Под фонарем твоего дома

Трубку Катя взяла молниеносно, еще до того, как завершится первый гудок.       — Здравствуйте, Роман Дмитрич, — стараясь скрыть испуг в голосе, пролепетала она.       — Привет, Катюш, — вздохнул Роман и направился вглубь дома, — Хочу извиниться за свое дурацкое поведение, мы оба вспылили.       — Вспылили? — голос ее напрягся.       — Да, — согласился он и потер глаза, — я не должен был с вами так разговаривать. Предлагаю встретиться и поговорить нормально. Что скажете?       — Если это необходимо, — после недолгого молчания, произнесла Катя.       — Тогда давайте я заберу вас завтра утром и сходим куда-нибудь?       — Хорошо, — коротко ответила она, а затем задумчиво продолжила. — Тогда до завтра?       — До завтра, — ответил он и нажал на отбой. О чем они будут завтра говорить, Малиновский представлял себе слабо. Ситуация не просто вышла из-под контроля, она туда, как выяснилось, давно уже не входила. Запятнанный от тени деревьев оранжевым закатным солнцем, Жданов мерно раскачивался туда-сюда в гамаке и периодически чему-то улыбался, что уже, в общем-то, огромный прогресс. Соображалка к концу дня совсем отказывалась работать, и Роман решил подумать об этом завтра. А сегодня ему нужно постараться вывести Жданова из анабиоза, потому он достал из кладовки два гимнастических коврика и направился к другу. Услышав где-то рядом шум, Жданов, резко дёрнувшись, открыл глаза.       — Твою мать, Малиновский, чё тебе опять от меня надо?       — Вставай давай, чудовище, и иди сюда, — хохотнул Ромка и разложил коврики на зеленой полянке, — будем налаживать твое душевное равновесие. Ты когда-нибудь занимался йогой?       — Чем, блять?! Какой ещё нахрен йогой?! Ром, ты там мои таблеточки не пил случайно, или может ты на солнце перегрелся? — с возмущением воскликнул Андрей, и нахмурившись, посмотрел на друга.       — А что ты собираешься здесь делать? — нахмурился он, — Просто лежать?       — Лежать, отдыхать, а чем ещё мне тут заниматься?       — Да как ты надоел! — воскликнул Малиновский и картинно всплеснул руками, — ты уже пол часа лупишь в одну точку, и наверняка думаешь хрен пойми о чем! Я предлагаю тебе голову разгрузить, так что поднимай свою жопу, напяливай треники и бегом сюда! Иначе я за себя не ручаюсь, Жданов!       — Только ради того, чтобы не слышать твои крики, истеричка! — нехотя поднявшись с гамака, Жданов направился в дом. Переодевшись во что-то более менее подходящее, он вернулся к Малиновскому. — Ты что-то хотел от меня? Следующие сорок минут Жданов обильно матерился. Расставлял ноги, приседал, размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, а Рома тихо посмеивался, выполняя все элементы с непревзойденной легкостью и только повторял:       — Давай, Андрюша, и не забывай дышать. Вдох — выдох. На удивление, такая гимнастика возымела положительный эффект, и той ночью, впервые за последние несколько месяцев, Жданов уснул, как младенец, сладко причмокивая. Малиновский заботливо поправил ему одеяло и тоже ушел спать на второй этаж. Он проснулся совсем рано утром, надеясь провернуть разговор с Пушкаревой до пробуждения Андрея, дабы избежать лишних разговоров еще и с ним. Дорога до Москвы была неблизкой, потому он успел набросать в голове хотя бы примерную стратегию. Припарковавшись возле Катиного подъезда, он даже не успел ей набрать, как вдруг она возникла у машины и села внутрь.       — Здравствуйте, — строго произнесла она, даже не посмотрев на Малиновского.       — Катюш, спрячьте коготки, — усмехнулся он, поворачивая ключ в зажигании, — мы ведь настроены на мирные переговоры? Куда поедем?       — Куда угодно, мне все равно, — никак не унималась она.       — Можем осесть где-нибудь на вашей территории, чтобы вам было комфортно. Как насчет «Ромашки»?       — Что именно во фразе «мне все равно» вы не поняли? — Катя наконец подняла на него недовольный взгляд.       — Я просто пытаюсь показать, что приехал с добрыми намерениями, Катюш. Прекрати вредничать, мы оба взрослые люди, — внезапный переход на «ты», он закрепил почти родительским жестом: убрал с воротника ее пиджака пушинку.       — Вы… Неужели вы не понимаете?       — Ох, Катя-Катерина, — вздохнул он обреченно, выруливая из двора — ладно, поехали в «корицу». Их устричный суп даже такую вредину, как вы, сделает добрее. Вот уже где-то минут двадцать они находились в этом чудном кафе. Катерина внимательно рассматривала сливочное нечто светло-оранжевого цвета, перемешивая устричный суп ложкой. Не смотря на внутреннее переживание и уже, казалось, заледеневшие на этой почве ладони, она держала спину ровно.       — Вы хотели о чем-то поговорить? — смело начала она.       — Да, хотел. Дожевывая остатки вкуснейшего стейка, он расслабленно откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Катю, слегка улыбнувшись. Все-таки, на сытый желудок думалось гораздо лучше.       — Катюш, прежде, чем вы, судя по вашему лицу, абсолютно заслуженно накинетесь на меня и расцарапаете мне физиономию, я хочу извиниться перед вами. Я понимаю, как дико это выглядит со стороны, но вы должны понимать, что вся эта история завязана прежде всего на бизнесе и огромных деньгах. А в бизнесе нет места высоким чувствам, увы.       — Ближе к сути, Роман Дмитрич, — сухо ответила Катерина, поджав губы. Малиновскому становилось тяжело. Ни на какие провокации Катя упорно не хотела реагировать, а в его планы такая отчужденность с ее стороны не входила. Он ожидал много чего: обвинений во всех смертных грехах, слез, перепалки, чего угодно — но не ее спокойного лица, терпеливо ждущего его главной просьбы. Черт возьми, она знает, что ему нужно и упорно подводит к этому, отказываясь проявлять эмоции.       — Если совсем ближе к сути, я слушаю ваши условия. Все маски сорваны, вся ложь всплыла наружу и места для нее больше нет. Мне нужен отчет. Что нужно вам?       — Вы же знаете, что мне нужно: поговорить с Андреем Палычем и убедиться, что с ним все в порядке.       — Что именно вы ему скажете? — прищурился Роман, изучая пристальным взглядом ее лицо.       — Ничего страшного, что вы уже успели себе напридумывать.       — Я надеюсь, вы понимаете, что сейчас он очень уязвим, и последние новости могут ему серьезно навредить?       — Я всего лишь хочу понять, что с ним случилось. Неужели вы не понимаете, насколько для меня это важно?       — Хорошо, тогда уговор такой: сегодня вечером вы мне — отчет, я вам — Андрея к телефону. Идет?       — Какие-нибудь гарантии будут? Я ведь не настолько наивна, по крайней мере, теперь.       — Я не зверь и не враг вам, Кать, — произнес Роман обнадеживающе, — меня состояние Андрея волнует не меньше вашего. Если вам станет спокойнее, то сейчас он сопит лицом в подушку в паре часов езды от Москвы.       — И все же, мне нужны гарантии, Роман Дмитрич… — отодвинув тарелку в сторону, она облокотилась на спинку кресла и вновь посмотрела на Малиновского.       — Какие? — непонимающе нахмурился он, — вам на крови поклясться?       — Пока я не поговорю с Андреем Палычем, вы отчёта не увидите, — серьезно произнесла она.       — А с вашей стороны в таком случае гарантии будут? — окончательно посерьезнел Роман, сложив руки на груди. Катя понимающе кивнула, а затем продолжила свою мысль:       — Хорошо, что если я дам вам половину отчёта? Вторая половина придет вам на почту лишь тогда, когда я нормально поговорю с Андрей Палычем. Эту несусветную глупость она выпалила с таким серьезным лицом, что Малиновский чуть не подавился, пока смеялся. Господи, да она до мозга костей свой человек. Всегда была. Как он мог быть таким слепым? — Хорошо, Катюш, — сказал он, все еще посмеиваясь, — Давайте свою половину сюда.