Со мною вот что происходит

— Мне кажется, что ты без меня прекрасно справишься. Устроил непонятно что, тащи диван назад. — Без тебя мы останемся без оливье, так что давай, от тебя ничего не требуется, кроме как скорбно наблюдать. Ну какая тебе разница, где лежать, в спальне или на кухне? В свежекупленной квартире на Петроградке, в которую они въехали практически сразу, не было почти ничего. Сережа хотел «нормальный ремонт, а не что там без нас успеют налепить, потом переделывать», поэтому кроме дивана, шкафа и роутера в доме была плита, раковина и стол — все, конечно же, из икеи. Новый год они встречали простуженными, с наполовину неразобранными чемоданами — сразу по возвращении Олег слег с температурой, и три дня Сергей скакал вокруг него сайгаком, не обращая внимания на такие бытовые мелочи. К тридцать первому стало получше, и Сергей преисполнился идеей того, что за столько лет это их первый Новый год в общей квартире, и что это вовсе не бардак и разруха, а очень даже романтика. У Олега не было сил спорить. А вот у Сергея силы были, силы на бурную, продуктивную деятельность — в смертельном поединке добыть мандарины и шампанское за пять часов до полуночи, купить всё, что он считал, должно быть в оливье («нет, кукурузу туда не кладут, точно не кладут»), и перетащить в кухню их единственный диван, чтобы Олег мог им руководить. Он рассудил так: заставлять больного человека корпеть над готовкой — это бесчеловечно; заставлять больного человека есть то, что может приготовить Сергей — еще хуже. Предполагалось, что Олег займет наблюдательный пост в одеяле и будет направлять его руку и беречь от страшных ошибок. — Что, прям просто класть? — Сергей подозрительно разглядывал картофелину с морковкой в своих руках. — Да, прямо класть, — хрипло отозвался из одеяльного кокона Олег, уткнувшись в телефон, — помыть и отварить. — А как я узнаю, что оно готово? Олег моргнул. — Вилкой проткнешь, — он выключил экран, — да, ты был прав. Лучше под чутким руководством. — Вот и замечательно, — просиял Сергей. — Почисти пока мандаринок нам, пожалуйста. Вздохнув и зашуршав пакетом, Олег принялся за дело под аккомпанемент гремящей воды в раковине. Даже с заложенным носом ощущался запах мандаринов, свербящий в носу — Олег попытался чихнуть в рукав и поймал встревоженный и суровый взгляд в свою сторону. Приторно-сладкий аромат, вкусно пахнущая горка очисток на столе — как ни крути, а про какое-то праздничное настроение вспоминаешь сам. Но чего-то не хватало. — Мы без елки будем? — Олег протянул почищенный фрукт Сереже, который только накрыл кастрюлю крышкой. Тот изменился в лице — и хлопнул себя по лбу. — Это я молодец, — он оперся на край раковины, — как-то я… не подумал. Сколько оно будет вариться? — Сергей посмотрел на часы, — Там елочный базар у круглосуточного, если совсем облезлые будут, веток нахватаю, разложим, как в том году. — А украшать чем? — Олег и сам не знал, откуда в нем взялось желание праздновать с размахом, но вопрос был логичный. — Украду гирлянду с фонаря, — поймав взгляд Олега, он скорчил рожу, — ой, да шучу я. Что-нибудь придумаю. Сколько у меня времени на спринт, шеф? — Сорок минут, — ответил Олег, — яйца тогда поставь вариться тоже, я выключу всё. И зашелся долгим грудным кашлем. Сергей мгновенно засыпал в кружку порошок, залил кипятком и поставил ему перед носом. — Пей, — указал он пальцем на парящую кружку и скрылся в коридоре, — это АЦЦ! В кухне было тепло. Уютно. Мелочи привычного быта, которые Олег оставил в прошлой жизни, вставали на места, как части пазла. Он приехал в Петербург слегка потерянным. Олег уже и не помнил, что ему нравилось здесь, какой была обычная жизнь в этой стране, почему в Новый год ощущал себя как-то по-особенному только на родине, но общий ритуал праздника возвращал его к своим собственным. Что они делали в последний совместный Новый год в Питере? Так и не вспомнить; какой это был год? Когда-то он уезжал на контракт рано утром первого, и обстановка была близкой к ссоре. Праздновали на чьей-то вечеринке, с которой Сережа захотел сбежать через час и шатались по городу, смотрели на салют на стрелке. Были только вдвоем, в шикарной Сережиной квартире, пили какое-то невообразимое количество неприлично дорогого алкоголя. Текилу пролили на белый ковер. Не так много-то их и было после выпуска, совместных праздников. Наконец, всё на своих местах и живут они вместе, квартира — общая, если завтра бежать, то вдвоем. То, что казалось очевидным и неотъемлемым в девятнадцать. Олег слегка температурил, и голова от этого была легкая-легкая. Он отпил из кружки пахнущее лимоном зелье и прикрыл глаза. Скажи ему в девятнадцать лет, что Сережа бы создавал для него уют, не поверил бы. Через пятнадцать минут раздалось скрежетание входной двери и тихая ругань. — Я добыл, — Сергей заглянул в кухню, все еще в шапке и пальто, — где ставить будем? Если сейчас в гостиной поставить, то диван обратно не влезет. — Ну так ставь в углу здесь, там и так везде вещи валяются, — прошептал Олег, — тут чище будет. — На кухне отмечать будем? — Сергей стянул шарф. — И эту бандуру обратно не потащим, а разложим, — кивнул Олег, — гирлянду успел украсть? Сергей жестом фокусника извлек из-под пуховика свернутый в несколько раз знакомый черный провод с лампочками. Олег вопросительно поднял брови. — Да купил, купил, — проворчал Сергей, — последнюю в Пятерочке, у неё коробки не было. Елка оказалась маленькой, вполне пушистой и не стремилась рассыпать сразу все свои иголки. Разобравшись с подставкой и кинув на ветки мерцающие огоньки, Сергей плюхнулся рядом с Олегом на диван. Тот автоматически сгреб его к себе под бок, и как-то совсем разомлел — очень захотелось выключить свет и смотреть, спрятавшись вдвоем под одеяло, как мигает желтым и красным гирлянда. Не делать больше ничего, не торопиться, потому что сейчас Олег был готов поверить, что по-настоящему в безопасности. Дома. — Олег, — прошептал Сергей, обняв его поперек груди. — Да? — А как картошку кубиками резать? — Горе ты мое луковое, — вздохнул Олег по разрушенному моменту и поцеловал Сергея в макушку, — стол пододвинь. Сергей был назначен главным по очистке всего, что отварилось. Усевшись на край дивана, Олег принялся за кромсание огурцов единственным — новым, и поэтому хотя бы не тупым — ножом. Страдания Сергея были долгими, но молчаливыми — но торопиться было особо некуда. Гора овощей, колбасы и яиц поместилась в единственную кастрюлю, которая у них была. — Мешай, — Олег торжественно выдал Сереже ложку и майонез, — половины пачки хватит. — Какие мы молодцы, и даже не сгорело ничего, — принялся за дело Сергей. — хотя сжечь салат было бы очень глупо. — Ты бы смог. — Олег откинулся к стене и принялся искать на планшете трансляцию Первого. — Смог бы. — вздохнув, признал Сергей. Из кастрюли с салатом, поставленной на диван, торчали две ложки. Устроив планшет на краю дивана и погасив свет, Сережа отвоевал край одеяла. До полуночи оставался час. — Как и не уезжали, — положив голову на колени Олегу, Сергей вгляделся в экран, — ничего не меняется. — Угу, — Олег машинально стал перебирать его волосы, — год был трудным… — Дорогие россияне, Филипп Киркоров, вот это всё, — Сергей повернул голову в его сторону, — да и ладно. Они смотрели на друг друга какое-то время. Молчали. Олег чувствовал, что хочет что-то сказать, но слова казались лишними и неуклюжими, когда он мог гладить Сережу по скуле и смотреть, как в его зрачках отражается мерцающий свет. Просто быть вдвоем, после всего, что случилось, значило столько, что уловить мысль все не получалось. Понять не получалось — что же наконец совпало, что словами выразить нельзя, только почувствовать. Мелочи вроде какие-то, глупости. Хорошо проживать мелочи и глупости с ним.