Размыкаемый контур

— Новый хром? — спрашивает Вик как будто между делом, когда он садится на кресло. И заметил же, хотя Ви особо не светил — вот, что значит профессиональный взгляд. — Ага, — он поворачивает запястье тыльной стороной, показывая крепления. — Стабилизирует руку, чтобы не вело при стрельбе. Вик наклоняется ближе — и Ви протягивает запястье, чтобы ему было удобнее. — Хм. Выражения глаз не разглядеть, линзы бликуют — можно спорить, что он специально так поворачивает голову. Осторожно берет за запястье, не инструментом, пальцами, и Ви соврет, если скажет, что ему не нравится. Каждый из этих моментов: у Вика теплые, чуть шершавые подушечки и бережные прикосновения, и полностью сведенное в одну точку внимание. — Что-то не так? — спрашивает, когда пауза затягивается. Вик неровно пожимает плечами, выпуская его запястье. — Не бери в голову. Что-то не так. — Скажи мне, — упрямо лезет он. — Давай, Вик, я знаю тебя уже шесть месяцев. И у меня, черт возьми, есть глаза. Виктор шумно выдыхает. Сжимает переносицу, приподнимая костяшками очки. — Просто стариковские загоны. Лучше не бери в голову. — Если бы мне было насрать, я бы вообще не спрашивал. Вик издает хриплый смешок. — Верно, — медлит, словно надеется, что он все-таки передумает и оставит тему. Вот уж нет. Не дождется. — Работа дерьмо. Ви хмыкает. Никогда еще не слышал, чтобы тот отзывался настолько резко. — До твоей не дотягивает, — замечает миролюбиво. — Тогда почему, — Вик скрещивает руки на груди, — сразу не пришел ко мне? — Ты же не возишь такого. — Думаешь, если бы ты попросил, я бы сказал «нет, малыш, катись к другому рипперу и ставь себе непроверенное дерьмо»? — Воу, — он поднимает раскрытые ладони. — Полегче, Вик. Тот рвано качает головой. Выглядит действительно раздраженным. Как будто Ви умудрился вляпаться еще в какое-нибудь дерьмо, а не просто установил хром у другого риппера. — В конце концов, ты мог просто купить хром и поставить у меня. Ви фыркает, поднимая брови. — Да брось. Сейчас так никто не делает, все одним комплектом продают. — Делают, — нажимает Вик, и хочется неуютно повести плечами от того, каким незнакомым звучит его голос; насколько раздраженным. — Если не молчать, а попытаться договориться. — Ладно, — Ви отводит глаза. Пялится на тусклые потолочные лампы и старательно заталкивает внутрь рефлекторное желание огрызнуться. — Хорошо. Мне просто не пришло в голову. Хочется еще добавить «извини», но он заставляет себя сжать зубы и проглотить. За что, черт возьми? За то, что работа другого дока не дотягивает? Что вообще обратился не к Вику? Ну бред же. — Ты сканировал хром перед установкой? — Нет. — Черт возьми, Ви, — тот сжимает пальцы на переносице, будто не может поверить. — Смотрел контакты, чтобы не было остатков предыдущего владельца? Проверял микросхемы на окисление? Это почти рефлекс, сказать — хватит. Мне не пять лет, сам разберусь, при чем здесь ты вообще. Ви сжимает зубы и глубоко вдыхает, и считает до пяти. Это Вик. Друг. Да, у него случился какой-то чертовски странный заеб, но с кем не бывает. — Слушай, все будет нормально, — пытается он улыбнуться, но выходит херово. — Меня же не в какой-нибудь подворотне резали, — Вик вздрагивает; хочется запоздало прикусить себе язык. — Обычная клиника, просто меньше и проще, чем твоя. Можно было бы еще поддразнить «и док не такой охрененный», чтобы разрядить ситуацию, потому что явно сворачивает куда-то не туда, но Ви не может себя заставить. Слишком на взводе; выбит из колеи. Хотя если вдуматься, то с чего вообще — в него не стреляют, не взламывают, не пытаются разобрать на отдельные части. Просто Вик — злится? Раздражается? Что это вообще такое? И ведет себя не так — как он знает, как привык. Херовая причина для адского эмоционального коктейля. Стоило бы пожать плечами и сказать «потом разберусь». Закрыть тему. А он вместо этого оправдывается — зачем? В чем вообще его вина? Пиздец же. — Ладно, — говорит Вик гораздо ниже и скупее, чем обычно. Ви машинально цепляется за кресло; неправильно, не должен звучать так, он не хочет слышать его таким. — Тогда если вылезет какая-нибудь вирусная дрянь или начнут гнить контакты или, — он прикрывает глаза, будто тоже заставляет себя проглотить что-то вконец резкое. — Неважно. Можешь не обращаться ко мне. Сразу идти туда. И все-таки добавляет. — Если тебя устраивает такая работа. Почему-то это рядом с усиленным хромом кулаком по скуле. Ви отчетливо слышит: «тебе же никакой разницы, где и кто». И с языка срывается прежде, чем успевает подумать: — А только такая мне по карману. Другие рипперы почему-то не готовы ставить хром просто за красивые глаза, в отличие от тебя. Не стоило — понимает сразу. Вик замирает. Пальцы сжимаются в кулаки, и костяшки белые-белые; резкие линии на щеках — сжимает зубы. Хочется дать самому себе в челюсть. Он не имеет права так говорить. Не Вику, который столько раз вытаскивал из задницы, и какая разница, что у него были за причины. Который ставил хром в рассрочку и поддразнивал «теперь точно в последний раз», и явно занижал цену, и принимал в нерабочие часы, и выезжал на звонки, когда Ви буквально размазывало по улицам. — Я лучше потом зайду, — бормочет неровно, соскальзывая с кресла. — Как-нибудь. На Вика старательно не смотрит. Сбегает — да, наверное, так. И плевать. Это лучше, чем добраться до крика и «не смей здесь появляться» — хотя он даже не уверен, способен ли тот вообще на такое. До сегодняшнего дня вообще думал, что вывести его из себя можно только если задаться целью и очень постараться. Вик всегда уверенный и устойчивый, какое бы дерьмо ни происходило кругом. Его персональный — вовремя не оборванная мысль, которая болезненно так царапает — угол покоя. Самое близкое к дому, что вообще когда-либо было. Ви запрещает себе думать. Отключается. Сосредотачивается на работе — снова задолжал за аренду квартиры; надо взять ситуацию в руки, пока вновь не попытались выселить. Стреляет. Взламывает. Слушает чужое, от слова совсем неинтересное ему нытье и забывает кивать в нужных местах. Держит мысли пустыми. Срывается. Вот терпеть же такого не может. Нельзя. Никак нельзя, совсем, ни в коем случае. Слишком легко упасть в себя и вовремя не заметить, попасть под камеру, словить пулю, другую, третью, одно обычно тянет за собой остальное. Налажать по-крупному. В последний раз такое было еще с Джеки — дыши, Ви, дыши. Посрались из-за какой-то ерунды, сейчас даже не вспомнить. Упрямства Джеки хватило на пару часов; Ви — меньше, он уже минут через сорок на нервяке поймал собой скользящее пулевое. А теперь вот — Вик. И хер его знает, что делать. Потому что Вик, да, опять же, неправильно, с ним такого не бывает. Ви обрывает себя на середине. Чистые мысли. Сосредоточенность на работе. Идея обзавестись парочкой колотых или пулевых и приползти на мировую, заливая кровью пол, кажется не такой уж плохой — но он, пожалуй, попробует пока без этого. Чувство вины не отступает. Все еще с ним, когда возвращается домой, становится под душ, пытается заснуть. В клинике Вика, во время этой бездарной склоки он думал, что чувствует себя полным дерьмом — ну, видимо, ошибался. Полным дерьмом он чувствует себя сейчас — и все еще не понимает почему, черт возьми. Что он сделал? Он ставил импланты раньше. Невозможно дожить до такого возраста и не обзавестись хотя бы парочкой, если нет непереносимости. У других рипперов. Еще до знакомства с Виком. А потом — зачем идти к кому-то чужому, если тот творит просто какие-то рипперские чудеса? Ви нашаривает кончиками пальцев хромовые линии на горле. Чуть поглаживает подушечками — это успокаивает. У Вика потрясающие руки. Если бы было можно, он бы каждый визит брал их в свои, и как кошка терся щекой, и выцеловывал каждый сустав, каждую отметку от инжектора, и гладил бы губами проступающие вены — черт, опять лезет. Ви устало прижимает запястья к глазам и заталкивает это ненужное и болезненное обратно — к смерти Джеки и потерянному взгляду Мисти. В метафорическую коробку «не трогать». Возвращается на пару мыслей назад. Вик. Руки. Первый риппер в его жизни, который ставил хром так — хорошо, пусть будет это слово. Не бодяжил анестетик. Убеждался, что тот подействовал, прежде чем резать. Проверял железо и софт перед установкой, обеспечивал лекарствами после. Смешно: до сих пор помнит, как вышел после первой своей операции у него. Потерянный, на неслушающихся ногах, с ингалятором в кармане куртки. А Джеки хлопнул по плечу и подмигнул, и сказал «впечатляет, да?». Потащил пить, потому что все это было как раз после удачного дела и надо было обмыть. Ви потом весь остаток вечера просидел под глубоким впечатлением. Новый хром не болел. Лекарство действовало. Не воспалились разрезы, не отекли суставы, даже выблевать желудок не захотелось — вернее, захотелось, но уже на следующее утро, потому что «какая разница, esse, градус выше, градус ниже, завтра об этом подумаем». Он потом еще поделился своими наблюдениями с Джеки, а тот заулыбался и толкнул локтем: — Вик — лучшее, что могло случиться с подпольной медициной в Уотсоне, — и подмигнул так, с намеком, явно помня его вкус в мужчинах. — Я рад, что вы поладили. Вик ставил охуенно. Давал скидку — «для этого и нужны друзья», но почему-то только ему, Джеки подмазаться так и не удалось. Давал рассрочку — кто-нибудь вообще еще так делает в этом городе? Оформлял так, что окружающие иногда не верили, что у него вообще есть импланты — пальцы соскальзывают на ключицы; здесь вообще никаких следов не осталось кроме двух тонких шрамов, даже на ощупь не найти. А вот в высшей лиге замечали. Клиентка-корпоратка подняла идеальную бровь и с точно выверенным оттенком удивления спросила, откуда у уличной крысы типа него деньги на такую установку. Вакако долго рассматривала хромовые линии на шее; сказала «изящно», а еще «эта услуга для всех или только для тебя?». Ви тогда выбрал второй вариант. То ли из упрямого желания защитить — Вик может за себя постоять, да, но это не значит, что надо тащить его в дерьмо и втягивать в работу с Тигриными когтями. То ли — глубокий вдох, до сих пор неловко признаваться, даже самому себе — из ревности. Джеки был прав. Вик его тип, от и до. Даже хуже. С ним хотелось не просто пару раз перепихнуться и разбежаться в разные стороны. Хотелось спрашивать про его день и шутить, чтобы услышать хриплый низкий смех, и соприкасаться будто невзначай, и как-нибудь позвать в тот китайский ресторанчик на углу. И — да, у него был период, когда чужое внимание к Вику бесило до дрожи. Ви думает. Ви вспоминает. Ви чувствует себя полным уебком. Вик столько для него делает. Постоянно, раз за разом. Может, у него такой же заеб по поводу чужого хрома, как у самого Ви по поводу чужого внимания к Вику. Какая разница? Его все устраивает. До этого прекрасно обходился без визитов к другим рипперам — и продолжит обходиться. Ему и стабилизатор этот не особо и нужен-то был; просто увидел симпатичную игрушку и подумал, а почему бы нет. Тем более, что новый хром болит. Это нормально, организм приноравливается к новой запчасти. Идет заживление. Но Вик его разбаловал. Какая-то детская, обиженная мысль: если бы ставил он, то не болело бы. И сустав бы сгибался нормально. И софт сразу подвязался к центральной системе, а не руинил полную диагностику, как сейчас. Что еще хуже — стабилизатор раздражает. Ви неприятно смотреть. Ассоциация с новым хромом — это ссора с Виком и собственное мудачество; настроение и так дерьмовое, а после вообще падает в какие-то ебеня. Его хватает на несколько дней в таком ритме. Потом плюет на гордость и упрямство, и «почему я должен мириться с чужими заебами», и тащится к Вику. Нервозно так, как не было даже в первые дни на улицах Найт-Сити. Вик явно выглядит хуже, чем обычно. Как будто тоже забивал себе голову этим всем; "как будто", смешно — он один из немногих, кому не насрать, конечно он переживал, и Ви чувствует себя еще хуже. Хочется взвыть — у этого чувства вообще есть пределы? — Вик, — неловко зовет. Горло подводит, и он сглатывает. — Возьмешь без записи? И кажется, что пошлет. Подальше, к тому самому рипперу, который делал стабилизатор — Ви на его месте так бы и сделал. — Конечно, — отвечает, и Ви будто вдыхает максдоковский ингалятор, настолько легче становится, разом. — Садись, я сейчас. Ви привычно забирается на кресло. Думает: не заслужил. Ни этого слишком простого принятия, ни самого Вика. Внутри чешется привычным желанием сказать, насколько он потрясающий; один из лучших людей, что встречались в его жизни. Вик привычно ставит инжектор на предплечье, и он не может не заметить. Отметин больше. Тройные выемки от игл, а под ними темные синяки, сливающиеся друг с другом. Либо Вик чертовски много работал в последние дни, либо одной дозы стало не хватать. Ни тот, ни другой вариант Ви не нравится. — Много пациентов? — спрашивает, кивая на следы. Вик почему-то дергается — и это уже само по себе хороший ответ. — Тебе правду или отмазаться? И в этом весь Вик. У Ви изначально не было никаких шансов на нем не зациклиться. — Правду. Вик тяжело выдыхает, пробуя движения механических пальцев. — Конкретно этот препарат не очень-то хорошо работает при избытке кортизола, — и не нужно пояснять; Ви помнит, что это гормон стресса. — Пришлось ставить двойную дозу, — привычно дразнит. — В моем возрасте вредно нервничать. У ощущения собственной хуевости, кажется, все-таки нет пределов. — Черт, Вик, извини, — он механически цепляется за подлокотники. — Я повел себя… — Да брось, малыш, — тот качает головой, и от этого обращения немного отлегает. — Это мне стоит извиниться. Сорвался ни за что. Хочется спорить. Сказать ему: со всем, что для него сделал, Вик может требовать чего угодно. Будь это кто-то другой, Ви бы уже давно сидел на коротком поводке. Отрабатывал бы все, до последнего эдди из бесконечных процентов, и больше, гораздо больше, потому что именно так устроен Найт-Сити. Взять в долг означает продать самого себя с потрохами, раз и до конца — даже среди легенд нет тех, кто выбрался. Вик хорошо его знает. Спрашивает, слишком явно отвлекая внимание: — Продолжаем то, что делали в прошлый раз? Ви глубоко вдыхает, как перед выстрелом. И качает головой. — Нет. На самом деле, я пришел, чтобы снять эту штуку, — и показывает стабилизатор на запястье. — Если это из-за меня… — Вик, — предупреждает. — Ты уверен? — он опускается на рабочий стул. Подкатывается ближе. — С имплантом все в порядке. Но Ви не слепой. Он видит, что линии вокруг губ становятся резче, и появляются те самые тревожные морщинки между бровей. Он достаточно хорошо знает Вика, чтобы перевести с языка тела — «не нравится». — Просто вынь из меня эту штуку, — Ви дергает плечом. — Не хочу, чтобы это было во мне. Вик молча смотрит, и он добавляет, толком не подумав, само с языка соскальзывает: — Даже не могу смотреть на свое запястье, — и до чего же это болезненно звучит. — Просто… убери. Пожалуйста. Вик шумно выдыхает — выражение глаз за бликами снова не разглядеть. — Ладно. Если ты уверен. Можно спорить, что все дело в «пожалуйста». У Вика к этому какая-то особенная слабость. — Прижилось нормально, — замечает, прикладывая к его запястью инжектор с анальгетиком. — Мне плевать, — Ви запрокидывает голову, прижимаясь затылком к креслу. — Твое приживается лучше. — Я оперирую тебя уже шесть месяцев подряд. У меня фора, — и это слишком обтекаемо, чтобы быть правдой. — Что-нибудь чувствуешь? — Нет. Как всегда, — вопрос щекочет язык, и он не видит причин его не задать. — За сколько секунд у меня пропадает чувствительность? — От пятнадцати до двадцати. Вик фиксирует его запястье. — Вот! Ты знаешь это наизусть. И все равно спрашиваешь. — Только чтобы ты не залил мне кровью всю клинику, если впадешь в шок, когда я начну резать по живому. Ви фыркает. Конечно, так и поверил. — Меня однажды резали по живому, — вспоминает. — Когда меняли сломанную кость на титан. Анестезия взялась минут на пять, да и то слабенько. Было пиздец как больно. — Маркаин? — Вик с привычной аккуратностью вскрывает запястье. — Ага. Я рассказывал? — Упомянул про непереносимость, когда в первый раз ставил у меня хром. — И ты помнишь до сих пор, — улыбается он. — Я твой риппер, — пожимает тот плечами. — Это входит в сумму, которую ты мне платишь. — Риппер, а не личный врач, — даже не пытается сделать вид, что поверил. За работой Вика всегда интересно наблюдать. Движения отработанные и аккуратные, механические пальцы дополняют движения собственных. В этом есть что-то медитативное. — Ну как там? — спрашивает, когда тот непривычно замирает над обнажившимся имплантом. — Сносно, — но резкие линии между бровей выдают с головой. Ему не нравится то, что он видит. — Я бы сделал по-другому. И это что-то вроде предложения. Можно смолчать и закрыть тему надолго, если не навсегда. Можно спросить — и конечно же Ви это и делает. — Как? Вик бросает на него короткий взгляд над очками. — Подключил бы каждое сухожилие в отдельный порт, а не все в один, это дало бы тебе больше контроля. Сдвинул бы на пару дюймов ниже, чтобы легло по мышечному рисунку, — морщится, как от резкой зубной боли. — Закрепил бы не itap, а на надкостнице, — и срывается в резкое, почти злое. — Этот уебок вообще смотрел на твои кости, когда устанавливал? Идиотизм давать на них такую нагрузку. — Звучит сложно, — комментирует Ви, старательно пряча теплое внутри. Забота Вика приятно печет под ребрами. — Сколько бы это стоило? Тот не поднимает головы. Все внимание на запястье. Механические пальцы в завораживающем ритме расплетают мышцы и синтетику. — Гораздо меньше, чем твоя жизнь. Переводя на человеческий язык — дорого. Хотя нет. Очень дорого. — Что еще? Вик снова бросает короткий взгляд над оправой. — Тебе действительно интересно слушать все эти технические подробности? — Почему нет? Меня здорово успокаивает. Голос Вика, его интонации, хрипотца, от которой временами волна по позвоночнику. Но, наверное, лучше не пояснять. Тот скептично приподнимает бровь. Притворно бормочет себе под нос: — Концентрация анальгетика видимо все-таки высоковата. Ви закатывает глаза в ответ. Виктор вынимает наружный блок стабилизатора. И снова между бровей хмурые, неприязненные линии. И в выражении лица что-то, похожее на беспомощность. — Другой док все-таки накосячил? — Нет, — тот качает головой, откладывая перемазанный кровью хром на операционную стойку. — Все… нормально. Сносно, — фразы короткие и рубленые, как будто он выталкивает их из себя с трудом. — Тогда почему ты выглядишь так, будто увидел на стабилизаторе остатки его предыдущего владельца? — пытается поддразнить Ви. Ему определенно не нравится видеть его таким. Нахер чужой хром и других рипперов; за спокойствие Вика это небольшая плата. Тот издает хриплый смешок — но выходит как-то невесело. — Потому что ты заслуживаешь гораздо большего. Ви не очень-то хорошо знает, как реагировать. Вик говорит честно. И при этом не пытается затащить в койку или вывернуть происходящее в свою пользу, просто констатирует факт. И это будто с размаху по ребрам — вспомнить, как дышать, собрать мысли, в его жизни разве что только отдаленно похожее случалось. — Да брось, Вик, — отзывается неловко, свободной рукой постукивая костяшками по подлокотнику. — Ты меня переоцениваешь. — Херня. Лучше напомнить себе, что Вик — это друг, очень важный и близкий. Не знакомый в баре, с которым они пытаются друг друга склеить. — Просто… — тот шумно выдыхает, на мгновение замирая. Даже механические пальцы не двигаются. — В следующий раз сразу приходи ко мне. И мы вместе придумаем, как сделать именно то, что тебе нужно. Хорошо? Друг — снова напоминает себе Ви. А под ребрами невыносимо тяжелое и теплое, по-собачьи преданное от и до. — Ты бы мог потратить это время на нормальных клиентов, — напоминает. — Которые могут тебе заплатить. — Спасибо за заботу, малыш, но мне уже достаточно лет, чтобы суметь расставить приоритеты, — хмыкает Вик, а в глазах то самое, привычно теплое. — Так что, договорились? Ви жмурится. — Черт. Ладно. Да. Если для тебя это в самом деле нормально. Виктор легко похлопывает его по колену. — Вот и отлично, — и снова сосредотачивается на запястье. Механические пальцы ловко отделяют остатки стабилизатора. — Мне гораздо спокойнее, когда я точно знаю, что весь твой хром установлен как надо и не откажет в нужный момент. Ви мягко хмыкает. Полная нежности мысль вскользь: кто-нибудь еще заботился о нем так, вообще, когда-нибудь в жизни? Нет. Точно нет. Было похожее — Джеки и мама Уэллс — но по-другому. — Может, — дразнит он, пытаясь отстраниться от этого невыносимо теплого изнутри, — ты просто ревнуешь? Вик почему-то не отшучивается в ответ. Вообще не отвечает, слишком долго. Ви хочется откусить себе язык; если у него есть какой-то особый талант, то все портить. — И это тоже. Слишком спокойно и серьезно. Ви снова бьет куда-то в солнечное сплетение. Хочется сказать: не самый хороший повод для шутки — но он ведь первый начал. Хочется глупо переспросить: правда? Ты ревнуешь? Весь этот срыв только из-за того, что ты не хотел делить меня с другим риппером? Напоминает себе: это не эксклюзивная опция, ревновать можно друзей и членов семьи, и даже просто очень любимых клиентов. Видимо, он слишком долго молчит, потому что Вик добавляет: — Не бери в голову. И Ви наконец-то отвисает. — Еще чего, — фыркает то ли с насмешкой, то ли с возмущением. — Теперь ты от меня не отделаешься. Больше никаких других рипперов и чужого хрома. Я твой и только твой. Стоило бы сказать это серьезно, как чувствует. Или вовсе добавить, что он для Вика уже давно — от и до, со всем хромом и потрохами, так безнадежно, насколько вообще можно. Но это почему-то гораздо сложнее, чем убивать людей и планировать невозможные операции. У Вика дергается угол губ — и снова не так, неправильно, почти горько. И он все-таки мягко добавляет: — Я серьезно. — Вряд ли в том смысле, в котором мне бы хотелось. Дышать — оказывается, черт возьми, сложно. И думать тоже. И хочется запустить диагностику слухового модуля: он верно разобрал слова? Точно не баг или вирус? Это на самом деле — Вик, который говорит, что ревнует, но не как друга или клиента? — В том, — спешно, пока тот снова не выдал что-нибудь вроде «забудь» или «не бери в голову». Вик скептично приподнимает бровь, и он продолжает. Говорит, прежде, чем успеет обдумать, прийти в ужас и захотеть себе откусить язык нахер. — Как насчет на неделе сходить в тот китайский ресторанчик на углу? — и на всякий случай добавляет, пока еще может, потому что понемногу начинает накатывать. — Не как друзья. Вик опирается локтями о колени. Снова двигается не как обычно, только теперь не рвано, а наоборот, осторожно и медленно. Думается невпопад: Ви хочет знать его больше. Какой он, когда просыпается с утра, кормит ту самую кошку за клиникой, перебирает с выпивкой, тренируется, занимается сексом, готовит ужин, поднимается на срочный вызов — всего его, любого. Не новая мысль, но от нее каждый раз ведет, как впервые. — Я старше тебя на несколько десятков лет, — замечает, постукивая пальцами по колену. Хорошая мысль: значит, он тоже думал о них двоих. Не очень хорошая: а может нет, это наверняка самое первое, что приходит в голову. — Это проблема? — уточняет Ви. — Ты думаешь? Из Вика бы вышел неплохой игрок в покер. — Нет, — и сразу продолжает, не видя смысла скрывать. Выкладывает все карты на стол. — Я много думал о нас, — Вик едва уловимо вздрагивает. — Так что все, чем ты можешь попытаться отпугнуть, уже приходило мне в голову. Виктор мягко фыркает, качая головой. Не отказывает сразу, и это придает Ви сил: — Ну так что, Вик? — не может не добавить немного ласковой насмешки в тон. — Пойдешь со мной на свидание? Тот издает короткий смешок. С их работой и возрастом свидание звучит действительно забавно. Ви ждет. Пальцы тревожно покалывает. Убивать людей определенно было легче. — Ну давай попробуем, малыш.