарил её. Чанбин только покачал головой. — Фео Ул уж очень своеобразная особа, поверь мне. Лучше не пересекаться с ней лишний раз. По-моему она и слушается только Воина Тьмы да Экзарха — и то на счёт последнего я не до конца уверен. А теперь она стала Королём Фей — ей теперь не до простых смертных как мы. Мир не стоял на месте. Где-то далеко происходили события, которые навеки изменят жизнь Хёнджина — а он об этом, наверное, никогда и не узнает. Уже на следующий день Воин Тьмы отправился в леса Рак’тики. Из окна хёнджиновой комнаты была видна золотистая полоса неба над ней. Хёнджин чувствовал, что совсем скоро она окрасится в чернильно-фиолетовый цвет ночи. ________________________________________ Экзарх всегда появлялся словно из воздуха. Эта тихая вкрадчивость, которую когда-то разглядел в нём Хёнджин, самым странным образом сочеталась с его мягкой улыбкой. Он уже не казался таким безукоризненно правильным спасителем, каким представлялся раньше, но — как бы нелепо это ни звучало — Хёнджин бы всё равно с готовностью отдал за него жизнь. Экзарх доказал свою решимость — он делал это на протяжении века, каждый чёртов день. В сумерках кристалл на его коже казался синевато-серым. Наверное, было неприлично так пялиться на него, но Хёнджин не мог отвести взгляда от холодных острых линий. Кристальный Экзарх обречён — вдруг с какой-то ясностью понял Хёнджин. Он готовил себя к этому моменту долгие годы — лишь бы не дать их миру погибнуть. Что его убьёт — Кристальная башня, день за днём пожирающая его изнутри, или какая-то другая неведомая сила — можно было только гадать. Капюшон отбрасывал густую тень на его лицо. Знал ли Воин Тьмы, кто скрывается под ним? Хёнджин сомневался. Может быть, одна Лина и знает — говорили, Экзарх вырастил её, как отец. Хёнджин знал, зачем Экзарх пришёл. Их разговор должен был состояться рано или поздно. Они всё ещё играли в игру, где Экзарх делал вид, что позволяет Хёнджину самостоятельно принять решение. Это страшно бесило. — Я понимаю твоё недовольство, — сказал Экзарх. — В своё время мне самому доводилось работать с теми, кого я на дух не переносил. И всё же ты несправедлив к Феликсу. Хёнджин кивнул. Продолжай. — Феликс не мог сказать тебе правду — это могло поставить под удар всю нашу затею. Вы оба могли пострадать. — А так пострадал только я? — не сдержался Хёнджин. Экзарх кивнул. — Это было предпочтительнее, чем твоя смерть. Хёнджин не нашёлся, что ответить на это. Может, тело Экзарха и казалось молодым, но в тот момент Хёнджин почувствовал бесконечную пропасть между ними. Сколько Экзарх прожил на самом деле? Что такое девятнадцать лет в сравнении с вековой мудростью? — Мне в любом случае придётся иметь с ним дело, — мрачно процедил Хёнджин. Экзарх пожал плечами. — Так почему бы не сделать это чуть менее невыносимым для вас обоих? — спросил он. — Поверь мне, у Феликса были свои причины вести себя именно так. Хёнджин фыркнул. — Не сомневаюсь. Он знал, что вёл себя как недовольный ребёнок, который упорно пытался спорить с родителями, но ничего не мог с собой поделать. Всё это было… слишком. — Я не вправе рассказывать тебе об этом, — сказал Экзарх серьёзно. — Но думаю, что со временем Феликс сам раскроет всю правду. — А пока мне придётся набраться терпения? — спросил Хёнджин, опустив голову. Повисло долгое молчание — Хёнджину даже показалось, что Экзарх ушёл, всё так же бесшумно, словно тень или призрак прошлого, но всё же тот сказал: — Боюсь, что так. Экзарх попрощался, и в этот раз его улыбка казалась виноватой. Он это заслужил, с какой-то неожиданной злостью подумал Хёнджин. Небо над Кристариумом было совсем чёрным. ________________________________________ Они столкнулись в торговом ряду — Хёнджин хотел купить немного зелий, а Феликс… чёрт знает, чем он вообще теперь занимался. Хёнджин не узнал его в первую секунду — бросил короткое «осторожней!» и хотел двинуться дальше, но застыл, пригвождённый к месту хорошо знакомым взглядом. Не удивительно, что Хёнджин не узнал его сразу — Феликс был в обычной одежде: тёмные штаны, высокие ботинки, кофта с высоким горлом, а поверх неё куртка с отороченным мехом воротником. Не столкнись они — Хёнджин бы не узнал его вовсе. Как странно. Хёнджин слишком привык к его вызывающе-красному костюму и дурацкой шляпе. Когда Хёнджин думал о нём, то в его сознании словно возникала красная вспышка. Само его имя стало для Хёнджина синонимом красного. Моменты, когда они оказывались настолько близко друг к другу можно было пересчитать по пальцам — и два из них закончились для Хёнджина весьма плачевно. Теперь… теперь всё было по-другому. У Хёнджина были обязательства, с которыми он с трудом, но готов был смириться. Он и не замечал, насколько ниже был Феликс. Казалось, что ещё не так давно они были одного роста. Время неумолимо шагало вперёд, и Хёнджин внезапно понял, что повзрослел. При дневном свете глаза Феликса казались куда светлее, взгляд — более открытым. Он больше не мог прятаться в тени своей шляпы, и Хёнджин всё не мог насмотреться на его аккуратное, почти кукольное лицо. Веснушки рассыпались по его щекам и носу, и Феликс, словно почувствовав, что Хёнджин смотрит именно на них, попытался вывернуться. Откуда взялся этот дурацкий рефлекс? Наверное, Хёнджин всегда был из тех, кто сначала делает, а потом — если не повезёт — думает. Его рука сама потянулась к запястью Феликса, крепко сжала его в пальцах. Запястье у него оказалось совсем тонкое, почти девичье — сожми чуть сильнее и переломится. Феликс смотрел на него круглыми глазами, смотрел так, будто думал, что Хёнджин его ударит — учитывая историю их отношений, это было бы вполне ожидаемым развитием событий. Он казался другим человеком — слишком обычным, слишком светлым, слишком мягким. Ненавидеть его такого было безумно сложно, но, видят боги, Хёнджин старался. — Ну привет, — выдохнул Хёнджин. Даже ему самому казалось, что это звучало почти как «ты попался». Феликс нахмурил светлые брови и дёрнул рукой в попытке вырваться. — Отпусти, — наконец сказал он, когда понял, что Хёнджин не собирался ослабить хватку. Какой же низкий у него был голос — Хёнджин каждый раз поражался, хотя и слышал-то Феликса всего с десяток раз, и это при том, что они были знакомы много лет. — Куда ты собрался? — спросил Хёнджин, сжав его запястье сильнее. Он всё ждал, что Феликс его оттолкнёт или даже ударит, но тот только сильнее хмурился. — Какое тебе дело? — отозвался Феликс. — И правда, — зло оскалился Хёнджин и отпустил его. Феликс выскользнул из его рук и отступил на шаг. Его плечи были напряжены, взгляд опущен — неужели они наконец-то поменялись местами? Хёнджин всё не мог на него насмотреться. Феликс всегда вызывал в нём сложные эмоции, даже когда они были младше: Хёнджину, только попавшему в Юлмор, запрещалось общаться с другими детьми, а когда он стал старше, было уже слишком поздно — Феликса отправили учиться магии. Вернулся он уже совсем другим человеком — человеком в красном, и совсем скоро стал тенью, бродившей по пятам за Хёнджином. Всё возвращалось бумерангом. Этот вечный дискомфорт, словно чья-то рука лежит у тебя на шее, запомнился Хёнджину навсегда, но ночные кошмары почти всегда оказывались куда менее страшными при свете дня. Кто ты без своего костюма и рапиры, подумал Хёнджин, разглядывая бледно-коричневые веснушки на юном, совсем мальчишечьем лице. Феликс рванул в сторону. Догнать его не составило особого труда. Хёнджин увязался за ним, не зная толком, зачем ему всё это. Может быть, он надеялся каким-то чудом расставить все точки над «i» и избавиться от мучающего его чувства незавершённости. Феликс свернул к лестнице, взобрался по ней, перепрыгивая через две ступеньки. Он был быстрым и ловким, помогал себе балансировать длинным пушистым хвостом — по его резким, порывистым движениям можно было понять, насколько Феликс раздражён. Они выбрались на второй этаж Кристариума — его стеклянные крыши бликовали в лучах солнца, и только Башня отбрасывала на него свою огромную тень. Казалось, Кристариум и строился, чтобы вместить в себя всех жителей Норврандта — Хёнджин бы совсем не удивился, если бы это оказалось правдой. — Прекрати меня преследовать, — наконец не выдержал Феликс. Он остановился на месте и бросил на Хёнджина разъярённый взгляд. — Тебе ли об этом говорить, — тут же огрызнулся Хёнджин. Феликс дёрнулся, будто его ударили. Он покраснел всем лицом — так сильно, что за румянцем не стало видно его веснушек. Было что-то невероятно приятное в том, чтобы развести его, всегда холодного и отрешённого, на эмоции. Грудь жгло от злости, а ещё какой-то непонятной тоски. Жизнь Хёнджина ускользала из его пальцев — он всё больше и больше сомневался в своём прошлом, сомневался в себе. Все эти годы, проведённые в Юлморе, в одно мгновение просто перестали иметь смысл. — Кто ты на самом деле? — спросил Хёнджин. Слова ранили рот, словно раскалённые камни — Хёнджин уже просто не мог держать их в себе. — Почему ты помогаешь Кристариуму? Что тебе вообще нужно? Что тебе нужно от меня? Этого Хёнджин так и не спросил, потому что боялся, до дрожи в коленях боялся, что Феликс ответит: ничего. Феликс молчал. С каждой секундой он становился всё больше похожим на себя прежнего — отстранённого и тихого. Таким он мало чем отличался от Пожирателей, живших в покоях Вотри. Нет, думал Хёнджин, не замыкайся. Он же увидел что-то живое и дикое в его взгляде. — Ты не поймёшь. Солнце опустилось к самому горизонту, ярко-рыжее, словно яичный желток. Закатное небо над Кристариумом казалось розовато-лиловым — сколько бы дней ни прошло, а Хёнджин никак не мог привыкнуть к этому зрелищу. Всё вокруг было нежным, было живым, и Хёнджина охватило какое-то странное отчаяние. — У тебя настолько великая цель? — спросил Хёнджин. Кажется, его голос дрожал. Феликс улыбнулся — улыбнулся по-настоящему, светло и грустно. — Нет, — сказал он. Их взгляды встретились, и Феликс не стал отводить глаз. — Моя цель ужасно эгоистичная. В его глазах было пламя, и упрямство, и голод человека, готового пойти на всё. Хёнджин облизнул пересохшие губы. Феликс должен был договорить. Хёнджин чувствовал, что ему это было необходимо. Стоило Феликсу сказать правду, и пазл бы наконец сложился. — Феликс, — начал Хёнджин, толком не зная, что хотел сказать. Это имя само толкнулось ему в рот, скользнуло на язык. Феликс ухмыльнулся и, махнув на прощание, одним резким движением перемахнул через перила. Хёнджин рванул с места, подбежал к ограде и глянул вниз — Феликс стоял, задрав голову, и солнце роняло на его красивое лицо последние лучи. ________________________________________ Было что-то подозрительное в том, как быстро Чан научился читать его настроение. — Нет, так не пойдёт, — сказал он, стоило ему бросить всего один внимательный взгляд на Хёнджина. Хёнджин скорчил кислую мину — хотя не то чтобы он до этого выглядел особенно счастливым. Он плохо спал в ту ночь, а по утру едва смог поднять себя с постели — казалось, болела каждая кость в его теле. Давно он не чувствовал себя таким слабым. — Чонин-а, — позвал Чан, и Хёнджин наконец заметил закутанную в чёрное фигуру в углу площадки. Чонин сидел в тени дерева, на земле рядом с ним валялась сумка и несколько книг. — Не хочешь нам помочь? Конечно, Чонин не хотел им помогать, но Чан и спрашивал чисто из вежливости. Паскудный характер мешал Чонину вести себя как нормальный человек, и действовали на него только приказы — и только если их отдавал Чан. Даже Экзарх был для него меньшим авторитетом. — Что такое? — недовольно спросил Чонин, не поднимая головы. Его палец продолжил скользить вниз по странице. — Как насчёт спарринга с Хёнджином? Чонин громко фыркнул, и Хёнджин едва удержался от того, чтобы оскалиться. Кто бы сомневался, что мелкий говнюк отреагирует именно так. — Он слабак, — сказал Чонин. — Или ты просто боишься, — сказал Чан. Он улыбался. Чонин резко захлопнул книгу. — Серьёзно? — спросил он, поднимаясь с земли. — Ты думаешь, что я поддамся на такое? Чан улыбнулся ещё шире. — Я уверен, что ты поддашься. Хёнджин не смог сдержать смеха, когда Чонин подхватил посох и с мрачной решимостью двинулся в их сторону. Потом стало не до смеха. Чонин, казалось, стал ещё сильнее — Хёнджин только и успевал уворачиваться от взрывов. Времени на раздумья не было, и только чутьё подстёгивало Хёнджина: подберись ближе. В этом была главная слабость чёрных магов — чтобы успешно зачитать заклинанием им нужно было время, и Хёнджин не собирался давать Чонину ни единой лишней секунды. Стоило подойти вплотную, как роли переменились. Это Чонину приходилось уворачиваться и отражать удары посохом. Изредка он успевал зачитать какое-нибудь короткое заклинание, но этого было мало. Хёнджин был быстрым и ловким, а ещё очень-очень злым после вчерашней встречи с Феликсом. В какой-то момент Чонину удалось разорвать дистанцию — пламя ковром стелилось по земле между ними. Хёнджину пришлось отступить, и уже в следующую секунду огненный шар взорвался за его спиной — горячей волной обдало плечи и шею, и заулыбался. Всё же спарринги ему нравились куда больше охоты на монстров. Чонин не сдерживался — всё-таки Хёнджин был очень неудобным противником для него — и Хёнджин хотел думать, что отвечал тем же. Он уличил момент и бросил взгляд на Чана: тот стоял, скрестив руки на груди, и выглядел довольным. — Хватит, — хлопнул в ладоши Чан, и Хёнджин послушно опустил копьё. Он запыхался и вспотел, а ведь его доспехи были совсем лёгкими. — Пойдём пообедаем. В таверне было людно, и они едва нашли свободное место. Чан заказал им еды — Хёнджин сам удивился тому, с каким аппетитом набросился на жаркое. Чонин ел молча и быстро, не отрывал глаз от тарелки. Хёнджину было до боли знакома эта сцена — человека, пожившего в нищете и голоде, он узнавал всегда. Чонин поймал его взгляд, и часть его лица, не скрытая маской, покрылась некрасивым, полным стыда румянцем. Наверное, Хёнджину нужно было найти какие-то слова, чтобы поддержать его, но у него всегда было неважно с такими вещами. Может, будь он как Минхо, то смог бы одним прикосновением показать, что он рядом, что он всё понимает — и принимает. — Поедем как-нибудь на юг, к озеру, — сказал Чан. — Посмотрите на Зонуров и на остров Бисмарка. — Зачем им смотреть на недоразвитых драконов, которые и огнём-то плюются с трудом, и кусок камня посреди озера? — недовольны спросил Чанбин. Чан посмотрел на него с укоризной. — Надо знать свой дом, — сказал он абсолютно серьёзно. Чанбин картинно закатил глаза и едва не съехал под стол. Они вернулись на тренировочную площадку. Ещё издали Хёнджин заметил силуэт в красном и внутренне похолодел. Он испытывал столько противоречивых эмоций по отношению к Феликсу, что это сводило с ума. Лучше бы он ненавидел его — это было бы так просто и понятно. Он не сразу понял, что Феликс грелся, подставив лицо солнцу, а когда это до него дошло, Хёнджин почувствовал странную пустоту в желудке, словно он не поел только что. Главное, что он понял — он совсем не знал Феликса. И теперь он ужасно боялся, что Феликс ему понравится. — Феликс любезно согласился помочь вам с тренировками, — сказал Чан и ободряюще похлопал Хёнджина по напряжённому плечу. — Не ударьте в грязь лицом, ладно? Не лицом — спустя пятнадцать минут Хёнджин оказался припечатан лопатками к земле. Феликс навалился на него, придавив одним коленом грудь, а другим — руку. Его глаза казались золотыми, как янтарь. Хёнджин чувствовал себя мухой. Было горько от того, насколько Хёнджин был слабее. Даже в паре с Чонином они едва могли тягаться с ним. Феликс был хорош как в дальнем, так и в ближнем бою, и Хёнджин едва успевал угадывать от чего уворачиваться — от укола рапиры или от заклинания. В какой-то момент Феликс открылся, и Хёнджин рванул, не думая, на одних инстинктах. Он выбил из рук Феликса рапиру, и она с тихим лязгом упала на землю, взметнув облако сухого песка. Вкус близкой победы опьянил, и, наверное, Хёнджин заслужил всё то, что произошло дальше — и пальцы, сомкнувшиеся на его плече стальной хваткой, и удар в живот, и глухой звук, с которым его тело рухнуло на землю. Феликс был ниже его на голову, но сколько же в нём было звериной силы. Хёнджина пригвоздило к земле, выбило из его груди поражённый выдох, а потом на его грудь навалилась жаркая тяжесть, и мозг Хёнджина на несколько долгих секунд просто перестал воспринимать происходящее. Феликс склонился над ним — растрепавшиеся светлые пряди упали вперёд, пряча его лицо в тени, пряча его лицо от всех, кроме Хёнджина. Он всегда был красивым, но в эту секунду Хёнджин поверил, что можно на самом деле умереть от чужой красоты. Его лицо раскраснелось, на висках и лбу выступил пот, дыхание участилось. Хёнджин таращился на него снизу вверх, и с ужасом понимал, что вся его боль и ненависть сплавились во что-то уродливое, во что-то жгучее и ненасытное. Казалось, только колено Феликса у него на груди удерживало его в реальности. Внимательный взгляд потемневших, словно от гнева глаз, прошивал насквозь — даже нагота в этот момент казалась не настолько интимной. Что-то было в лице Феликса абсолютно завораживающее, какая-то сложная и болезненная эмоция — Хёнджин был готов вечность смотреть на него такого. Рука удерживающая его за плечо ослабла, и её прикосновение казалось почти нежным. Они были почти любовниками в эту секунду — у Хёнджина кружилась голова то ли от удара, то ли от желания поцеловать Феликса. Это не было похоже ни на что из того, что Хёнджин испытывал раньше. Возбуждение всегда приходило к нему тяжёлыми удушливыми волнами, но теперь его словно до краёв залили горячей водой. Этот жар растекся по его телу, подкатил к горлу — Хёнджин на секунду поверил, что захлебнётся. Было что-то особенно унизительное в том, чтобы валяться на земле, пригвождённым к ней чужим телом. Сегодня Хёнджин проиграл не только поединок — он проиграл свою гордость и, наверное, своё сердце. Он даже не думал, что можно чувствовать себя таким жалким и счастливым одновременно. Больше всего он боялся, что Феликс всё поймет — прочитает в его лице или в том, как Хёнджин затаил дыхание, словно ожидая, когда их рты наконец столкнутся. Кристальный медиум, похожий на изящный флакон для парфюма, кружился за плечом Феликса, отбрасывая на его лицо красные блики. Когда-то Хёнджин бы, наверное, разглядел в этом что-то зловещее, но сейчас только и мог завороженно таращиться на него. Секунды тянулись одна за другой. Хёнджину казалось, что он тонет. Феликс моргнул, и его лицо из сосредоточенного стало каким-то рассеянным, уязвимым. Он отпустил Хёнджина, поднялся на ноги одним плавным движением и отошёл в сторону, чтобы подобрать с земли рапиру. Жар его тела, мягкость чёрной перчатки, белоснежное кружево нагрудного платка, трепыхавшегося у Хёнджина перед лицом — Хёнджин уже безумно скучал по всему этому. Стыдно не было. Он не пытался подняться, только раскинул руки в стороны и остался лежать на ещё тёплой земле. Солнце уже начало плавно скатываться к горизонту, и Хёнджин прикрыл глаза, прячась от яркого света. Он бы, наверное, мог лежать так до самого конца, до конца Света — что бы это ни значило. Хёнджин отключился: он слышал голоса Чана и Чонина рядом с собой, но не различал слов. Кажется, они о чём-то спорили или даже ругались — было какое-то нервное напряжение в их рваных репликах. Воздух пах пылью и увядающими цветами, и все последние годы показались Хёнджину просто сном. Он вновь стал мальчишкой, который любил своих родителей и дурацкие танцы. Едва слышно шаркнули рядом подошвы. Хёнджин приоткрыл глаза и заморгал, пытаясь привыкнуть к свету. Рука, затянутая в чёрную перчатку, скользнула в его сторону, повернулась раскрытой ладонью. Хёнджин смотрел на Феликса снизу вверх — это было совсем не похоже на прошлый раз. Сердце Хёнджина казалось разбухшим и потяжелевшим от эмоций, но ненависти там, кажется, больше не было. Он потянулся за этой ладонью, сжал её в пальцах, и Феликс потянул его на себя, помогая ему подняться. Руки у него были совсем крошечные, детские почти, особенно на фоне огромных хёнджиновых лап, и Хёнджин едва удержался от того, чтобы не прижать большой палец к центру его ладони. Феликс осторожно высвободил свою руку из хёнджиновой хватки. — Ты хорошо дрался, — тихо сказал он, отведя взгляд в сторону. Хёнджин шумно выдохнул. Слов совсем не находилось. Постепенно возвращались звуки — шелест ветра, птичий пересвист, голоса Чана и Чонина. Они правда спорили, и Хёнджину понадобилась долгая секунда, чтобы понять, о чём шла речь. — Ты сам убьёшься и других под угрозу поставишь, — горячо говорил Чан. — Ты не ребёнок и должен прекрасно понимать, что в эти игры нельзя играть в одиночку. — Я не ищу друзей, — сказал Чонин. Его рот скривился во что-то злое и некрасивое. — И напарники мне не нужны. Я и сам отлично справлюсь, — он закинул посох за спину и бросился прочь. Чан с тревогой смотрел ему вслед. ________________________________________ После этого Хёнджин чувствовал себя не в своей тарелке и по-хорошему старался избегать Феликса. К несчастью, близилось время их отъезда, и мысли о том, что им придётся проводить день за днём рядом была откровенно выматывающей. Он не знал, как смотреть в глаза Феликсу, а ведь он и раньше старался избегать его взгляда. Самое смешное, что на него хотелось смотреть двадцать четыре на семь, впитывать каждую мелкую деталь. У него, наверное, и раньше была гиперфиксация на Феликсе, но теперь это дошло до абсурда. Раньше ему казалось, что он неплохо изучил Феликса — его жесты, выражение лица и проскальзывавшие в глазах эмоции, но теперь тот словно открылся с новой стороны. Хёнджин видел его стальное спокойствие и непоколебимую уверенность, но также замечал моменты сомнений, когда Феликс встречался с ним взглядом или когда Чан приглашал его поужинать с ними. Феликс каждый раз отказывался, и Хёнджин каждый раз выдыхал с облегчением. Поведение Феликса в общем-то осталось неизменным — во всяком случае Хёнджин так и не смог уловить никаких перемен. В каком-то смысле это его радовало, в каком-то разочаровывало. Эмоции, которые испытывал Хёнджин, с каждым днём становились лишь запутаннее. Может быть, в глубине души он знал, в чём дело, просто не был готов с этим смириться. Эпизод на тренировочной площадке был унизительным, но Хёнджин боялся совсем другого — его пугало, что за всем этим может стоять какое-то большое и жестокое чувство. Оставалось делать всё возможное, чтобы затолкать эти мысли поглубже, да? Минхо пригласил их с Чанбином на ужин — приготовил целую корзину блюд и отвёл на верхний ярус Кристариума. Хёнджин свесил ноги между перилами и болтал ими в воздухе. Люди внизу казались совсем крошечными. Много лет никто не готовил еды, чтобы порадовать его. — Как ваши занятия? — спросил Минхо, накладывая овощи Хёнджину на тарелку. Тот рассматривал их с некоторым подозрением, но пахло ужасно вкусно, поэтому он заранее сдался. — Я чуть менее плох, чем раньше, — сказал Хёнджин. Минхо засмеялся. — Я верю в тебя, понял? Ты талантливый и, что куда важнее, старательный. — Мне кажется, я никогда не сравнюсь с Феликсом по силе, — признался Хёнджин. Минхо посмотрел на него с сочувствием. — Не забывай, что у него было куда больше времени и возможностей отточить навыки. Думаю, ты ещё можешь его догнать. — Спасибо, — искренне поблагодарил Хёнджин. Слова Минхо всегда действовали на него ободряюще. — Что между вами произошло? — спросил Минхо осторожно. — В смысле? — напрягся Хёнджин. — Ты сам не свой в последние дни. — Я плохо понимаю, как себя вести. Мне казалось, у нас была взаимная ненависть, а теперь я просто не знаю. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты не очень умный? — с тяжёлым вздохом сказал Чанбин. Хёнджин был так поражён, что забыл огрызнуться. Минхо заулыбался, а потом притянул Хёнджина к себе, и тот послушно прижался щекой к его груди. Минхо погладил его по волосам. — Тебе неудобно, наверное, — сказал Хёнджин и попытался отстраниться, но Минхо только щёлкнул его по кончику рога. — Просто позволь себе наконец выдохнуть, — строго сказал он. Хёнджин тихо хмыкнул в ответ. — Феликс не ненавидит тебя, — после долгого молчания сказал Минхо. — Наверняка ему тяжело осознавать, что ты так думал про него всё это время. Будь добрее к нему и тем более к себе. В горле запершило, зажгло глаза, и Хёнджин зажмурился, ткнувшись лицом Минхо под ключицу. ________________________________________ На улице было совсем тепло, и Хёнджин пришёл на тренировку в рубашке с короткими рукавами. Чонин уже был на месте, а Чан где-то задерживался. Не дожидаясь его, Хёнджин начал разминаться — пробежка, растяжка, метание копья. Чонин мрачной тучей сидел в углу, но аура у него была скорее расстроенная, а не угрожающая. Наверное, надо было спросить, что случилось, но Хёнджин опасался лезть в дела тех, кто так активно делал вид, что всех ненавидит. Иногда Чонин казался неплохим парнем, а потом наружу рвалась его паскудность. У Хёнджина не было никакого желания разбираться с этим. Чан появился позже, извинился, вёл себя как ни в чём не бывало, но напряжение между ним и Чонином можно было резать ножом. Казалось, их отношения стали только хуже с той самой ссоры, когда Хёнджин с Чонином пытались вдвоём одолеть Феликса. В этом в общем-то и была проблема — они дрались вдвоём, а не вместе. — Феликс придёт, — сказал Чан и бросил взгляд на Хёнджина. Тот тяжело сглотнул, но кивнул, словно пытаясь сказать, что готов к этому вызову. Час у них был спарринг с Чонином, а потом на краю арены появилась красная фигура. Алый плащ развевался на ветру словно флаг. — Я хочу достать его, — сказал Чонин, и в его голосе слышалась странная решимость. Хёнджин бросил на него взгляд: Чонин смотрел вовсе не на Феликса — его горящий взгляд был направлен на Чана. Хёнджин так его понимал. Феликс был в разы сильнее их обоих — это было понятно с первой секунды. Хёнджин не тешил себя иллюзиями, просто сцепил зубы и бросился в бой. Он не мог победить, даже с помощью Чонина, но мог доставить много хлопот. Поначалу Феликс сдерживался, но после, словно уловив их решимость, стал атаковать всерьёз. Почти все силы уходили просто на то, чтобы уворачиваться от его рапиры и заклинаний. Казалось, он был везде, со всех сторон, и если бы Хёнджин позволил себе задуматься над этим чуть дольше, то растерял бы весь запал. Нет, к чёрту. Злость и азарт двигали его вперёд, Феликс легко отбивал его атаки, изящно уворачивался в последнюю секунду, но у Хёнджина было чувство, что сегодня, несмотря ни на что, Феликс не уйдёт без единой царапины. Чан наблюдал за ними, скрестив руки на груди. Кажется, он волновался. Хёнджин бы никогда не смог пробить Феликса, атакуя в лоб, всё что ему оставалось, это надеяться, что Чонин поможет отвлечь его, чтобы тот наконец открылся. Казалось, этот танец никогда не закончится — Хёнджин уже чувствовал, что его движения замедлились, а Феликс так и вертелся, прыгал, делал острые выпады рапирой. Он казался непреодолимой силой, но Хёнджин любил бросать вызов судьбе и не любил проигрывать. Он должен был показать, что стал сильнее, что все эти тренировки были не зря. Хёнджин не был уверен, кому именно пытался это доказать. Защитой для Феликса была атака — у них просто не было возможности добраться до него. Чонин не переставал бомбардировать Феликса заклинаниями — казалось, с каждой секундой его пламя становилось всё жарче и жарче. Маленькая неточность — это всё, чего ждал Хёнджин. Одного мгновения хватит, чтобы— Нашёл, с мрачным торжеством подумал Хёнджин и сделал рывок, в который вложил всю силу и ловкость, на которые только было способно его тело. Лопатки привычно ударились о землю, и Хёнджин сморщился от боли, пронзившей затылок. Перед глазами потемнело, и несколько секунд он просто пытался прийти в себя. Феликс не пожалел его — впечатал в землю со всей силы. Хёнджина бесило, что он не использовал рапиру, чтобы закончить бой с ним — для Феликса всё это было лёгкой забавой. С трудом Хёнджин открыл глаза и приподнялся на локтях. Феликс стоял в стороне, опустив голову, но между светлых прядей, упавших ему на лицо ярко блестел золотисто-карий глаз. Что-то было не так — Хёнджину понадобилось долгое мгновение прежде, чем он понял, в чём дело. Шляпа Феликса валялась в стороне — копьё распороло её сбоку, смятое белое перо теперь тоскливо лежало в песке. От разочарования горчило во рту. Хёнджин должен был достать его, он был уверен, что в этот раз у них всё получится. — По крайней мере не я раз за разом оказываюсь на земле, — сказал Чонин, но в его голосе не было язвительности. Хёнджин вяло улыбнулся в ответ. Феликс казался не столько напряжённым, сколько настороженным. Его уши стояли торчком, а пушистый хвост тёрся о бедро — Хёнджин почему-то подумал, что вряд ли сам Феликс знал, что у него есть такая нервная привычка. Хёнджин поднялся на ноги и отряхнул одежду от пыли. — В следующий раз, — решительно сказал он, встретившись с Феликсом взглядом. Феликс закусил губу, словно задумался. Потом кивнул. — Да, я тоже так думаю. Мне стоит хорошо подготовиться, — сказал он, и Хёнджину показалось, что он улыбнулся. К лицу внезапно прилила кровь — Хёнджин и сам не понял, чего смутился. Феликс до сих пор так легко играл с его эмоциями — хотя, кажется, он даже не пытался этого делать. Когда Хёнджин подошёл к Чану, тот широко улыбнулся и потрепал его по плечу. — Наверное, ты и сам не понимаешь, насколько способный, — сказал он. — Главное, не задавайся. Хотя сомневаюсь, что Феликс этого тебе позволит. Чонин, придирчиво рассматривавший свой посох на предмет повреждений, громко фыркнул. — Вот уж точно. Чан взъерошил пятернёй волосы на чониновом затылке. — А ты не отставай, — сказал он, но в его голосе не было упрёка, только тепло и забота. Чонин напрягся, прижал посох к груди и, кажется, пытался заставить себя дышать. Хёнджин почувствовал себя лишним. Он обернулся: Феликс стоял на краю площадки и прижимал испорченную шляпу к груди. Хёнджин не понял, что означал этот жест. Был он зол или расстроен? Может, эта дурацкая шляпа многое для него значила. На секунду Хёнджин почувствовал себя страшным мудаком, но мотнул головой. Глупости. Он вернулся к себе и принял долгий душ. Всё тело ныло, и Хёнджин устал считать новые синяки. Он надавил большим пальцем на тёмно-фиолетовое пятно у себя на боку и поморщился. Феликс точно не даст ему расслабиться. Позже за ним зашёл Минхо — он был в новой мантии, тёмно-серой, атласной, и остроконечной шляпе с брошью в виде полумесяца. Из-под полей шляпы виднелась тоненькая косичка — Хёнджину она страшно понравилась, о чём тут же сказал Минхо. Тот, наверное, впервые на памяти Хёнджина покраснел. — Там большой праздник на площади. Пойдём, — Минхо протянул руку, и Хёнджин послушно сжал его пальцы в своих. Может быть, раньше Хёнджин бы серьёзно задумался, но теперь только согласно кивнул. Ему хотелось пробовать новые вещи, ему хотелось прожить другую жизнь. На улице уже стемнело, когда они вышли на площадь. Людей было много, и Хёнджин засомневался в том, что ему стоило сюда приходить, но Минхо мягко подтолкнул его вперёд, и Хёнджин наконец позволил себе выдохнуть. Горели праздничные огни, играла лёгкая музыка. Хёнджин не мог не улыбнуться — как же давно он не слышал музыки и не танцевал. Минхо хитро подмигнул ему — конечно, он прекрасно знал, что Хёнджин чувствовал. Какой-то незнакомец нёс поднос с напитками и предложил Хёнджину с Минхо стакан выпивки. Хёнджин принюхался — кажется, это было что-то алкогольное. Он сделал глоток — напиток обжёг язык и горло и тёплым камнем опустился в желудок. Хёнджин бросил взгляд на площадь, заменившую собравшимся танцевальную площадку, и сделал ещё один глоток. Минхо взял его за руку и повёл за собой вглубь волнующейся, жаркой толпы. У Хёнджина кружилась голова, но это было классное чувство. Казалось, что ничто не сможет нарушить его спокойствия сегодня. Тело двигалось само, вспоминало, училось дышать заново. Эйфория накрыла с головой — Хёнджин плохо помнил, когда чувствовал себя настолько счастливым в последний раз. Минхо танцевал рядом — его движения были плавными, чуть игривыми. Он был ужасно красивым в этот момент. Хёнджин не сразу заметил алое пятно на краю площади. Феликс стоял, прислонившись спиной к деревянному столбу, и разглядывал танцующих. Казалось, что он только и делал, что наблюдал за другими, и совсем не жил своей жизнью. Было в этом что-то тоскливое, пронизанное одиночеством… Хёнджин отказывался об этом думать. Он вспотел и выдохся, отошёл в сторону, чтобы немного перевести дух. Алкоголь быстро выветрился, но эйфория не прошла, а наоборот стала только ярче. Мир казался необъятным и прекрасным, и это чувство было таким сильным, что у Хёнджина защипало глаза. Башня отбрасывала на них голубоватые отблески — символ их веры и надежды, маяк, который указывал им путь. У них всё получится — просто обязано получиться. Хёнджин не хотел думать о том, как близко они подобрались к апокалипсису. Весь Норврандт мог исчезнуть в один момент, словно его никогда и не было. — Ты давно не выглядел таким расслабленным. Хёнджин обернулся: Феликс стоял в паре шагов от него. Без шляпы, сразу подумал Хёнджин, и эта мысль ему не понравилась. Ему не хотелось испытывать хоть какую-то симпатию к Феликсу. — Интересно, почему я не могу расслабиться, а? — спросил Хёнджин, но без особого жара. Феликс опустил глаза — у него были длинные светлые ресницы. Сердце Хёнджина делало странные вещи в его груди. — Я не знаю, что мне делать, — сказал Феликс и посмотрел Хёнджину в лицо. Хёнджин вздрогнул, ошарашенный внезапной откровенностью. Щёки Феликса горели алым. Кажется, он был пьян. — Я тем более не знаю! — огрызнулся Хёнджин. — Это ведь не ты все эти годы жил в неведении. Я до сих пор тебя не понимаю. Он выдохнул, позволил себе устало опустить плечи. Хёнджин не хотел ничего чувствовать, но Феликс забирался ему под кожу каждый чёртов раз. — Я не мог рассказать тебе правду. Я правда хотел это сделать, — сказал Феликс. Его голос почти сорвался на шёпот. — Ну да, — хмыкнул Хёнджин. — Ещё скажи, что пытался меня защитить. Феликс вздрогнул всем телом, как от удара. Он смотрел на Хёнджина огромными блестящими глазами, и Хёнджин уловил в его взгляде какую-то собачью тоску. Феликс не отвечал. Он прижал ладонь к солнечному сплетению, будто испытывал боль в груди. Его плечи мелко дрожали. — Ты… — выдохнул Хёнджин. Он словно впервые увидел Феликса. Теперь он казался таким крошечным — он ведь едва доставал Хёнджину до плеча. Его уши были прижаты к голове, хвост нервно раскачивался из стороны в сторону. Это было понятнее любых слов, но у Хёнджина было чувство, что он подглядывал за чем-то очень личным. Всё читалось по лицу Феликса — его тревоги, и неуверенность, и, наверное, даже страх. Захотелось протянуть руку и коснуться его, но Хёнджин отбросил эту мысль. Вдалеке, на севере, где ещё видна была кромка золотых облаков, мелькнула белая вспышка, а потом небо залилось темнотой, словно бумага чернилами. — Рак’тика, — пробормотал Феликс, глядя широко распахнутыми глазами в небо. Сердце пропустило удар. Это зрелище вызывало в Хёнджине сложные чувства. Всё смешалось: надежда, ужас, восторг. — Осталось всего два, — сказал Хёнджин. Толпа, собравшаяся на площади, дружно запрокинула головы вверх. Отовсюду слышались взволнованные возгласы, громкий шёпот, искренний смех. Стало тяжело дышать. Показалось, что Феликс стоит слишком близко — тонкий, лёгкий, ужасно, просто несправедливо красивый. Хёнджин закусил губу. Может, будь он достаточно пьян, он бы подался вперёд и поцеловал Феликса. — Я бы хотел, чтобы ты танцевал чаще, — сказал Феликс так тихо, что Хёнджин едва уловил его слова. Может, его сердце пропустило удар. Хёнджин уже ни в чём не был уверен — он самому себе казался полным дураком. Феликс смотрел на него такими печальными глазами, что хотелось обнять его, спрятать в своих руках и сказать, что всё будет в порядке. Это было совсем незнакомое Хёнджину чувство, и к нему примешивалась доля страха. Хёнджин был готов ко многому, но это… наверное, это могло бы сломать его. — Почему? — спросил Хёнджин. Он не смог сформулировать вопрос до конца, и это грустное слово одиноко повисло между ними. Феликс только покачал головой. Его плечи поникли, словно он нёс на них тяжёлый груз. Что-то было в его фигуре в тот момент… Хёнджин словно увидел призрак из прошлого, полупрозрачный силуэт кого-то, кто был ему дорог. Он шумно выдохнул и иллюзия рассеялась, оставив после себя лишь Феликса, в его костюме, казавшемся тёмно-красным в темноте. — Минхо, наверное, уже обыскался меня, — сказал Хёнджин, и Феликс понимающе кивнул. Хёнджин неловко махнул рукой на прощание и повернул обратно к площади. Он едва сдерживался от того, чтобы сорваться на бег. Он не хотел испытывать никаких чувств, но его сердце казалось тяжёлым в груди. Минхо нашёлся почти сразу. Он оживлённо болтал с широкоплечим Хротгаром, в тёмно-зелёном плаще, но сразу заметил Хёнджина, словно почувствовав его присутствие. — Нашёлся, — улыбнулся Минхо, но его глаза оставались серьёзными, и Хёнджин прочитал в них немой вопрос: всё в порядке? Хёнджин улыбнулся в ответ — и даже очень искренне. — Со второго этажа вид лучше, — сказал Хёнджин, и Минхо тихо хмыкнул. — Даже не верится, да? Осталось совсем немного, — сказал Хротгар. У него был довольно низкий, приятный голос. — Герой, пришедший из другого мира, чтобы спасти Норврандт. Звучит, как сказка, — покачал головой Хёнджин. — И всё же, — мягко отозвался Минхо. — И всё же, — эхом повторил Хёнджин, и они улыбнулись друг другу, будто люди, связанные одной тайной. ________________________________________ — Пора за работу, — сказал Чан, появившись на пороге хёнджиновой комнаты следующим утром. — Рак’тика, да? — спросил Хёнджин, поправляя лямку дорожной сумки, которую подготовил ещё вчера вечером. Чан кивнул. — Рад видеть, что ты ещё полон рвения, — улыбнулся он. Хёнджин только насмешливо фыркнул в ответ. — Будь у взлётной площадки через час, — уже серьёзнее сказал Чан. Хёнджин тихо охнул. — Нам дадут амаро? — восторженно выдохнул он, сходу отбросив все попытки казаться равнодушным. Казалось, что прошла целая вечность с того дня, когда Чанбин вёз его над Кхолусией верхом на дышащим теплом амаро. — Ага, — подтвердил Чан. — Экзарх хочет, чтобы мы разобрались с тамошними Пожирателями как можно быстрее. Воин Тьмы уже отправился в Ам Араенг. — И тогда останется последний, — пробормотал Хёнджин. — О нём что-нибудь известно? Чан покачал головой. — Совсем ничего, кроме того, что он должен быть где-то в Кхолусии. Не удивлюсь, если Вотри прячет его в Юлморе, поближе к себе. В конце концов он единственный, кто может управлять Пожирателями, так почему бы ему не управлять и Хранителем света. — Он должен чертовски хорошо его прятать, если даже Феликс не в курсе этого, — сказал Хёнджин, и сам удивился тому, как по-другому стало ощущаться это имя на языке. Больше не было злобы и горечи, только что-то тихое, почти сладковатое… Хёнджин недовольно мотнул головой. — Скоро узнаем. Не думаю, что они будут долго возиться в Ам Араенге, — сказал Чан. — Собирайся, а я пойду разбужу Чонина. — Надеюсь, ты вернёшься живым, — не удержался Хёнджин. Чан посмотрел на него с упрёком. — Я единственный, кто может вернуться живым после такого, — сказал он с убийственной серьёзностью. Хёнджин засмеялся. — И правда. Он тебя обожает, хотя и прикидывается, что это не так. Лицо Чана погрустнело, смягчилось. — Лучше бы, конечно, без этого, — пробормотал он, бросив невидящий взгляд на нежно-голубой прямоугольник неба за окном. Потом, словно очнувшись, резко тряхнул головой и бросил короткое: — Пора. Хёнджин надеялся, что они смогут со всем разобраться. Потому что если Чан и Чонин не смогут, то что говорить о нём и Феликсе? ________________________________________ Солнце отбрасывало блики на острые грани Кристальной башни. На взлётной площадке было людно и оживлённо: смотрители амаро, несколько мастеров, подгонявших сбрую по размеру, Чан и их разросшаяся команда. Даже Экзарх заглянул, чтобы проститься. Ярко-алым обожгло глаза — Феликс пришёл последним, ещё чуть сонный, со взлохмаченными волосами. Было странно видеть его без шляпы — Хёнджин всё цеплялся взглядом за его светловолосую макушку. Мучительно хотелось дотронуться до его ушей — такими нежными они казались. Говорили, что они у Мико’те очень чувствительные… Хёнджин запрещал себе развивать эту мысль. Как получилось, что все его мысли так или иначе сводились к Феликсу? Раньше Хёнджин ещё мог списать это на внутреннее напряжение, но теперь он испытывал напряжение другого рода. Там, где раньше была тревога, сейчас осталось лишь жадное ожидание — словно на секунду задерживаешь дыхание перед тем, как распустится первый цветок фейерверка. Феликс казался скорее расслабленным, чем отстранённым. То и дело он оглаживал пальцами рукоять рапиры, и Хёнджин неизменно цеплялся взглядом за этот жест. Было что-то максимально ироничное в том, как в одно мгновение поменялась полярность его чувств. Феликс поймал его взгляд — при свете дня его глаза казались совсем светлыми. Долгую секунду они просто смотрели друг на друга — Хёнджин мог только догадываться, что Феликс прочитал на его лице, но тот покраснел и торопливо отвернулся. Чан дал команду стартовать — Хёнджин опасливо забрался на спину амаро, которого выбрали специально для него. Этот был самый большой из всех, и амаро Чанбина казался просто крошечным рядом с ним. Перья амаро оказались на удивление мягкими, от грузного тела шло тепло, граничившее с жаром. Амаро вывернул длинную шею и посмотрел на Хёнджина большими чёрными глазами — их взгляд был таким внимательным, словно амаро пытался заглянуть Хёнджину в душу. Хёнджин потрепал амаро по холке — тот медленно, почти томно моргнул. Наверное, он остался доволен. Пусть Хёнджин и летал раньше, всё равно было страшновато. Когда амаро взмахнул двумя парами крыльев и оттолкнулся от земли, Хёнджин не сдержал удивлённого выдоха. Кристариум стремительно отдалялся, люди превращались в крошечные фигурки где-то далеко внизу, и только Кристальная башня казалась всё такой же огромной. Дорога заняла несколько часов, и пока они были в пути, Хёнджин успел продрогнуть, несмотря на то, что специально оделся теплее. Из-за холода и резкого свиста ветра было не до разговоров, и повисшее между ними молчание Хёнджин почему-то воспринял как мрачное предвестие беды. Когда на горизонте появились очертания густого леса, амаро постепенно начали снижаться — в какой-то момент Хёнджин был уверен, что смог бы коснуться тёмно-зелёной листвы, если бы только протянул руку. Что-то было величественное в Рак’тике — этот лес простоял здесь тысячи лет, видел монстров и героев и до сих пор оставался верным пристанищем для многих. Хёнджин видел блеск озёр, толстые сердцевидные листья водяных лилий, узловатые корни исполинских деревьев, поросшие зеленоватым мхом. Иногда он улавливал взглядом какое-то движение — дикого зверя или хищный цветок, жадно раскрывший голодную пасть. Они пролетели над древними руинами — каменные изваяния ещё хранили печать магии и навечно застыли, глядя на мир удивлёнными глазами. Фэноу спрятался между ветвей гигантских деревьев — огромные деревянные платформы плотно жались к их стволам. Да уж, едва ли здесь прижился бы кто-то с боязнью высоты. Виеры встретили их отряд довольно прохладно, и не то чтобы Хёнджин мог их за это осуждать. Долгие годы они жили особняком, и любой чужак считался врагом, пока не было доказано обратное. Если бы не Воин Тьмы, оставлявший свой невидимый след куда бы он ни направился, острота взгляда могла бы смениться остротой лезвия. Хёнджин не видел других Виер, кроме Лины, поэтому разглядывал их с живым интересом. Почти все они были очень высокими, а из-за длинных, мохнатых ушей казались совсем огромными. Чанбин, хмуро стоявший рядом с Чаном, едва доставал большинству из них до колена — Хёнджин мог только посочувствовать его шее. Хёнджин не сразу понял, что именно смутило его, когда они только прибыли в Фэноу. Только после того, как их провели по деревне, до Хёнджина дошло — кроме них здесь не было мужчин. На его осторожный вопрос Чан понимающе кивнул. — Мужчины приходят только в брачный период, чтобы спариться, а потом вновь отправляются по своим делам. Такой порядок, — пояснил он и улыбнулся, заметив ошарашенный взгляд Хёнджина. — Кролики, — пробормотал себе под нос Чанбин, но Чан всё равно его услышал и отвесил ему подзатыльник. — Уважай чужие обычаи, — посоветовал ему Чонин, даже не пытаясь скрыть улыбки. — Кто бы говорил про уважение, — вскинул бровь Хёнджин. Чонин зло зашипел на него. Феликс молчал, только чуть нахмурился. Его скулы порозовели, и он так старательно пытался не смотреть на Хёнджина, что это было даже забавно. Хёнджин хотел видеть живые и честные эмоции на его обычно спокойном лице. Когда он смущался, Хёнджин чувствовал странный жар в животе. Решили не терять времени — наскоро пообедали и сразу же отправились в путь. Уимет, глава деревни, поручила им добыть листья лиан-кровопийц, мол, полезны для лекарей. Будь на то воля Хёнджина, он бы точно никогда не брался за это дело, но выбора особо не было. Далеко не собирались, поэтому оставили амаро отдыхать после долгого полёта, а сами выдвинулись пешком. Земля пружинила под сапогами, то и дело слышался то ли тихий шелест листвы, то ли шипение здешних тварей. Воздух был влажный, душный, и Хёнджин чувствовал, как скатывались капли пота по его спине под доспехами. Они нашли несколько выпотрошенных коконов, оставшихся после Пожирателей — белые, словно измазанные в извести, перья, обрывки чего-то похоже на паутину, желтоватые кости, но самих Пожирателей видно не было. Лес был тихим — словно притаившимся. Хёнджин чувствовал на себе чужие пристальные взгляды, но никто не пытался напасть на них, и от этого тревога жгла его только сильнее. Спустя четыре часа они так и не нашли ни одного Пожирателя. Быстро темнело, и в густой чаще загорались таинственные огни. Лес ожил, лес запел свою волшебную песню. То и дело слышался шорох крыльев над их головами, далёкий рык невиданного зверя или лёгкий звон ручья. Чан сказал возвращаться — им точно не стоило оставаться в лесу ночью, и они послушно отправились обратно в лагерь. Ужин прошёл под треск пышущего жаром очага. Аппетита особо не было, но Хёнджин продолжал механически запихивать в себя еду — блуждание по лесу вымотало его куда сильнее, чем он ожидал. По возвращении Хёнджин сразу же избавился от доспехов, но это липкое, удушливое ощущение так никуда и не ушло. Все были притихшие. Чан чистил ганблейд, который сегодня так и не увидел битвы, только прорубал им путь через густые заросли. Чанбин с пугающим остервенением резал мясо на своей тарелке на крошечные кусочки. Минхо тасовал карты, но так ни разу их и не разложил. Чонин сел у самого огня и, словно завороженный, наблюдал за тем, как танцевало пламя. Феликс с ними не ужинал — сказал, что не голоден и поест позже. Наверное, он до сих пор чувствовал себя чужаком рядом с ними. Хёнджин видел, как он поднялся по деревянным ступеням до самого верха, пока не стал маленькой ярко-красной точкой. Небо было тёмным, полным звёзд и загадок. Каким же огромным оказался мир за стенами Юлмора. Прошлое с каждым днём отдалялось все сильнее. Неужели он правда когда-то ступал по мягким коврам, глушившим шаги, танцевал под ярким светом софитов, ненавидел Феликса? Он бросил взгляд вверх, но Феликса уже не было. На новом месте засыпалось долго даже после тяжёлого дня. Тело казалось грузным, неподъёмным от усталости, но стоило Хёнджину закрыть глаза, как под веками вспыхивали картинки — что-то из произошедшего, что-то просто фантазии. Ему виделся «Улей» — опустевший после долгой ночи, пропахший дымом и духами, оглушительная тишина, сменившая привычный бит. Хёнджин уходил со сцены последним — обернулся, чтобы бросить последний взгляд на зал, и наткнулся взглядом на Феликса. Он был в красном, всегда в красном, но на этот раз без шляпы — только по этому Хёнджин и понял, что это был сон. Феликс не сводил с него глаз, а потом рванул вперёд, и вот они уже так близко, что не разобрать — это corps à corps или объятия… Он проснулся от шёпота, торопливого и горячечного, такой шёпот не предзначен для чужих ушей. В темноте ночи можно было различить лишь нечёткие силуэты — Чан с Чонином были так близко, что их тени слились в одну. Поцелуй угадался по шелесту одежды и влажному выдоху. Хёнджин зажмурился. Он не хотел ничего знать. — Чонин-а, — позвал Чан тихо, почти жалобно. — Не надо. Ты мне как младший бра— — Ты совсем не умеешь врать, — прошипел Чонин. В его голосе не было раздражения, только бесконечная усталость человека, которому чертовски надоело ждать. Разговоры смолкли. Чонин вернулся на своё место, повернулся лицом к стене. Чан долгое время ещё просто сидел, опершись локтями на колени, словно что-то обдумывал. Хёнджин ему вот совсем не завидовал. Перед тем, как вновь заснуть, Хёнджин бросил взгляд на Феликса, спавшего напротив него. Всего на секунду, но ему показалось, что он увидел золотистый блеск его глаз. ________________________________________ Три дня поисков не увенчались успехом. С каждым днём Хёнджин чувствовал себя всё хуже, словно у него вот-вот должна была начаться лихорадка. Воздух был слишком влажный и тяжёлый, и каждый вдох давался Хёнджину с трудом. Следы пребывания Пожирателей находились повсюду, но их самих они так и не увидели. Минхо говорил, что со смертью каждого Хранителя они становились всё слабее. С каждым разом тьма откусывала от неба по куску, и скоро ночь должна была накрыть Норврандт целиком впервые за долгие-долгие годы. Большую часть времени Хёнджин наблюдал за Чаном с Чонином. После той ночи он просто не мог не замечать эти короткие мгновения, когда между ними проскакивали реальные чувства. Чан пытался делать вид, что ничего не изменилось — в общем, пытался играть в большого заботливого брата. Чонин… Чонин ходил мрачнее тучи, даже хуже обычного. Хёнджину казалось, что он немного потеплел к ним, всё чаще стал отпускать пусть и довольно едкие, но всё-таки не злые шутки, и вот они снова вернулись к тому, с чего начали. Конечно, все чувствовали повисшее в воздухе напряжение — не заметить такое было невозможно, но никто не пытался поднимать эту тему. Наверное, дело было в том, что это Чан обычно порывался решать чужие проблемы — он был их лидером что на бумаге, что в реальности. Хёнджин плохо понимал, что могло спасти ситуацию — у Чонина были чувства, у Чана, кажется, тоже, но тот упорно пытался отрицать этот факт. Что-то было мучительно знакомое в этом — и Хёнджину страшно не нравилась эта мысль. Минхо, наверное, как минимум догадывался в чём дело. Не только карты предсказывали ему судьбу — он в принципе очень хорошо читал людей. Это должно было быть по-своему пугающим, но Хёнджин с первой минуты проникся какой-то особой симпатией к Минхо и всецело ему доверял. Завести разговор о происходящем Хёнджин так и не решился — не его это всё-таки дело. Чан взрослый, и Чонин, пусть и вёл себя как капризный ребёнок большую часть времени, тоже повидал всякого. По сравнению с тем, что пережил Чонин, Хёнджин был просто избалованным принцем. Вспомнилось, что Чан с Чонином и встретились-то в Рак’тике, всего несколько месяцев назад. Казалось, что с того времени прошла целая вечность. Может быть, Чонин и тогда хотел поцеловать Чана, но не решился, а теперь круг замкнулся. Перед глазами возникли башни Юлмора, пурпурные знамёна на его стенах, прохладный полумрак бесконечных коридоров. Потом — красный, обжигающий, словно острый перец, красный. Конечно, все его мысли возвращались к Феликсу. Параллели выстраивались против его воли — Хёнджин, может, и был дураком, но не настолько, чтобы не замечать очевидного. Феликс, Феликс, Феликс… Мысли о нём занимали голову Хёнджина несколько лет — так ли удивительно, что теперь того с неудержимой силой тянуло к нему? Хёнджин отказывался давать этому название. ________________________________________ На четвёртый день им наконец повезло — Пожиратели, сбившись в стаю, сонными мухами бродили у края болота. Казалось, что они как-то посерели, выцвели, видимо, сила и вправду покидала их. Тринадцать, посчитал Хёнджин про себя. Раньше он бы не рискнул напасть — слишком уж их было много, но за прошедшие месяцы Хёнджин многое узнал и многому научился. Их маленький отряд тоже стал куда сильнее и сплочённее — по крайней мере в бою. Чан подал сигнал — и Хёнджин сорвался вперёд. Копьё было продолжением его руки и змеёй жалило уродливые белёсые тела. Азарт, восторг, страх— Всё это казалось приглушённым, блеклым. Словно каким-то божественным откровением, Хёнджина накрыло простой и понятной мыслью: ему не нравилось убивать. Пусть Пожиратели и были чудовищами, движимыми лишь вечным голодом, Хёнджин не чувствовал удовлетворения, когда его копьё в очередной раз пронзало одного из них насквозь. Больше всего на свете он бы хотел оказаться на тренировочной площадке, залитой последними лучами солнца. Чтобы грудь болела при каждом вдохе, чтобы ныли плечи и запястья, чтобы расцвели под бронёй красновато-фиолетовые бутоны кровоподтёков. Нигде и никогда Хёнджин не был таким счастливым, как там — и он даже не понимал этого до недавнего времени. Сколько закатов он встретил там, сколько раз упал коленями в пыль, чтобы вновь подняться и сжать в пальцах древко копья. Казалось, что всё это было так давно. Красной молнией промелькнул мимо Феликс, сверкнула на солнце рапира. Всего на секунду, но Хёнджин позволил себе заглядеться — и по-хорошему это могло бы стоить ему жизни. Повезло. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Земля, густо поросшая мхом, теперь побелела от перьев Пожирателей. Хёнджин поднял забрало шлема и смахнул пот со лба. Дни шли один за другим, а он всё никак не мог привыкнуть к здешнему воздуху. Они разделились почти у самого лагеря — пора было наконец отправиться на охоту за чёртовыми лианами-кровопийцами. Хёнджина послали с Феликсом, а Чонина, к большому удивлению, Чан взял с собой. Шли молча — и молчание это было стылым и неловким, особенно чёткими на фоне обманчивой тишины леса. После того, как Чанбин едва не наступил на змею, Хёнджин с опаской поглядывал под ноги, раздвигал кончиком копья высокую, тёмно-зелёную траву. Высокие, словно камыш, цветы, ярко-рыжие, неоново-голубые, источали тусклый свет — Хёнджин видел, что в ночи они горят ярко, как фонари. Феликс был дёрганный, всё тревожно шевелил своими большими ушами, но потом как будто подуспокоился, только рука так и осталась лежать на рукояти рапиры. Хёнджин всё хотел спросить Феликса про неё, про то, где и как он обучался магии, но не знал, как начать разговор. Атмосфера была тяжёлой и удушливой, как воздух в лесу. Чанбин бы, наверное, придумал бы какую-нибудь хорошую шутку, но Хёнджин был скучным и растерянным собой, да и едва ли Феликс бы оценил что-то подобное — он и не улыбался ведь толком. Наверное, Хёнджин слишком расслабился и ушёл в свои мысли, но опасности он не почувствовал, а когда на периферии его взгляда мелькнуло какое-то движение, было уже поздно. Хёнджин не успел ни удивиться, ни тем более испугаться. Тело увернулось само по себе, движимое то ли инстинктом самосохранения, то ли привычкой, выработанной на тренировках. Атаки Феликса были куда быстрее. Впервые Хёнджин так явственно ощутил, что на них охотились. Даже у Пожирателей не было такой тошнотворной ауры, как у этой твари. Тварь оказалась похожа на невероятно уродливый хищный цветок, с крупной, похожей на опухоль головой, ярко-алой и блестящей. Атаковала она толстыми отростками, похожими на щупальца — надо же, сколько убийственных лиан оказалось в этом лесу. Пахло от твари мерзко — гнильцой и тухлым мясом, и Хёнджин едва подавил рвотный рефлекс, когда тварь рванула вперёд. Хёнджин точно не ожидал такой прыти в тучном, мясистом теле. Нет. Мысль мелькнула в голове ещё до того, как Хёнджин понял, что сейчас произойдёт. Ощущение чего-то неотвратимого сдавило грудь. Ослабли руки, и Хёнджин впервые за многие-многие годы почувствовал дрожь в пальцах, державших копьё. Увернуться он не успел. Оглушило от силы удара — закружилась голова. Болью прострелило бок, обожгло, даже сквозь доспехи. И всё-таки Хёнджин был жив. Феликс держал его за запястье, кажется, даже что-то говорил — судя по абсолютно дикому выражению лица он безбожно ругался. Его глаза горели золотым тёплым пламенем, уши были прижаты к голове, хвост метался из стороны в сторону, словно хлыст. Этот напряжённый, полный гнева и ярости человек был совсем не похож на того, кого знал Хёнджин. А знал ли? Феликс оскалился — в уголках рта сверкнули острые клыки. Слух постепенно возвращался. Феликс отбивался одной рукой — второй крепко держал Хёнджина. Вспомнился их недавний разговор и тишина, кричащая громче любых слов. Феликс правда пытался его защитить. Сердце билось под самым горлом, то ли от нервного напряжения, то ли от какого-то тупого и внезапного приступа счастья. Хёнджин инстинктивно сжал ладонь Феликса в своей — и даже не заметил бы этого, если бы не встретился с его изумлённым взглядом. Послышался звон стекла, и Хёнджин вздрогнул — не тот это звук, который обычно ожидаешь услышать в глубине леса. Что-то было максимально тревожное в нём, почти трагическое. Долгое мгновение Хёнджин не понимал, что же это было, а потом его сердце оборвалось. Кристальный медиум Феликса, тонкий и изящный, оказался раздроблен на мелкие осколки, усыпавшие землю. Воздух наполнился красноватым светом — остатками магии, до этого плескавшейся внутри медиума. У Феликса на скуле была кровь — видно, задело осколком. Его лицо побелело — то ли от гнева, то ли от страха — Хёнджин уже не понимал, знал только, что случилось что-то очень-очень плохое. Плечо ныло — Хёнджин едва держал в пальцах копьё. Он перебросил его в другую руку, и на него волной накатило бессилие — он был почти бесполезен в таком состоянии. Наверное, им стоило бежать— Времени не было. Хёнджин почувствовал удар за секунду до — словно на мгновение заглянул в будущее. Он дёрнулся в сторону, пытаясь уйти с линии атаки. Приготовился к боли — и она пришла, прошив его тело насквозь. Хёнджин поверил, что умрёт — просто от того, каким всеобъемлющим и пронзительным было это чувство. Казалось, его сердце просто взорвётся. Синевато-чёрый всполох на конце рапиры — это последнее, что увидел Хёнджин. В ушах зазвенело от страшного грохота (взрыв, отстранённо подумал Хёнджин), а потом он отключился. ________________________________________ Пахло дымом. Лес вокруг них занялся рыжим задорным пламенем. Трещали пожираемые языками огня листья и сучья. Хёнджин с трудом сел и поморщился от боли. Кажется, у него было сломано несколько ребёр, с рукой тоже всё было плохо. Ноги не чувствовались совсем, но видимых повреждений не было — только царапины на доспехах. Копьё нашлось чуть в стороне — укатилось к корням ближайшего дерева, Хёнджин еле дотянулся до него. Он поднялся на ноги, опираясь о копьё. Голова казалось тяжёлой, мутной — наверное, сотрясение. Хёнджин попытался осмотреться — всё было застлано дымом, от которого сразу же заслезились глаза. Он не сразу разглядел красное пятно плаща за сгущающимся облаком дыма. Бросился вперёд так резко, что рухнул бы обратно на землю, если бы не копьё. Феликса отбросило на метров пятнадцать-двадцать в сторону — настолько сильным был взрыв. Казалось, что Хёнджин шёл к нему целую вечность на подкашивающихся, ослабевших ногах. Было на удивление тихо, почти спокойно, но треск пламени звучал слишком близко. Надо было спешить. Феликс был без сознания — лежал на боку, словно брошенная кукла. Его рука была вывернута под абсолютно неправильным, нечеловеческим углом. Чёлка упала ему на глаза, закрыв большую часть лица, и Хёнджин осторожно убрал её в сторону. Царапина на щеке от осколка медиума, ожог идущий вдоль левой стороны челюсти… Его сильно потрепало. Красный костюм местами почернел, местами оказался прожжён до болезненно порозовевшей кожи. Кроме сломанной руки, других серьёзных повреждений не нашлось. О том, что у Феликса наверняка повреждены внутренние органы Хёнджин предпочитал не думать. Выбора не было — пламя подобралось совсем близко, Хёнджин чувствовал кожей его жадный ослепительный жар. Жив, он жив — это всё, что имело значение в тот момент. Хёнджин бросил последний взгляд на пролесок, где ещё недавно они сражались с тварью. Вместо поросшей травой прогалины теперь был широкий чёрный кратер. Твари видно не было — от неё просто ничего не осталось. Хёнджин подхватил Феликса на руки — каким же он казался крошечным и лёгким, но Хёнджин слишком хорошо знал, сколько силы было в этом теле. Хёнджин и сам, казалось, ощутил внезапный прилив сил. Он должен был защитить Феликса — в ту секунду не было ничего важнее этого. Ноги двигались сами — Хёнджин бросился бежать, но остановился, заметив в переплетении корней знакомые очертания. Рапира лежала в пятне выжженой травы, её лезвие, обычно переливающееся красным, словно было раскалённым, потухло, стало матово-чёрным. Хёнджин подхватил её и рванул в сторону от огня. Боль уже не чувствовалась, только изредка картинка перед глазами словно подёргивалась дымкой. Больше всего Хёнджин боялся, что упадёт и не сможет подняться, что не вытащит Феликса отсюда. Нужно было найти Минхо — тот бы точно знал, что делать. Времени на сомнения не было. В голове билась одна единственная мысль — вперёд, вперёд, вперёд, и Хёнджин бежал, подстёгиваемый ей, словно ударами хлыста, туда, где небо ещё не заволокло пеленой дыма. На полпути к деревне их уже ждали. Побледневший Минхо сразу же бросился к Феликсу и забормотал заклинания. По его сосредоточенному лицу и хмурой морщинке, залёгшей между бровей, Хёнджин понял, что дела у них были даже хуже, чем он опасался. Он бросил взгляд себе за спину — над лесом поднималось облако тёмно-серого, почти чёрного смога. Ярко-рыжие искры взлетали над верхушками деревьев, словно крошечные фейерверки. Рак’тика была объята пламенем, и с каждой секундой огонь только набирал силу. Он инстинктивно сжал плечо Феликса в пальцах и тут же испуганно разжал хватку, когда тот шумно выдохнул. — Мы видели взрыв, — сказал Чан, вместо того, чтобы задавать вопросы. Хёнджин сжал зубы и мрачно кивнул. Насколько же чудовищной должна была быть его сила, чтобы нанести такой урон. Заклинания, которыми пользовался Чонин, не шли с этим ни в какое сравнение. — Его медиум… — начал Хёнджин, но запнулся, не в силах продолжить. Чан понял всё и без этого. — Чёрт. — Нам нужно вернуться в Кристариум, — наконец сказал Минхо. Его лицо покрылось испариной, и теперь тёмная чёлка липла к побледневшему лбу. — Я здесь бессилен. Нам нужна помощь Экзарха. Хёнджин сглотнул ком в горле и медленно кивнул. Всё это было похоже на душный ночной кошмар, пришедший перед рассветом. Проснуться не получалось. Послышалось хлопанье крыльев, и Хёнджин вскинул голову: амаро плавно снижались, вытянув вперёд длинные мохнатые шеи. Самый мелкий из амаро приземлился совсем рядом с Хёнджином, и из-за его спины высунулся Чанбин. Его улыбка была слабой и скорее сочувствующей, но Хёнджин был рад и ей. — Стоило вас оставить ненадолго, — сказал он, бросив на Хёнджина нарочито осуждающий взгляд. Тот только виновато кивнул. Чан помог Хёнджину забраться в седло и устроить Феликса в его руках. Лицо Феликса было расслабленно, лишено хоть каких-либо эмоций, и Хёнджин порадовался, что по крайней мере сейчас он не мучился от боли. На хёнджинов осторожный вопрос Минхо опустил глаза, но всё-таки ответил: — Надеюсь, что выживет. ________________________________________ В Кристариуме их уже ждали. Хёнджин позволил себе облегчённый выдох, когда заметил внизу крошечные фигурки: Экзарха, привычно прячущего лицо под капюшоном, Й’штолу, деловито сложившую руки на груди, и Урианджера, который смотрел в небо, запрокинув вверх узкое, всегда серьёзное лицо. — Придётся повозиться, — сказала Й’штола, стоило амаро коснуться могучими лапами посадочной площадки. — В лечебницу и поскорее, — бросила она, словно отдала приказ. Хёнджина успокоила её деловитость, словно она точно знала, что делает — словно с Феликсом всё будет в порядке. Экзарх поманил Чана за собой, и тот, бросив взгляд на их притихший от испуга и напряжения отряд, послушно последовал за ним. Хёнджин поймал себя на очень простой, но страшной мысли: мир не вертелся вокруг Феликса. Да, Феликс был ранен, но он был далеко не первым и точно не последним, в то время как Экзарх пытался спасти весь Норврандт от неминуемой гибели. Конечно, ему было что обсудить с Чаном, пока Феликсом занимались другие, пожалуй, ничуть не менее компетентные люди. И всё же… Дороги до лечебницы не запомнил — ноги несли его сами. Он вообще ничего вокруг себя не видел или скорее просто не узнавал. Очертания плыли и отказывались складываться в людей и предметы, и единственное, что удерживало Хёнджина в реальности — это слабое тепло, шедшее от Феликса. Хёнджин всё порывался прижать его к своей груди — так было страшно его потерять. Вновь это чёртово чувство тотальной беспомощности — как же Хёнджин его ненавидел. Пусть он и стал куда сильнее и увереннее в себе, всё равно в последний момент он дрогнул, замешкался, испугался. Если бы не Феликс, он бы сегодня не вернулся из лесов Рак’тики. Кажется, Минхо с Чанбином следовали за ним по пятам — Хёнджин смутно ощущал их присутствие, но и этого хватало, чтобы придать ему сил. Он бы не справился один — он вообще отказывался хоть когда-либо ещё чувствовать себя одиноким. Медики забрали Феликса из хёнджиновых рук — пустота, которую почувствовал Хёнджин, стоило отпустить его, была оглушающей. Долгую минуту он просто стоял посреди комнаты, разглядывая свои заточенные в доспех ладони. Вернулась боль — тягучая, тупая, разрастающаяся в его груди. Девушка-лекарь подхватила Хёнджина под локоть и отвела в угол, где мягко уговорила его снять доспехи и показать раны. Сломанное ребро, огромный кровоподтёк на боку, лёгкие ожоги — Хёнджин отделался слишком легко, и от этого чувство вины, мучившее его с той самой секунды, когда он увидел фигуру в красном, распластанную по земле, вцепилось в его сердце ещё сильнее. Хёнджина попытались уложить в постель отдохнуть, но одна мысль об этом сводила его с ума, поэтому большую часть ночи он провёл в углу, мрачной горгульей наблюдая за тем, как Й’штола с Урианджером перешёптывались у феликсовой кровати. Ближе к полуночи появился Экзарх — бегло осмотрел Феликса и бросил Хёнджину короткую улыбку. — Лучше поспи, — сказал он, уже собираясь уходить. — Боюсь, что ему ещё много времени придётся провести в постели. Хёнджин механически кивнул. Пламя свечи отбрасывало на лицо Феликса рыжеватые пятна, глубокие тени прятались у него под глазами и в ключицах. Он выглядел совсем далёким, мёртвенно спокойным — сердце Хёнджина сжималось от тихой тоски, стоило бросить на него взгляд. Чувство вины становилось всё громче, превратившись из тихого шёпота над ухом в многоголосый хор. Может, умом Хёнджин и понимал, что глупо было корить себя за произошедшее, но ноющая боль в груди говорила об обратном. Его переломанные рёбра были просто досадной мелочью по сравнению с застывшим, словно сделанным из воска, лицом Феликса. Хёнджин не помнил, в какой момент комната опустела. Лекари ушли, ушли и задумчивые Й’штола с Урианджером. Когда-то в прошлом Хёнджин боялся оставаться наедине с Феликсом, сейчас… пусть они и остались вдвоём, но Хёнджин никогда ещё не чувствовал себя таким одиноким. Свеча догорела, дрогнула и погасла. Комната погрузилась в темноту, разбавленную лишь голубоватым мерцанием Кристальной башни, лившимся из окна. Хёнджин сделал шаг вперёд. Каким же тонким и маленьким казался Феликс. Укрытый больничным одеялом, затихший — если постараться, можно было притвориться, что он просто мирно спал. Ещё шаг. Хёнджин не знал, когда на него нацепили этот ошейник и, тем более, когда его взяли на поводок, но теперь он чувствовал его натяжение, чувствовал, как начинал задыхаться, стоило попытаться сопротивляться этой силе. Его всегда по-своему тянуло к Феликсу, но только сейчас это тревожное чувство по-настоящему обрело форму. Кровать тихо скрипнула, когда Хёнджин опустился на её край. Ладонь Феликса, непривычно голая и беззащитная без перчаток, была нежной и расслабленной, и Хёнджин потянулся к ней, сжал её в своих пальцах, прохладную, чуть шероховатую от мозолей. — Вернись, — пробормотал Хёнджин, прижавшись лбом к его тонкому запястью. — Прошу тебя. ________________________________________ Феликс очнулся лишь спустя четыре дня. Хёнджин обедал с Чанбином, когда на пороге трактира появился запыхавшийся Чонин. Он был без шляпы, но чёрная маска привычно закрывала половину его раскрасневшегося лица. — Феликс, — выдохнул Чонин, и этого хватило, чтобы Хёнджин сорвался с места. Стоило ему войти в комнату, как сердце пропустило удар — на долгое мгновение словно ухнуло вниз, куда-то к желудку. Феликс сидел на кровати, бледный, осунувшийся, но живой, живой, живой. Тело прошило волной дрожи — Хёнджин никогда в жизни не испытывал такого страшного желания коснуться. В палате было людно, и только это остановило его от того, чтобы броситься к Феликсу и— Хёнджин сжал руки в кулаки, пытаясь унять дрожь в пальцах. Феликс даже не поднял головы — так и сидел, разглядывая свои ладони. Хёнджин не был уверен, что он толком пришёл в себя и осознаёт происходящее — слишком уж Феликс казался потерянным. На его лице читалось какое-то почти детское недоумение — словно он был мальчишкой, впервые увидевшим кровь на своих разбитых от падения коленях. Как же странно было видеть его в больничной одежде. Блеклый, словно потухший — глаза Хёнджина слишком привыкли к ослепляющему красному цвету его костюма. Одного этого хватало, чтобы понять, что что-то безнадёжно сломалось. Хёнджин понятия не имел, как всё исправить. Экзарх стоял у кровати Феликса — плечи расслаблены, лицо скрыто в тени капюшона. Порой Хёнджин завидовал ему — как здорово было бы спрятать все свои чувства, стать безликим, стать абсолютно непробиваемым. Потом Хёнджин вспоминал: робкую улыбку Экзарха, его пальцы, нервно сжимавшие посох, дрожь в его голосе, когда он говорил о будущем. Нет, может быть, Экзарх был уязвимее любого из них — просто потому что он всем сердцем хотел спасти всех. — Мне больно об этом говорить, но магию тебе использовать нельзя — во всяком случае в ближайшем будущем. Баланс чёрной и белой магии в твоём теле нарушен, и любая попытка использовать её может привести к катастрофическим последствиям. Возможно, в будущем баланс ещё будет восстановлен, но, к сожалению, я не могу этого обещать. Й’штола и Урианджер делают всё возможное, чтобы найти больше информации о твоём состоянии, но пока что их поиски не увенчались успехом. Феликс слушал молчал, только изредка моргал. — Лучше не повторяй моих ошибок, — сказал Экзарх уже чуть мягче. Хёнджин не верил, что он хоть сколько-нибудь сожалел о том, что сделал — кристаллы, въевшиеся ему в кожу за сотню лет, проведённую в Норврандте, говорили об этом громче любых слов. Феликс не ответил, не поднял головы, но Хёнджин заметил, как слабо дрогнули его пальцы. Минхо осторожно подцепил Хёнджина за локоть, прошептал «пошли» и потянул его в соседнюю комнату. Хёнджин послушно пошёл за ним — всё-таки Минхо оказывал на него странное, почти терапевтическое влияние. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Минхо, усадив Хёнджина на край аккуратно застеленной, лишённой человеческого тепла кровати. Хёнджин скомкал в пальцах выцветшее от времени одеяло, помолчал, закусив губу, потом ответил: — Этого не должно было с ним случиться. Лицо Минхо на секунду исказилось, будто оно было пластилиновым и его смяли безжалостные невидимые пальцы. — Мы сделаем всё возможное, — начал Минхо, но Хёнджин покачал головой. Глаза жгло, и он зажмурился, опасаясь, что не выдержит и заплачет. — Что бы ты почувствовал, если бы остался без своей магии? — срывающимся голосом спросил Хёнджин. — Он ведь и есть магия, её воплощение… И он лишился этого. Из-за меня, не договорил Хёнджин, но он знал, что Минхо всё понял и так. Тихо зашелестели шаги, зашуршали складки мантии. Хёнджин потянулся вперёд, сжал в пальцах мягкую ткань, почувствовал ладонью лёгкую неровность — искусно вышитые на ней планеты и звёзды. Ласковые пальцы осторожно коснулись основания его рога, потом скользнули вниз, к затылку. — Ты уже успел забыть, насколько он сильный? — спросил Минхо и коротко ущипнул Хёнджина за мочку уха. — Да, его баланс магии нарушен, и вполне вероятно, что он больше никогда не сможет использовать чёрную и белую магию вместе. Но это не значит, что он не сможет использовать её совсем. Хёнджин вздрогнул и поднял взгляд на Минхо: каким же спокойным и решительным тот выглядел. Всё же Хёнджина окружали потрясающие люди. — Я обсуждал это с Й’штолой и Чонином, и мы сошлись на том, что, даже если баланс не будет восстановлен, из Феликса выйдет отличный чёрный маг. — Он так просто не сдастся, да? — спросил Хёнджин. Непрошенная улыбка робко тронула его губы. — Он посвятил свою жизнь тому, чтобы защитить тебя — очень сомневаюсь, что такая мелочь сможет его остановить, — сказал Минхо и, подмигнув на прощание, оставил Хёнджина одного. Сердце грохотало в ушах, как сумасшедшее. Хёнджин влюбился — и, может быть, наконец понял, что же с этим делать. ________________________________________ Феликс понемногу возвращался к жизни, но процесс этот был безумно медленным и мучительным. Порой Феликс казался оживлённее, чем обычно, отвечал на простые фразы о его самочувствии, ярче реагировал на звуки и жесты, а порой вновь уходил в себя и мог часами разглядывать то складки на больничном одеяле, то неизменный пейзаж за окном. Хёнджин заходил к нему каждый день. Пусть его и почти сразу отпустили из лечебницы в его съёмную комнату, он всё равно возвращался из раза в раз, чтобы проведать Феликса. Он ни на что не надеялся — Феликс почти не обращал на него внимания, только изредка его пустой, рассеянный взгляд задерживался на Хёнджине на секунду дольше, а потом вновь соскальзывал в сторону, словно Хёнджин был просто очередным предметом мебели. Хёнджин не был уверен, что Феликс его узнавал — что он вообще хоть кого-то узнавал, и мысль об этом отравляла то слабое облегчение, которое Хёнджин испытывал, когда не видел в феликсовом лице ни ненависти, ни разочарования. Сочувствующий взгляд Минхо неизменно вспарывал рану на хёнджиновом сердце, стоило ей только перестать кровить. Неужели он стал настолько жалок? Хёнджин ещё никогда не казался самому себе таким крошечным, словно в нём и не было почти двух метров роста и длинного, покрытого чешуёй хвоста. Чан с Чанбином почти сразу же покинули Кристариум, чтобы присоединиться к Воину Тьмы в Арм Араенге в поисках четвёртого Хранителя Света. Чонин большую часть времени проводил с Минхо — либо помогал в лечебнице, либо часами торчал в библиотеке, просматривая один за другим ветхие, покрытые пылью тома. Они делали всё возможное, чтобы помочь Феликсу — на их фоне Хёнджин чувствовал себя совсем бесполезным. Совсем скоро он смог вернуться к тренировкам, но заниматься в одиночестве ему категорически не нравилось. Он страшно скучал по тому, что когда-то считал данностью — наставлениям Чана, ворчанию Чонина, молчаливому присутствию Феликса, всегда готового броситься в атаку. Теперь на тренировочной площадке было слишком тихо, и после заката Хёнджин возвращался домой усталый и опустошённый. Порой ему везло и по вечерам он заставал Феликса в одиночестве. Всё порывался заговорить с ним, но слова застревали в горле. Что бы Хёнджин ему сказал? Прости, я не хотел, чтобы так получилось? Я влюбился в тебя, но слишком поздно признался в этом самому себе? Глупости, такие глупости лезли в голову… Иногда он позволял себе коснуться Феликса — тронуть его прохладную ладонь или убрать с лица светлую нежную прядь. Его волосы отросли, и Хёнджин страшно хотел запустить в них пальцы и взлохматить или наоборот связать их в короткий пушистый хвост. Две недели — ровно столько ушло на то, чтобы Феликс впервые заговорил с ним. Хёнджин сидел на стуле у его кровати, читал книгу про фей, которую ему посоветовал Сынмин. Тренировка сегодня вышла неважной — сколько бы Хёнджин не гонял себя, в нём всё равно оставалась напряжённая, нервная энергия. До сих пор его пальцы мелко подрагивали, когда он переворачивал страницу — этот зуд под кожей сводил его с ума. — Можно воды? В первую секунду Хёнджин решил, что ему показалось — так редко он слышал теперь этот голос, но нет, стоило поднять голову от книги, как он наткнулся взглядом на горящие золотым пламенем глаза Феликса. Хёнджин шумно выдохнул — как же непривычно было видеть его, живого и настоящего, а не тихую молчаливую тень, прикованную к больничной кровати. Он отложил книгу в сторону и налил Феликсу полный стакан прохладной воды. Тот прижался к нему губами и сделал несколько жадных глотков. Его лицо казалось всё таким же измождённым, но на щеках проступил слабый румянец. Хёнджин сжал руки в кулаки и отвернулся. Тихий стук стакана о прикроватный столик заставил его вздрогнуть. Он бросил осторожный взгляд на Феликса и почти сразу пожалел об этом — тот смотрел в ответ серьёзно и внимательно, и Хёнджина накрыло кристально ясным осознанием того, что сегодня он признается — просто не сможет не признаться. — Феликс, — начал он внезапно севшим голосом — таким неповоротливым вдруг показалось это имя во рту. — Й’нбок, — перебил его Феликс. Хёнджин недоумённо уставился на него. — Меня зовут Й’нбок, — уже тише пояснил Феликс и опустил голову, пряча лицо. Долгое мгновение Хёнджин рассматривал его профиль, заострившиеся черты лица. Потом не выдержал и тихо выругался. Неужели такое правда бывает?.. Он прикрыл глаза, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Кровь стучала в висках, сердце забилось быстрее — то ли испуганное, то ли окрылённое этим новым странным осознанием. Й’нбок — это имя легло на язык слишком легко и привычно, и Хёнджина накрыло воспоминаниями о том далёком времени, когда его родители ещё были живы, Юлмор казался уродливым воздушным шаром на горизонте, а сам Хёнджин проводил большую часть времени играя с соседскими детьми. — А я всё думал, почему ты казался таким знакомым, — пробормотал Хёнджин. Й’нбок слабо улыбнулся, и в этой улыбке не было совсем ничего весёлого, только тоска и нежность, тоска и нежность. — Я верил, что ты выжил, — сказал Й’нбок тихо. — Я пытался тебя найти, а потом, когда я уже отчаялся, ты появился на пороге Юлмора. Я был так счастлив. — Но ты ничего не сказал, — сказал Хёнджин. Собственный голос показался ему тише шелеста листьев. — Я должен был защитить тебя, — сказал Й’нбок, словно это всё объясняло. Хёнджин прикрыл глаза. Давние воспоминания зашевелились в памяти, словно большие чёрные сомы, до этого мирно спавшие под слоем речного ила. Когда-то Хёнджин, наверное, думал, что узнал бы Й’нбока из тысячи, но годы доказали обратное. Да, черты лица были похожи, но его волосы стали светлее, голос — глубже, а красный костюм словно кричал «не трогай». Как изменилось бы всё, знай Хёнджин правду… Он вновь посмотрел на Й’нбока — казалось, в нём совсем не осталось ничего от Феликса, и эта мысль поразила Хёнджина до глубины души. Все эти годы Й’нбок провёл в его поисках, потом — наблюдая за ним, словно молчаливый страж. Тихая злость жгла горло, но облегчение, пришедшее с этим коротким родным именем, делало боль чуть терпимее. — Прости, — сказал Хёнджин, отчаянно надеясь, что Феликс поймёт всё то, что он попытался вложить в это слово. Годы разлуки, затем годы тишины и страха, тихой слепой ненависти. Потом… привязанность, которая ещё совсем недавно казалось нелогичной, а теперь наконец обрела смысл и форму. Чувство бесконечного раскаяния и тот ужас, который Хёнджин почувствовал, когда увидел фигуру в красном, распластанную по земле. Й’нбок кивнул и протянул к нему руку. Хёнджин замер, разглядывая его исхудавшее запястье, желтовато-восковые в свете лампы пальцы, тонкий след от ожога, а потом сдался — подался впёред, сжал его аккуратную, полную боли ладонь в своей, и коснулся дрожащими губами тёплой кожи. Й’нбок смотрел на него сияющими, полными тепла глазами. — Позволь мне и дальше следовать за тобой, — попросил он совсем тихо. — Только мысль о тебе позволяла мне жить все эти годы. Без тебя я бы… — он замолк, и Хёнджин был даже рад этому. Кажется, они оба были чертовски плохи в любовных признаниях. — Настала моя очередь защищать тебя, — сказал Хёнджин и осторожно протянул руку к голове Й’нбока. — Можно? — спросил он дрожащим шёпотом. Й’нбок прикрыл глаза и кивнул. Знак доверия, что-то совсем личное и интимное. Хёнджин задержал дыхание и сделал то, о чём так отчаянно грезил последние месяцы — мягко коснулся нежного пушистого уха. Пробежался пальцами от основания к мохнатому кончику, тронул розоватую, покрытую полупрозрачным пухом кожу на его внутренней стороне и вздрогнул от неожиданности, когда услышал тихое урчание. Лицо Й’нбока потемнело от румянца, брови съехались к переносице. Каким же он был красивым — сердце Хёнджина пропустило удар, но не то чтобы в первый и едва ли в последний раз. Он зарылся пальцами в светлые волосы, взъерошил их, сжал в кулак на затылке и немного потянул — Й’нбок издал сдавленный, жалобный звук и, распахнув глаза, уставился на Хёнджина совершенно диким взглядом. Долгое мгновение они просто таращились друг на друга, словно впервые по-настоящему разглядели. Хёнджин выпустил мягкие пряди из пальцев, но руку не убрал — так и оставил её лежать у Й’нбока на затылке. — Поцелуй меня, — попросил Й’нбок срывающимся голосом, словно ему было жизненно необходимо почувствовать прикосновение хёнджиновых губ. Кем был Хёнджин, чтобы не послушаться? Поцелуй получился долгим и расслабленным. Й’нбок обнял его за шею, притянул ближе, и Хёнджин потерялся от совсем новых ощущений — влажное тепло первого в его жизни поцелуя, слабый запах чужой кожи и сильный, неприятно бьющий по носу — лекарств, едва слышные ласковые вздохи Й’нбока. Даже когда они разорвали поцелуй, Й’нбок не разжал рук — так и обнимал Хёнджина, жался к его груди. Молчали, хотя казалось, что нужно было столько всего обсудить, но эта тишина не давила, наоборот как-то успокаивала, уравновешивала. Феликс водил ладонями по его плечам и спине, потом осторожно тронул один рог, затем второй, потёр пальцами металлические наконечники. — Прости, — сказал Й’нбок, вглядываясь в лицо Хёнджина. Его взгляд был полон какого-то большого нежного чувства, и Хёнджину было страшно думать о том, что же всё это значит. За что, одними губами спросил Хёнджин, мягко сжав талию Й’нбока в ладонях. Й’нбок долго молчал, задумчиво жуя губу. Потом, улыбнувшись, покачал головой. — За тот удар, — сказал он и приложил раскрытую ладонь в самый центр хёнджиновой груди. Хёнджин засмеялся. Сердце грохотало под рёбрами — сумасшедшее, обезумевшее от чужой близости. Слова были не нужны. ________________________________________ Каждый день Й’нбока отпускали из лечебницы на пару часов, и они проводили это время вместе. Болтали без устали — словно нужно было выпустить из себя все несостоявшиеся за эти годы разговоры. Й’нбок казался куда бодрее и энергичнее, но долгие прогулки давались ему с трудом, поэтому обычно они просто находили место потише и сидели там, пока не начинало темнеть. Кристариум казался ещё оживлённее, чем обычно — близость победы пьянила, словно вино. По вечерам на площади собирались шумные радостные толпы, в ресторанах и кафе вечно звучал сытный звон посуды и пламенные дискуссии. Хёнджин чувствовал себя выпавшим из реальности — в какой-то момент ему стало всё равно на то, что происходило вокруг, мир сузился до Й’нбока, и не было ничего важнее его. Раны на теле Й’нбока затягивались, и лишь изредка он мог нахмуриться от слишком резкого движения. Хёнджина волновало другое — зияющая дыра, оставшаяся от того, кем Й’нбок был все эти годы. Хёнджин так и не нашёл в себе решимости завести об этом разговор, слишком боялся, что сделает только хуже. Казалось, что лишившись магии, Й’нбок лишился и какой-то части своей личности — может, поэтому он и вернулся к своему старому имени. Это Феликс был красным магом, носил дурацкую шляпу с белым пером, которую Хёнджин с большим удовольствием испортил, а Й’нбок был обычным человеком, молча наблюдавшим за тем, как кто-то другой спасал мир. Иногда Й’нбок проваливался в темноту — его взгляд тускнел, становился рассеянным. Что он видел там, в своей голове, в эти моменты? Хёнджин плохо представлял свою жизнь без копья, но что такое копьё по сравнению с магией, пронизывающей твоё тело? В такие моменты Хёнджина всегда накрывало страхом того, что Й’нбок потеряется в этом тихом и мрачном месте и больше никогда не вернётся. Й’нбок много спал — его организму, напичканному лекарствами и снадобьями, всё равно нужно было огромное количество ресурсов. Хёнджин нередко приходил в лечебницу ещё до того, как Й’нбок проснулся, и наблюдал за его расслабленным нежным лицом. Он уже не казался таким болезненно-бледным, на его щеках то и дело вспыхивал румянец — каждый раз Хёнджин мысленно считал своей маленькой победой. Как розовело лицо Й’нбока, когда Хёнджину удавалось его рассмешить, как он смущался, стоило им оказаться чуть ближе или не успеть отвести взгляд вовремя. Мысль о том, чтобы поцеловать его вновь, не покидала голову Хёнджина ни на минуту, но он так и не осмелился сделать этого. Много раз они оставались наедине, и Й’нбок смотрел на него сияющими ласковыми глазами, словно готов был в любой момент податься навстречу, если бы только Хёнджин сделал первый шаг. Нет, что-то останавливало его — какое-то призрачное ощущение неправильности, будто он пользовался уязвимостью Й’нбока. — Слишком усердно думаешь, — сказал как-то Й’нбок во время одной из их прогулок. Они поднялись на верхний ярус Кристариума и прогуливались вдоль резной ограды под мерный топот подошв по деревянному помосту. Небо уже было тёмным, звёзды высыпались на него словно бисер — Хёнджин взял привычку запрокидывать голову к нему и искать в скоплениях белёсых точек очертания людей и животных. — О чём ты? — недоумённо спросил Хёнджин. Й’нбок покачал головой, но на его губах играла лёгкая улыбка. — Неважно. Хёнджин нахмурился и, взяв его руку в свою, остановился. Й’нбок мелко вздрогнул от прикосновения, опустил взгляд. На его щеках проступил румянец, едва различимый в накрывших город сумерках. — Просто сделай, как хочется, — пробормотал Й’нбок, не глядя на Хёнджина. Во рту пересохло. — А как хочется тебе? — осторожно спросил Хёнджин, поглаживая большим пальцем запястье Й’нбока. — Не знаю, — неожиданно разволновавшись выдохнул тот. — Как угодно. Я так давно хотел— Его голос сорвался, и он опустил голову, прижавшись лбом к хёнджиновой груди. Его уши мелко подрагивали, а хвост нервно метался из стороны в сторону, изредка задевая ногу Хёнджина. — Не знаю, когда я влюбился в тебя, — честно признался Хёнджин. — Моя голова слишком много лет была занята мыслями о тебе. — Представляю, — фыркнул Й’нбок и сжал в пальцах ворот хёнджиновой рубашки. — Что ты думаешь обо мне теперь? — его голос опустился до полушёпота, дыханием мазнувшего по хёнджиновой ключице. — Глупости думаю, — улыбнулся Хёнджин. — О том, какой ты несправедливо красивый. Или как классно было бы тебя поцеловать. Только об этом и думаю, если честно, — на этих словах Й’нбок смешливо фыркнул. — Так долго на тебя смотрел, а сейчас хочу дотронуться. Тёплые пальцы коснулись его щеки в том месте, где кожа была надёжно скрыта обсидианово-чёрной жёсткой чешуёй. — Правда? Я тоже хочу, очень-очень давно хочу, — отозвался Й’нбок. Его пальцы скользнули ниже, туда, где полоса чешуи терялась под воротом хёнджиновой рубашки. На секунду Хёнджин забыл, как дышать. Какое-то огромное жаркое чувство заполнило его до краёв — казалось, Хёнджин просто не переживёт это бесконечное мгновение. Слишком много. Хёнджина оглушило этим ощущением, до пятен в глазах, до трясущихся коленей. Й’нбок был так близко, что они почти соприкасались грудью и животами… — Чёрт, — выдохнул Хёнджин поражённо и, притянув Й’нбока за плечи, поцеловал. Ничего не осталось от неспешности — только горячее жгучее чувство, гнавшее их вперёд. Й’нбок вцепился в его рубашку и жадно отвечал на поцелуй — его тихие вздохи перемежались с чем-то ужасно похожим на мяуканье, и Хёнджину было стыдно от того, как он возбудился от одних этих звуков. Й’нбок отстранился первым, упёрся ладонью Хёнджину в грудь. — Не здесь, — сказал он севшим голосом, и Хёнджин послушно кивнул. Он чувствовал себя абсолютно потерянным, одурманенным внезапным желанием. Й’нбок выглядел ничуть не лучше — встрёпанный, раскрасневшийся, с абсолютно безумными глазами. Его зрачки расширились, затопив каре-золотую радужку внезапной чернотой, и Хёнджин терялся в этом взгляде. Й’нбок мелко дрожал, его тело казалось горячим, словно он вот-вот должен был зайтись в лихорадке. Хёнджин ободряюще сжал его предплечье, и Й’нбок позволил себе расслабленно выдохнуть. Они переглянулись — и Хёнджин был абсолютно счастлив увидеть чуть застенчивую, но очень искреннюю улыбку Й’нбока. Секс вышел коротким. Они вернулись в лечебницу, и в пламени одинокой свечи Й’нбок казался совсем нереальным — какой-то божественной сущностью, которая явилась в ночи, чтобы свести Хёнджина с ума. Й’нбок был такой же неопытный, как и сам Хёнджин, но от того, каким же ласковым и отзывчивым он оказался, у Хёнджина кружилась голова. Было что-то абсолютно магическое в том, чтобы целовать его, чувствовать тепло его губ и влажные тихие вздохи. Хёнджин гладил его под тонкой, полупрозрачной рубашкой — грудь, живот, основание хвоста. Хвост вообще был отдельной темой и говорил о чувствах Й’нбока громче любых слов — то нервно вздрагивал, то обвивался вокруг хёнджинового запястья, когда тот касался Й’нбока в особенно чувствительном месте. И о Двенадцать, Й’нбок был чувствительным везде. Его прошивало дрожью, стоило Хёнджину прижаться губами к его шее или запустить руку в мягкие растрепавшиеся волосы. Когда Хёнджин потёр между пальцами кончик его уха, Й’нбок издал абсолютно поломанный, животный звук и его глаза стали совсем тёмными и затуманенными. В те редкие моменты, когда Хёнджин позволял себе представить, что между ними могло произойти, ему всегда приходило в голову что-то дикое, почти злое, построенное на вечном соперничестве, словно и секс у них должен был быть как битва. Реальность оказалась совсем другой — Хёнджину перемалывало внутренности от внезапной, оглушительной нежности и желания спрятать Й’нбока в своих руках. Это не было лучше или хуже — просто совсем не то, что Хёнджин ожидал. Он и не догадывался, что его ладони годились на что-то ещё, кроме как держать копьё, что в них было столько нерастраченной любви. Й’нбок всё-таки стащил с него рубашку и, словно изголодавшийся, прижался ртом к коже на его груди. Его пальцы всё трогали чешую у Хёнджина на боках и плечах, цеплялись огрубевшими подушечками за её неровные края. Впервые за свою жизнь Хёнджин ощутил, что кому-то нравится, и это ощущение было абсолютно пьянящим. Было даже не стыдно за то, как быстро он кончил — Й’нбок продержался немногим дольше. Тёплая сперма залила хёнджинову ладонь, и он неловко отвёл руку в сторону, чтобы не запачкать их. Й’нбок, тяжело дыша, повалился ему на грудь, крепко обнял и прикрыл глаза. Й’нбок выглядел вымотанным, но это не казалось чем-то плохим — наоборот было в его лице что-то умиротворённое, словно он наконец позволил себе выпустить всю нервную энергию, которая копилась в нём до этого. Хёнджин не сдержался — поцеловал его вспотевший горячий лоб, и Й’нбок улыбнулся ему в плечо совершенно блаженной улыбкой. Какой же долгий путь они прошли, чтобы наконец замереть в уютной тишине этой ночи. Небо за окном было чёрным, и острый шпиль Кристальной башни голубоватой вспышкой делил его на две неравные части. Утро Хёнджин встретил на узкой больничной кровати, прижав сонного и тёплого Й’нбока к своей груди. Минхо вошёл без стука, но Хёнджин даже не дёрнулся — Минхо, кажется, догадался о его чувствах к Й’нбоку куда быстрее, чем сам Хёнджин. Одного взгляда на его взволнованное, раскрасневшееся лицо хватило, чтобы Хёнджин всё понял и без слов — они нашли четвёртого Хранителя света. — Осталась только Кхолусия, — выпалил Минхо, пытаясь сдержать улыбку. Его глаза горели пламенем надежды, и хёнджиново сердце забилось быстрее. Они почти у цели, почти победили, остался последний шаг… — Теперь нужно найти последнего, — сказал Хёнджин, мягко сжав плечо заёрзавшего в постели Й’нбока. Минхо покачал головой. — Не нужно, — сказал он, глядя Хёнджину прямо в глаза. — Мы уже нашли его. Осталось до него добраться. ________________________________________ Им понадобилось несколько дней, чтобы дождаться Чана с Чанбином и собраться в дорогу. Воин Тьмы со своими спутниками уже отправились в Кхолусию, и по словам Чана пытались построить гигантского каменного Талоса, чтобы добраться до огромной летающей горы. — У меня столько вопросов, — пробормотал Хёнджин, выслушав этот рассказ. — Поверь, у меня не меньше, — засмеялся Чан, почесав затылок. Он успел загореть за пару недель проведённых в Арм Амаенге, и Хёнджин всё никак не мог привыкнуть к этому. Чонин мрачной тенью стоял чуть поодаль и бросал на Чана жадные взгляды. Он уже даже не пытался сделать вид, что ему всё равно — мальчишка был влюблён в Чана без памяти. Хёнджин едва сдержался, чтобы не подойти к нему и не потрепать его по волосам. Чан и сам то и дело украдкой поглядывал на Чонина, напряжённо щурился, будто пытался по-настоящему его разглядеть. Кажется, у него было достаточно времени, чтобы хорошенько всё обдумать. Они собрались на взлётной площадке — амаро уже были запряжены и теперь мерно переминались на месте и ерошили пушистые перья. Чего-то ждали, но на все вопросы Чан только загадочно улыбнулся. Хёнджин не сразу его заметил. Услышал стук ботинок по дощатой платформе, чанбиново «ну наконец-то», а потом до боли знакомый голос сказал: — Извините, что опоздал. Сердце Хёнджина сделало кувырок. Й’нбок был в обычной одежде, и, сколько бы Хёнджин ни старался, но он так и не смог отыскать хоть что-нибудь красное в его фигуре. Он был ещё тоньше обычного, потому что сбросил несколько килограмм, пока лежал в больнице, и всё ещё медленно возвращался к своему нормальному весу. Его смущение читалось по нервному движению ушей — как они то прижимались плашмя к его голове, то наоборот стояли торчком, словно напряжённо вслушиваясь. Как же хотелось его обнять — Хёнджин сцепил зубы, пытаясь побороть это мучительное желание. Й’нбок смотрел только на него — чуть испуганно, словно думал, что Хёнджин ему не рад. — Да хватит тебе уже отлёживаться, — улыбнулся Хёнджин. — Пора за работу. Й’нбок шумно выдохнул, и его плечи расслабленно опустились. — Я скучал по этому, — искренне сказал Й’нбок, и Чан, хохотнув, хлопнул его плечу. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда мы доберёмся до места, — сказал он и махнул в сторону амаро. — Забирайтесь. Перед тем, как взлететь, Хёнджин бросил последний взгляд на Кристариум. Он был полон надежд, но всегда оставалась вероятность, что он уже не вернётся сюда. — Что будет, когда это всё закончится? — спросил Хёнджин, погладив амаро по могучей шее. Минхо бросил на него непонимающий взгляд. Хёнджин замялся. — Я имею в виду… когда мы разберёмся с Пожирателями. — Я хочу посмотреть на Иль Мхег, — внезапно сказал Й’нбок. — Говорят, там очень красиво. — И не очень безопасно, — пробубнил Чанбин. — Пикси абсолютно ужасны. Насколько они маленькие, настолько же и гадкие, — сказал он, скорчив гримасу отвращения. Чонин засмеялся первым. Зажал рот ладонью, раскраснелся так, словно вот-вот взорвётся, а потом прыснул — и этого хватило, чтобы волна смеха накрыла их всех. Й’нбок раскраснелся так, что его веснушек совсем не стало видно, и всё пытался прикрыть свой смеющийся рот ладонью. Хёнджин бы поцеловал его, да боялся, что Чанбин с Чонином его потом сожрут. Всё же он потянулся к Й’нбоку и коротко сжал его колено. — Поехали! — крикнул Чан, и его амаро первым взвился в небо. Холодный воздух ударил в лицо, и Хёнджин сделал глубокий вдох. Будущее Норврандта уже не казалось таким мрачным и туманным. Совсем скоро на горизонте появились желтовато-белые скалы Кхолусии, зарябили блики на морской глади. На севере уродливым дирижаблем возвышался Юлмор, на юге, высоко-высоко в небе, парила гора Гулг, где теперь скрывался Вотри. Хёнджин встретился взглядом с Й’нбоком — в его глазах было столько тепла и света, что Хёнджин, наверное, влюбился в него снова. Всё возвращалось к началу, всё возвращалось на круги своя.