Хочу, чтобы помнил

Быстро прячусь за полусгнившим ящиком. Сердце бешено колотится, норовя остановиться совсем. Стараюсь унять учащенное дыхание, чтобы не выдать своего присутствия. Дрожа всем телом, сжимаю холодный, тускло поблескивающий пистолет. Пытаюсь прислушиваться к малейшим шорохам, от этого может зависеть моя жизнь. Где-то здесь, совсем рядом меня ищет безжалостный маньяк на этом богом забытом складе, в бедном преступном квартале. Бежать нет смысла, единственный вход перекрыл этот сумасшедший, окон нет вовсе. В страхе проверяю количество пуль в пистолете. Одна. Одна пуля. Последняя. Остальные отчаянно растрачены в попытке остановить своего убийцу. Но я слишком плохой стрелок. Где-то справа едва слышны шаги. Это он. Нервно сглатываю и оставляю пистолет на ледяном полу, сжимаюсь в комочек, стараюсь быть как можно незаметнее. Не могу рисковать, крича о помощи. Здесь, в этом жалком убежище меня никто не спасет, можно даже не тешить себя жалкой надеждой. Шаги притихли, но я знаю, что жить осталось недолго. Почему он выбрал именно меня? Из миллиона человек в этом огромном городе, почему именно я? На моем месте мог быть кто угодно… Я дрожу еще сильнее, если это вообще возможно. Он жесток? Как же. Расчленяет своих жертв, разрывает на маленькие кусочки, превращая тело в сплошную груду мяса. Слышала, он сначала дает яд, который медленно убьет тебя в течение каких-то двадцати минут. Мучительных минут. Его показывали в новостях, шептались по всем улицам, обсуждали его новых жертв, страшились гулять по ночам, клеймили гнусными именами… Может, я должна гордиться тем, что меня прикончит такая знаменитость? Прячу лицо в коленях, даже не пытаясь вытереть горькие слезы. Здесь, на этом складе, даже нет нежного солнца. Лишь блеклая жалкая лампочка, на которую слепились крохотные мошки. Ведь это был обыкновенный день, такой же, как тысячи других мною прожитых. Это жестоко. Бесчеловечно даже для Бога. Бросаю отчаянный взгляд на пистолет. Последняя пуля, что она может решить? В мозгу проносится дикая мысль. Нет, я так не могу! Безумие. Но… может, это лучше того, что меня ожидает? Просто взять пистолет, приставить к виску и нажать на спасительный крючок? И все. Быстрая, мгновенная смерть. Без страданий. От своей верной руки. Рука несмело тянется к оружию, но я тут же ее одергиваю. Но… правильно ли это? А если меня ждет кипящий ад? Может, и вправду самоубийц ждет вечная агония? Боже, о чем я думаю. Здесь и сейчас, меня могут убить. Здесь и сейчас, я буду страдать, моля о скорой кончине. Но мне не будет дарована благодатная смерть. Глаза застилает сплошная пелена, смутно вижу из-за неудержимых слез. Дрожащей рукой тянусь к спасительному пистолету. Прикусив до крови губу, стараясь не выронить оружие, приставляю его к виску. Холодный металл обжег нежную кожу. Кажется, у меня кружится голова… Я нервно сглатываю. Рука, полностью онемевшая и как будто чуждая, меня не слушается. Захлебываясь слезами, я устремляю глаза в высокий потолок. Губа бешено дрожит, открываю рот, перехватывает дыхание. Боже, если бы молитвы могли меня спасти. Спасти мою жалкую душу, тщетно стремившуюся жить… А знаешь, я столько могла изменить, исправить в своей никчемной жизни. Помириться с родителями, навестить умирающую бабушку, сказать подруге, что она мой самый близкий друг, признаться ему, что люблю его до беспамятства… Мы хотели сходить на свидание. Держаться за руки. Посмотреть любимый фильм. Идти под одним зонтом. Есть одно мороженое. Его любимое, клубничное… Закрываю рот рукой, чтобы не закричать от адской боли. Боже, если ты слышишь меня. Почему ты не дал шанса сказать ему, горячо прошептать эти вечные слова, слова: «Я люблю тебя»… В отчаянии закрываю глаза, рука предательски продолжает дрожать. Стиснув зубы, заставляю непослушный палец схватить спусковой крючок. Черт, а кто-нибудь будет плакать обо мне? Вспоминать с любовью, теплотой в душе? Или мое имя безвозвратно канет в лету, сотрется в памяти близких? Да, кому я нужна. Нерешительно снимаю предохранитель. Где-то справа неясные твердые шаги. Я не буду смотреть. Нужно лишь набраться храбрости… Дрожу всем существом, мерно вздрагиваю, дыхание прерывисто, сердце, кажись, остановилось… Теперь оно ни к чему. К горлу подкатывает ком, но я лишь сильнее стискиваю зубы. Широко распахиваю глаза, но все равно ничего не вижу, похоже, что вода насквозь прожгла глаза. Руки трясутся, мышцы онемели, словно парализованная, я совсем ничего не чувствую. Будто уже перестав дышать, я не чувствую ни капли тепла. Видимо, вместе с сердцем, надежда потухла, как еле тлеющая спичка. Мне страшно. Кажется, душа торопится покинуть тело, оставив за собой полную пустоту и всепоглощающую тьму. Разве не все к этому ведет? Пешки в руках судьбы, куклы в руках бога… Поздно. Поздно к чему-либо возвращаться. Шаги стали громче и уверенней. Сглатываю последние слезы. Прошу, Господи! Скажи ему, обещай мне что скажешь… Я хочу, чтобы он меня помнил. Палец спускает крючок.