А царёв ли любовник?

Обо мне разошлось по народу множество слухов, Я уверен, ты их уже слыхал. В ночной мгле расскажет любая старуха О том, как я грехи совершал. Они возомнили, что право имеют Меня упрекать, осуждать как судья. Обман их пылает, а правда все тлеет В огне голосов и вранья. Они обсуждают, что я подсыпаю Отраву в напитки дурных. Творю, что хочу, закон нарушая, Довольно смотрю на слёзы скупых. Что в чёрном хожу и езжу верхом С висящей собачью мордой, Что без вины любого высекаю хлыстом, Твердя всем насколько я гордый. Что в платье позорном пляшу пред царем, Что он ко мне мил, не накажет, Что краше меня нет девицы при нем, Но впрочем тут уж как скажет княже. Расскажут тебе как ночами гуляю В покои святы государя. Расскажут как в ложе его спектакли свои, прекраснейшим образом исполняю. Как травы кладу ему под матрац, Шепча приворот на латыни. Как кольца из злата царя надеваю подряд, Вставляя меж них стебли полыни. Присвоил мне люд роль подлеца, Что я с успехом играю. Манерно смеюсь, строю глупца, Когда даже сам не желаю. Мне стыдно за тех, кто верит в всеобщую ложь. Мне стыдно пред сыновьями, Про их отца говорят, что черт поберёшь. Как мне учить их морали? Как в руки класть стальные клинки? Как обучать их сражаться? Когда все, повсюду, из каждой трубы Кричат, что умею я, лишь в постели с царем развлекаться. Я царский опричник, а не доступная дева, И в бою я отнюдь не хуже других, И пускай мои волосы длиньше предела, Не позволю себе бабьих жестов пустых. Не хожу я к царь батюшке в усыпальню, Не плясал в бабьем летнике никогда, Не храню талисманов в подушках спальни, И по совести поступал я всегда. Да, я ношу васильки на своей голове, Как простые девчонки крестьянки. Вспоминать они помогают мне, Сколько невинных погибло под саблей. И за что приковали к сию столбу? Обвинили предателем мерзким и гадким? Я опричник, служу государю, ему. Выполняю то, что он пожелает. Не моя воля устроить террор, Не моя прилюдные казни. Почему же все чаще летят оскорбления в моё, Лицо бело и по графски прекрасно?