Проигрыш

      В последнее время на «Норманди» было слишком напряжённо. Многие работали, лишь бы не спать и мало разговаривали. Все началось после миссии на… Тессии, вспоминает Сэм, листая страницы на своем датападе. Шепард, да и все остальные в принципе, сами не свои, но ей, все же, больше досталось, понимала Трейнор. Она много времени проводит в своей каюте, никто, кроме, возможно, Гарруса, не знает, чем она занимается там, отстраняясь от остальных. Трейнор старалась особо не тревожить Коммандера, предпочитая кормить рыбок и хомяка в ее отсутствие, но в этот раз, видимо, просчиталась, застав Шепард не в самом лучшем виде — в каюте пахнет сигаретами, разбросаны банки из-под, кажется, энергетика, а свет включен на максимум. Первое, о чем она подумала: «Как давно она не спит?». И только потом она заметила турианца, тот, впрочем, тоже обратил на нее внимание. — Привет, Саманта, хотела что-то? — спрашивает он, поднимаясь из командирского кресла, Шепард же и вовсе не обращает внимания, пустым взглядом смотря на стену… или сквозь ее. Глаза красные, она плакала? — Я хотела покормить рыбок. — честно отвечает Саманта, но сразу же осекается. — Извините, что побеспокоила, я зайду поз… — Все в порядке. Но да, лучше позже. Шепард плохо себя чувствует. Я дам знать, когда можно будет, в случае чего — покормлю сам. — Гаррус улыбается. Трейнор поняла это по движению его мандибул, и чуть прищуренным глазам. Это Шепард научила ее понимать эмоции других рас. — Х-хорошо.       Сэм страшно. Тревожно. Коммандер казалась для нее эталоном выдержки. Оно и понятно, весь ее вид кричал, что она видела дерьмо и похуже, но что же случилось на Тессии, раз это так задело женщину? Она, конечно, знала, но не много, в основном по слухам, кусочкам отчетов и комментариев пилота, Джокер иногда охотно что-то рассказывал, но скорее всего лишь то, что было дозволено.       Турианец потирает переносицу и подходит к кровати. Шепард так и не задвинулась с места. — Ты знаешь… — но начала говорить, с вялой улыбкой, от которой хотелось вены на запястьях вскрыть. Шепард умела улыбаться и так, но от этого нихера не легче. После миссии на Тессии прошло то ли три, то ли четыре дня. Команда более-менее оклемалась, но не их командир. Так ли сильно ее задело поражение? Может, потеря целой планеты? Или что-то своё? О чем она думает? Гаррус помнит, с каким лицом она вышла из радиорубки и как говорила потом. Низко, хрипло. Она плакалась ему плечо и откровенно говорила, что заебалась. Турианец понимал… а потом Шепард просто сорвалась. — Как-то… неуютно мне в военной форме. Ну оно и ясно, меня же разжаловали и собирались судить. — в ее руках он замечает армейские жетоны. Всего каких-то три года назад, она носила их, не снимая, они виднелись из-под плотной однотонной футболки, а потом просто стояли в рамочке, теперь в ее руках, позже, наверное, будут валяться на столе. — Интересно, что Альянс предпринял бы — меня бы посадили, убили, куда-нибудь сослали?       Вакариану не послышалось. Его девушка бредит. Коммандер Шепард бредит. Но он молчал. Молчал и гладил ее по плечам, пока из женщины в очередной раз выходило накопившееся. Солдаты не жалуются. Но Шепард, по ее собственным словам, больше не солдат, лишь военная подстилка, которую наверняка казнят, как только кончится всё это «недоразумение» со Жнецами.       «Если кончится» — мысленно поправляет себя Гаррус. — Хах, думаю им второе больше по душе. Более выгодна моя смерть. Отправляя меня в вольное плавание, они на это и рассчитывают. Надеются, что я не переживу эту войну. Я и сама на это надеюсь, если честно.       Ну вот, что и требовалось доказать. Алан не впервые говорит такое. Гаррус слышал подобное, увидя её первую истерику, найдя её тогда возле унитаза, зареванную и трясущуюся словно в лихорадке. Шепард солдат, только вот слишком уж живой, с мягкой плотью, внутренностями. Под броней шершавая кожа, в шрамах, конопатая, с родинками, а внутри мясо с кровью. И трубки. И импланты. Солдат. Лучший, когда-то. — Алан, я знаю, что мои слова как… как пустой звук, но ещё не всё потеряно. Одна планета — не вся галактика. — Ему кажется, что женщина не слушает. Он уверен, что не слушает. Но все же продолжает. — Мы справимся. Ты справишься. Ты сама говорила, что после Торфана… да что там, после самоубийственной миссии все остальное — детский лепет. Так докажи это.       И он чувствует, как её ладонь ложится поверх его, сначала гладит, потом сжимает. — Разница лишь в том, что на Торфане я по собственной воле проебала почти весь взвод, будучи лейтенантом. А сейчас готова разбиться за свою команду, самой подохнуть, лишь бы вы были живы… Какой из меня «Коммандер», если я теперь не соблюдаю правило «подчинённые — расходный материал». Мне вбивали в голову, что иногда можно и нужно жертвовать сначала кем-то, затем собой. — Алан чуть откидывается назад и прижимается спиной к груди Вакариана, тот, в свою очередь, кладет подбородок ей на макушку, кончики мандибул приятно задевают волосы. — Ты стала опытнее, и ты отличаешься от той… себя. — Нет, Гаррус. Та Шепард мертва. А я лишь копия.       Гаррус не знал, что ответить на эти слова. Шепард расценила молчание турианца как принятие её точки зрения и закрывает лицо руками, сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Она проиграла.