Frankly

      Сатору после стольких длинных ночей сомневался в том, что Демиург мог уже чем-то удивить его. В конце концов, их встречи проходили не раз и не два, а общая сумма перевалила за двадцать уж точно — чёрт его знает сколько именно, Судзуки не считал, да и не намеревался. Дела шли своим ходом, никаких открытых конфликтов не было, впрочем, и не стоило беспокоиться о них, когда на страже Гробницы стояли бойцы высшего уровня. Что уж таить, сам Айнз чего стоил с массивными заклинаниями массового поражения. Его знания простирались гораздо дальше, нежели любого из «игрового» мира, но от этого сам факт присутствия в теле нежити яснее не становился, как и причины сбоя сервера. Это огорчало и заставляло Сатору чувствовать себя растерянным, хоть общее время «жизни» в этом мире было уже довольно долгим.       Гоун мало кому мог довериться — даже в насущных вопросах — поскольку считал необходимым поддерживать имидж Владыки и не горел желанием быть преданным (конечно, сам Оул скептически относился к возможности подчинения не то что Стражей, даже Плеяд, но случай с Шалтир посеял внутри него резонные опасения). Поэтому поделиться планами было боязно даже со Стражами (хотя, стоит сказать, что тут ему улыбалась удача. Все его планы резко оборачивались в положительную для Назарика сторону и скрепляли позиции Айнза на политической арене). Демиург прекрасно поработал в Святом Королевстве, да и вообще был незаменимым работником, и именно поэтому виделись они не то чтобы часто. «Но зато как», — думал Владыка, внутренне расплываясь в довольной сытой улыбке. Именно так — вот его отдушина, гавань, место, где можно было просто-напросто отрубить мозги и не думать.       Момонга пытался найти утешение в других руках: выходя под личиной авантюриста, он спал как с женщинами, так и с мужчинами. С женщинами всё было просто и понятно, но, к сожалению, уже не так возбуждающе, как ранее казалось Сатору. Большая грудь, широкие бёдра, тонкие руки, царапающие спину — это, конечно, хорошо, но даже вполовину не так, как было с демоном. Несколько заходов лишь с мыслью о том, чтобы поскорее закончить и испариться, совершенно отбили желание спать с представительницами прекрасного пола. Судзуки до этого не особо осознавал себя геем, точнее даже будет сказать, что в силу нулевого опыта не мог сказать о своей ориентации, но теперь был уверен, что конкретно попал.       С мужчинами было посложнее. Он пытался быть активом, однако всё обычно заканчивалось растяжкой, потому что член Момонги банально не вставал, но оральные ласки всё также приносили удовольствие. Стоит сказать, что кончал он всё же с закрытыми глазами и лицом Архидемона из самых жарких сцен. После этого Гоун обнаружил, что в кровати, когда он отыгрывал пассива, все мужчины ему были не милы — то излишне мускулистые, то член не такой, то стоны не нравились. Владыка придумывал себе оправдания до того самого момента, когда наконец-то понял, что хорошо ему исключительно со Стражем. Да, у него вставал только на чёртового Демиурга с его тёмной кожей, коварной ухмылкой и блистательными глазами.       Демон много чего творил с ним: и разные позы, и места, и «ролевые игры», хотя и было это всего пару раз. Отличался и секс: Страж мог быть как и невыносимо ласковым и аккуратным, растягивая прелюдию чуть ли не на час, так и грубым и резким, когда насаживал настоящее тело Судзуки на член. Особенно любил смотреть прямо в глаза Сатору, не отрываясь, наблюдая за тем, как непроизвольно искажается выражение лица Владыки. Гоун же в отместку кусал уши демона, иногда с силой оттягивая пирсинг до сладкого болезненного стона Архидемона. Ох, он просто не мог устоять, притягивая Стража всё ближе для того, чтобы осыпать лицо, шею и удлинённые ушки Демиурга поцелуями-укусами. С каким-то садистским удовольствием Владыка открыл в себе необыкновенную страсть к укусам и засосам.       Кажется, Демиургу всё нравилось, потому что он потом показательно, под осуждающими взглядами Альбедо и Шалтир, расслаблял галстук, демонстрируя блёклые, но всё равно хорошо видимые на тёмной коже отметины.       Демон любил показательно вставать на колени перед Владыкой, склонять голову вниз, не позволяя себе даже взгляда на Айнза. Судзуки смущала эта игра: казалось, что между ними что-то запретное, но чрезвычайно сладкое и прекрасное, желанное и страстное. Кто бы мог подумать, что Архидемон, при всех покорно склоняющий колени перед своим Повелителем, мог точно также, совершенно добровольно, поставить на колени своего же Владыку. Во взгляде Гоуна всегда прослеживался некий прищур, напряжение, исходящее от мощи, наполняющей кости. Вся его фигура, восседающая на троне, в тёмной прекрасной мантии, вызывала трепет в душе Стража. Айнзу Оул Гоуну хотелось поклоняться, как божеству, заботиться, как о сокровище, спрятать в личный алтарь и возносить молитвы ауре Повелителя. Оттого так сладки для Демиурга были ночи полного доверия и откровения, позволяющие стереть рамки между их ролями.       Архидемон всегда входил в тронный зал уверенным шагом, наслаждаясь глухим стуком каблуков, отражающимся от высоких стен. Он никогда не отрывал взгляда от Момонги, стоически выдерживая молчаливое испытание до тех самых пор, пока не останавливался прямо на небольших ступенях, с улыбкой опускаясь в ноги собственному Божеству.       Судзуки уже давно знал о всех новостях, которые ему приносил Страж — в конце концов, отчёт, подробный и дотошный, демон присылал каждый день, но для них эта встреча в пустынном зале стала данностью, обязательной прелюдией к чему-то большему. В эти минуты Сатору размышлял о своей жизни, об отношениях, о тяге, той самой силе, тянущей к демону и заставляющей его чувствовать себя живым. Демиург лишь смаковал мысли, ощущения, понятие того, какое удивительное существо доверилось ему, показало часть себя, того, какая это честь, и о собственной жадности до одного-единственного существа.

***

      Айнз плавно протягивает костяную руку, и демон знает, что от него требуется: он приподнимается, берёт кисть в ладонь, прикасается губами к каждой костяшке, не поднимая глаз под непрестанным взглядом Владыки. Обычно на этом прелюдия заканчивается, и они плавно перемещаются в более уединенную обстановку, но Страж, по-видимому, хочет продолжить начатое: он осторожно перехватывает кисть, задирает рукав, прислоняясь щекой к костям фаланг. Смотрит хитрым, развратным, необычайно сытым взглядом на Гоуна, начиная игру. Сатору принимает её: гладит лицо Архидемона, чешет за ухом, наблюдая, как подчинённый прикрывает глаза, отдаваясь нежному удовольствию. Уши опускаются, и хвост нетерпеливо и довольно скользит по красному полотну около трона, шурша и сбивая ткань. Айнзу плевать.       Демиург льнёт ближе, двигается прямо на коленях, практически укладывается грудью на колени Владыки, сильнее прижимает кисть Момонги ладонью к лицу, кладёт другую руку на бедро, источая невероятное удовольствие и развращённость. Кажется, ему этого мало, поэтому Страж, скользнув взглядом по фигуре Повелителя, приподнимается, ставя колено между бёдер Сатору. Холодные огни внутри глазниц внимательно наблюдают за каждым движением демона. Архидемон будто бы что-то ищёт в них, после чего переносит весь вес на колено, наклоняется и, отпустив бедро, кладёт ладонь на острую скулу. Шипастый хвост предельно осторожно трётся о ногу Айнза, задирая ткань. Огненный взор ни на секунду не отрывает внимания от лица того, кто замышляет что-то очень интересное.       Страж наклоняется к черепу, окидывает томным взглядом и, плавно отпустив кисть Момонги, заключает «лицо» нежити в приятные тиски, нежно целуя зубы скелета. Руки Гоуна дрожат от чувственности этого момента. Огни в глазницах тускнеют, пока демон целует всё его «лицо», оставляя невесомые влажные следы тонких губ. Судзуки млеет и находит место рукам на талии Стража, притягивая ближе к себе.       Демиург довольно мурчит, совсем как кот, и придвигает колено ближе к паху Владыки. Пускай Сатору и не чувствует ничего в облике нежити, но сама атмосфера, этот накал чувств, когда в любой момент их могут увидеть…       — Владыка, прошу, — шепчет Демиург в приоткрытую челюсть. Айнз понимает всё без лишних слов: с мягким свечением облик меняется, и мантия, слишком свободная для настоящего тела, висит теперь на нём мешком. Демон довольно улыбается и облизывается.       Помогая себе железным хвостом, он юрко просовывает руку под ткань, обхватывая пальцами почти вставший член. Чувственный вздох Сатору утопает в жарком поцелуе. Он сильнее сжимает ткань оранжевого пиджака, с силой притягивая к себе. Архидемон сгибается, чтобы прислониться грудью к телу своего Божества. Сердце у Стража бьётся сильно и пылко, так, словно бы это вновь их первый раз. И чувства, порождённые томными карими глазами и отзывчивым телом в руках… Они непередаваемы.       Архидемону хочется прокричать на весь мир о любви, жаре, о почтении к своему Владыке, о том, как Айнз прекрасен в его руках, и что только он один может видеть Великого в таком состоянии: чувственного, невероятно открытого, настолько, что кажется, будто бы демон прикасается к самой душе Гоуна. И душа эта трепещет в длинных пальцах, искрится и льнёт ближе, и Архидемон готов отдать всю свою жизнь, всё, что у него хоть когда-либо было или будет, за ещё одно мгновенье наедине.       Демиург просовывает вторую руку через рукав мантии, проводит пальцами по спине и удобно укладывает ладонь в основании шеи. Он не сможет задушить так, только причинит боль, но этого в планах Стража нет — лишь углубить поцелуй, вынудить Судзуки положить руки себе на плечи. Демон мастурбирует Гоуну, одновременно с этим вылизывая его рот, и полностью доволен всем. Хотя нет, можно сделать и кое-что другое.       Страж отрывается от вполне приятного дела и под разочарованный вздох резко переворачивает Повелителя так, что теперь именно демон сидит на троне, а Момонга стоит на коленях на сиденье. Демон отращивает один ноготь и безжалостно рвёт мантию спереди под внимательным взглядом Повелителя.       — Решил поиграть на троне? — глубоким голосом спрашивает Сатору. «Это определённо что-то новое и интересное~», — думает он.        — А Вы против, Владыка? — в тон отвечает искуситель. Судзуки улыбается и, запустив пальцы в тёмные волосы демона, резко притягивает его лицо к паху.        — Только если я не буду удовлетворён.       По натуре своей инкуб, Демиург очень легко и просто вобрал в рот уже полностью вставший член. После стольких «встреч» было бы странно, если бы он не привык к телу Владыки и не мог удовлетворить его в полной мере. Поэтому, плотно сомкнув губы, он сначала посасывал член, а потом, потирая ствол шершавым языком, совершил парочку глотательных движений. Сатору сладко застонал, сжимая волосы сильнее. Непроизвольно он стал раскачиваться, стараясь принести себе больше удовольствия.       Демон также не терял времени и, материализовав в руке смазку, обильно смочил в ней пальцы, поднося к анальному отверстию. Почувствовав в себе пальцы, Сатору резко выдохнул, кусая губы. Он пошатнулся на коленях, но Демиург придержал его хвостом: его холод чувствовался даже сквозь мантию, отчего Судзуки отдёрнулся, резко вгоняя член в горло Стража. Но Архидемон не остановился и, параллельно отсасывая и разрабатывая проход двумя пальцами, начал наглаживать спину Владыки через ткань шипастой частью, отчего он шипел и выгибался, сильнее насаживаясь на пальцы. Боясь потерять равновесие, Момонга упёрся рукой в спинку трона, сгибаясь над демоном. Страж внутренне усмехнулся и едва прикусил плоть — Сатору вздрогнул всем телом и вскрикнул, отшатываясь, тут же прислоняясь к шипам на хвосте. В бессилии он застонал.       — Д-демиург, ты!..       — Владыка, — ответил демон, оторвавшись от паха. — Вам нужно быть потише, иначе нас могут услышать, — соблазнительно протянул Архидемон. Сатору прикусил язык, цокнув.       — Несносный Страж! — недовольно проговорил он, не в силах на что-то большее — пальцы сзади всё ещё растягивали его. — Так, — Айнз грубо схватил демона за галстук, потянув на себя, заставляя Стража приподняться. Сатору заглянул в удивлённые бриллиантовые глаза и томно промурлыкал: — заткни меня.       Демиург секунду молчал. А потом прищурил глаза, резким движением руки сбрасывая очки на пол с оглушительным звуком. Заострённые зубы обнажились в адском оскале.       — Как прикажете, Вла-ды-ка.       Архидемон с силой прижимает тело Судзуки к себе, сталкивая их в поцелуе. Сатору отпускает галстук, и Демиург перехватывает ткань, срывая её со своей шеи. Всего лишь несколько движений — и удавка затягивается на шее Повелителя. Страж тянет за ткань назад, отчего Момонга едва не падает, успевая схватиться за спинку трона. Галстук затягивается, перекрывая кислород. Демон мгновенно оплетает ледяным хвостом талию Айнза, выдавливая писк. Не желая терять хоть какую-то опору, Гоун отказывается отпустить трон и упирается рукой в железные чешуйки. Страж напротив ухмыляется, ослепляя своим взглядом, сильнее насаживая Повелителя уже на три пальца.       — Так же лучше, да, Владыка? — тянет демон, потираясь щекой о член. — Вам нравится, когда я беру контроль, когда зажимаю так, что Вы не можете и шелохнуться, — утверждает он, лизнув ствол. — Вы ужасно развратны, хоть и выглядите для всех недосягаемым и ледяным, жестоким и властным. Но на самом деле, — Демиург дует на головку и сильнее оттягивает ткань назад. Глаза Сатору мутнеют от слов и действий Стража. — Вы любите, когда Вас контролируют. Так сладко, так жестоко, так чувственно, — стонет Архидемон.       — Деми-ург!.. — хрипит Судзуки, дрожа всем телом.       — Ох, не стоит врать самому себе, Владыка, моё личное Божество, — демон вновь начинает водить по плоти рукой. Поднимая голову, заглядывая прямо в глаза. — Вам же так нравилось ощущать в себе мой член, Вы стонали и просили большего, насаживаясь на мои пальцы. Вам по нраву, когда я сжимаю Ваши соски до боли, выкручиваю их и кусаю, — Демиург ведёт языком по низу живота, прямо под местом, где сжались тиски хвоста. — Вы были так беззащитны передо мной, бились от каждого электрического импульса, стонали в мои губы, — вновь томно шепчет Страж. — Вам это не нравилось, Вла-ды-ка?       Сатору стонет, но ни звука не выходит из его горла. Всё тело горит от воспоминаний, от переживаемых в сознании сцен, щёки, как и уши, раскраснелись, и голова кружится. И совсем не важно, из-за чего именно — от недостатка кислорода в этом теле или от слов и ощущений. Он болезненно возбуждён, пальцы внутри него надавливают на простату, стимулируя. Сатору готов кончить уже от этого.       — Нет-нет, — предостерегает демон, сжимая член у основания. Судзуки дрожит, разочарование отражается на лице. Взглядом он готов убить. — Ещё рано. Хотя…       Демон едва разжимает хватку на талии, давая свободнее вдохнуть. Момонга жадно ловит вдох. Слёзы собираются в карих глазах, и это невероятно возбуждает самого искусителя.       — Может быть, мне Вас наказать? — предлагает Архидемон, прикусывая сосок.       Момонга практически подскакивает, не ожидая этого. В сознании бьётся «Наказать, наказать, наказать». Одна мысль о том, что может таиться за словом, заставляет трепетать. И когда это у него появились такие ужасно развратные мысли и замашки? Хотя чёрт с ними, в данный момент у него был под рукой сам Архидемон с безграничной фантазией — было от кого набраться.       — Как насчёт порки? — Демиург призывно сжимает ягодицы в ладонях. — Или, может быть, не давать Вам кончить? — он легко чмокает красную головку. — Облить Вас воском? — проводя заострённым ногтём по груди, оставляя алеть тонкую полоску. — Я могу зажать Ваши соски прищепками и повесить на них утяжелители, — вновь поочерёдно прикусывая соски. — Могу даже вставить в Вас вибратор и уйти, оставив в полном одиночестве, без возможности двигаться, — делая несколько особо глубоких толчков пальцами, прямо в простату. Судзуки вскидывается, хватается за шею демона, царапает кожу.       Архидемон заставляет Сатору опуститься ниже, приподнимается, чтобы быть немного выше и видеть его лицо. Рука, оттягивающая галстук, сильнее тянет назад. Судзуки открывает рот в немом стоне-крике, слюни текут изо рта также, как и слёзы увлажняют щёки.        — Или для Вас это… — Демиург ведёт языком по подбородку, собирая влагу, проводит по нижней губе, перебираясь на щёку. Трётся своей кожей о чужую, слыша краткое прерывистое дыхание, шепчет на ухо, проталкивая четвёртый палец:       — Слишком откровенно?       Судзуки хватается за плечи Архидемона, зажмуривает глаза, сотрясаясь. Белесая жидкость выплёскивается на костюм демону, и он падает в его руки, утыкаясь в грудь. Демиург чувствует дрожь, бьющую всё тело Владыки, гладит по спине, кладя подбородок на плечо.       Довольно прищуривает глаза, видя застывшую в дверях Шалтир: бледную, как сама Смерть, с тупым рыбьим взором и кровью, льющийся из аккуратного вздёрнутого носика. Демиург подносит палец к губам, изгибающимся в довольной ухмылке.       — Т-шш.