Катарсис

Heroes always get remembered But you know legends never die. Panic! at the Disco — Emperor's new clothes

      Есть ли жизнь после бессмертия?       Ленивый глоток текилы прокатывается по горлу, не смыв, как должен был, неожиданно острую мысль. Керри упрямо хмыкает и топит её, заливает прямо из горла бутылки.       В темноте проще. С выключенным светом парадоксально чувствуешь себя… спокойнее. Удобно представлять, что расползающийся неоновой грязью мир за панорамными окнами не катится в жопу.       Закрыться, запереться — и чтобы никаких слухов о новых кусках, оттяпанных другими корпорациями от дёргающейся в предсмертных конвульсиях «Арасаки», или о разворачивающейся программе клонирования от «Найт», доступной для миллиардеров за дохуя эдди; никаких вконец заебавших воплей о заговорах и власти; никаких споров никому неизвестных экспертов о присоединении Найт-Сити к НСША. Керри наслушался этого ещё в 2023, когда Джонни решил поиграть в камикадзе. А потом в 2077, когда воскресший мудак утащил в свою песочницу Ви, по пути взболтав его мозги в омлет.       Каким-то образом и сейчас, спустя шесть, почти даже семь лет мысли всё равно возвращались к восхитительному в своей отчаянной решительности наёмнику. Только вот сам Ви, похерив собственное обещание, тогда не вернулся. Не взорвалось в СМИ громких заявлений об утечках, убийствах или кражах. Ни собственные контакты Керри, ни фиксеры, ни даже всемогущая, блядь, Бестия — никто не смог нарыть и обрывка разговоров. Уже зимой 2077-го Найт-Сити добавил Ви в список своих красиво скончавшихся легенд и переключился на проблемы поважнее.       Керри тоже постарался переключиться, хоть и гораздо позже — когда-то для этого хватало дюжины шумных вечеринок с лучшим товаром от заботливого Спектора, но после Ви схема работать перестала. Можно было сколько угодно обманывать себя, что отношения получились слишком короткими, чтобы считать их действительно серьёзными, но правда продолжала царапать горло. Кто-то херово умел отпускать вросших в себя людей.       Мир крутился и продолжал сходить с оси как ни в чём не бывало. Керри и сам крутился: два новых альбома, несколько десятков туров и концерты — последний менеджер оказался не полным идиотом и даже помог с исполнением очередной мечты, договорившись о выступлении в этом чёртовом Дворце.       Чего-то по-прежнему не хватало.       Небо рухнуло ещё утром, затянув серой тягучей пеленой всё дальше вытянутой руки, и превратив силуэт Найт-Сити за стеклом спальни в мутное пятно.       Керри не включал радио — не хватало ещё собственные песни слушать. Шесть лет назад он оказался прав и «Seamurai in Smoke», так и не сменившая название, действительно взорвала чарты и до сих пор крутилась в плейлистах рок-станций. Только привкус стал горьковатый.       Есть ли жизнь после бессмертия?       Снова возникший надоедливой занозой в виске вопрос злит. Керри глухо фыркает и роняет пустую бутылку. Та не бьётся — слишком толстое стекло, но катящегося по полу звона достаточно, чтобы заглушить лёгкий шорох у входной двери.       Керри вытягивается на кровати, с шелестом сминая подушки, раздражённо сталкивает исписанные листы и мусор, а потому не слышит почти бесшумных шагов, тихого смешка и скрипа белой кожи дивана, стоящего под стендом с гитарами.       А потом слышит.       Первые риффы своего хита. Те самые, сырые, что сам играл на яхте.       Звук слишком неуверенный, инструмент взяли в руки максимум во второй раз в жизни, неизвестно что о себе возомнив — и это доводит Керри почти до точки кипения, револьвер со столика сам ложится в руку. Это же охуеть, какая наглость, Джонни хотя бы играть умел.       — Эй, какого!.. — слова выстреливают и не долетают до цели, замирая в воздухе и осыпаясь тяжёлым металлом прямо под ноги, к хрустящему стеклу разбитого пару дней назад бокала.       Керри думает — ну всё, пиздец, допрыгался, никакие дилеры, риперы и духовные гуру не помогут съехавшей напрочь крыше. Думает — ведь смирился же уже, совсем недавно, но отпустил наконец.       Невыносимо знакомый парень перестаёт мучить гитару, садистски медленно откладывает её, прислоняя грифом к стене, и поднимает взгляд. Он гораздо моложе, чем запомнил Керри. Холёный, каким не был никогда во время их знакомства — чуть ли не потомственный корпорат. От него фонит чистотой и стерильностью лабораторных экспериментов. На правой щеке не хватает геометрически отчеканенного шрамирования, но на руках и ключицах в вырезе футболки видно те же татуировки, в ушах змеятся чёрными спиралями те же кольца.       Всё происходящее попахивает дерьмовым и неполноценным дежавю. Керри скорее сожрёт единственную уцелевшую пластинку с первым синглом «Самурая», чем признается, что тихо надеялся на это последние несколько лет.       — Сукин сын! — наотмашь бьёт он рукояткой револьвера в челюсть, завершая сходство ситуации, чувствуя, как заледеневшая неповоротливой глыбой тоска в груди плавится и обволакивает не так давно заменённый кардиоимплант.       Ви послушно дёргает головой в сторону, даже не меняя выражения лица, а потом смотрит ему в глаза и улыбается, чёртова легенда, той своей почти незнакомой ухмылкой, в которой нет ни капли от тягучего оскала Джонни Сильверхенда. Её Керри помнил только по старому фото из 2077, на которое наткнулся в оставшихся вещах Ви, прежде чем сложить их в коробку и затолкать поглубже в шкаф — больше некуда было. Единственное, сделанное задолго до всей истории с чипом, фото, на котором тот выглядел счастливым.       Ви молча улыбается и смотрит так, будто это ему приходилось держать лицо перед ёбаными папарацци и беспощадно резать строчки песен, чтобы те не казались слишком личными. Керри пытается разглядеть хоть какой-то подвох в едва бликующих имплантах, но не находит ничего, кроме покоя.       Ви не глядя хватает что-то с диванной подушки. Теперь в руке у него цветастая банка с идиотским слоганом на этикетке, который ещё три дня в голове всплывать будет не к месту.       — Я принёс, как ты просил, — говорит этот придурок, и Керри наконец-то отмирает, подходит ближе и тянет его за шею.       — Знаешь, куда засунь себе эти ебучие оливки? — дышит ему в губы. Те подрагивают — живые, настоящие, чёрт.       — Знаю, — ещё шире ухмыляется Ви и скатывает сомнения и мир снаружи в один большой комок с ярлыком «неважно».