Первый раз

      Ярик приезжает к нему поздно вечером в пятницу, не предупредив, просто вырастает на пороге квартиры с чемоданом в руках и полной озадаченностью на лице. Паша с перепугу сначала не верит своим глазам, и вместо приветствия и приглашения войти, выдает совершенно неприличное:       — Ты че здесь делаешь?       Вместо ответа он слышит уставший вздох с каплей раздражения, на всякий случай делает шаг назад, пропуская гостя в квартиру.       Ярик заносит чемодан, закрывает за собой дверь, продолжая таинственно молчать, что заставляет Пашу нервничать. Яр молча растегивает молнию на куртке, стаскивает ботинки и садится на чемодан, чтобы перевести дух и залипнуть в одну точку.       — Мы опять расстались, — наконец нарушает он напряжённую тишину, повисшую в воздухе. — Я поживу у тебя несколько дней? — с этими словами Сафронов устремляет полный надежды взгляд на лучшего друга, и это уловка, ибо его ответ, в общем-то, ничего уже не определяет, все давно решено без его участия.       Паша не верит своим ушам.       — Что?! — ошарашенно восклицает он, уставившись на Ярика.       Тот морщится, раздражённо цокает языком, видно, что он не очень хочет обсуждать эту тему, но все же, нехотя принимается оправдываться:       — Ну, понимаешь, Акстарыч, она ещё до конца от меня не съехала, а я не могу с ней в одном помещ…       — То есть, как это опять расстались?! — перебивает его Паша, которому, похоже, совершенно неинтересно, почему Ярик сбежал именно к нему, его больше беспокоит вопрос иного характера.       — А, ну… Такие дела вот, — Яр чешет затылок и пожимает плечами, потому что ему, собственно, нечего сказать. — У нас что-то совсем плохие отношения в последнее время.       Все еще не отойдя от удивления, Паша машет на него рукой, и предлагает для начала снять хотя бы куртку и вымыть руки в ванной, а после уже выяснять, почему Ярик, скотина эдакая, не поставил лучшего друга в известность.

***

      Паше, на самом деле, все равно, надолго ли Ярик остановился у него. Он живет у него уже четыре дня, работает, играет на одной из пашиных гитар грустные песни, и никакого дискомфорта, честно говоря, не доставляет. Он даже вызвался готовить на двоих еду, а так как у него это получалось отлично, Паша даже успел набрать полтора килограмма, и впервые не жалел об этом ни на минуту.       На пятый день Ярик заваливается домой сильно выпивший примерно в половине второго ночи, аккурат через пол часа после того, как сам хозяин квартиры вернулся.       Паша как раз выходит из душа, вытирая влажные после мытья волосы махровым полотенцем, и сталкивается в прихожей с Яриком, безуспешно пытающимся заставить себя встать с низенькой скамеечки и доковылять до своего дивана.       — Ты чего здесь? — Паша останавливается рядом, нависнув над ним.       Ярик задирает голову, щурится в попытке сфокусировать взгляд на чужом лице, что непросто, ибо перед глазами все немножечко плавает.       — А чего я? — наконец выдавливает он из себя, бросив дурацкую затею с фокусировкой, потому что все равно ничего не получилось. Сафронов шумно вздыхает, выдерживает короткую паузу, после чего поучительным тоном произносит, — ты, Паш, запомни, что понижать градус ни в коем случае нельзя. А то будешь как я, пьяный и… — он запинается, ощутив подкатившую к горлу тошноту, секунды три ждёт, пока отпустит, затем продолжает, –…глупый.       Паша горестно вздыхает.       — Пойдем, я доведу тебя до дивана.       К счастью, Ярик очень сговорчивый, да и выпил он, как оказалось, не настолько много, чтобы его штормило, поэтому, до дивана они добираются без особых происшествий, и Яр падает на него, уткнувшись носом в подушку.       — Из-за Кати, да? — сухо спрашивает Паша, закрывая приоткрытое окно, из которого тянул сквозняк.       — Мм, — раздается в ответ, и Аксёнов вновь горестно вздыхает.       — Джинсы сними хотя бы. Пойду, посмотрю, есть ли у меня что-нибудь от похмелья тебе на утро, — и он уходит быстрым шагом на кухню, пока не последовало никаких возражений.       Он возвращается обратно минут через десять, чтобы сообщить, что нашел какие-то таблетки, и еще у него есть минеральная вода в холодильнике, и его взору представляется картина маслом. Ярик сидит на застеленном диване по-турецки, в одних трусах и футболке, подперев голову ладонью, и задумчиво рассматривает несуществующие узоры на стене. Потерянный вид друга немного забавляет Пашу, он проводит краткий инструктаж о том, что оставил таблетки на столешнице, что минералка не покидала холодильника, и что он отправляется спать, но Ярику внезапно приспичивает куда-то встать, и это очень плохая идея, ибо Паша тут же подхватывает его под руки и усаживает обратно.       — Ложись уже, — Аксёнов улыбается, укладывая Ярика в горизонтальное положение, — выспишься, и пойдешь, куда тебе там надо. Ну, давай… Вот и молодец.       — Паш, — глухо раздается в тишине. — Не уходи, а?       Паша улыбается, с теплотой глядя на лучшего друга, который сейчас так далёк от своего образа крутого гитариста с шикарным вокалом, такой домашний, неуклюже мнет подушку, пытаясь найти удобное положение.       — Я только свет выключу.       Он садится обратно спустя несколько секунд, и сразу же теряет равновесие, ибо Ярик каким-то совершенно невероятным образом умудряется сгрести друга в охапку и прижать к себе.       — Ты чего делаешь? — немного испуганно спрашивает Паша, ощутив, как горячее дыхание опаляет шею.       — Сплю, — отзывается Ярик, делая глубокий вдох и только крепче прижимая худое тело к себе. В его широких теплых объятиях Паша кажется еще меньше, чем обычно, таким хрупким и потерянным. Он замирает, вслушиваясь в чужое сердцебиение под боком, шумное дыхание потихоньку становится тише, выравнивается.       От Ярика веет теплом, уютом и еще не выветрившимся алкоголем.       — Ярик, — полушепотом зовёт Паша, боясь не то разбудить, не то не услышать ответ.       — Угу, — мычит в ответ Сафронов, и после нескольких секунд тишины добавляет таким же полушепотом, — я говорил, что люблю тебя?