Сияй

Ветер принес с собой запах грусти, и Луи невольно поежился, пряча ладони в просторных карманах безразмерной куртки. От холода он начинал сутулиться, из-за чего визуально выглядел даже ниже, чем был. Его ноги казались непропорционально узкими, руки — маленькими, челку сдувало. Луи щурился и топтался, пытаясь согреться, но почему-то мерз ещё сильнее. Курсы закончились пятнадцать минут назад, поэтому они стояли у ворот школы актерского мастерства и ждали, пока Зейн пригонит машину поближе к входу — парковка находилась достаточно далеко, что было немного неудобно. Они — это Луи и Найл, лучшие друзья с незапамятных времен. Настолько незапамятных, что они стали практически единым целым, как две перчатки, которые следует носить лишь вместе. Именно поэтому Зейн всегда подвозил и Луи за компанию — вообще-то встречался он с Найлом. Проглядеть Найла Хорана было сложно. Он всегда привлекал к себе всеобщее внимание и блистал так, словно наглотался лампочек. Найл был парнем статусным и очень симпатичным, так что рядом с ним Луи нередко выглядел неуклюже. Во-первых, Найл красился под блондина, что вкупе с его голубыми глазами сводило людей с ума, во-вторых, выглядел моложе своих лет, в-третьих, выгодно подчеркивал фигуру хорошей одеждой, в-четвертых... кажется, он просто родился таким притягательным и харизматичным. Характер у Хорана был тяжелый, откровенно говоря, даже невыносимый, но к Луи — к одному единственному человеку на свете — он всегда питал безграничную дружескую нежность. И пусть иногда его эгоизм и гордыня выводили Луи из себя, их дружба была крепче морского узла. Вместо того, чтобы блистать на его ущербном фоне, Найл старался нарядить Луи получше, расхвалить перед всеми знакомыми и грамотно вывести в свет. Их мечтой была актерская карьера — Найл несся к ней, как блестящий новенький паровоз, и неустанно тащил за собой товарный вагон по имени Луи Томлинсон. С Зейном Маликом — самым подающим надежды парнем на актерских курсах — Найл встречался для статуса, что было для него в порядке вещей. В старших классах он выбрал себе самого горячего парня из команды по регби, что не мог связать и двух слов, но, тем не менее, хорошо смотрелся рядом и мог вовремя донести поднос с обедом до столика; в колледже крутил роман с симпатичным молодым преподавателем, которого часто фотографировали для календарей, и вот теперь, на курсах актерского мастерства, он нашел Зейна, начинающую звезду. Сперва Луи воспринял это с привычным безразличием. Подумаешь, начинающая звезда! Рядом с Найлом всё время крутились такие — яркие снаружи, пустые внутри, но с Зейном Маликом всё оказалось иначе. Рядом с ним Луи и дышать не мог: стихи Зейн читал проникновенно, свои сцены отыгрывал до мурашек в зрительном зале, он был начитан, обаятелен, умел вовремя ввернуть шутку. Внутренности Томлинсона буквально превращались в кашу, когда он ловил его мимолетный взгляд. Это было не правильно. Нет, даже не так... это было отвратительно. Луи никогда не засматривался на парней Найла, для него это всегда была настолько запретная зона, что всё его нутро относилось к бойфрендам Хорана с предубеждением. Но в Зейне было что-то, чего в других Томлинсон никогда не замечал. Раньше он не влюблялся, и теперь, оказавшись наедине с этим чувством, Луи чувствовал лишь боль. Возможно, влюбись он в кого-то другого, было бы проще. Луи мог бы просто смотреть издалека или не смотреть вовсе, но Зейн всё время был рядом, и каждая его фраза выкручивала Томлинсона, как мокрое белье, которое следовало отжать. И то, что это был парень Найла, действовало Луи на нервы. Он не собирался даже пытаться, но ощущал себя мелким, ничтожным предателем. Хоран никогда бы с ним так не поступил. О, он был способен на многое, но с Луи... – Люк у нас, значит, будет играть в эпизодической роли нового сериала, держи карман шире, – произнес Найл ехидно. – Нужно выложиться, как следует, а то возомнит из себя звезду и будет ходить, задрав нос. И ты не робей, – решительно добавил он, глядя на Луи с необычайной серьезностью. – Если не я, значит, сняться в этом сериале должен ты. Это же Netflix. Это уровень! – Но ведь им нужны блондины, – произнес Луи, стуча зубами. – Голубоглазые, – произнес Найл таким тоном, словно это решало всё. – Если понравишься, то волосы тебе просто-напросто покрасят. В первый раз что ли? Луи еле заметно выдохнул, что должно было обозначать сомнение, но на самом деле просто осталось незамеченным. Найл часто высветлял волосы, чтобы оставаться в образе, а вот ему самому было некомофортно как-то себя менять. Казалось, если он хоть чуть-чуть себя украсит, это бросится в глаза, и над ним посмеются. Конечно, отражение в зеркале казалось ему невзрачным и несколько бестолковым, но Луи предпочитал бы, чтобы окружающие думали будто он в ладах с собой. – Найл, – раздался бархатный голос Зейна, и в это же мгновение Хоран оказался в его крепких объятиях. – Заждался меня? Вот я тут, – взгляд Малика бегло скользнул по Томлинсону. – О, Луи, ты случайно не околел? – Сам-мую мал-лость, – кивнул Томлинсон, радуясь, что его горемычное заикание можно списать на мерзкий ветер. Обычно он не тушевался, но ведь это был Зейн — сразу стало как-то неловко. Боже. Он точно выглядел полнейшей бестолочью и полностью себя опозорил. Луи бегло оглянулся — на крыльце стояли и курили другие ребята с курса, обсуждали прошедшее занятие. Разумеется, они смотрели в их сторону, поэтому Найл разве что ленивцем на Зейне не повис. Но разве же Малик был против? Луи не мог представить человека, которому бы объятия Найла пришлись не по душе. Он и сам любил обниматься с Найлом — после переезда только его прикосновения напоминали о доме. Месте, где он не то чтобы бы был счастлив... скорее просто был. Ощущал себя. Иногда вспоминал, как дышать. – Куда поедем? – требовательно поинтересовался Найл. После занятий они никогда не разъезжались по домам — сперва всегда проводили вместе время, а уже потом отдыхали по отдельности. – У Клиффа вечеринка. Может, немного выпьем и потанцуем? Нам бы надо появиться вместе, мы давно никуда не выбирались. – Отлично, – кивнул Зейн и кивнул головой в сторону своей машины. – Запрыгивайте. Несмотря на то, что Луи не очень хотел ехать на вечеринку Клиффа, он был рад оказаться в тепле. В салоне приятно пахло — парфюм Зейна и кожаные сиденья. Наверное, Луи мог назвать этот аромат своим любимым сочетанием. Найл и Луи удобно разместились сзади, Зейн сел за руль и чуть-чуть прибавил музыки. Он редко разговаривал за рулем — боялся спровоцировать аварию. – Надеюсь, Люка на вечеринке не будет, – произнес Найл, разматывая шарф. – Они с Майклом, конечно, близкие друзья, братья навеки и всё такое прочее, – Хоран многозначительно показал пальцами кавычки. – Но по-моему глупо приглашать нас одновременно. Ты так не думаешь? – Будь уверен в себе и покажи, что тебе безразлично, – посоветовал Луи. – По уровню актерского мастерства ты выше, так пусть все видят, что какой-то там Люк не может вывести тебя из равновесия. Наверное, это был очень глупый совет, потому что Найл мало того, что совершенно не успокоился, так ещё и одарил Луи скептическим взглядом. – Меня просто бесит, когда такие, как он, путаются у меня под ногами, – Найл раздраженно выдохнул и вдруг прищурил чуть близорукие глаза. – Убери челку назад, ты похож на побитого щеночка. – Мне... мне так нравится, – неуверенно произнес Луи. – Так ты ни с кем не познакомишься, – Найл вытащил из рюкзака расческу, с которой никогда не расставался и — о, боже! — гель для волос. Он даже не колебался, его движения были уверенными и спокойными, словно Найл только и делал, что укладывал людям волосы в салоне автомобиля. – Ну вот. Совершенно другое дело! Теперь передо мной настоящий разбиватель сердец. Ты такой красивый, Луи, – добавил Хоран, улыбнувшись. – Главное, не робей. Но, конечно, Луи страшно робел, даже несмотря на то, что Найл никогда ему не лгал. Уж если Хорану не нравился его облик, то он обкладывал Луи, как следует, и немедленно заставлял переодеваться. Против спортивной одежды он ничего не имел, но когда она висела мешком, у Хорана нередко случался приступ. Постепенно Найл свыкся с его вкусом, но, если Луи выставлял себя конченным посмешищем, немедленно вмешивался. Разумеется, Томлинсон понимал, что ему нужно с кем-нибудь познакомиться и начать общение, он даже был не против пуститься в омут с головой, но сердце всё равно предательски колотилось только рядом с Зейном, и Луи будто саботировал любую попытку других людей пообщаться с ним. Зачем? Для чего? Стоит заводить отношения, только если ты уверен, что будешь счастлив. Иногда Луи шел на поводу у своего тела, но после чувствовал себя ужасно грязным. Он знал, что не делает ничего плохого, но прикосновения посторонних казались мерзкими и неправильными. Никто его не заставлял, никто его не принуждал. Он даже нуждался в том, чтобы принадлежать кому-то на короткое время. Но на утро приходили пустота и отвращение, и Луи долго сидел в ванной, выскребая собственную кожу. Очередное бесполезное перерождение. – Найл шепнул мне на ушко, что ты тут скучаешь, – произнес кто-то за его спиной. От неожиданности Луи чуть расплескал коктейль по полу и неуклюже обернулся, стараясь сохранять координацию. Перед ним стоял парень — внешне крепкая девятка. Луи моментально оценил обаятельную улыбку, томные глаза, сильные руки, темные волосы, мягко обрамляющие лицо. Внутри ничего не шевельнулось — однако незнакомец выглядел привлекательно. Ночь с ним точно можно было провести, правда, сегодня Луи не чувствовал никакого желания. Он бросил взгляд на Найла — Хоран танцевал в толпе обожателей, впитывая в себя мерцающий свет и всеобщее внимание. Для него это было необходимостью. Он заряжался энергией, он становился лучшей версией себя. Заметив его, Найл многозначительно помахал рукой и улыбнулся. – Тебя зовут Луи, об этом мне уже рассказали, – продолжил незнакомец, когда Томлинсон вновь перевел на него взгляд. – А меня — Хью, я фотограф. Могу как-нибудь пофотографировать тебя. Луи стало тошно от одной мысли, что его кривое лицо останется запечатлено навсегда. Если бы у него была внешность Найла, он фотографировался бы каждую минуту. Но будучи собой Томлинсон старался не попадаться в объектив даже косвенно. – Я не очень хорошо получаюсь на фотографиях, – ответил Луи, сделав глоток коктейля. Не стоило так говорить, это было довольно грубо, но Луи решил, что лучше сразу отбрить этого Хью, пока он не вообразил себе лишнего. Чем раньше он поймет, кто такой Луи, тем лучше. Не придется выяснять отношения. – Значит, до этого тебя фотографировали бездарные люди, – заметил Хью. И всё-таки Луи улыбнулся в ответ на безобидный флирт. Что ж, очевидно, Хью действительно хотел провести с ним время и узнать его поближе. Томлинсон подумал, что ничего не потеряет, если поддержит беседу. Коктейль закончился, Хью принес ему банку пива. Он был милым, шутил и смеялся в нужных местах, но общение всё равно давалось Луи с трудом, как будто приходилось прорываться сквозь прозрачное, но плотное желе. Нет, Найл это из хороших побуждений. Томмо неоднократно жаловался на одиночество, делился гнетущими мыслями о собственной неполноценности, и вот друг нашел ему милого, общительного и по-своему интересного парня, но Луи всё равно не чувствовал, что готов развивать эти отношения дальше, чем на одну ночь. А ведь сейчас ему и секс был не нужен! Может, это должно было произойти само... Любой нормальный человек сказал бы, что Хью — отличный вариант. Луи даже не успел узнать его поближе, но успел настроиться против. Что же было не так? Может, этот парень был слишком общительным? Его голос стал казаться звенящим. Луи почувствовал неприятный жар. Он едва слышал голос собеседника за музыкой, но те слова, что долетали до него, не разжигали интереса. Томлинсон знал, что сбегать без объяснений — некрасиво и подло, однако он всё равно сказал Хью, что ему нужно в туалет, а сам скрылся во дворе, на широкой террасе, где стояли плетеные кресла. На воздухе сразу стало получше. Музыка больше не колотила по вискам, но, главное, рядом не было назойливого ухажера. Луи с наслаждением потянулся, любуясь звездным небом, вытащил пачку сигарет и встряхнул её. Пачка оказалась пустой. – А, ну отлично! – Луи невольно бросил взгляд на дом, где его ждал Хью. Курить хотелось безумно, но всё-таки не до такой степени, чтобы вновь попадаться ему на глаза. – Ну, нет уж, спасибо. – Вижу, тебе нужна помощь. Этот голос мог принадлежать храброму рыцарю, скачущему на своем верном коне навстречу опасности, но он принадлежал Зейну. Оказывается, он всё это время сидел в плетенном кресле на террасе и, по всей видимости, в тишине цедил пиво. Малик медленно поднялся, выудил из кармана пачку сигарет и медленно протянул ему. Пока Луи вытряхивал сигарету, Зейн уже подал ему огонь. Он точно умер бы от волнения, не циркулируй алкогольное спокойствие по телу. Вкупе с никотином Луи получил бы двойную дозу расслабления. С наслаждением втянув в себя первую порцию дыма, Луи откинул голову назад и посмотрел на небо. Звезды казались ему изумительно яркими, хотя, наверное, искусственное освещение не давало ему рассмотреть всё в полной мере. Он чувствовал себя маленьким, ещё более крошечным, чем обычно, но сейчас это чувство захватывало. Вокруг него была вселенная, внутри него — крепкий сигаретный дым. – Прячешься? – чутко спросил Зейн. – Хотел то же спросить у тебя, – ответил Луи и размашисто стряхнул пепел на террасу. По телу струилась приятная тяжесть. – Слишком шумно, не люблю такие места, – покачал головой Малик. Ночное освещение делало цвет его кожи почти металлическим. – Найл обожает блистать и отрываться, ну, тебе это и без меня известно. Сегодня довольно важная вечеринка, я не мог его не отвести. Всё время присутствовать не обязательно, но надо периодически выходить, чтобы не решили, что он пришел один. А тебя кто там напугал? – Найл познакомил меня с парнем по имени Хью. Думает, мы сойдемся характерами. В голосе Луи против воли прозвучала насмешка. Он не имел ничего против таких парней, как Хью, вот только себя рядом с ними Луи не видел. Ему тяжело было даже просто находиться в их компании. Долгий диалог начинал утомлять. Возможно, проблема была именно в Луи, и никто, кроме Найла, не мог его выдержать, когда он начинал говорить о себе или о том, что было ему интересно. Луи не готов был принять мир, мир, в свою очередь, отказывался принимать Луи. – Он ужасен? – поинтересовался Зейн. – Нет, но... я не знаю, – Луи посмотрел на сигарету в своей руке. – Я поехал на эту вечеринку, только потому что Найл так захотел. Какова вероятность, что я встречу в месте, которое мне не нравится, человека, который мне понравится? Все, кто находится сейчас в доме, явно наслаждаются происходящим. Мы слишком разные... – Ты хочешь сказать, что он душный, – улыбнулся Зейн. – Он безу-у-умно душный, – простонал Луи, и они оба засмеялись. Незамысловато. Их смех прозвучал в ночной тиши не очень громко, даже светлячков не напугал, но в легких Луи вдруг появилось тепло, никак не связанное с сигаретным дымом. Смеяться с Зейном было так естественно. Хотелось, чтобы их веселье вновь зазвучало в ночи. Зейн снова сел в плетеное кресло, Луи швырнул сигарету в банку из под горошка, где лежали другие окурки, и опустился напротив. – Значит, ты не очень хотел на вечеринку? – поинтересовался Малик, прикладываясь к банке пива. – Следовало сказать: было бы два против одного. А так, я подумал, что Вы с Найлом оба хотите на эту вечеринку, потому и привез нас сюда. – Это было бы нечестно, – произнес Луи, потупившись. – Найл всё время уделяет мне время, хотя я тяну его вниз. Он даже кастинги мне иногда уступает. Зря, потому что меня всё равно не берут. Осознание собственной глупости нахлынуло сквозь алкогольную пелену. Ну зачем? Зачем показывать Зейну свои недостатки? Будто он и так не поймет, что Луи за человек. Впрочем, если бы не было понятно, Зейн познакомился бы с ним, а не с Найлом. Как стыдно! Нет, Луи ещё не опустился до зависти лучшему другу. Не всё ли равно, как выглядеть в глазах того, кто никогда не будет принадлежать ему? – Не зря, – сказал Зейн. – Он в тебя верит, поэтому и уступает. Ты же знаешь Найла, он из всего хочет извлечь пользу. Если бы он считал, что бесполезно уступать тебе кастинг, то не уступил бы ни за что. – Может, и так, – признал Луи. О том, что Найл ничего не делает просто так, он знал получше Зейна. – Всё равно мне кажется, что со мной много возни. Найл сегодня меня даже причесывал. – По-моему с твоей прической и так всё в порядке, – заметил Малик, и Луи почувствовал, что тепло разливается по его телу с новой силой. – Найл хочет, чтобы ты был похож на него. Думает, что так тебе будет лучше. Но ты разве не счастлив, будучи собой? – Не то чтобы, – ответил Луи, облизав сухие губы, и постучал пальцами по краю плетеного кресла. – Мне плохо в чужой шкуре, но и в своей неуютно. Зейн внимательно на него посмотрел. Возможно, Луи лишь почудилось, но Томлинсон поймал его взгляд, и он показался ему, как никогда, пронзительным. Смотреть Малик действительно умел. – Всё дело в том, что ты не даешь себе раскрыться. Вот чего ты хочешь? – спросил Зейн требовательно. – На самом деле. «Хочу быть с тобой». Мысль возникла раньше, чем Луи себя осадил. Произнести это вслух? Ни за что. Да и можно ли идти на поводу у такого взбалмошного желания. Он мечтал... быть актером? Хотел найти себя и свой собственный смысл жизни? Желал научиться улыбаться, не чувствуя, как боль потихоньку точит изнутри? – Слишком много для одного человека, – помолчав, произнес он. – Человеку нужно много стремлений, – спокойно проговорил Малик. Луи посмотрел в сторону дома. Из окон доносилась музыка. Слишком тихая, чтобы танцевать под неё, слишком громкая, чтобы мысли периодически не цеплялись за отдельные слова. Иногда Луи физически нуждался в том, чтобы уцепиться за что-то. Обычно это была рука Найла. И вот он сидит с его бойфрендом и растекается по стулу лишь о того, что Зейн на него смотрит. Не может уйти. Как же мерзко быть им. – Ты уже думал о том, с каким отрывком выступишь на фестивале? – спросил Луи, прочистив горло. Музыка в доме стала чуть громче, голос певца перемешался со звуками гитары. Луи почувствовал вибрации, проходящие через его тело. Он хотел иметь такой голос, чтобы петь и ощущать себя. Иногда, когда он стоял на сцене и выступал с отрывком, его не было. Был кто-то другой. Луи хотелось бы чувствовать себя так же и во время пения, ведь тогда он мог бы не смолкать. Однажды ему сказали, что его голос напоминает скрежет покрышек, и Луи больше не пытался петь. Даже когда Найл заверил его, что это неправда. Даже когда прошло больше, чем пять лет. – Я написал поэму, Ниддри разрешил выступить с ней, – сказал Малик, вытащив сигарету для себя, и перебросил пачку Томлинсону. – А ты? Луи медлил. Ему нравилось касаться вещей, что были в руках Зейна. Ещё одно действие, на которое он не имел права. Ему вспомнились глаза Найла, и Луи испытал новую волну отвращения к себе. Что за мерзкую змею Хоран пригрел на груди! – Не знаю, – тихо произнес Луи. Он вытащил сигарету и вставил себе за ухо, после чего вернул пачку обратно. – Я даже не подумал, что можно что-то написать... – А ты пишешь? – оживился Зейн. – Нет, – Луи подпер щеку кулаком, и его взгляд вновь приковали светляки. Они светились, потому что были теми, кто они есть, не прилагали усилий, не задумывались о природе своего света. Луи вытащил сигарету из-за уха — ему нужен был огонь, чтобы поджечь, но он не назвал бы скудное тление свечением. – То есть... я думал о том, чтобы выступить, но потом понял, что поэма, которую я написал, не для публики. – Здесь никакой публики, только я. Этого было более, чем достаточно, но и Луи выпил больше, чем следовало. Он два раза повторил про себя, что выпил больше, чем следовало, прежде чем действительно поверил в это. Ночь ничем не окончится, и если вся его жизнь состоит из ошибок, может, стоит позволить себе совершать их снова и снова? – Только не смейся, – он вытащил телефон. Несколько секунд его палец дрожал над экраном, прежде чем Луи снял блокировку. – И не осуждай, если сможешь. Зейн склонил голову в бок. Тени на его лице стали чуть резче. – Уверен, всё не так плохо. Всё было хуже, чем он мог себе представить, и Луи уже жалел, что решил прочитать свою поэму. Но как было бы глупо вдруг заявить: «Я не могу» и просто уйти. Вернуться в дом, где музыка сводит с ума, к назойливому Хью, к веселью, которому не лежит душа... Луи еле слышно прочистил горло, закрыл глаза, выдохнул. Отсчитал про себя до трех. Услышал свой голос — удивительно, но он что-то говорил. Говорил то, что он записал и прожил, то, чего стыдился и от чего не мог отказаться. Говорил: Этого человека зовут Луи. Лучше бы его так звали. Я смотрел на него всю свою жизнь — Меня от него порядком тошнит. Не порядком. Меня тошнит от беспорядка, Который он привносит в мою жизнь. Черт возьми, Луи, что ты делаешь? Кого ты привел в наш дом? Какого хрена, кто этот парень в нашей постели? Луи, перестань, это грязно, это гадко, ты не знаешь его имя, Луи, тебе это даже не нравится, Луи ты даже не пьян, Луи, Луи... Кто... кто позволил тебе смотреть на меня так, отойди от зеркала, прекрати плакать, Луи, я устал от тебя, устал. Луи. Достань то, что ты прячешь от всех под кроватью. Ты не умеешь этим пользоваться, Но Больше не будет проблем. Им придется убраться лишь раз, Они уже привыкли убирать за тобой дерьмо. Внутри тебя, Луи, лишь дерьмо. Луи, это ошибка: Ошибка быть нами, Ошибка быть мной. Зейн тяжело выдохнул, и вместе с его вздохом по телу Луи пробежала горячая волна стыда. Он открыл глаза, но на Зейна не посмотрел — не хотел видеть его лицо. Ненависть всколыхнулась, и в его глазах появилось мерзкое жжение. Отвратительный. Вот, какой он, и вот, каким его должны видеть. Но почему-то хотелось плакать. Слова поэмы колотили по вискам. Судорога по конечностям, сразу за ней — лихорадка. Отвратительный. Так шептало его отражение, приковывая к себе внимание. Так кричало его нутро, вырывая из горла хрипы. – Что ж, это что-то, – произнес Зейн медленно. – Ужасно, – сказал Луи. Он еле-еле совладал со своими связками, чтобы откликнуться, и ему вдруг захотелось увидеть лицо Малика — внимание в глазах по-прежнему мерещилось Томлинсону и светилось оттенком бронзы. – С этим нельзя выступать. – Нет, – Зейн опустил взгляд и покачал головой, будто прислушиваясь к своим мыслям. – Вообще-то я чуть не заплакал. Еле сдерживаюсь сейчас. Это... это больно, – произнес он, и в его голосе явно звучала горечь. – Не говорю, что это десятка, но девять... почему нет. Луи вытащил сигарету из-за уха и вставил в рот. По всей видимости, Зейн уловил боковым зрением какое-то движение, потому что он вновь протянул ему огонь. Сигареты не приносят спокойствие, но с ними приходит облегчение. Лишь пока они тлеют, конечно. – Ты преувеличиваешь, – произнес Луи, позволяя дыму осесть в легких. – Возможно, я даже приуменьшаю, чтобы не выглядеть неприличным, – проговорил Зейн задумчиво, и вдруг его взгляд загорелся. – Ты обязан поговорить с Ниддри. Выступи с этим на фестивале. Представить лицо Ниддри было проще простого. Луи никогда не говорил с ним напрямую, хотя иногда руководитель вызывал его к себе, давал указания, делал замечания. Иногда Луи даже казалось, будто Ниддри видит в нем потенциал. В такие моменты Луи почти был счастлив. Но продираться на сцену было тяжело, как бежать через заросли репейника. Луи боялся боли. – Выступить... – пробормотал он. – Не знаю, заметил ли ты, но стихотворение очень личное, и... – Никто не будет тебя осуждать, – горячо заявил Зейн. Его внимание выглядело блестящей наживкой, и Луи — глупая рыбка — не мог не глотать его. – В жизни у каждого человека бывают моменты, о которых вспоминаешь со стыдом и глубокой болью. Она и не дает тебе двигаться дальше. Выступление — отличная возможность отпустить ситуацию. Это представление. Он улыбнулся ему, и, боже, что это была за улыбка. В ней то ли был секрет, то ли вся простота мира, но Луи не мог оторвать взгляд. Когда он впервые увидел улыбку Зейна, внутри него что-то прозвучало. Сейчас Луи с уверенность мог сказать — это его сердце начало рваться по швам. Музыка усилилась — это отворилась дверь. Луи и Зейн машинально повернули головы и увидели Найла. Он вышел на террасу с банкой пива в руке. Волосы у него были влажные, рубашка расстегнута — когда он танцевал, в нем кипела буря. Луи всегда нравилось, каким красивым может быть Найл, когда он раскован. Хоран скользнул по ним взглядом и медленно подошел к плетеным креслам. Сердце Луи застучало в смутной тревоге. Интересно, как это выглядело? Наверное, неправильно, просто отвратительно. Настолько гадко, что Найл имел бы право разозлиться или оскорбиться. Луи даже не знал, что сказать в свое оправдание. – Знал, что увижу тебя здесь, хоть пиво возьми, – спокойно сказал Хоран, протягивая Луи банку пива, и его рука мягко опустилась на плечо друга. – Зейн, тебя нет слишком долго. Это уже заметно. – Иду, – сказал Зейн, кивнув головой, и бросил взгляд на Луи. – Ну, хорошо поговорили. Спасибо, что составил компанию. Луи махнул рукой, как если бы случилось что-то вполне обыденное. Просто разговор двух приятелей, которые вместе ходят на актерские курсы. Внутри было тепло, почти горячо, но когда Зейн обнял Найла за талию и прислонился губами к его уху, стало больно. За болью пришел холод, и Луи, поежившись, свернулся в клубочек в кресле. Малик и Хоран исчезли за дверью, вечеринка поглотила их, как прожорливый кит.