***
Дверь в кабинет Батлера тихо распахнулась. – Добрый день. Я могу войти? – Кит замер на пороге, будто бы не имея смелости сделать шаг вперед. Батлер поднял голову, встречаясь взглядом с юношей. Стоило ожидать, что рано или поздно он явится сюда (при условии, что ему удалось избежать смерти), и все же Батлер чувствовал себя застигнутым врасплох. – Конечно, проходи, – выдохнул он, указывая на стул перед своим рабочим столом. Однако Кит, проигнорировав предложение присесть, лишь сделал пару шагов вперед, замирая посреди кабинета. – Я… не застал майора на месте, – нерешительно начал он. – Вы не знаете, где его можно найти? «В месте, откуда не возвращаются». Батлер кашлянул и, отводя взгляд в сторону, произнес: – Он тебе не нужен. Все, что ты хочешь знать, могу рассказать я. Глаза Кита расширились в удивлении, а Батлер продолжал: – Лучше присядь – это будет долгий разговор. Кит заметно напрягся. Такие слова едва ли могли быть предвестником чего-то хорошего, но он пришел сюда за правдой о событиях минувшего дня – какой бы она ни была. Повинуясь указанию, Кит тяжело опустился на стул. – На самом деле, я хотел узнать о том, что случилось вчера. Видите ли, я… – на секунду Кит запнулся, – мне пришлось покинуть то место до того, как все закончилось, а после я не смог связаться с консильери или гранд-боссом, так что… я ничего не знаю. Пожалуйста, расскажите мне все. Глаза, в которых читалась тревога, уставились на Батлера в ожидании ответа. Тот тяжело вздохнул. – В таком случае первое, что тебе следует знать – ваша сторона проиграла. Так что держись подальше от новой Примаверы – там тебе точно не будут рады. – Ясно, – Кит кивнул, опуская глаза. Стало быть, Мэйдзю говорил правду. Честно говоря, он уже практически не сомневался в этом. Но консильери и гранд-босс… удалось ли им скрыться? – Ричард и Сайрус мертвы, – ответил Батлер на невысказанный вопрос. Кит дернулся, опустив голову так низко, что седые волосы почти полностью скрыли его лицо. Надежда оказалась напрасной – он снова потерял дорогих ему людей. Он остался один. На несколько секунд в кабинете повисла тишина, которую вновь оборвал Батлер. – Я должен рассказать тебе еще кое-что. Это касается виновника череды кошмарных инцидентов, начавшейся год назад. Кит резко поднял голову. – Есть какие-то новости о Золотом драконе? – в его глазах полыхнула плохо скрываемая ненависть. Батлер отвел взгляд в сторону. – Золотой дракон здесь ни при чем, – каждая следующая фраза давалась с трудом, и все же Батлер заставлял себя говорить. – Все не так, как ты думаешь, Кит. Правда в том, что общество «Золотой дракон» подставили с целью начать войну между японской и китайской мафией. По плану, вы должны были устроить смертельный хаос, в котором погибли бы многие мафиози. И причина всему – личная месть мафии. – Ничего не понимаю, – взгляд Кита прожигал Батлера насквозь. – Кому могло прийти в голову такое? – Майору Габриэлю Кабурайя. Ответом было затянувшееся молчание, так что Батлеру пришлось перевести взгляд на парня, сидящего перед ним. В глазах того застыла эмоция, похожая на шок и недоверие одновременно. – Он водил вас за нос, манипулировал вами так, как ему было угодно. Ты, конечно, понимаешь, что у него были все возможности, чтобы организовать нападение год назад. И сделать фальшивые доказательства виновности общества «Золотой дракон» ему ничего не стоило. – Но зачем ему это? – раздался неожиданно хриплый голос юноши, и он закашлялся, словно пытаясь прочистить горло. – Понимаю, в такое сложно поверить, но… – Батлер тяжело вздохнул, – помнишь историю о младшей сестре майора, убитой китайской мафией? – Да, – нерешительно отозвался Кит. Тогда они с Ричардом находили это причиной того, что майор стал сотрудничать с ними. Но… – Что вы хотите этим сказать? – Эта история почти полностью правдива. За исключением того, что то было дело рук китайской мафии. Эту деталь Габриэль добавил для усиления эффекта. Тогда вы уже подозревали общество «Золотой дракон», и ему нужно было убедить вас в том, что китайцы – бесчеловечные ублюдки. – Вы хотите сказать, – Кит с трудом выдавливал из себя слова, – что майор мстил Примавере и обществу «Золотой дракон», потому что… ненавидел мафию в целом? Батлер кивнул. – Все могло бы сложиться иначе, если бы он мог отомстить тем, кто лишил его семьи, но… можешь представить себе, как долго он вынашивал этот гнев, не имея возможности высвободить его? В конечном счете он превратился в демона, ни во что не ставящего человеческие жизни. Лицо Кита побледнело так сильно, что едва не совпадало по цвету с его седыми волосами, руки сжались в кулаки, зубы стучали. Его сильно трясло от гнева и отчаяния, эти чувства переполняли его. Он все еще отказывался верить в услышанное, потому что это было слишком, слишком тяжело. Зато так куски разрозненной информации наконец складывались в единую картину. – Я убью его, – прошептал Кит, поднимаясь на ноги. – Остановись. И постарайся взять себя в руки. – Кит замер, пристально глядя на Батлера в ожидании объяснений, и тот тяжело вздохнул – снова. – Тебе не нужно никого убивать, потому что Ричард уже позаботился об этом. – Что это значит? – голос Кита сорвался на крик, было видно, что еще немного – и у него начнется истерика. – Вы же сказали, что консильери… – Мертв, верно. Но с кладбища ему удалось сбежать до завершения битвы. Тогда я встретил его и рассказал то же, что только что рассказал тебе. Далее Ричард направился в кабинет Габриэля, где они, по всей видимости, устроили перестрелку, в ходе которой… – Батлер отвел глаза, – убили друг друга. – Не понимаю, – Кит поднес руку ко рту, словно пытаясь заглушить крик боли разрывающейся на части души, – не понимаю! Почему никто не остановил этого ублюдка? Почему вы молчали все это время? Вы просто продолжали наблюдать… как вы могли… – поток слов оборвался судорожным всхлипом, по щекам безудержно покатились слезы. Батлер поднялся и сделал шаг навстречу Киту. – Он угрожал мне, и всем остальным тоже, поэтому никто здесь не мог ничего с ним сделать. Ты и представить себе не можешь, как мучительно было «просто наблюдать», – лицо Батлера исказила гримаса боли, – но ничего другого мне не оставалось. Даже когда твой бывший напарник попытался освободить меня и заставить рассказать правду… я не мог пойти на это. Моей сестре угрожала опасность. Бывший напарник? Алан? Когда это было? Он пытался найти доказательства невиновности Золотого дракона? Более того, он… знал, кто на самом деле виновен? – Почему же, – Кит глубоко вдохнул в тщетных попытках успокоиться, – вы рассказали все консильери? Батлер помрачнел. В его потемневших глазах блеснула ярость. – Потому что он исполнил свою угрозу. Несмотря на то, что я никому ничего не говорил, – в его голосе впервые за все время разговора зазвучала неприкрытая злоба. Значит ли это, что его сестру убили? Выходит, даже он пострадал. Впрочем, сейчас Киту это было чуть более чем безразлично. Сказанное Батлером продолжало звенеть в голове, и с каждой прокрученной в мыслях фразой очередной невидимый нож пронзал грудную клетку в том месте, где должно быть сердце. В глазах потемнело, он уже не видел ничего перед собой, но чувствовал, как падает на колени прямо на грязный пол кабинета и кричит, кричит, не перестает кричать от невыносимой боли. В какой-то момент он заметил, что Батлер бросился к нему, вцепился в плечи, что-то кричал – но это ощущение было таким смутным, что казалось нереальным. Мир разрушался, распадался на части прямо перед ним. В лицо плеснули холодной водой, и Кит захлебнулся собственным криком. Проведя рукой по прикрытым глазам и щекам, размазывая воду и слезы, он медленно перевел взгляд на Батлера, сидящего там же, на полу, в полуметре от него. Тот выдохнул с явным облегчением. – Успокоился? – уточнил Батлер, искоса глянув на входную дверь, словно ожидая, что там может кто-то появиться. – Мне не представить, что ты чувствуешь сейчас, но, знаешь, лучше не устраивать истерику здесь. Попытки взять себя в руки не давали совершенно никакого результата – Кита все еще трясло, ногти больно впивались в собственные плечи. Батлер смотрел на него с жалостью, но даже это казалось чем-то вроде издевательства. Кит был уверен, что не имеет права на существование, и уж тем более – на жалость. Расширенные глаза, на дне которых плескалось безумие и отчаяние, смотрели в пол. Еле слышный шепот разорвал затянувшуюся тишину: – Прошу прощения, капитан.***
Ноги сами привели Кита к больнице. Прежде чем попасть к Алану, он встретил доктора, который сообщил, что состояние его друга остается прежним. Когда Кит спросил, можно ли надеяться на улучшение, доктор отвел глаза, отвечая, что шансы есть. Но, по всей видимости, сам он в это не особенно верил. Кит долго стоял перед постелью Алана, глядя на бледное, но умиротворенное лицо парня – выглядело так, словно тот просто спал и вскоре непременно проснется. Как жаль, что это всего лишь иллюзия. В лучшем случае он пролежит здесь в таком состоянии много лет, а Кит будет бессмысленно ждать того дня, когда он очнется. Дня, который никогда не наступит. – Прости меня, Алан… За окном начинался проливной дождь. Тихо скрипнула дверь больничной палаты, когда Кит вышел в пустой коридор. Он вновь не заметил, как задержался здесь допоздна.***
Он с трудом дошел до собственной квартиры – ноги не слушались, он почти ничего не видел перед собой, словно все погрузилось в туман. Может, так оно и было, а может, то была игра его больного воображения – Кит не знал. Он промок до нитки под ливнем, не ослабевавшим на протяжении всего пути, но это его не волновало. Одежду легко высушить, ну а с ним самим тем более ничего не случится. Выживший во стольких ситуациях, сулящих верную смерть, не станет бояться возможных последствий прогулки под дождем. Выживший… Кит усмехнулся про себя. Лучше бы он умер еще в Сибири, не успев причинить другим столько боли. Не успев лишиться всего, что имел. Не успев достигнуть этой крайней степени отчаяния, когда единственный выход видится в том, чтобы покончить с собой. Стены пустой, с недавних пор совершенно неуютной квартиры давили на него тяжелой тишиной, непрерывно напоминая о том, что он остался один. Если бы только рядом был хоть кто-то, кто мог поддержать его, тогда… возможно, даже в такие времена это удержало бы его от саморазрушения – болезненного, сжигающего изнутри, уничтожающего остатки надежды и веры в лучшее. Но никого не осталось, и, что еще хуже – в большей мере это его вина. Он не может выместить свой гнев на ком-то и почувствовать хоть малую толику облегчения, потому что единственный, кто заслуживает ненависть – он сам. Колени вновь подкашиваются, и Кит падает на пол, уткнувшись лицом в твердую поверхность, покрытую толстым слоем пыли. С мокрых волос и одежды стекает вода, пыль на полу превращается в грязь, но ему плевать – он снова кричит, снова плачет, он очень хочет прекратить эту истерику, но не может остановиться. Невыносимая правда, которую лучше было не знать. Что ему теперь делать с этим? С другой стороны – сколько всего прояснилось благодаря этой правде. Например, теперь было ясно, что Стелла стала целью убийцы вовсе не потому, что кто-то посчитал ее претендентом на место лидера организации, нет – причиной было лишь то, что она была сестрой консильери. Кроме того, только теперь стало ясно, почему был убит Юджи. Тогда никто из них – ни он, ни Ричард, ни гранд-босс – не видел смысла в убийстве ни в чем не повинного ребенка, но теперь он наконец понимал ход мыслей дьявола в ангельском обличье, организовавшего все это исключительно ради мести. И нападение на Ли Мэйсюэ было настоящим. Так же, как и в случае со Стеллой, вина этой девушки заключалась в том, что она была сестрой одного из лидеров общества «Золотой дракон». Он сам убил ее за это. Боже, она ведь вообще была ни при чем. В который раз за этот невыносимо долгий день Кит ощутил, как его сердце разрывается на части. Он никогда не сможет это забыть. В его памяти навсегда запечатлен тот момент, когда его друг, считавшийся мертвым, возник из ниоткуда и забрал мертвое тело возлюбленной, не боясь получить выстрел в голову. На самом деле именно тогда Кит понял, что совершил непоправимую ошибку. Он всегда знал это. Знал, что по этой причине он так легко согласился с тем, что Алан – предатель. Потому что было гораздо легче считать друга виновным во всем, а себя – тем, кто не сделал ничего плохого. Потому что это избавляло его от чувства вины, которое он точно не смог бы вынести. Как жаль, что сейчас он не может отвернуться от жестокой, обличающей всю его уродливую сущность правды. Всхлипывая, он шепотом повторял: – Простите меня, Ли Мэйсюэ, Алан…***
Дождь уже закончился, когда Кит обнаружил себя на крыше дома, в котором находилась его квартира. Стоя у самого ограждения, он смотрел вниз и пытался оценить расстояние до земли. Не так уж высоко, но все же, если спрыгнуть, точно разобьешься. Внизу твердый асфальт, так что шансов выжить нет никаких. Никто не спасет его на этот раз. Не хватало решимости переступить через ограждение и сделать шаг в пустоту, после чего пути назад уже не будет. Как это странно – ведь он уверен, что не хочет жить, но почему же тогда так страшно? Минуты текли одна за другой, а он по-прежнему стоял на месте, не в силах пошевелиться. В воображении рисовались картины событий, которые последуют за его самоубийством, и сами собой возникали вопросы. Когда его тело обнаружат? Позаботится ли кто-то о том, чтобы похоронить его должным образом? Кит раздраженно потряс головой, пытаясь отогнать эти мысли. Почему его должно волновать все это? В тот момент, когда он окажется размазанным на асфальте, его жалкое существование будет окончено – и это единственное, что имеет значение. А то, что будет после, его волновать не должно. Главное – никто не вспомнит о нем, потому что некому вспоминать. Эмоций больше не было – внутри была абсолютная пустота. Кит переступил через ограждение, замирая на узком выступе. Еще один шаг – и конец всему. Перед глазами пронеслись лица людей, которые были ему так дороги, и которых уже не было в этом мире. Стелла, Юджи, Ричард… Возможно, они бы не одобрили то, что он собирается сделать сейчас, но это все, что ему остается. Жить он не может. Почему-то именно теперь, когда смерть подобралась так близко, что он практически ощущал ее леденящее дыхание кожей затылка, в затуманенном сознании появилась мысль о том, что Алан может когда-нибудь прийти в себя. Даже если шанс совсем ничтожный, чудеса порой случаются. Как тогда, когда они пережили беспощадный сибирский холод и невыносимые условия в лагере для военнопленных. Впрочем, то чудо стало возможным только благодаря Алану, а сейчас он едва ли сможет спасти самого себя. Даже если Алан вернется к жизни, он никогда тебя не простит. Едкий шепот внутреннего голоса заставил его вспомнить о Ли Мэйсюэ, и образ девушки – со счастливой улыбкой на лице, которую он никогда не видел – возник в сознании. Как бы ему не хотелось встретиться с ней на том свете. Этот грех он не искупит даже своей смертью. Боль вновь пронзила сердце острым ножом, хотя ему казалось, что все чувства уже исчезли. Глаза затуманились, он уже не мог разглядеть ничего перед собой в тот момент, когда нога оторвалась от твердой поверхности. Он не смог сделать шаг вперед – чьи-то невидимые руки удержали его, обнимая со спины. Кит не видел, но чувствовал ее – то была Стелла. Видимо, она хотела, чтобы он жил, поэтому, даже будучи мертвой, пыталась остановить его сейчас. Вопреки ожиданиям, прикосновение ее рук согревало, и Кит улыбнулся. – Почему, Стелла? Ты должна понимать. Я не могу жить. Я даже не заслуживаю этого. Молчание было ответом, руки вдруг выпустили его из объятий. Кит обернулся, но не увидел никого за собой – вместо этого его воображение изобразило перед ним ту Стеллу, которую он помнил. Она смотрела на него с нежностью и улыбалась, протягивала руку, заставляя сделать шаг навстречу ей. Кит не заметил, как снова оказался по другую сторону ограждения, в безопасности. В тот же миг образ Стеллы растворился в холодном ночном воздухе, оставляя после себя смутное ощущение защищенности. Словно его ангел-хранитель всегда рядом с ним. Щеки Кита обожгло холодом от слез, вновь заструившихся из глаз. – Это и есть мое искупление, верно? Я должен жить, помня о своих грехах. Нет, Стелла, конечно, не это имела в виду, но ему будет легче, если он отнесется к этому так.***
Кит приходил в больницу каждый день, но ничего не менялось – Алан по-прежнему был в коме. Доктор с каждым разом становился все мрачнее, уже не скрывая того, что надежды на выздоровление почти нет. У Кита не было причин не верить в это, и все же он продолжал цепляться за эту ничтожно малую вероятность улучшения состояния, потому что в этом случае его собственная жизнь, которую он решил оставить, наполнилась бы хоть каким-то смыслом. Если он не обретет этот смысл, тогда… вряд ли он сможет и дальше цепляться за свое существование. Повторная попытка суицида станет лишь вопросом времени. Даже если Алан не простит его, он продолжит жить ради него. Возможно, со временем они смогут наконец поговорить и понять друг друга. Да, все будет именно так – но только если Алан в самом деле когда-либо очнется. Как бы то ни было, все, что оставалось Киту – сидеть у постели друга и молить бога, в которого он уже почти не верил, сохранить жизнь единственному человеку, которого он еще не потерял. Снова и снова Кит вспоминал слова, сказанные Аланом прямо перед тем, как они выпали из окна колокольни. Тот просил прощения у него, хотя не сделал ничего плохого. Напротив, с самого начала именно Кит должен был извиниться перед другом, стать на колени и молить о прощении, хоть он его и не заслуживал. Потому что все это время предателем был он, только он. И несмотря на это, Алан отчаянно пытался достучаться до него, но Кит не хотел слушать и только обвинял друга в том, чего тот не совершал. Видимо, Алан не убил его за это только потому, что знал о настоящем виновнике, и лучше, чем кто-либо, понимал психическое состояние своего бывшего партнера. В конечном счете ему даже пришлось попросить прощения за чужие грехи для того, чтобы Кит наконец услышал его. И теперь, зная ужасную правду, Кит понимает все это. Теперь они смогли бы помириться, но… неужели уже слишком поздно? Все, что ему оставалось теперь – сидеть у постели друга, рыдая о том, что совершенные ошибки уже нельзя исправить.***
В один день все неожиданно изменилось. В тот момент, когда Кит, сжимая руку Алана, ощутил чужие пальцы, слабо сжавшие его ладонь в ответ. Не в силах поверить, Кит смотрел в едва приоткрывшиеся глаза друга. Тот улыбался. – Кит… – голос прозвучал очень тихо, но Кит был уверен в том, что услышал. Слезы навернулись на глаза, когда он наконец смог принять этот факт. Это не сон, не иллюзия. Чудо произошло. Алан вышел из комы. Закончив опрос пациента, доктор с облегчением заметил, что угрозы его жизни больше нет, как нет и серьезных нарушений в работе головного мозга. Отдавая распоряжения медсестре, он не переставал потрясенно бормотать о том, что со столь невероятным улучшением состояния в практически безнадежной ситуации он сталкивается впервые. Вскоре доктор вышел, напоследок напомнив Киту о скором окончании часов посещения. Наконец они остались наедине, но Кит уже не знал, радоваться этому или нет. – Кит, – Алан попытался снова улыбнуться, но это давалось ему с явным трудом, – подойди ближе. Или так и собираешься стоять там? В самом деле, с тех пор, как сюда явились доктор с медсестрой, Кит оставался практически у самой двери. Медленно, очень медленно – быстрее ноги просто не двигались – он приблизился к постели Алана и опустился на рядом стоящий стул. Он должен был так много сказать ему, но не знал, с чего начать. Все, о чем он постоянно думал на протяжении последних нескольких дней, никак не складывалось в единую связную речь из вороха разрозненных мыслей. – Как долго я нахожусь здесь? – поинтересовался Алан, и Кит, считавший каждые сутки, прошедшие с того проклятого дня, незамедлительно ответил: – Сегодня восьмой день. Знаешь, здесь уже никто не верил в то, что ты придешь в себя. – Я заметил, – Алан усмехнулся, но тут же поморщился, – этот доктор сейчас смотрел на меня как на ожившего мертвеца. Впрочем, его можно понять. Мне самому не верится, что я выжил, – оглядев Кита с головы до ног, он добавил с легкой улыбкой, – а ты, кажется, почти не пострадал. Я рад. – Алан… Кит сжал его ладонь в своей, чувствуя, как слезы вновь катятся по лицу. Он хотел поблагодарить Алана, сказать, что тот сейчас спас ему жизнь в очередной раз – уже лишь тем, что пришел в себя. Нужно было все рассказать, объяснить, извиниться, но именно в такой момент он не мог произнести ни слова, и всхлипы оказались единственным звуком, на который он был способен. Алан, грустно улыбаясь, сжал ладонь Кита в ответ, переплетая их пальцы. – Этого не должно было случиться с тобой, – наконец смог выговорить Кит. Он глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь выровнять дрожащий голос. – Я… должен был оказаться на твоем месте. Почему ты пытался защитить меня? Я же… собирался убить тебя. Алан отвел взгляд в сторону. – В последний момент, прямо перед тем, как мы выпали из окна, ты вроде как очнулся и стал напоминать прошлого себя. А защищал я тебя, потому что… ха, даже не знаю. Это вышло как-то само собой. Кит улыбнулся сквозь слезы. – Так было всегда. Без тебя я уже давно был бы мертв. – И, наверное, так было бы лучше. – Кит, – голос Алана немного понизился, – ты ведь больше не считаешь меня предателем? Пальцы Кита стиснули его руку сильнее. – Я здесь единственный предатель. Тебе не за что было извиняться тогда, – его плечи затряслись, и он опустил голову так низко, как только мог. – Прости, прости меня, Алан! – Значит, ты уже все знаешь, – пальцы Алана, сжимавшие ладонь Кита, исчезли, и через секунду тот ощутил легкое прикосновение к своим волосам, заставившее его поднять голову. Алан улыбался так же, как раньше, но в его взгляде читалась такая боль, от которой все внутри переворачивалось, и Кит, не выдержав, отвел глаза. – Похоже, я многое пропустил. Не поведаешь мне о том, чем закончился тот день? И от кого ты узнал правду? Немного успокоившись, Кит рассказал обо всем, что стало известно ему благодаря Батлеру. Под конец его речь вновь начала прерываться всхлипами. – Я… не мог поверить. Мы считали этого человека нашим союзником, но он… просто наслаждался нашими страданиями со стороны и насмехался над нами. Он так легко обвел нас вокруг пальца, заставил поверить в то, что виновен Золотой дракон. Я… посчитал предателем даже тебя. Своими руками я… убивал тех, кто был ни в чем не виновен, и думал, что… свершаю справедливую месть. Кит замолчал и опустил голову. Он смотрел на свои раскрытые ладони, видел, как между пальцев стекает ярко-красная жидкость, разливается под ними омерзительными кровавыми пятнами; а за пятнами проступают образы мертвецов – девушки, безуспешно пытающейся зажать рукой рану на животе, мужчин, безрассудно покидающих свои укрытия в надежде спасти ее, и многих товарищей, заподозренных в предательстве и безжалостно убитых. Мольбы о пощаде и предсмертные крики одних все еще звучали в ушах; безмолвные тени других неотступно следовали за ним, наблюдали из темных углов. Однажды они доберутся до него и убьют, так же, как он убил их. На мгновение закрыв глаза, Кит тряхнул головой, временно избавляясь от преследующих видений. – Ничто не искупит того, что я сделал, – Кит провел тыльной стороной кисти по лицу, стирая слезы, – но… может, когда-нибудь ты сможешь простить меня. Ты… все, что у меня осталось. – Я уже простил тебя, Кит. Осмелившись снова посмотреть Алану в глаза, Кит понял, что тот и в самом деле не держит на него зла. Это должно было порадовать его, но вместо этого горло сдавило невидимой веревкой. Между тем Алан продолжал: – Ты, и консильери, и гранд-босс – вы были в том состоянии, когда фальшивых доказательств было более чем достаточно, чтобы подтолкнуть вас к кровавой мести. Вы были слишком охвачены гневом и печалью, чтобы прислушаться к голосу рассудка. Тот майор позаботился о том, чтобы все вышло именно так. Я понимал вас. И лучше всего понимал тебя. Ты не тот, кто способен выдержать столько потрясений и не сломаться. Всхлипнув, Кит низко склонился над постелью Алана, уткнувшись лицом в простыни. – Прости меня, – бормотал он, не поднимая головы, – прости, прости, прости… – Говорю же – уже простил, – рука Алана едва ощутимо провела по седым волосам. – Мы страдали слишком много, но теперь все закончилось. Остается только как-то с этим жить. – Всхлипы звучали все тише и реже, и Алан вымученно улыбнулся. – Успокойся, Кит. Ты не один. Я не оставлю тебя. Срывающимся от рыданий голосом Кит снова и снова просил у Алана прощения и не мог остановиться, пусть тот и заверил, что простил. Он мог бы повторять это «прости» бесконечно – но этого по-прежнему не будет достаточно. Никогда не хватит.***
Выйдя из палаты и тихо прикрыв за собой дверь, Кит заметил чью-то невысокую фигуру, стремительно приближающуюся с другого конца коридора. Когда она подошла к окну, сквозь которое в темноту помещения проникали лучи закатного солнца, парень смог разглядеть, кто это. Та самая маленькая китаянка, которой он тоже обязан жизнью. Она остановилась в паре метров от Кита, настороженно глядя на него внимательными глазами из-под вечно нахмуренных бровей. – Ты, видимо, уже знаешь, да? – Кит улыбнулся девочке, и та словно немного расслабилась. – О том, что он пришел в себя. Поэтому ты здесь. В самом деле, ведь за прошедшую неделю Кит ежедневно проводил в этой больнице слишком много времени, но ни разу не столкнулся с ней. Девочка кивнула, подтверждая его догадки. – Ты немного опоздала. Сейчас он спит, так что тебе лучше зайти в другой раз. Девочка снова кивнула и тихо спросила что-то на китайском. Кит усмехнулся: – Прости, но я не понимаю твой язык. – Китаянка немного погрустнела, а затем махнула рукой – мол, неважно. – В любом случае, можешь не волноваться о нем. Он в порядке. Хмурое лицо девочки озарила легкая улыбка, словно именно об этом она и спрашивала. Кивнув, она развернулась, собираясь уходить, но Кит окликнул ее. – Постой, – китаянка обернулась, и он встретился с ней взглядом. – Думаю, я должен поблагодарить тебя. Только благодаря тебе мы с Аланом выжили. И если с ним все понятно, то я… я обязан тебе по гроб жизни. Девочка немного склонила голову набок, с неясным выражением в глазах глядя на Кита. Уголки ее губ растянулись в полуулыбке. Бормотнув что-то на китайском, она махнула рукой на прощание и быстрым шагом удалилась. Ее маленькая фигурка растворилась в полутьме коридора. Кит задумчиво проводил ее взглядом. Он заметил, с какой опаской девочка смотрела на него вначале – словно в любую секунду готовилась отразить возможное нападение. Но стоило ему дружелюбно улыбнуться, как ее напряжение ощутимо ослабло. Она разве что немного боялась его, но вряд ли испытывала неприязнь. Со стороны китайцев по отношению к себе Кит не ждал ничего, кроме ненависти, и думал, что это было бы справедливо. Но они оказались неожиданно понимающими, и, вместо того чтобы успокоить, это только ранило его еще сильнее.***
Доктор был прав, когда заверил, что опасаться больше нечего – с каждым днем Алану становилось лучше, несвойственная ему бледность постепенно исчезала, и в голосе звучала привычная бодрость. Кит все так же приходил к нему каждый день и оставался на какое-то время, обычно до тех пор, пока Алану не кололи лекарство, после которого того начинало клонить в сон. Каждый раз Кит не знал, с чего начать разговор, но Алан делал это за него, направляя беседу в безопасное русло – так, чтобы не затрагивать общее болезненное прошлое. – Кажется, тебе и в самом деле уже намного лучше, – однажды заметил Кит, с улыбкой глядя на раздраженного постоянным бездействием друга. Тот тоскливо вздохнул. – Очень хочется, чтобы меня поскорее выписали. Здесь совершенно нечем заняться. Хорошо хоть, ты приходишь, но тебе нельзя остаться здесь на целые сутки – вот что досадно. – Как бы тебе этого ни хотелось, не похоже, что тебя выпишут скоро, – Кит продолжал улыбаться. – Даже если ты чувствуешь себя неплохо, ты все еще не можешь ходить самостоятельно, да тебе пока и нельзя много двигаться. Не думаю, что ты сможешь уйти отсюда раньше, чем через месяц. Придется потерпеть. Алан снова вздохнул, но спорить не стал. – Да-да, конечно же, ты прав. Тогда, если тебя это не затруднит, почаще задерживайся у меня. – Как скажешь, – усмехнулся Кит, и в этот момент вдруг вспомнил о том, что его интересовало. – Слушай, Алан. – Да? – К тебе приходила на днях та мелкая китаянка? – Сяолань? – Алан широко улыбнулся. – Да, она была здесь однажды. Пришла лично убедиться, что со мной все в порядке. Ты тоже видел ее? – Да, в тот день, когда ты пришел в себя, – тихо отозвался Кит и отвел глаза. – Видимо, Ли Мэйдзю действительно беспокоится о тебе. Несколько секунд Алан внимательно смотрел на Кита, пытаясь прочитать эмоции на его лице, после чего вновь беззаботно улыбнулся. – Как приятно, что столько людей беспокоятся о моем состоянии. Кит моргнул, но в следующее мгновение, осознав сказанное, коротко засмеялся. – Поэтому помни об этом и больше не заставляй их волноваться. – Я постараюсь, – серьезно ответил Алан.***
Спустя примерно неделю Алан заявил, что больше не может выносить эту больницу, и намерен потребовать у доктора выписку в ближайшее время. – С ума сошел? – немедленно среагировал Кит. – За тобой обязательно должен кто-то присматривать. Ты не сможешь пока жить один. – Спокойно, Кит. Никто и не говорил, что я буду жить один. – Вот как? И кто, по-твоему, возьмет на себя такую ответственность? Хмыкнув, Алан изобразил задумчивый вид. – Если немного подумать, можно прийти к выводу, что… ты мог бы прекрасно справиться с этим. Если ты, конечно, не против. Ошарашенный таким предложением Кит не знал, что ответить. Конечно, Алан простил его, и каждый день они проводят вместе много времени, но только совсем недавно они смогли говорить друг с другом почти так же открыто, как когда-то раньше, до того, как их связь была разрушена. Кит с трудом представлял, как они оба будут чувствовать себя, если будут вместе постоянно. Возможно, Алан не задумывался об этом сейчас, но со временем он наверняка понял бы, что принял неверное решение. Как бы то ни было, Кит никогда себя не простит, а Алан никогда не забудет. – Алан, – избегая взгляда друга, Кит пытался говорить как можно более твердо, – почему из всех вариантов ты выбираешь меня? Я имею в виду… если тебе так уж не хочется оставаться здесь, ты можешь отправиться в Китайский квартал. Не сомневаюсь, там тебе будут рады. – А ты – нет? – Алан склонил голову набок, пытаясь заглянуть в глаза Киту. – Не хочешь со мной возиться, да? – Не в этом дело, – улыбнулся тот, поднимая голову, но тут же отвернулся, не выдержав взгляда внимательных глаз. – Просто… ты ведь и сам видишь, даже сейчас мы не можем говорить так, как раньше, и это понятно – с тех пор многое изменилось, – улыбка на лице Кита превратилась в искаженную, болезненную усмешку. – Я… думаю, что тебе же будет лучше, если ты проведешь время с теми, кто успел стать твоей семьей, а не с… Предателем, чью вину невозможно искупить. – Не говори ерунды, Кит, – произнес Алан, нахмурившись. Немного помолчав, он продолжил: – Все продолжаешь винить себя, не так ли? Должно быть, еще и постоянно думаешь о том, что лучше было бы умереть. Все верно. Все-таки Алан видит его насквозь. Кит практически постоянно прокручивал в голове события, произошедшие за последний год, вспоминал каждую свою ошибку. Порой воспоминания оживали сами собой, но это не меняло сути. Кит не мог спокойно жить: кошмарные, отвратительные видения преследовали его наяву и во снах. Он обещал Стелле и самому себе, но… к сожалению, сейчас он не мог сказать с уверенностью, сколько еще сможет так протянуть. – Но только так не было бы лучше, Кит, – Алан коснулся его руки, вынуждая поднять на себя взгляд. – Ты все еще нужен мне, понимаешь? Боюсь представить, что ты думаешь о самом себе, – добавил он, усмехнувшись, – но ответь мне: кто был со мной все это время, с тех пор, как я попал в эту больницу, поддерживал меня, говорил со мной? Разве это был кто-то из Золотого дракона? А может, из Примаверы? Алан тихо засмеялся, наблюдая, как менялось выражение лица Кита – глаза в удивлении расширились, рот открывался в попытке сказать что-то, но тут же закрывался снова. Так и не подобрав нужных слов для ответа, Кит вздохнул и опустил взгляд. – Ты был и остаешься моим другом, Кит. Конечно, нам все еще тяжело говорить на определенные темы, но это не значит, что мы больше не нужны друг другу. Разве ты сам не понимаешь, что мы должны держаться вместе? Алан улыбался, а Кит не замечал, как по его щекам текли слезы. Он не понимал, как его друг может смотреть на него без доли осуждения во взгляде, почему продолжает полагаться на такого, как он – предателя, не заслуживающего прощения. И совершенно точно не заслуживающего такого замечательного человека, как Алан. С самого начала Кит собирался жить ради него, но после этих его слов всякие сомнения исчезли – как бы ни было трудно, но, пока Алан нуждается в нем, он не имеет права оставить его.***
Вопреки всем ожиданиям Кита, проживание вместе отнюдь не было тягостным. Наоборот, так было гораздо легче, потому что давящая тишина, так долго царившая в его пустой квартире, наконец рухнула, позволив ему вздохнуть свободно и на время избавиться от гнетущих мыслей. Вот только чувство вины не отпускало его и не позволяло смотреть в глаза лучшему другу – впрочем, сам Алан никогда не припоминал ему ни одной его ошибки. И за одно лишь это Кит был безмерно благодарен ему. Алану предписывался почти постельный режим с минимальным количеством передвижений, но, похоже, тот не слишком серьезно относился к рекомендациям доктора. Он часто вставал, пытался самостоятельно дойти до другой комнаты, кое-как передвигаясь с помощью костылей. Глядя на это, Кит только горестно вздыхал, понимая, что любые его возражения будут успешно проигнорированы. Что Алан ответил ему в прошлый раз? Ах да… – Я не хочу быть для тебя обузой. Нечего возиться со мной подобно сиделке. Какая чушь – вот что сказал ему Кит тогда, но переубедить Алана было невозможно. Оставалось только запасаться обезболивающими, которые неизменно требовались другу после его чрезмерной двигательной активности. И постоянно следить за тем, чтобы тот по неосторожности больше ничего себе не повредил. Благодаря Алану, которому Кит посвящал все свое время в течение дня, жуткие видения наяву стали постепенно отступать, а даже если порой они и возникали, отвлечься от них теперь было гораздо проще. Вот только ночные кошмары никуда не исчезли. Кит никогда не говорил Алану о том, какие сны видит каждую ночь, о том, что каждый раз он просыпается от них в холодном поту и слезах, а после долго не может заснуть – он попросту боится засыпать. Он не хочет снова видеть мертвых Стеллу, Юджи, Ричарда, Ли Мэйсюэ, даже Алана – и собственные руки, по локоть утопающие в крови этих людей. Он видит это каждый раз, когда засыпает. Без исключений. Алан спал в другой комнате, поэтому он ни разу не видел его пробудившимся от очередного подобного сна. Однако в последнее время друг стал замечать изменения в его внешности, вызванные постоянным недосыпом и переживаниями, бесконечно терзающими сердце. – Видимо, я слишком быстро старею, – отвечал Кит, смеясь через силу. И тут же отводил глаза, съеживаясь под внимательным взглядом Алана. – Не волнуйся. Со мной все в порядке. Сколько еще он сможет так врать?***
Проснувшись посреди ночи, Алан не сразу понял, что помешало ему снова провалиться в сон. Тишина плотно окутывала окружающее пространство, но сквозь нее прорезался звук, тихий, едва различимый… плач? Подхватывая костыли и с трудом поднимаясь на ноги, Алан осторожно побрел в направлении комнаты Кита, несколько раз едва не зацепившись за что-то в темноте. Дверь открылась почти бесшумно. Кит лежал в своей постели, уткнувшись лицом в подушку в попытке заглушить всхлипы, часто вырывавшиеся из груди. Он не слышал, как Алан медленно подошел к нему, и резко обернулся только тогда, когда тот присел на край его кровати. – Алан… – подавившись очередным всхлипом, Кит закашлялся и отвернулся, пытаясь вытереть слезы, но вместо этого лишь размазывая их по щекам. Сделав глубокий вдох, он произнес на выдохе: – Возвращайся к себе. Я в порядке. – Я вижу, – в голосе Алана сквозило раздражение. – Что происходит, Кит? Тебе снятся кошмары? Как часто это случается? – Каждую ночь, – хмуро ответил тот, без всякого выражения глядя в пол. – Почему ты ничего не говорил мне? Алан выглядел слишком встревоженным, практически так, словно Кит сообщил ему о своей ужасной болезни. Хотя, быть может, это было не так уж далеко от правды – жуткие сны мало-помалу истощали его не хуже смертельного заболевания. Кит тяжело вздохнул. – Потому что незачем было тебе это знать. Это мои проблемы. Я справлюсь. Впрочем, Кит понимал, что Алан теперь не успокоится, и мысленно проклял свою несдержанность. Он никогда об этом не говорил именно потому, что знал, что это заставит друга волноваться, а его сочувствие в подобной ситуации было последним, чего хотел Кит. Он просто не имел на это права. Момент, когда Алан с силой встряхнул его за плечи, оказался слишком неожиданным, и Кит поднял глаза, в изумлении уставившись на искаженное в гневе лицо. – Что ты несешь, идиот? Значит, теперь ты считаешь, что я не вправе знать о том, что тебя беспокоит? Ты вообще понимаешь, что так и загнуться можно? А может, на это и надеешься? – Немногое могло вывести Алана из себя, но, похоже, Кит в очередной раз сумел этого добиться. Хватка на плечах усилилась, и Кит поморщился от боли, но Алан этого не заметил. Покачав головой, он опустил глаза, бормоча: – Придурок… Чертов суицидник. Кит усмехнулся. А ведь Алан еще не знает о его не столь давней несостоявшейся попытке покончить с собой. Наверное, лучше и дальше молчать об этом. – Нет, Алан. Теперь я и вправду хочу жить. Я просто не знаю, что с этим можно сделать. Черты Алана немного разгладились, и он слабо улыбнулся, отпуская плечи Кита. – И поэтому ты решил ничего не говорить мне и молча терпеть? – во взгляде читался укор, но ни гнева, ни раздражения больше не было. – Послушай, Кит. Мы найдем способ справиться с твоими кошмарами. Только, прошу тебя, больше не скрывай от меня ничего. – Помолчав немного, он добавил: – Нет «твоих» проблем – есть наши проблемы. Запомни это, пожалуйста. Кит отвел глаза, уголки его губ чуть дернулись вверх. – Хорошо, я запомню. – Он поднял взгляд на Алана – глаза все еще были наполнены слезами, но в них появился проблеск надежды. – Спасибо тебе. – Пока не за что, – ответил тот с широкой улыбкой, – я ведь еще не помог тебе. Кит покачал головой и тоже улыбнулся. – Спасибо за то, что хочешь помочь. Он привлек Алана к себе, крепко обнимая за плечи. На лице парня на секунду мелькнуло удивление, но он не издал ни звука, лишь обняв Кита в ответ. – Эй, Алан. – Что? – Как мы можем с этим справиться? Отстранившись, Алан встретил взгляд любопытствующих глаз. – Во-первых, перестань постоянно думать о том, что произошло. Понятно, что ты об этом не забудешь, но старайся, по крайней мере, не вспоминать лишний раз. Эти кошмары наверняка снятся тебе так часто именно потому, что ты не прекращаешь корить себя за все, что сделал не так. Тяжело вздохнув, Кит отвел взгляд. Алан, конечно, говорил все правильно, но только сказать гораздо проще, чем сделать. – Знаю, ты думаешь, что это невозможно, и я могу тебя понять, – продолжил Алан. – Но все же есть кое-что, что может тебе помочь. – И что же это? – глаза Кита выжидающе смотрели на Алана, но в них читалось слишком явное сомнение – или, скорее, полная уверенность в том, что ему уже ничто не поможет. Тем не менее, это ничуть не пошатнуло убежденность Алана, когда он заявил: – Отвлечение. Тебе лучше не оставаться наедине с собой и как можно чаще отвлекаться от погружения в свои мысли. Например, на разговоры со мной. Губы Кита дрогнули, изогнувшись в слабой улыбке. – То есть еще чаще, чем теперь, когда ты всегда рядом? – Не совсем всегда. Меня нет рядом, когда ты засыпаешь. Кит начинал понимать, к чему клонит Алан. – Так ты предлагаешь… – Позволишь мне остаться этой ночью у тебя? Алан улыбался так привычно, будто не видя в своем предложении ничего слишком необычного, но Киту вдруг стало неловко. Он начинал напоминать самому себе маленького напуганного ребенка, ощущавшего себя в безопасности только рядом со своим надежным, уверенным в себе родителем. Хотелось отказаться, заверить Алана в том, что все будет в порядке, но… ему слишком страшно оставаться одному. Не глядя на Алана, пытаясь скрыть лицо за волосами, он тихо ответил: – Оставайся.***
Следующим утром Алан оказался первым, кто открыл глаза. Какое-то время он просто смотрел в потолок – не тот, который он привык видеть в последние дни. Постепенно вернулись воспоминания о прошедшей ночи, и он медленно перевел взгляд в сторону. Рядом все еще спал Кит – его лицо выглядело спокойным, ресницы слегка подрагивали, а дыхание было неглубоким, почти неслышным. Алан отметил про себя, что его спонтанная идея действительно сработала так, как он ожидал – во всяком случае, для Кита. Отвернувшись, Алан уткнулся лицом в подушку, крепко сжимая в руках мягкую материю под собой. Он искренне хотел помочь Киту справиться с его психологическими травмами, вот только… кто поможет ему самому? Алан тоже видит сны. В них, правда, нет ни крови, ни убийств, ни мертвых тел. Порой они немного отличаются какими-нибудь мелочами, но суть всегда одна и та же. Юки – вернее, Мэйсюэ – приходит к нему почти каждую ночь. Она совсем не похожа на молчаливую тень, какими иногда бывают покойники в представлении людей, нет – его Юки выглядит живой, сделанной из плоти и крови. Она улыбается так же, как при жизни, их разговоры напоминают те, что были у них когда-то, и до определенного момента все это ничем не отличается от воспоминаний. Светлых, приятных воспоминаний, которые у него никто не отнимет. Ближе к пробуждению мир сна начинает меняться. Пространство подергивается, окутываясь дымкой – скоро все исчезнет, погрузится в неизвестность. Алан каждый раз боится, что больше не увидит Юки, и тянет руку к ней, зовет по имени, но расстояние между ними только увеличивается. На лице Юки появляется улыбка, которой точно нет в его воспоминаниях – печальная, даже немного горькая. Она что-то говорит ему напоследок, но ее слова уже не достигают его ушей. И тогда он просыпается. Как правило, он успевает прийти в себя, осознать, что все увиденное ему только приснилось, и затем напоминает себе о реальности. К тому времени, когда он сталкивается с Китом, ничто уже не мешает ему вести себя так же, как обычно. Но в этот раз вышло иначе. Одного взгляда на Кита сразу после пробуждения хватило для того, чтобы моментально вспомнить, по какой причине девушка, которую он так любил, теперь может быть с ним только во снах. А дальше последовали воспоминания, которые хотелось бы навсегда удалить из памяти: мысленные картинки напоминали фотографии, запечатлевшие худшие моменты его жизни. Юки, держащаяся из последних сил, лежа на земле и истекая кровью; подчиненные Мэйдзю, вопреки его предупреждению предпринимающие отчаянную попытку спасти ее и погибающие один за другим; левая рука, на которой больше нет безымянного пальца… Запах смерти, витающий в воздухе, и глаза невидимого, безжалостного жнеца, полные желания отомстить, причинить боль в ответ на собственные страдания. Глаза того, кто еще совсем недавно был незаменимым товарищем, идеальным напарником и лучшим другом. Лежащее рядом тело пошевелилось, и Алан повернул голову в его сторону. Веки Кита дрогнули, глаза медленно открылись и сфокусировались на лице Алана. Какое-то время Кит смотрел молча, обеспокоенно, будто догадываясь о его мыслях, и, на секунду зажмурившись, Алан постарался выбросить все из головы. Когда он снова взглянул на парня напротив, ему удалось улыбнуться – так же, как и всегда. – Как спалось? То, что ощущалось как жесткий, спутанный узел, связывающий внутренности в середине грудной клетки, начало медленно таять в тот момент, когда Алан увидел улыбку друга – ту, которую он не видел уже давно, открытую и искреннюю, почти счастливую. Та, что раньше появлялась на его лице из-за шуток Алана, которые больше никто не понимал; совсем как та, что Алан увидел последним перед тем как… умереть и заново родиться. – Отлично. Я и не думал… что для меня еще такое возможно. Алан сглотнул комок, застрявший в горле. – Рад слышать. Можно ли собрать по осколкам то, что, казалось, было разрушено вдребезги и не подлежало восстановлению? Преодолима ли эта асимметрия, разделившая их? Сложно дать ответ. Но, глядя друг другу в глаза, зная, что каждый из них нуждается в другом, эти двое были готовы попытаться заново достичь гармонии.