Ларек

      Женя Дорожкин, промокший с головы до ног, без спешки шел в сторону дома, намеренно игнорируя лужи, наступая в которые, он разбрызгивал мутную воду вместе с грязным подтаявшим снегом. Середина февраля на этот раз выдалась теплой, но выходить на улицу без шапок и перчаток никто не осмеливался. Никто, кроме Жени: его кисти рук, уши и нос уже покраснели от холода и потеряли чувствительность, но молодой человек словно не замечал онемевших конечностей, упорно продвигаясь в ларек.       Это был не просто ларек. Возможно, он и выглядел, как любой другой небольшой магазин в забытом микрорайоне, где после десяти часов вечера спокойно можно купить алкоголь, а продавщицы, закрыв глаза, пробивают подросткам энергетики и сигареты. Конечно, такие же устои царили и в том самом ларьке, но для Жени эта торговая точка являлась родным домом. Думаю, сложно соврать, сказав, что вся его жизнь не прошла в том самом ларьке: первая банка дешевого пива, повлекшее за собой отравление, первая сигарета в тринадцать лет, с которой и началась его никотиновая зависимость, первая пачка презервативов (забавный факт: в итоге, она ему не пригодилась и до сих пор валяется в каком-то из комодов в комнате уже с истекшим сроком годности) — все это небольшие, но значимые моменты взросления, воспоминания о которых всегда вызывают легкую улыбку.       Но все-таки особенным это место делала тетя Люба, продавщица со стажем. Это тучная женщина с завитыми короткими волосами, выкрашенными в блонд, с макияжем разных ярких оттенков, которым Женя, как человек творческий, всегда дивился, не понимая, как такое вообще можно сочетать. Пылкую нравом и добрую душой, Дорожкин знает ее с самого рождения — она успела стать для него второй матерью, свахой, лучшей подругой, да и в принципе занимала огромное место в сердце парня. Если бы ее не было, разве Женя стал бы тем, кем является сейчас?       Вот и сейчас он снова шел к тете Любе, чтобы излить душу и сбросить груз прошедшего дня. Парень ускорил темп, увидев потрепанную вывеску «Ромашка», висящую на стене небольшого зеленого зданьица. «Почему названия таких маленьких магазинов всегда нелепые? То цветы, то женские имена… безвкусица», — задумался Женя, не заметив, как подошел к двери со стеклянной вставкой. Парень приостановился, прежде чем войти: сквозь своеобразное окно он увидел тетю Любу, не желающую продавать стакан водки местному алкоголику. Дорожкину не хотелось портить момент, но наконец-то холод одолел его, и со звоном колокольчика Женя зашел в небольшое помещение, чувствуя, как теплый воздух приятно обжигает оледеневшую кожу. Продавщица не обратила сначала на вошедшего никакого внимания, но случайный взгляд зацепился за ярко-красные волосы, и она быстро начала прогонять нежеланного покупателя: — Все, проваливай отсюда, алкаш несчастный! Иди заработай сперва, а потом водку приходи жрать, — Женщина пригрозила ему кулаком. — Ко мне вот Жорик пришел, дай с нормальными людьми поговорить!       Мужчина цокнул и повернулся в сторону выхода, успев похлопать Дорожкина по плечу, что последнему крайне не понравилось, и он сморщил нос в отвращении. Тетя Люба заметила недовольство любимчика и еще раз в грубой форме поторопила удалиться алкоголика. Тот послушно вышел, показательно хлопнув дверью. — Ну слава Богу! — Вскрикнула продавщица. — Он мне все мозги съесть успел.       Теперь взор женщины был направлен на худощавого высокого парня, переминающегося с ноги на ногу; его промокшие и покрывшиеся льдинками локоны примерзли к острым скулам и выпирающему лбу; едва заметна щетина. Женя пару раз шмыгнул ровным носом. Орехово-коричневые глаза парня бегали по прилавку с портвейном. Тетя Люба сразу приметила предмет интереса Дорожкина: — Винишко присматриваешь? — продавщица начала издалека узнавать причины подавленного настроения молодого человека.       Не дождавшись вразумительного ответа, тетя Люба достала дешевое вино в пакете и пробила. Женя посмотрел с величайшей благодарностью в глазах на женщину, которую успел провозгласить святой где-то у себя в голове, и оплатил покупку мелочью, найденной в кармане. — Вы слишком хорошо меня знаете, — выпалил парень и прошел под прилавком, усаживаясь на табуретку напротив продавщицы; он сел в углу, поэтому посетителям будет достаточно трудно разглядеть Дорожкина (его выдает только яркое окрашивание); парень снял куртку — уже, откровенно говоря, жарко. — Тяжелый день.       Тетя Люба предложила выпить с нею чай или кофе, но Женя вежливо отказал, указывая на свежеприобретенную упаковку вина. Женщина понимающе кивнула и сунула парню кружку, чтобы никто из случайных зашедших не догадался о напитке. Она села, подперев подбородок ладонью, подавая молодому человеку знак о готовности к сеансу психотерапии. — Не обращайте внимания, правда, — Дорожкин сделал первый спасительный глоток святого напитка, не щадящего его горло. — Заказов нет, на учебе завал… все как обычно. Расскажите лучше о Вашем дне.       Тетя Люба недоверчиво посмотрела на Женю, наливающего уже вторую кружку вина. Она не хотела лезть туда, куда сам парень ее не желал пускать: продавщица прекрасно знала, что как только она понадобится ему, то всегда будет рядом. Возможно, такая крепкая материнская любовь к, казалось бы, незнакомому мальчику достаточно неправильна и неестественна, но они вдвоем идеально дополняли друг друга: она заменила его мать, которую мало что интересовало, помимо дозы, а он стал для нее сыном, которого она никогда не рожала. Такая вот фантомная семья. — Девушку тебе надо хорошую! Она во всем помогать будет, дела в гору пойдут! Стресс снимет, — тетя Люба ехидно подмигнула парню.       Он же поднял свой обремененный взгляд и спокойно произнес: — Вы же знаете: девушки меня не интересуют, — невозмутимость Дорожкина пробирала до костей, будто ему совсем не страшно повторять эти слова.       Мысленно парень перенесся в свой самый первый каминг-аут перед тетей Любой. Он невольно вздрогнул. Лет в двенадцать Женя впервые почувствовал настоящую, сильную симпатию. Получив эйфорию от новых чувств, он побежал после школы скорее в ларек, чтобы поделиться с самым близким человеком таким радостным событием. Правда, было одно «но». Без него никуда. Юноша не видел ничего плохого в своей влюбленности, но прежде чем доложить обо всем тете Любе, в его голове промелькнули слова одноклассников, на переменках громко высмеивающих гомосексуалистов, выкрикивая «педики!». Побоявшись осуждения и со стороны продавщицы, маленький Женя решил обозвать предмет воздыхания «Бертой», вместо настоящего «Роберт». Женщина была воодушевлена не меньше мальчика, поэтому каждый день интересовалась развитием их с «Бертой» отношений. Однажды ей даже удалось подговорить его на признание, когда он зашел перед началом уроков поздороваться; тогда тетя Люба любезно дала ему шоколадку, не взяв за нее деньги, и помогла подобрать нужные слова. Дорожкин, впитав полученные наставления, как губка, выполнил все ее наказания, но на обратной дороге домой зашел в ларек уже с разбитым носом и опухшими от слез глазами. В тот момент Женя осознал, что от правды не спрятаться, и выложил женщине настоящую историю. На удивление мальчика она лишь крепко (и так тепло) обняла его. В это мгновение оба поняли: они связаны слишком сильно, чтобы обращать внимание на какие-то мелочи. — Знаю, Женечка, знаю, — улыбнулась тетя Люба, чтобы не спугнуть парня. — Мы тебе тогда найдем мальчика какого-нибудь. Жених ты у меня уже! Но мальчика надо приличного искать… вон, Федька, например. Выглядит сносно!       Вино закончилось неприлично быстро. Дорожкин сначала особо не уловил смысл ее слов. «Какой еще Федька?» — он старательно пытался вспомнить хоть кого-нибудь с этим именем, проживающего в их районе, но тщетно. Неужели парень успел опьянеть до такой степени, что даже не может вспомнить человека? — А что за Федька? Я не знаю такого, — да, Женя мог бы вполне проигнорировать эту фразу, но его бушующий мозг питал нездоровый интерес. — Да ты не знаешь! Как так?! — воскликнула тетя Люба. — Переехала к нам в новостройку на улице Маркса семья девепо… девелоп… девпло… неважно! Шишки какие-то. У них сын есть, Федька. Заходил за сигаретами сегодня. Выглядит, он, конечно, максимально по-голубому: джинсы узкие с дырками (я ему еще говорю: «Заштопать надо!», а он посмеялся только), на футболке знаки сатанистские, одна сторона волос выбрита и покрашена, в губы и нос железок запихнул, уши растянул зачем-то. Мальчик такой, спорной, но родители приличные, да… Отец немец! Что в России они у нас здесь забыли – непонятно! Да и Бог с ними.       В какой-то момент Женя перестал вслушиваться в исчерпывающий монолог продавщицы о распущенности нового поколения и попытался представить себе Федю. Образ особо не вырисовывался, но молодому человеку показалось, что тот определенно слушает панк-рок. Странная теория, но никто пока не опроверг ее. — Скажите мне, когда он в следующий раз зайдет, хорошо? — попросил Дорожкин, на что женщина, естественно, не могла отказать. — Я ему о тебе расскажу! — расцвела продавщица, ерзая на стуле. — Не спугните только, — улыбнулся парень, начиная собираться снова в путь. — Уже уходишь, душа моя? — спросила тетя Люба.       Парень ничего не ответил. Он грустно кивнул и надел куртку. Уходить, конечно, не хотелось, но надо было убедиться в сохранности квартиры после того, как мать провела там одна весь день. Женщина понимающе посмотрела на своего названного сына и крепко обняла, прежде чем он ушел. Ларек резко опустел и наполнился тоской. До конца смены еще два часа.