***
Сидит дома Хенрике, в окошко глядит. Час за часом проходит, вот и ночь опустилась. Считает женщина — должна бы дочь уже и вернуться. Поздно спать она легла, всё ждала. На утро проснулась Хенрике, смотрит — одна она в доме, нет Хильды. Обрадовалась тогда мать, да танец по дому завела, весёлый и радостный. А к полудню ближе пришла к дочери Эрментраунд — на Хенрике посмотреть, внучкой полюбоваться. Смотрит она — нет девочки, одна мать стоит, радостная и счастливая. — Где же она, девочка моя? — спрашивает бабушка. — Давеча ушла она к тебе. Нет её? — притворно удивилась Хенрике и сложила руки на груди. Старушка покачала головой. — Ох, горе нам, горе! — заголосила мать и заплакала, хоть на душе её Огневушка-Поскакушка и отплясывала свой самый яркий танец удовлетворения. Тут стучит в двери Фрок. Открывает ей Хенрике, слёзы утирает, колени о деревянный пол расшибает. Держит её соседка под руки, да сама рыдает: — Сын мой, Бернд, вместе с друзьями своими, дровосеками, за дровами в лес ходил, да там на одной из тропинок нашел красную шапочку, — и достала Фрок из кармана головной убор Хильды. Ахнула Эрментраунд, пуще заплакала Хенрике. — За что же нам, Господи, проклятья такие?! — скребла пол, ломая ногти, мать. И, вопреки всем сказкам, кара не настигла Хенрике и жила она долго и счастливо.Часть 1
11 января 2021 г. в 23:44
Жила-была маленькая девочка по имени Хильда. Жила она в маленькой деревушке близ густого тёмного леса. Была у девочки мама, по имени Хенрике, и бабушка, по имени Эрментраунд. Обе любили Хильду без памяти.
Жили они бедно. У Хенрике было одно лишь заштопанное платье и деревянные башмаки, которые были сделаны на мужскую ногу и отчего постоянно грозились упасть с хрупкой мазолистой женской ножки.
Однажды Эрментраунд выменяла у бродячего торговца небольшой лоскут красной ткани на несколько крынок молока и пару десятков яиц со своего двора — единственное, что давали за месяц её худощавая корова и больная полуобщипаная курица. Из полученной ткани бабушка смастерила внучке на день рождения шапочку.
Надела девочка шапочку, и так она ей понравилась, так к лицу ей была, что стала Хильда её всюду носить — и на улицу, и дома, и в город, и в лес. Соседи так про неё и говорили: «Вот Красная Шапочка идет!»
Хенрике же была недовольна — мало того, что мать не дарила никогда таких подарков ей, якобы, любимой дочери, так еще и променяла на это ценную еду. Присмотрелась Хенрике к Хильде, и видит: девочка, ничем по дому ей особо не помогающая, но много кушающая. И придумала Хенрике коварный план.
Поскребла мать по сусекам, помела по углам, собрала горстки две муки. Наносила воды из колодца недалёкого от дома, замесила тесто, напекла пирожков с земляничным вареньем, коего много у неё в подвале стояло — ягод этих много летом в лесу росло, не так и далеко от деревни.
Попросила Хенрике у соседки горшочек масла, да Фрок, добрая душа, и дала, не пожадничала.
— Сходи-ка, Красная Шапочка, к бабушке, снеси ей пирожок и горшочек масла да узнай, здорова ли она, — говорит мать девочке.
Собралась Красная Шапочка и пошла к бабушке.
Идет она лесом. Шла она не торопясь, по пути останавливалась, рвала цветы и собирала в букеты.
Жила бабушка за мельницей, в третьем домике с краю. Не успела ещё до мельника дойти, как навстречу ей — серый волк.
— Собачка! — восхищённо ахнула девочка, не знавшая в силу своего малого возраста — четырёх лет — всех опасностей леса. Протянула Хильда руку к волку, а тот как лязгнет зубами! Еле отпрянула девочка, чуть руки не лишившись. Испугалась она, да заплакала — громко и печально.
— Мама! Мамочка-а-а-а! — кричит. Волк зарычал, да, к земле чуть прижавшись, подошёл ближе. Девочка назад шаг, другой делает, и спиной к старому дубу прислонилась — нет пути дальше. Отбросила тогда Хильда корзинку в сторону, чуть в голову волка она попала, да упала неподалёку от зверя. Тот повёл носом — пахнет сладко-сладко. Девочка бормочет:
— Съешь пирожок… Вкусный, с земляникой… И масло тётушки Фрок тоже вкусное, да без хлеба жирное… — волк разворошил корзинку и пирожки рассыпались по земле. Залез носом в горшочек, облизнулся, да оттолкнул его лапой — не вкусно, мол. Посмотрел на Хильду, ближе подошел. Обнюхал трясущуюся от страха девочку, да как щёлкнет зубами! Хильда завизжала и упала без чувств. Волк тронул её лапой, постоял, подумал и решил всё же растерзать девочку, хоть человечину и не любил — голод ведь не тётка.
Примечания:
Вот думаю: стоит ли мне заняться переделыванием сказок подобным образом?