Christmas in Hollywood

«Это Рождество в Голливуде, и Санта снова в нашей округе. Так что давай встретимся под омелой и...» – Арон, займись уже делом! – довольно убедительно попросил появившийся в дверном проëме Дилан, пока из покинутой им кухни раздавались отчаянные вопли, перемешанные с трëхэтажными нецензурными конструкциями. «Как ты вообще умудрился перевернуть диван, Чарли, мать твою?» – донëсся весьма удивлëнный и риторический крик Джея, который позже сменился устрашающим грохотом и неразборчивой руганью Террелла: в тот день, парни весь вечер безуспешно пытались повесить рождественскую гирлянду, непонятно откуда принесëнную Джонни, но все их тщетные старания заканчивались лишь неминуемым разрушением, которое, впрочем, было неизбежным. Поэтому, в глубине души, наверное, никто не удивился и даже не расстроился, что зацепившись за провод, Чарли в очередной раз испортил всë начатое. И почему-то, данный феномен человеческого разума заставил Арона улыбнуться. Он отложил свои наброски, написанные в полубредовом состоянии, и отвлечëнно взглянул в окно, пока Дилан, прислонившийся к дверному косяку, напряжëнно прислушивался к тревожной тишине, внезапно воцарившейся в соседней комнате. В Лос-Анджелесе как всегда не было снега, но во всей Калифорнии, незнакомой с вечно умирающими ослепительно-белыми хлопьями, погода никогда не была тем самым Гринчем, испортившим Рождество: наступившее двадцать четвëртое декабря целиком и полностью оправдывало свой празднично-красный цвет в календаре, а настроение у всех было соответствующее. Каждая многоэтажка искрилась ярким и излишне пëстрым сиянием светодиодов, город буквально вспыхнул иллюминацией, и витрины магазинов, забитых выбирающими подарки покупателями, были украшены привычными с детства декорациями. Как будто последний вестник апокалипсиса, на телевидении появилась предновогодняя реклама, а радиоэфиры вновь наполнились всеми любимыми Jingle Bells, даже несмотря на то, что к концу подходил две тысячи шестой год, но уж точно не восемьдесят четвëртый. Хотя, некоторые простые вещи и традиции, особенно если они настолько хороши, всегда должны оставаться неизменными, из года в год, как и такой праздник, как Рождество. И пусть у Арона никогда не было камина, чтобы повесить на него чулок для Санты и его подарков, суть данного дня никоим образом не менялась: конец декабря всегда проходил в подготовительной суете и, как это было ни удивительно, в практически болезненной трезвости, по крайней мере для снимающих одну квартиру шестерых парней. «Надо подобрать рифму», – вспоминая придуманные строчки, рассеянно и обрывочно сказал про себя Эрликман, вслед за Диланом покинув тесную смежную гостиную и оказавшись в не слишком превосходящей еë по размерам кухне, почти полностью заполненной толкающимися людьми, физически непомещавшимися на такой площади. Однако, несмотря на грëбанные квадратные метры, каждый был занят своим делом и уже не замечал неудобства: Джонни любовно расставлял на маленьком столе подготовленное к празднованию спиртное, Мэтт, шумно вздыхая, возился у ëлки, а Джей, вместе с Чарли всë так же разбирался с гирляндой, мигающий свет которой был настолько ярким, что мог вызвать ожог сетчатки. И почему-то, это мгновение отчаянно хотелось запомнить: то ли потому, что любое Рождество всегда сопровождалось ощущением чуда, то ли от того, что вышеупомянутым волшебством было ничто иное, как обманчивое ощущение, что всë хорошо и будет казаться таким даже в далëком и откровенно переоценëнном будущем. Ведь сейчас все они были вместе, все верили, что в следующем году всë обязательно изменится, и эта вера объединяла не хуже бутылки неплохого ямайского рома или уже стоявшего на столе виски, практически также опьяняя и вводя в заблуждение, доставляющее непомерное и отчего-то порочное удовольствие, но только во время протекающего процесса, а не разочаровывающего результата. И из-за всего этого момент действительно был прекрасным, хотя на первый взгляд абсолютно не казался таким: потрëпанная жизнью ëлка, украшенная убогими игрушками и осыпающимися иголками, безвкусная линялая мишура, никак не хотевшая висеть раздражающая гирлянда и, в довершение этого, просто «превосходный» праздничный стол. – Надеюсь, ты хотя бы не забыл взять закуски? – скептически спросил Арон, посмотрев на воодушевлённого Джонни, с улыбкой достающего из кухонного шкафа штопор, и получил в ответ лишь сумбурный и в высшей степени неразборчивый ответ, смысл которого сводился к привычному всем «скорее нет, чем да», и Джорел мрачновато, хоть и не без юмора рассмеялся. – Я сказал что-то смешное? – сев за стол, поинтересовался Эрликман и заметил, что Джею наконец-то удалось закрепить провода, и в маленьких, продолговатых по форме лампочках загорелось разноцветное свечение, которое отразилось на восторженных лицах. – Нет, я просто представил Дилана в роли Санта Клауса. – признался Деккер, и Мэтт, копавшийся в пыльной коробке от когда-то купленной люстры, где сейчас лежали ëлочные игрушки, едва не выронил стеклянный шар, пока Чарли зашëлся слегка истеричным смехом. Ответ и вправду был непредсказуемым и, по меньшей мере, странным. – Merry Christmas! – подражая Крису Кинглу, сказал Альварес и тоже рассмеялся, удивлëнно отметив, что у него получилось не так уж и плохо. «О, мой бог, не святой ли это Ник?» – шутливо воскликнул повеселевший Арон, и новоиспечëнный отец Рождества добавил: «А сейчас, Санта привëз всем вам подарки, и даже тебе, Мэтт. Ты же хорошо вëл себя в этом году?» Под звенящий смех остальных, Сент-Клер обиженно водрузил на ëлку звезду, незамедлительно послав Дилана далеко и надолго, но тот лишь продолжил заливисто смеяться, попросив его следить за языком и тщательнее подбирать необходимые выражения, если таковые вообще имеются. – Плохие парни однозначно заслуживают подарки, но не надо испытывать терпение Санты, парень. – посоветовал Чарли, подыгрывая другу, и они оба в который раз согнулись от хохота, пока несчастный Мэтт убирал ящик с новогодними игрушками в кухонный шкаф, а Джонни куда-то ушëл, оставив свои любимые бутылки Джека в одиночестве, Джея в недоумении, и Арона в его привычной меланхоличной печали, которую мог снять только алкоголь и бурная ночь в хорошей компании. – А то знаешь, кудряшка, он может влезть через трубу не с праздничным мешком, а целлофановым пакетом и проволокой. Хочешь испытать на себе кислородное голодание мозга? – Чел, у Мэтта его нет, как у тебя чувства юмора. – саркастически ответил Дилан, и Арон расплылся в хитрой улыбке, ожидая по меньшей мере драки, но все его предположения были неверными: в дверях появился вернувшийся Рейган, и всë внимание не могло не переключиться с Альвареса на него. Джонни откуда-то притащил немного помятый и явно самодельный рождественский венок, изготовленный из искусственных хвойных веток, лент и шишек, скорее всего взятый у соседей, и на каждом лице застыло немое восхищение: наверное, никто из сидящих в комнате не помнил, когда последний раз видел что-либо подобное. – Офигеть. – по прошествии нескольких секунд, выдавил из себя Чарли, не веря собственным глазам, а Рейган упорно повесил свою находку на стену. – Осталась только омела, и тогда я поверю, что настал конец света. – Джей улыбнулся, видимо приняв эти слова на свой счëт, и тоже выбежал из кухни, пока Арон с удовольствием вспомнил о написанных им в гостиной строчках. Тем временем, все удобно устроились за столом, с нетерпением ожидая полуночи, и рассматривая расставленные на покрытой пятнами скатерти бутылки. Всë это уже успело превратиться в традицию, и как любой обычай, она вызывала необъяснимые, непередаваемые и слишком сложные для описания эмоции, которые неизменной теплотой разливались где-то внутри, и которым не было названия во всех языках мира. Наверное, это даже можно было назвать в какой-то мере счастьем, или оно и в действительности являлось им – узнать точный ответ на данный вопрос невозможно: можно только почувствовать, узнать и постичь суть, чтобы потом однажды вспомнить, что всë произошедшее не было сном. Или было. – Как заказывали. – притащив с собой всеми любимую «ветку поцелуев», которая по совместительству была символом жизни и защитным талисманом, сказал вернувшийся Джей, покрасневший от мороза. Вместе с ним, помимо любимого лекарства древних римлян от эпилепсии, в квартиру ворвался свежий и пьянящий, ледяной воздух, пропитанный ощущением ожидания чуда, нового периода в жизни, да и в принципе, чего угодно. И хоть в этом запахе не было определëнности, придумать более волшебный и бодрящий аромат, лучше него, было затруднительно, даже с высоты прожитых лет. – А вы знали, что человека, случайно оказавшегося под висящей веткой омелы, можно поцеловать любому? – будто ребëнок, поделился общеизвестным и всë же актуальным в той ситуации фактом Арон, когда Джей безуспешно пытался устроить свою находку над входной дверью, а остальные с улыбкой наблюдали за этим. – И теперь, нам осталось только затащить туда Мэтта. – язвительно, и всë же довольно серьëзно для своего обычного поведения, предложил Дилан, вызвав у Чарли шквал глупых шуток об ориентации последнего, которые были... отнюдь не беспочвенными. – А может, в качестве ритуального ягнëнка выберем тебя? – потянувшись за штопором и бутылкой виски, обратился к Терреллу Джонни и подмигнул ему, разливая этот ценный эликсир жизни по праздничным бокалам из старого пыльного сервиза, которые приятно звенели, издавая чистый хрустальный звук. – Или Арона? Воцарилась неуютная для Эрликмана тишина, разбавленная лишь смехом остальных присутствующих, и под образовавшийся шум, Джей, изящным движением взяв со стола свой фужер, затолкал того под омелу. – И что же ты собираешься делать? – непонимающе и по-детски спросил он, на что Джорел так ничего и не ответил, лишь сев около раскрасневшегося и уже порядком нетрезвого Чарли, к которому беззастенчиво приставал весëлый и также пьяный Джонни. Джей, в свою очередь, с нечитаемой улыбкой на лице, снова налил себе добавки Джека, казалось бы, не придавая никакого значения своим недавним действиям, благодаря которым поверг Эрликмана в шок, и вместо нормального подарка вручил ему ложные надежды. – Я вообще-то пошутил, педик. – подняв бокал в подобии тоста, сообщил он, и под одобрительные возгласы, добавил. – Хочешь продолжения, обращайся к Мэтту. Хотя, судя по всему, ты уже опоздал. – недвусмысленно намекая на Дилана, отшутился Джей, когда подсевший к нему Арон несильно пихнул его локтем. – Время загадывать желание, ребят. – посмотрев на часы, напомнил Джонни, и все собравшиеся за столом, до краëв наполнили свои успевшие опустеть бокалы. – С Рождеством? – вместо утвердительной констатации факта, неуверенно спросил он, и каждый кивнул. – С Рождеством. – одновременно сказали все шестеро, и этот краткий, но многозначительный тост завершился праздничным звоном целующихся фужеров, слившихся воедино в привычном застольном ритуале, который, однако, когда Арон чокнулся с Джеем, снова сменился уже ставшим родным суетливым шумом: Джонни лез к Чарли, безуспешно пытавшемуся шутить, Дилан как всегда подкалывал протестующего против всех обвинений Мэтта, и каждый вносил свою скромную лепту в виде криков, грохота и прочих звуковых эффектов, наполняющих неуместную тишину. И сейчас, сидя в одиночестве и безмолвности на том же диване, но абсолютно пустом, Эрликман понимал, насколько это было важным, необходимым и одновременно незначительным для него в тот момент. И почему же за тем скромным столом действительно исполнялись мечты, несмотря на то, что Рейган забыл о закусках, а маленькая кухня, воздух которой был наполнен волшебством, была тесной и душной. «Это Ханука в Инглвуде, и дрейдлы крутятся по всей округе. Так давай встретимся у меноры и напьëмся». Действительно. Арон тяжело вздохнул, посмотрев на найденные им кривые записи и наброски, сделанные уже целую вечность назад, и так ярко ожившие воспоминания вызвали у него горькую улыбку, через несколько секунд растворившуюся в горьком облаке табачного дыма. Рождество шестого года. Лучшее и, наверное, единственное запоминающееся Рождество в его жизни, последний праздник на этой старой квартире в полном составе. Единственное чудо, сейчас причинявшее боль осознанием того, как же может измениться жизнь, и какие люди, чувства и даже вечные на первый взгляд ценности могут из неë уйти. Навсегда и безвозвратно. Арон безразличным взглядом осмотрел тщательно упакованные коробки с вещами, стоявшие там, где когда-то встречались новые надежды, абсолютно не являвшиеся таковыми. Где Чарли когда-то пытался острить, Дилан издевался над Мэттом, а Джонни вместе с Джеем безуспешно старались поддерживать очаг адекватности. Где было пройдено так много, и так ничтожно мало одновременно. Ведь с того самого двадцать четвëртого декабря, слишком огромное количество вещей успело бесповоротно и окончательно измениться: уже через несколько месяцев парни жили отдельно друг от друга, а следующее Рождество отмечалось на студии, когда группа заканчивала работу над песней, впоследствии названной «Christmas in Hollywood», а на самом деле родившейся ещë в прошлый праздник святого Ника-самозванца. – Встреча под омелой ещë в силе? – пошутил тогда Джорел, и Арон до сих пор помнил этот брошенный между прочим и мгновенно забытый вопрос, который теперь отчаянно хотелось повторить. Но, увы, к счастью или сожалению, теперь это уже не имело смысла: квартира была пуста и ждала новых арендаторов, Эрликман всячески проклинал своë прошлое, а Дилан перестал шутить над Мэттом. Поэтому, Арон просто закрыл за собой дверь, покидая наполненное призраками прошлого место, без которого его жизнь никогда не была бы прежней. И выйдя на улицу, рассматривая пестревшие вокруг гирлянды, он вспоминал краткую историю о том, как на одно Рождество, у плохих парней было слишком много желаний. – Зато, у тебя теперь есть человек, с которым ты можешь не шутить о встречах под омелой. Мечты исполняются. – всë с той же одинокой горечью прошептал так и не сумевший излечиться от меланхолии Арон, увидев покупающего подарки Джея в компании Дэнни. – Жаль, что только не у меня. И всë же, с Рождеством тебя, Дог. С пропитанным светлой печалью и воспоминаниями, чудесным Рождеством в Голливуде, так и не попавшим ни на один альбом, но навсегда оставшимся в сердце каждого. С Рождеством.