Лучший котик на районе

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Хёнджин не помнит, когда и как зародилась традиция Минхо заваливаться в его квартиру без приглашения в любое время суток, играть с ним как кошка с мышкой, а потом уходить, потрепав по голове. Особенно, конечно, вредничать нет смысла — Минхо всегда нежен и осторожен, но вот эта привычка на людях делать вид, что их связывает только странная дружба, которая больше на вражду похожа, выводит Хёнджина из себя.        Он, конечно, всё понимает, но в общей компании, которая весьма широких взглядов, у них есть две пары геев, есть парочка би парней и девушек, и им никто слова никогда не скажет, потому что зачем. А они просто ещё одна пара. Одной больше, одной меньше, разве не так? Но, видимо, не так.        Потому что Минхо при людях пытается загнать его в угол своим поведением агрессивно требующего внимания кота. Вот только на людях — это бесконечные подколы и попытки сравнять его с асфальтной кладкой, а наедине — превратить всего его в разваливающееся на части желе, которое до этого довёл до белого каления требованиями внимания, а потом взял то, что по его мнению ему причитается.        Хёнджин не против, нет. Минхо не берёт силой никогда, но отказать ему просто невозможно, потому что он не даёт покоя. И либо пялится так, что продолжать работу над проектом оказывается невозможным, либо касается так, что кровь кипит, и сосредоточиться на чём-то кроме наглых рук и непозволительно мягких губ нереально.        Но как бы ни хотел Хёнджин, чтобы Минхо никуда не уходил, сказать об этом он не решается. Потому что после первой попытки желание высказать предположение вслух отбило напрочь. Хёнджин, конечно, сам дурак, чтобы высказывать предположение не наедине, а в компании, от которой они тогда немного отстали, пока препирались за то, какое мороженое выбрать.        Но повторно пробовать Хёнджин всё же не решается вообще. Тогда Минхо как всегда бывает в язвительной манере отшутился, а потом молчал до конца вечера. От безмолвия и отрешённости Минхо Хёнджина перекраивает даже после того, как он добрался домой и рухнул лицом в подушку. Он совсем немножко чувствовует себя использованным. Словно он игрушка, которая просто надоела владельцу.        А стоит утром заявиться Минхо, которому Хёнджин сам ключи и дал на всякий случай, как вся тоска слетает с него в один момент, потому что тяжёлая рука Минхо с маху опускается на ягодицу, и Хёнджин с воем катится на пол, обещая, что никогда не даст доступа к своему телу, что закопает Минхо в контейнере с пальмой в холле университета, и что он запрещает с собой так…        Все возмущения тонут в глубоком поцелуе. Минхо всё это время кивающий на все выкрики лежащего на полу Хёнджина, внезапно приземляется на его живот, пресекая все попытки к бегству ещё в зародыше. Минхо не давит, весь вес перенося на руки и колени, которые наверняка жжёт от такой позы, и от этого Хёнджин немного мстительно усмехается. Хоть где-то Минхо может ощутить неудобство.        Но, кажется, что Минхо совершенно не ощущает дискомфорта, потому что опираясь на одну руку, он умудряется шарить под футболкой Хёнджина и находить те струны души и тела, которые отзываются на прикосновения. Упругая задница Минхо так нарочито медленно и будто случайно задевает бёдра согнутых в коленях ног Хёнджина, увеличивая давление на пах, что Хёнджин теряется где-то между ощущениями и попыткой осознать происходящее.        Сопротивляться наглости и настойчивости Минхо это нечто из цикла «очевидное невероятное», потому что вместо того, чтобы оттолкнуть его, Хёнджин тянет футболку из джинсов Минхо, стягивая её совсем. Растрёпанный, нависающий над ним Минхо с зацелованными губами великолепен.        Когда Минхо уходит, сначала помешав Хёнджину нормально принять душ, а потом приготовив обед, отказавшись разделить трапезу, на Хёнджина накатывает с новой силой. Он зарывается пальцами в волосы и вместо текста видит Минхо. Так проходит несколько часов, пока закинувшись кофе, Хёнджин не посылает Минхо в пешее эротическое вслух, но кажется, вернувшееся в четырёх стенах эхо, говорит, что он сам дурак.        Минхо заявляется глубоко за полночь, у Хёнджина едва пар из ушей не валит, но он закончил наконец-то. Но потянувшись и хрустнув позвонками, вместо облегчения он ощущает чужие руки на шее. Минхо сжимает пальцы осторожно — не до боли, но ощутимо, в лицо приливает кровь. Со стыдом Хёнджин понимает, что не только к лицу, когда к уху прижимаются влажные губы.        — Скучал?        — Нет, — Хёнджин хочет, чтобы Минхо поверил. Но тот слишком в себе уверен.        Да и Хёнджин давным-давно признался себе, что ему нравится Минхо, а их перепалки добавляют пикантности в отношения. Но вот тут и кроется загвоздка. Отношений как таковых нет. Они ни о чём не говорили, просто всё однажды случилось, а теперь продолжается. Хёнджин даже думает отношения завести, но едва начинает флиртовать с девушкой или с парнем в их компании, как тут же между ними вклинивался Минхо, обозначая свою территорию.        Хёнджин высказывал своё мнение, они фехтовали словами покруче, чем рапирами фехтовальщики на ринге, но хотелось определённости и стабильности. Когда рядом не было Минхо, Хёнджин пытался отыскать эту стабильность, но дальше флирта всё равно ничего не заходило, потому что его будто избегали. Чан не раз посмеивался над Минхо, подмечая, что тот как настоящий котик. Метит территорию, оттого никто к Хёнджину и близко не подходит.        Чан вообще парень лучше всех, уж лучше бы он, чем этот невыносимый котяра Минхо, но у Чана был собственный кот в лице не такого ревнивого, как Минхо, но определённо собственника Сана. Они спокойно находятся порознь, не устраивая сцен, как другие их парочки, но если оказываются рядом, слипаются, будто магниты, не расцепить.        На вечеринке Хёнджину остаётся только вздыхать и поглядывать по сторонам. Но когда он видит, как на Минхо виснет Феликс, счастливо что-то рассказывая и делясь впечатлениями, Хёнджин не выдерживает. Он втирается между этими двумя так беспардонно сюсюкающими над фотографиями с котами, а потом чувствует себя полным дураком, когда Минхо просто тянет Феликса к себе на колени, продолжая заглядывать в его телефон.        Минхо будто специально его не замечает, Феликс за красными щеками наверняка света белого не видит, от смущения и неловкости ёрзая на коленях Минхо и лишь сильнее раздражая этим Хёнджина, но ситуацию спасает Чан, который берёт Хёнджина за руку и просто тащит за собой, Сан вручает ему бутылку холодной газировки, а потом многозначительно смотрит на Чана.        — Он провоцирует тебя.        — Ему просто плевать, — шепчет Хёнджин, морщась, когда газики сладкой воды ударяют в нос, и даже в ушах свербит.        — Ты неправ, он правда как кот. Когда ты садишься за работу, раскладывая документы, куда влезет кот?        — На колени? — предположение такое себе, ведь у него в жизни не было котов. Только Минхо, выходит, и есть.        — Нет, он усадит свой зад на самые нужные документы, вынуждая тебя обратить внимание. То же проделывает и Минхо. Только вместо документов у него под рукой оказался Феликс.        — Он тебя таким взглядом провожал, — поддакивает Сан. — И Феликса с колен тут же убрал, а сам отправился на балкон.        — Здесь есть алкоголь? — с тоской спрашивает Хёнджин, не веря ни единому слову. Более добрых людей, жаждущих спасти и защитить всех ущемлённых и пострадавших, чем эта парочка, Хёнджин, наверное, и не знает. Мать Терезу, разве что, но та знакома чисто по реферату.        Парни его не останавливают, за что им громадное спасибо. Он сейчас сам себе больше всего напоминает ещё непроснувшийся вулкан, в котором лава медленно плавит себе путь наружу, идут волнами подтаивающие клочки поверхности, вот-вот закипит адским варевом и плеснёт через верх, погребая всё в пепле и дыму, щедро заливая лавой окрестности.        Набирается он очень быстро. Видимо, мешать коньяк с кока-колой была так себе идея, зато становится немножечко всё равно, потому что над ним летают вертолёты с жаждущими внимания котиками. Отмахиваться ни сил, ни желания, пусть кружат хвостатые. Что ему сделается? А стеночка такая родная, хоть вовек не отрывайся. Завидевший его Чанбин отрывается от Уёна и спешит к нему.        — Пойдём, проветришься, что-то ты зелёный совсем.        Уён даже не возмущается, провожая их взглядом и пересаживаясь поближе к кругу играющих в дженгу. В победительницах явно окажется Мунбёль, которая с хитрым лицом и проворством ласки тянет один брусочек за другим, пока противники отсеиваются ещё на подходе. Горка конфет перед Хёджин, которой та отдаёт выигрыш, растёт.        Свежий воздух оказывается кстати, но Чанбина Хёнджин благоразумно спроваживает, потому что если сейчас к гудящей голове и лопастям гружёного котиками вертолёта добавится голос Уёна, которому вообще в некромагах ходить самое то, потому что мёртвого своим ором поднимет, он попросту окочурится прямо здесь, возле какого-то фикуса или что это тут растёт в странном горшке? Надо будет у девчонок спросить, что за монстр тут притаился.        В голове не то, чтобы проясняется, но хотя бы не так кружит, будто он профессиональный фигурист, крутящий раз за разом «бильман», как заведённый. И вроде бы всё тело затекло, пальцы словно режет лезвие, хоть он и держится за конёк, и прекратить бы, но никак. Оборот за оборотом. Бесконечное вращение. Но вроде бы чуток полегче. Не надо было пить.        Он не сразу замечает движение в углу, он даже не знал, что на балконе не один, а когда понимает, кто сидит прямо на полу, положив голову на сложенные руки, в нём вскипает мгновенное. Сейчас обрушится на голову Минхо в разы хуже вулкана, заставшего жителей Помпеи и заморозившего во времени навеки.        — Может, объяснишь, почему мы в таких дурацких отношениях? Погоди, а разве они у нас есть? Чувствую себя потрёпанной мышью, которой играет кот. Ты получаешь желаемое и смываешься, будто ты кот, что гуляет сам по себе. Чем я заслужил такое отношение? Кстати, мы вообще друг другу кто?        Минхо молчит, прожигая его взглядом, но почти не шевелится. Из-за этого Хёнджин никак не может отделаться от впечатления, что Минхо на балконе нет, а то, что он видит, создал его мозг, отравившись с непривычки алкоголем. Только ресницы Минхо чуть подрагивают, когда он склоняет голову к плечу, но всё так же молчит. И это молчание одновременно бесит и открывает перед ним все двери.        — Наверное, никто. Не друзья, не любовники, не пара и не враги. Как мы до такого докатились? Как я позволил тебе всё это? Почему ты сам приходишь раз за разом, чтобы потом меня не замечать?        Голова у Хёнджина тяжёлая, думается с трудом, потому с языка срываются слова слишком легко, он даже не успевает тормозить в нужные моменты, выкладывая всё, что скопилось, без стопов и поворотов, указывая на всё происходящее со своей стороны. Хёнджин сам себе даже противен. Потому что не может устоять перед его взглядом, перед его прикосновениями, перед его бездонными глазами и очаровательной улыбкой, перед всем Минхо.        — Сказать нечего?        Минхо оказывается на ногах так резко, что Хёнджин пугается, отшатываясь и едва не заваливаясь спиной вперёд с балкона. Сердце болезненно сжимается, но его ловят крепкие руки, знакомые до последнего шрамика. В душу заглядывают глаза, перед чьим взглядом Хёнджин всегда тушуется, даже если какое-то время назад в компании подначивал Минхо, чтобы тот обратил на него внимание.        — Чего ты хочешь?        — Я пытаюсь понять, кто я тебе…        — Я спросил, чего ты хочешь? — Минхо смотрит так, что внутри всё переворачивается. В поясницу врезаются жёсткие перила, между ног горячее бедро Минхо, на губах его дыхание.        — Хочу быть ещё одной не скрывающей свои отношения парочкой геев в нашей компании. Я хочу тебя. Хочу тебя себе. Без всяких там Феликсов.        — Так бы и сразу, — Минхо улыбается, щуря глаза.        — Я и говорил сразу!        — Нет, ты закатил истерику, — спокойно говорит Минхо, легко бодая его в висок.        Хёнджин внезапно краснеет, вспоминая всё до малейших подробностей. Не зря ему все театральный прочили, устроил театр одного актёра, даже не задумываясь, как это выглядит со стороны. И даже в компании, где не осудят, оба бы выглядели не лучшим образом. Накосячил он тогда, с признанием вышла какая-то ерунда, но и Минхо тоже хорош, наязвил в ответ и свалил. Минхо заглядывает в лицо, а в его бездонных глазах тонут огни ночного города.        — Так что я должен был понять? Я прекрасно услышал, что ты меня видеть не хочешь и вообще лучше бы никогда меня не знал. Но так и не смог отступиться так сразу, пока ты прямо не укажешь мне на дверь, а ты ни разу на не намекал даже, что тебе не нравится, — одна рука Минхо уже под футболкой, а вторая сжимает ягодицу, пока Минхо выдыхает в губы последнее предложение. — Я ждал, когда ты уже озвучишь то, чего хотим мы оба. Устал уже провоцировать.        — Наглый котяра ты, Минхо.        — Стараюсь не посрамить своё звание главного котика на районе.        — Долго ещё ворковать будете? Другие тоже хотят, — в дверях балкона появляется Уён, Хёнджин снова краснеет, потому что одно дело быть наедине, другое — вот так перед всеми.        — Изыди, малыш, у нас тут серьёзный разговор.        — Кто тут малыш?! — тут же вскипает Уён, но в этот момент подоспевает Чан и уносит его прочь, перекинув через плечо.        Чанбин с усмешкой провожает их взглядом, вместе с Саном они качают головой, удаляясь на кухню. Там тут же включается свет, и Хёнджин давится смешком, замечая всех четверых. Их прекрасно видно, потому что окно кухни так же выходит на балкон, только без двери, как в комнате. Сан с Чанбином подпирают косяк двери, будто стражи перехода, которые не намерены никого пропускать.        Хёнджину обзор открыт получше, он видит, как переглядывается Сан и смеющийся Чан, который делает несколько оборотов вокруг своей оси, то сгибая колени, то поднимаясь на цыпочки. Чанбин усмехается, сложив руки на груди. От неожиданного кружения на карусели, Уён затыкается, но вскоре приходит в себя, грозя им через стекло кулаком.        Чанбин же не спешит спасать своего благоверного, улыбаясь всё шире. Похоже, он нашёл способ заткнуть Уёна без поцелуев. Сан показывает Хёнджину большой палец и подмигивает. Словно всё-всё было тщательно спланированным планом его покорения, хотя он уже давно и полностью влюблён в Минхо, просто хотел ясности, которой так ему не доставало.        — Я тебе жопу откушу!!! — как оглашенный, зацепившись руками за форточку, в окно кухни орёт Уён, но благоразумно не сопротивляется, свисая с плеча Чана, когда его относят на середину кухни, потому что рука у Чана тяжёлая, от одного шлепка можно неделю стоя тусить.        — Ну уж нет, — смеётся Хёнджин, притягивая Минхо за шею к себе. — Эту шикарную задницу позволено кусать только мне.        — Даже если он говорит не о моей, — Минхо коротко прижимается губами к улыбке Хёнджина, хитро щурясь: — а о твоей, то он опять и снова останется не у дел.