Падал прошлогодний снег

— Это будет леген… Ну же, Тед, не тупи! — дарно! — сам за друга продолжает Барни и подставляет руку для «дай пять». Но Тед лишь хмурится из-под нависающей на глаза челки и не хочет давать пять Барни Стинсону. Тот делает вид, мол, обиделся и залпом опрокидывает в себя бокал виски. Подумаешь, великая беда. Тем более, что буквально через минуту он забывает о случившимся, засмотревшись на девушек за барной стойкой, о чем-то оживленно беседующих. Хотя ему и не особенно нравятся блондинки, но… Сейчас это не особо важно. Вернее — не важно вовсе. Барни влюблен в Робин, Робин влюблена в Теда, а Тед-в Робин. Чертов любовный треугольник. Хотя это уже, получается, квадрат. Красотенюшка. Никому никогда и в голову не приходит, что Барни Стинсону может быть одиноко. Каждую ночь, лежа в своей постели с какой-нибудь очередной девицей, он до утра не может сомкнуть глаз. Он лежит, неподвижный, в своей костюмопижаме, вперив пустой взгляд в потолок. Барни ужасно одиноко среди этой роскоши своей квартиры, он часами смотрит на мелькающий за окном ночной Нью-Йорк и думает, что вот он — город (мегаполис), протяни лишь руку — дотронься — почувствуешь, как он живет, танцует, выпивает, чувствует, а Барни, вот он — здесь, сам же запертый в своей тюрьме, один-одинешенек (не считая девушки, имя которой он больше никогда не вспомнит), и без Робин. Робин, Робин… Это имя для него как рубин. Драгоценный камень, красный такой, переливающийся. Потрясающий, драгоценный камень, но — не твой, тебе — лишь смотреть и вздыхать о том, кому этакая красота досталась. Снова. Драгоценная моя Робин. «Хорошая ночь. Спать я ее, конечно, не буду» — мысленно ворчит он, переворачиваясь с боку на бок. Наконец, находит идеальное для себя положение на «отъебитесь» — лицом в подушку — и засыпает. С первыми лучами солнца он незаметно выскальзывает из постели, чтобы не потревожить мирно сопевшую безымянную брюнетку, и даже не смотрит на нее, пока лихорадочно, словно бы застигнутый чужим мужем изменник, собирается уходить из собственной же квартиры. Барни устало глядит на штурмовика, охраняющего его гостиную, и отдает ему честь.

***

В баре оживленный разговор: Маршал и Лили спорят из-за каких-то очередных проблем, Робин и Тед телепатически переговариваются, и только Барни подозрительно молчалив. Он окидывает взглядом пустой с утра бар, и, не найдя ни одной симпатичной девушки, приунывает еще сильнее. — Барни Стинсон, ты ли это? Неужто похмелье с утреца? — говоря это, Лили почему-то продолжает смотреть влюбленным взглядом на Маршала, а не на Барни, к которому обращается. Барни грустно усмехается, заглядывая внутрь опустевшего бокала, будто желая там что-нибудь найти. Свои мозги, например. Ну, вдруг. — Барни? — лишь Тед замечает, что происходит что-то из ряда вон странное, но Барни уже и след простыл. Чертов фокусник. Если Тед ненароком придушит его его же галстуком, никто же не расстроится, верно?

***

Снег в Нью-Йорке пошел внезапно. Как в той новогодней игрушке, что переворачиваешь, встряхиваешь и за стеклом начинают падать белые хлопья непоймичего, что они в Америке привыкли называть снегом. Но для октября такая погода непривычна. — Барни, ты что, куришь?! — ёжась от холода, Тед наконец нашел друга в закутке возле бара. — Мы же обещали, «последняя сигарета», и все такое. — Ой, да ладно тебе. — Что случилось? — Сегодня утром, я, представляешь, на работе… «Сегодня утром, на работе. Автор сценария и режиссер непризнанный Барни Стинсон» — Кто-нибудь, помогите, тут человеку плохо! — Салли прибегает, волосы и сиськи назад. — Что с ним? — хватаюсь я за сердце, за голову, да за все сразу, я очень взволнован. — Он — охуел. — тычет пальцем она в толстенного парня, который, стырив обеденный чизбургер этой Салли, подавился им и ужасно кашлял. — Разойдитесь, — расталкиваю собравшихся зевак, — я вколю ему раствор пиздюлей! Все так ржали, что даже забыли о случившемся. Меня, правда, потом увели… Но хорош же я! — смахнул несуществующую слезу Барни, и довольный своим выступлением, поклонился неведомо кому. — Ой, брось ты это, Тед. Тед не перестает удивляться, сколько еще пошлых, неприличных, извращенных шуток и издевательств таится в этой неугомонной голове, по которой, что греха таить, иногда хочется хорошенько так огреть. Но «этожебарни» — и этим все сказано. Мишка Барни. Когда по-настоящему становится уязвимым. — Это все из-за Робин, да? — носком ботинка Тед чертит на снегу незамысловатые узоры. — Послушай, если тебе будет легче, я могу… да, я могу не общаться с ней. — Что? Нет, нет и нет! Робин! Какая Робин? Понятия не имею о ком ты вообще, Тед Мосби. — Барни, — не оставляет попыток вразумить друга Тед, — все уже знают, что тебе нравится Робин. Так что с того? — Какая прекрасная сегодня погода! — сквозь зубы цедит Барни и между ними нависает гнетущая тишина. — Ты правда мог ради меня перестать общаться с Робин? — Барни вдруг стал серьезным, докурив очередную сигарету. — Конечно. Мы же братаны. А кодекс братана гласит: «Не бросай друга-придурка на вечные муки от безответной любви». — Нет в кодексе братана такого пункта! Ложь и провокация! — тычет в его сторону Барни, лучезарно улыбаясь. С минуту они молчат, разглядывая: Тед — нескончаемо падающий снег, Барни — тлеющую в руках сигарету. — Ну, а если серьезно, Барни… может, ты поговоришь с ней? — Нет. Не думаю, что что-нибудь выйдет. Но… спасибо, Тед. — Барни чувствует себя неловко от этого разговора. Еще чего — Барни Стинсон — и сопли-слюни всякие распускать! — Да ладно, чего там. — Тед приобнимает друга за плечи и толкает ко входу в бар. — Знаешь, это будет леген… — дарно, — заканчивает Тед, ловя изумленный взгляд Барни, который от холода почти что покрылся инеем. — Ребята, вы чего там так долго делали? — Робин даже бровь приподнимает, для большей пикантности вопроса. — А ты как думаешь, красотка? — двусмысленно подмигивает ей Барни, наскоро пряча пачку сигарет в карман пиджака. Маршал и Лили переглядываются, но продолжают молча пить свой кофе — один на двоих. — Кстати, Робин, мне тут Барни рассказал, что у него на работе как раз есть свободная вакансия для тебя. Робин поворачивается в сторону Стинсона, ожидая услышать продолжения от него. — Да, — прокашлявшись, продолжает уже Барни, — нашего бывшего рекламщика уволили, потому что я с ней переспал… А буфера у нее, знаешь, ну, это вообще не важно. Так что, ты можешь занять ее место. Если хочешь, конечно. — Ты серьезно? Так что, я теперь не безработная? — Робин стискивает в объятьях друга. Последнее, что видит Барни, кроме огогошного выреза девушки, — это Тед, который поднимает свой бокал и одними губами произносит: — Тру стори, братан. Барни благодарно улыбается.