***
— Ты всех моих телок распугала, — жалуется Рома, лениво ковыряя картофелем фри соус в пластиковом контейнере. На улице ночь — ароматная, пряная, пахнущая роминой победой на мажоре. Рина эту победу чувствует, как свою, но радуется ей куда больше, чем сам Резоль, широко улыбается, натягивая рукава его толстовки до кончиков пальцев. Если б она могла, она бы в ней утонула, растворившись в запахе его одеколона. — Да я да, — шутливо отвечает Рина и Роме назло лезет в соус прямо пальцами. Фоминок смотрит на это несколько секунд, потом качает головой и откидывается назад на прохладный камень за спиной. На набережной кроме них — трое подростков и какая-то парочка лет за шестьдесят, и Рина смотрит на них, переполненная ощущением какого-то безграничного счастья. Пододвигается ближе к Роме, кладет голову ему на плечо и смотрит туда же, куда и он — на медленно покачивающиеся волны у побережья. — Прекращай, — говорит Фоминок, обнимая Рину одной рукой и прижимая к себе поближе, — а то я так никогда девственность не потеряю. В голосе у него улыбка и теплая карамель, и Рина знает, что он на нее ни капельки не злится. — С этим я могу тебе помочь, — серьезно говорит она. А потом понимает, что на шутку надо ответить шуткой, и добавляет: — Вчера такой страпон прикупила, охуеешь. Фоминок смеется, и момент рушится. Рина так и не говорит, что на финал ебаного мажора пошла без трусиков.***
Из мутного от пара зазеркалья на Рину смотрит кто-то совершенно не похожий на нее саму. Она касается влажного прохладного стекла, прижимается к нему губами, размазывая яркую помаду, и царапает ногтями, пока не слышит противный, до мурашек пробирающий скрежет. Внутри нее все скулит и ноет так же отчаянно, и когда она отстраняется от зеркала, на нем остается след ее души — смазанный росчерк алого цвета.***
Рома после интервью недовольный — снова, — а Рина только тихонько посмеивается над ним, накручивая на палец прядь голубых волос. На Роме новая виртуспрошная форма, и Рина стесняется спросить, когда уже ей можно будет отжать у него эту худи, чтобы в очередной раз на стриме кто-нибудь написал в чат, что они ебутся. — Слушай, сама всех распугала — сама ищи мне девочку теперь, — вздыхает Резоль, захлопывая меню. — Ты как всегда салатик? — Ага, — кивает Кушнарева. Ждет, пока Резоль сделает заказ, провожает взглядом официантку и поворачивается к Роме, нахохлившемуся как воробушек из-за того, что Рина снова влезла посреди интервью и забралась к нему на колени. «Скучаешь тут без меня, сладкий?» — вертит она на языке и думает о том, как охуенно это будет звучать, если при монтаже этот момент как всегда не вырежут. — И какую? — спрашивает она. — Ну чтобы не сильно отштукатуренная была, — отвечает Фоминок. — Все девочки красятся, ты в курсе? — Ну вот ты шаришь за это, выбери самую нормальную, — улыбается он. И Рина улыбается в ответ, прикидывая, сколько на ней тоналки сегодня. Дохуя, — понимает она. Но Резоль этого все равно не замечает. — Это единственный параметр? — Еще чтобы голову не ебала, — перечисляет Резоль. А потом, видимо, вспоминает, какие комментарии пишут Рине в Инстаграме под каждой фоткой, и добавляет еще условие: — И чтоб к тебе хорошо относилась. Рина ложится на стол, вытягивая перед собой сложенные руки, и едва не сбивает локтем стакан с водой — Резоль ловит его в последний момент, и на Рину выплескивается всего пара капель. Перед глазами застывает ромина ладонь и его аккуратные длинные пальцы с ровно подстриженными ногтями, красивые, такие притягательные, что хочется подушечки лизнуть языком, а еще лучше — ощутить эти пальцы где-нибудь внутри себя. Во рту. Или ниже… От собственных мыслей у Рины тянет внизу живота, и телу вдруг становится так жарко, что дышать невозможно. Она прикрывает глаза на несколько секунд, делая вид, что задумалась, закидывает ногу на ногу, сильнее сжимая бедра, и едва не стонет, когда все тело простреливает удовольствием. Хочется опустить руку под стол. Хочется самой опуститься под стол. Хочется, чтоб под юбочкой ее потрогал Рома. Рина открывает глаза, не давая себе погрузиться в эту фантазию, смотрит на Резоля так влажно, что он, наверное, все понимает, и каким-то не своим голосом пытается пошутить: — Так, подытожим: без мейка, чтоб не ебала голову и чтоб не хуесосила меня. Ром, по таким критериям могу предложить только мертвую. Резоль усмехается добродушно и отводит взгляд, а Рина чувствует его запах так близко, будто между ними не больше десяти сантиметров.***
Рина смахивает с зеркала муть и открывает дверь в ванную, чтобы быстрее вышел весь пар, а потом аккуратно поправляет макияж и улыбается сама себе. Сегодня ее день. Сегодня на празднике будут все, кроме единственного человека, которого она действительно хотела бы видеть.***
Резоль щекочет так, что через минуту Рина начинает икать и плакать, задыхаясь от смеха. Лицо у нее краснеет, и когда Рома ее наконец отпускает, она устало откидывается на заправленную кровать, стонет обессиленно и хватается за живот, пытаясь унять горящие от напряжения мышцы. — Окей, окей, — в примирительном жесте выставляя открытые ладони, хрипит она. — Найду тебе телку, если найдешь мне классного парня. Резоль внимательно оглядывает Рину с головы до ног, ощупывая взглядом каждый прикрыто-неприкрытый сантиметр ее кожи, делает для себя какие-то выводы и ложится рядом, плечом к плечу, невзначай касаясь костяшками пальцев затянутого в крупную сетку колготок бледного бедра. У Рины там, где он прикасается, но не трогает, горит кожа, а выше, под короткими шортами, отчаянно мокнет белье. — Алоха? — предлагает Рома, поворачивая к ней голову. — Не хочу Алоху, — капризно тянет Кушнарева, надувая кукольные губы. Фоминок не двигается с места, и Рина приподнимается, разворачиваясь боком, закидывает одну ногу между роминых и опирается острым локтем ему на грудь. Резоль охает от неожиданности и чуть сдвигает ее руку в сторону так, чтобы не пыталась проделать в нем дыру торчащими костями. Рина смешливо кривит губы и внутренне горит вся, потому что Рома так и не убирает руку, совершенно случайно оказавшуюся у нее между ног. — Хочу чтоб был высокий, сильный и с большим членом, — улыбаясь, перечисляет Рина. — И чтобы при бабках. Шаришь? Резоль смотрит так по-доброму из-под полуприкрытых век, тянет губы в улыбке, обнажая белые-белые ровные зубы, и говорит: — Дохуя хочешь. — Пидор, — тут же отзывается Рина. — Сучка, — со смешком бросает Резоль, и глаза у него в этот момент такие яркие, что Рина прикрывает свои, чтобы не ослепнуть.***
В баре толпа знакомого народа: ярко, шумно, весело — а Рина отвратительно, несносно трезва. Илюха вьется рядом, рассказывает свои охуительные истории, и Рина слушает вполуха, гадая, когда же Алоха расскажет или невзначай обронит что-нибудь про Рому. Как он там? Нашел кого-нибудь? Счастлив? Рину эти вопросы разрывают изнутри, царапают до кровоточащих ран, но она только делает глоток из стакана и улыбается Коробкину, делая вид, что ей очень интересно. — Ты пиздец охуенно выглядишь сегодня, кстати, — говорит Алоха, придвигаясь еще ближе, а потом будто повторяет мысленно все, что только что сказал, и торопливо оправдывается, глотая окончания слов: — Не, ну ты так-то всегда пиздато выглядишь, прост сегодня типа… Бля, ну я конченый, — сдается он, и Рина смеется. — Спасибо, Илюх, — улыбаясь, отвечает она. И наблюдает за тем, как Илья ласкает взглядом ее губы.***
Резоль отклоняет очередную кандидатуру, и Рина вздыхает, не понимая, чем ему не понравилась эта девочка. Худенькая, симпатичная, живет в Киеве, носит короткие юбки и собирает в высокий хвост фиолетовые волосы. Рине кажется, что у Ромы нет ни одной причины не попробовать ей написать, но Фоминок говорит «некст», и она открывает новый профиль. Эта — последняя, и ее Резоль бракует тоже. Рина вздыхает, блокирует экран и отбрасывает телефон подальше на кровать, а потом изворачивается так, чтобы смотреть Роме в глаза. Лежа щекой у него на плече, делать это непросто, и Рина, не мучая свою шею, сползает ниже, кладя голову ему на живот и вытягивая ноги поперек кровати. — Может уже междусобойчик замутим? — предлагает она, разглядывая напряженные мышцы закинутых за голову роминых рук. — Между кем и кем? — буднично спрашивает он. То ли не понимает, то ли делает вид, что не понимает, — и Рина улыбается, придумывая очередную тупую шутку. — Между тобой и моим страпоном, конечно. Рома улыбается и хмыкает, и еще полчаса Рина пытается понять, что означало это проклятое «Хм».***
Илья вручает ей подарок, и Рина тут же его надевает. Худи мягкое, тёплое, а главное — давно желанное, и Рине глубоко плевать, что оно никак не сочетается с остальным ее аутфитом. Удивительно, что Илья запомнил. Она ведь обмолвилась об этой дурацкой толстовке всего раз и тот — между делом. — Че, как, я угадал с размером? — довольно улыбаясь, спрашивает Илья, придвигаясь ещё чуточку ближе. — С оверсайзом довольно трудно проебаться, — шутливо отвечает Рина. На лице у Алохи застывает странное выражение: будто он не понимает, всерьёз она это говорит или снова шутит. И делает абсурдное, но забавное предположение: — Но я смог?.. Рина смеётся от души и наклоняется, мягко целуя Илью в щеку. — Нет. Мне нравится. Спасибо.***
Рома хмурится, глядя на фотографию очередной полторашки, которую Рина подсовывает ему в надежде, что ему понравится хоть кто-нибудь, похожий на неё, и отрицательно качает головой. — Тоже нет? — устало спрашивает Кушнарева. — Я же говорил, — так же устало выдыхает Рома. — Мне нравятся высокие и жопастые, ну. Рина разворачивает к себе телефон, смотрит в экран, разглядывая красивое, едва припудренное лицо совершенно незнакомой ей девушки, и вполголоса произносит: — И в чем прикол ебать кобылу… — В том, чтобы ей не было больно? — предлагает Рома. Ему наверняка кажется, что это отличный аргумент, но Рина считает, что это говно собачье. — Ты вообще не шаришь в женской физиологии, да? Даже самой узкой девочке будет хорошо, если ее как следует завести. Рину вот и заводить не надо. Даже от этого отвратительного разговора у неё в животе тугим комком жара сворачивается возбуждение. И Рома после тренировки так пахнет, что хочется ткнуться носом в его подмышку, вдохнуть запах парфюма, пота, дезодоранта и геля для душа. — Не будет. — Будет. — Не будет. Слушай, это не у тебя здоровенная елда в штанах. Я лучше знаю. У Рины от этой фразы на лице появляется хитрая, дьявольская улыбка, а в голове только и бьется мысль о том, как она могла бы это проверить. — Бля, Ром, не льсти себе, — со смешком выдыхает она, пряча своё смущение. — Не веришь? — Не верю. — Завтра докажу, — бросает Фоминок. А на следующий день Рина встречает курьера из сексшопа. В коробке, перемотанной широкой атласной лентой, оказывается огромный фиолетовый член и записка: «Ради тебя я даже взял в руки линейку».***
Илья сидит так близко, что Рина шеей чувствует его горячее дыхание, и когда он кладет руку ей на колено, она даже не думает ее сбрасывать. Только поворачивает голову к нему и смотрит прямо в глаза. — Ты такая классная, — шепчет он. Глаза у Алохи красивые и влюбленные, чуть захмелевшие от виски, затянутые поволокой легкого, еще не переросшего в похоть возбуждения. Рина думает, что с ним в постели должно быть классно: тепло, нежно и близко. Но хочется ей быстро, грубо и с Ромой, так, чтобы он затыкал ей рот, не давая кричать, и хватал за волосы, заставляя быть послушной девочкой. Рина уверена, что Илья сделает для нее то же самое, если она попросит.***
Рома в конце концов теряет терпение, и после очередного интервью, которое Рина испортила своим присутствием, после очередной шутки про постель, после очередного неслучайного, слишком интимного прикосновения зажимает ее в углу прямо на выходе из медиазоны. Рины вообще не должно здесь быть, но об этом Фоминок молчит, прижимая ее к стене одной рукой, другой оперевшись об эту же стену прямо над ее левым плечом. Рина чувствует жар внутри и болезненные уколы чего-то похожего на страх на кончиках пальцев. — Хватит, — резко бросает Резоль. Рина смотрит ему в глаза снизу вверх и понимает, что еще никогда не видела его таким злым. Это же Рома. Солнечный, добрый, отзывчивый Рома, с силой придавливающий к стене своим весом и медленно убивающий взглядом. — Что хватит? — нервно улыбается Рина, играя в дурочку. — Хватит намекать, что хочешь присесть на мой член, — рявкает Фоминок — и тут же оборачивается, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-то, кто может их услышать. Рина закусывает нижнюю губу и медленно поднимает ладони вверх, укладывая их Роме на широкую, крепкую, каменную под пальцами грудь. — Ну так, — тихо произносит она, — выеби, и я перестану намекать. Фоминок сжимает губы в тонкую-тонкую полоску, стискивает зубы так, что Рина видит шевеление мышц на лице, глубоко вздыхает и, едва сохраняя остатки терпения, произносит: — Да не хочу я тебя, понимаешь? Рина сжимает пальчиками именную джерси и, чувствуя, как заполошно бьется прямо в горле одичавшее сердце, почти шепотом спрашивает: — Совсем? — Совсем, — отрезает Фоминок. Рина несколько секунд смотрит в его потемневшие от гнева глаза, потом — на губы, которые ее так и не поцеловали, а после тяжело сглатывает вязкую, горькую слюну и натягивает пластиковую улыбку. — Фу, пидор на Развалюшене, — пытается пошутить она. А Резоль только наклоняется ниже, к самому уху, и, обжигая дыханием, шипит: — Лучше быть пидором, чем ебать тебя. И уходит. А Рина медленно обнимает себя руками и прикрывает глаза, чувствуя внутри только обезумевшую от боли тишину.***
Диджей меняет треки один за другим, и Рина едва ли вслушивается в слова, допивая горчащий водкой коктейль в два больших глотка. Илья гладит ее бедро, забираясь все выше и выше под юбку, и Рина уже не думает, что кто-то может заметить, как ее лапают в темном углу, зажав на мягком диванчике, как дешевую шлюшку. Возможно потому, что касается Илья хоть и откровенно, но очень-очень нежно, шепчет ей на ухо комплименты и целует бледную шею, оттягивая ворот толстовки. Внутри у Кушнаревой соленое горькое озерцо из так и не выплаканных обид, сожалений и жалости к самой себе, и она знает, что сахаром чужих прикосновений этот бездонный омут не засыпать никогда. Но она оборачивается, сталкиваясь с Ильей взглядами, и просит: — Увези меня отсюда. Может быть, Илья поможет ей построить над этой пропастью хлипкий мостик. Может быть, он даже не провалится в эту пропасть сам.