Отторжение реальности

      Отчётливо звучащая музыка сдавливала виски, заставляя закрыть глаза ладонями. Размеренный женский голос будто был заточен в маленькую комнату, состоящую из стекла. Стекла справа, слева, снизу, сверху. Голос будто ударялся об эти стены, отскакивая, превращаясь в эхо и сливаясь с чётким, как стороны нарисованного треугольника, ритмом. Превращаясь в нечто неосязаемое, но такое реальное как сон, действия которого происходят на пляже, когда песок под ногами, который не имеет вечной формы, ощущается настолько реалистично, он пластичен и максимально нестатичен. Как дуновение ветра и его завывание, оповещающее о скором приходе тяжёлых темно-серых грозовых облаков, которых, собственно, и облаками назвать сложно, тучи — больше подходит. По ним видно, как тяжело ветру нести эти огромные «хранилища» дождевой воды по небу. Флетчер видел и сочувствовал, что такая сложная работа досталась не мощному урагану, а лёгкому ветерку. Передвижение таких грозовых махин требует много усилий, и он видел это так, будто на детский маленький велосипед сел грузный мужчина, пытающийся уместить свои ноги на крошечный педалях, старающийся сдвинуться с места, но попытки эти весьма безуспешны. В этой ситуации ветер был тем самым маленьким велосипедом, а тучи — большим мужчиной.       Такие метафоры в голову не приходили просто так — Энди знал, приближается буря, но не та, о которой было сказано выше, буря его личная, эмоциональная, от которой не спрячешься в доме, закрыв окна. Она доберётся до разума при любых обстоятельствах, не обращая внимания на то, является ли момент подходящим или нет. Но вместе с музыкой проходило все, забывалась и гроза, и проблемы будто исчезали сами собой. Оставалась только будоражащая мелодия, завлекающая в свой мир с каждой секундой все больше и больше. Флетчер проваливался в вакуум, не чувствуя себя и своего тела. Он будто ощущал эмоции тактильно, видел их цвета, оттенки, мог отличить звук стекающей с крыши воды от звука перекатывающихся по поверхности деревянного стола бусин. Он растворялся, распадался на воду и остальные химические элементы, или из чего там ещё состоит человеческий организм? Запрокидывал голову, откидывался на спину и не чувствовал поверхности под собой, проваливаясь в бесконечность, в которой нет места человеческим ничтожным проблемам. Там есть только одно — музыка, которая завладевает разумом и не отпускает, пока не посчитает нужным оставить свою жертву. Музыка хитра, хищна и совершенно беспощадна. Она поглощает человека целиком и полностью, заставляя либо лежать неподвижно, либо вскидывать руками, совершать беспорядочные движения, совершенно несогласованные с мозгом. Потому что в этот момент ведёт не разум, а мелодия, набор различных звуков, превращающихся в единое целое, создающих ту самую особую атмосферу, заставляющую наслаждаться, впитывать, погружаться и теряться там навечно, забывая про время и дела, про проблемы и обязанности.       Энди знал, что у них с Дейвом одинаковое восприятие этого процесса погружения в музыку. Он видел движения Дейва на сцене во время выступлений, которые не согласовывались с мозгом, его вела мелодия, в такие моменты Гаан не был хозяином своего тела. Музыка будто захватывала его своими щупальцами, заставляя отдаться полностью. И Дейв так и поступал. Это ощущение нельзя было сравнить ни с чем, оно было особенным, настолько необычным, что как-то описать все это, перенести размышления на бумагу, как это обычно делал Мартин, было невозможно. Однако Энди не нужны были рифмы, слова, ручки с потекшими чернилами и вырванные из тетради листы, это занятие он оставлял другим людям, ему же было достаточно слышать, чувствовать, жить порой незамысловатой, но такой невероятной музыкой.       Вдруг мелодия резко затихла, послышался негромкий щелчок — предупреждение о том, что пора перевернуть аудиокассету на другую сторону, и в комнате воцарилась неприятная и давящая тишина. Мысли Энди словно сгрудились в огромную кучу, превращаясь из приятных и лёгких размышлений в ненавистный большой ком, грузно оседающий на ещё недавно умиротворенной душе, ком, распутать который было слишком сложно. Тяжело вздохнув, Флетчер встал, подошёл к круглому журнальному столику, на котором стоял проигрыватель, аккуратными движениями перевернул кассету и нажал на кнопку «play». Музыка быстро заполнила собой все пространство, заставляя Энди блаженно опустить веки.